Карло Гоцци. Ворон

(Отрывок)

Предисловие автора
Сценический успех сказки о трех Апельсинах вызвал в Венеции разноречивые толки.
Журналисты, которые всегда сообразуются, если только обладают здравым рассудком, с теми сборами, которые делает пьеса, поместили в своих листках похвальные отзывы об этой сказке, Помимо задуманной мною пародии они раскрыли в ней глубокий аллегорический смысл и много такого, что мне никогда и не приходило в голову.
Оба поэта и их приверженцы говорили о ней немало дурного - более чем достаточно, чтобы обидеть тех, кто ее хвалил. Эта мысль меня не только не огорчала, но даже заставляла смеяться. Я видел, как мои чуткие к литературе враги сами уравнивали мне намеченный путь, думая создать на нем непреодолимые препятствия. Великая толпа недоброжелателей "Апельсинов" утверждала, что успех этой сказки был вызван исключительно ее тривиальным народным комизмом, искусством разыгрывавших ее четырех забавнейших масок и ее чудесными превращениями. Чрезвычайно разгоряченный синьор Гольдони поместил в обычное прощание, с которым обращается к городу всякая комическая труппа в последний день карнавала, злые и насмешливые слова по адресу этой сказки, вложив их в уста актрисы Брешани, примадонны и представительницы труппы театра Сан-Сальваторе, которую он поддерживал своими произведениями. Нисколько не обидевшись, я высказал утверждение, что глупый, неправдоподобный, ребяческий сюжет, разработанный с искусством, изяществом и должной обстановочностью, может захватить души зрителей, заставить их внимательно слушать и даже способен растрогать до слез.
Чтобы доказать это свое утверждение, я сочинил "Ворона".
Это обыкновенная детская сказка, и я взял ее сюжет из одной неаполитанской книжки под заглавием: "Lo cunto delli cunti".
Я не мог найти более подходящего источника для приведения в исполнение моей угрозы. Но тот, кто прочитает сказку о "Вороне" в той книге и захочет сравнить ее с моей пьесой, затеет дело совершенно невыполнимое. Я считаю необходимым сделать это предупреждение моему читателю не только относительно "Ворона", но и относительно всех прочих сказок, порожденных впоследствии моим капризом, в которых я хотел сохранить одно лишь заглавие и некоторые наиболее известные факты.
Не устранив обычных масок из этой сказки, избранной мною в качестве театрального материала, но выпуская их с должной экономией, в чем можно будет убедиться из дальнейшего, я сочинил полушутливое, полусерьезное представление на этот неправдоподобнейший, ребяческий сюжет. Пьеса была впервые поставлена труппой Сакки в Королевском театре в Милане. Любезная миланская публика, вопреки своему обычаю, потребовала ее повторения несколько раз подряд.
Та же труппа поставила ее 24 октября 1761 года в театре Сан-Самуэле в Венеции, причем пьеса вызвала большой шум.
Зрители с величайшей легкостью переходили от смеха к слезам, вполне отвечая поставленной мною цели и подтверждая искусство того, что мне удалось достигнуть.
Чтобы заставить плакать среди явных нелепостей, необходимы ситуации с сильнейшей игрой страстей, но если данная ситуация зиждется на неправдоподобном и самом по себе нелепом сюжете вроде "Ворона", без риторических красок обстановочности и искусственного описательного красноречия, которые обманывают подражанием природе и истине, - пусть попробуют исторгнуть слезы господа газетчики, литературные почтмейстеры и жестокие романисты, развлекающиеся тем, что без всякого повода изрекают приговоры, не имея даже слуг, чтобы привести эти приговоры в исполнение. Великие бессмертные таланты Боярдо, Ариосто и Тассо, умевшие с такой силой влиять на людские сердца, придавая риторическую окраску истины чудесным и неправдоподобным происшествиям, побудили меня пойти на это испытание.
На характере Норандо, волшебника этой сказки, читатель может убедиться, насколько я старался возвысить и облагородить образы своих чародеев, делая их отличными от глупых магов традиционной импровизированной комедии.
Сказка "Ворон" была повторена шестнадцать раз за время с осени до карнавала, при сильно мешавших делу проливных дождях и переполненном театре. Она ставилась также самовольно некоторыми другими актерскими труппами всегда с хорошим успехом и успешно повторяется ежегодно труппой Сакки.
Читатель увидит, что она написана частью стихами, частью прозой и что она заключает в себе некоторые сценки, в которых лишь намечено их содержание и общий смысл.
Всякий, кто захотел бы помочь труппе Сакки и поддержать маски и импровизированную комедию, должен был поступить точно так же, рискуя иначе впасть в ошибку. Синьор Кьяри хотел заставить маски разговаривать стихами; он вложил им в уста страшнейший вздор и, обрекая их на осмеяние, сделал сам себя посмешищем. Седьмая сцена третьего действия "Ворона" и представляет пародию на это.
Никто не сумеет написать роль Труффальдино хотя бы в прозе, не говоря уже о стихах, а Сакки - один из тех превосходных Труффальдино, которые, выполняя намеченное поэтом в импровизационной сцене содержание, превзойдут любого автора, который думал бы такую сцену сочинить.
Тем не менее все сцены в стихах, в прозе или в форме сценария, из которых состоит "Ворон", строго необходимы и вытекают из определенной канвы, выдержанной в стиле сказочного представления. Если бы ипохондрические авторы летучих листков прочитали французские пьесы, напечатанные Леграном, Герарди и другими6, они не стали бы горячиться, называя мои сказочные представления нелепыми пустяками или собранием бесформенных сцен, неподготовленных и ненаписанных. Я печатаю их в том самом виде, в каком они шли на сцене. Подвергая их в печати общественной оценке, я избираю себе судьей не злобствующего, гордого или просто глупого и голодного издателя. Я перешел в своих пьесах от прозы к стихам, руководствуясь не только капризом, но также необходимостью и соображениями художественности. Некоторые сцены сильных страстей я написал стихами, зная, что гармония хорошо составленного стихотворного диалога придает мощь риторическим оттенкам и облагораживает ситуации серьезных персонажей. Впрочем, я не беру на себя смелость утверждать, что я успешно выполнил свое задание.
Мне было бы не трудно обратить все написанные мною пьесы целиком в прозу или целиком в стихи, но я обещал напечатать их такими, какими они шли на сцене, и не хочу нарушать данное слово.
Не считая свои произведения достойными того, чтобы перейти моря и горы и читаться иностранцами, незнакомыми с венецианским диалектом, необходимым моему Панталоне и моему Бригелле, я не стану тратить время на составление примечаний к репликам обоих этих персонажей, объясняя, например, что osello значит птица, a aseo - уксус, как это предусмотрительно сделал синьор Гольдони при издании своих пьес, к большому удобству иностранцев.
Из всего этого видно, что я в достаточной мере скромен и не притязаю на то, чтобы мои писания, облеченные в сказочные заглавия, были достойны того, чтобы быть целиком понятными иностранцам, которым, разумеется, необходимо оценить до мельчайших подробностей красоты и достоинства "Кьоджинских перепалок" и важные споры о дураках, выведенных синьором Гольдони. Для меня достаточно, если критика нравов и обычаев, вложенная мною в роли этих двух персонажей, окажется доступной итальянцам.
Ввиду того, что во всех моих пьесах, которыми я поддерживал почтенную труппу Сакки, я следовал указанным выше принципам относительно прозы, стихов и сценариев, все сказанное мною по этому поводу должно служить предуведомлением моим любезным читателям не только для сказки о "Вороне", но и для большей части написанных мною театральных пьес. Я старался развлекать и занимать публику новым жанром сценических произведений, искусно сохраняя во всех своих вещах смиренный вид и ребяческое легкомыслие, чтобы победить свой капризный литературный вкус и широко развернуть свою дерзость, не останавливаясь перед требованиями литературной умеренности и сухой осторожности. Поэтому всякий, кто будет читать произведения этого нового жанра, откровенного, смелого и в меру несдержанного, имея перед глазами "Меропу" синьора маркиза Маффеи (которая, кстати сказать, тоже не избегла хулы) или другие подобные произведения, может легко развернуть критику острую, хотя в данном случае и не вполне уместную.
Действующие лица:
Миллон король Фраттомброзы
Дженнаро принц, его брат
Клариче принцесса, племянница короля
Леандро
Тарталья министры
Армилла принцесса Дамасская
Смеральдина ее камеристка
Норандо чародей
Труффальдино
Бригалла королевские ловчии
Панталоне адмирал
Две голубки вещуньи
Моряки и галерные
Гребцы
Воины
Слуги
Действие происходит в воображаемом городе Фраттомброзе и его окрестностях.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Берег, поросший деревьями. Вдали - бушующее море. Буря, гром и молния.
Явление I
Панталоне, суетясь в проходе между гребцами галеры, застигнутой штормом, свистит в свисток, кричит на гребцов, командует громким голосом, заглушаемым бурей. Ветер стихает, галера направляется к берегу.
Панталоне
(хлещет гребцов линьком, кричит)
Положи руля под ветер! Выбирай шкот, канальи! На себя, косолапый!
Гребцы
Земля! Земля!
Панталоне
Земля, земля, падаль вы этакая! Не будь меня на этой галере... (Свистит.) Отдать якорь, стервы!
Гребцы
Есть, адмирал!
Галера приближается к берегу. Ставят сходни.
Панталоне
Благодарить небеса, собаки! (Свистит три раза.)
На каждый свисток гребцы отвечают воем. Появляется принц Дженнаро в одежде восточного купца и сходит с Панталоне на берег.
Явление II
Те же и Дженнаро.
Дженнаро
Панталоне, я думал, что погибну в эту страшную бурю.
Панталоне
Как так? Или вы не знаете, откуда я родом?
Дженнаро
Знаю, из венецианской Джудекки. Вы мне это говорили тысячу раз.
Панталоне
А там, где имеется джудеккинец, там судно в безопасности. Я это знаю по опыту. Две шхуны и одну баржу я разбил на пути из Маламокко в Дзару, обучаясь ремеслу. Сегодня у меня слегка тряслись поджилки, не отрицаю. Не за себя, конечно, и не потому, что положение было опасное (ведь мы как-никак привыкли к такого рода угощению!), а за вас. О господи, я же видел, как вы родились, я вас на руках носил сколько времени! Покойная жена моя Пандора кормила вас, а я с вами нянчился, вы у меня на коленях плясали. Мне все еще кажется, словно я вас целую этак легонечко, а вы мне ручонками рожу отталкиваете и говорите: "Да перестань, ты меня царапаешь своей бородой!" И потом от вашей семьи я получаю адмиральский харч, пользовался от нее тысячью благодеяний вот уже тридцать лет, еще при блаженной памяти нашем батюшке короле; наконец, сердце у меня джудеккинское, а этим все сказано.
Дженнаро
Это правда. Вы несчетное число раз доказывали мне вашу любовь ко мне и вашу отвагу в морском деле, а то, что вы сегодня, в такую страшную бурю, благополучно привели в гавань эту галеру, - достаточный подвиг, чтобы обессмертить адмирала. Как далеко отсюда до нашего королевства Фраттомброзы? Какой нам ждать погоды, Панталоне?

Панталоне
Эта гавань называется Спортелла. От города Фраттомброзы мы находимся в десяти милях. Погода улучшается, ветер заходит с запада. Часа через два, через три небо прояснится, а там часика через полтора самое большое мы будем во Фраттомброзе утешать бедного короля Миллона, вашего братца, у которого должно в ушах звенеть непрерывно, потому что вы то и дело его поминаете. Он, верно, смертельно беспокоится, что от вас нет ни вестей, ни гонцов. Да будут благословенны братья, которые так любят друг друга! Могу я теперь говорить, что вы - королевский брат?
Дженнаро
Да, теперь можете говорить. (Смотрит в сторону галеры, откуда сходят плачущие Армилла и Смеральдина в сопровождении слуг.) Ну вот и моя похищенная принцесса сходит с галеры, подавленная горем. Ступайте и велите разбить на этом берегу два шатра, чтобы можно было немного отдохнуть и оправиться после перенесенной бури. Немедленно пошлите сухим путем гонца к моему брату, королю Миллону, с известием о нашем прибытии.
Панталоне
Не упущу ни крошки времени. О, что за радость! Что за удовольствие! Ну и свадьбу же мы справим во Фраттомброзе! Вы скажете, я из ума выжил, что в семьдесят пять лет радуюсь свадьбе. Но стоит мне услышать про свадьбу, я так и вижу все эти обычные мальчишества, засахаренную репу, бритых крыс, ободранных котов и сам становлюсь сорванцом. (Проходя мимо принцессы и видя, что она плачет.) Эх, ягодка, ягодка, когда узнаешь, кто мы такие, перестанешь слезы лить, перестанешь. (Велит разбить шатер и уходит.)
Явление III
Дженнаро, Армилла в одеянии восточной принцессы; волосы и брови у нее должны быть возможно более черными. Смеральдина, одетая по-восточному. Обе женщины, плача, входят в сопровождении слуг. Слуги удаляются.
Дженнаро
Армилла, вы - в слезах, и эти слезы
Суровый мне упрек. И все ж, Армилла,
Вам нет причины горевать так тяжко,
Как вы горюете.
Армилла
Пират жестокий!
(Плачет.)
Смеральдина
Бессовестный! Предатель!
(Плачет.)
Дженнаро
Да, жестокий,
Бессовестный, предатель.
Но, принцесса, Я вам скажу...
Смеральдина
Что ты ей скажешь, вор?
Дженнаро
Я ей скажу...
Смеральдина
Палач, что ты ей скажешь?
Что можно заманить на свой корабль
Царевну, обещая показать ей
Каменья, ленты, сукна, кружева,
Невиданные в мире украшенья,
Чтобы она могла купить их, выбрав
Все, что ей нравится; разжечь пустое
Девичье любопытство, а потом,
Пока невинная бедняжка смотрит
Твои товары, тут, ты скажешь, можно
Отчалить, и поставить паруса,
И выйти в море, от груди отцовской
Насильно отрывая дочерей?
Царевен похищать? Вор, негодяй,
Достойный перекладины с веревкой,
Удара топором по шее...
Дженнаро
Слуги!
Прочь уберите дерзкую болтунью!
Входят слуги.
Армилла
О боже! Да, тиран, я понимаю:
Ты хочешь быть со мной наедине.
Скорей умру...
Дженнаро
Нет, славная принцесса.
Нет, я желаю только оправдаться
И не хочу, чтоб наглые слова
Беснующейся женщины мешали
Мне говорить, хоть то, что я скажу,
Вины с меня не снимет, но отчасти,
Быть может, все-таки смягчит ее
И вам немного успокоит душу.
(Слугам.)
Ступайте!
Слуги пытаются силой увести Смеральдину.
Смеральдина
Изверг, негодяй! О небо,
Казни его!
(В сторону.)
Ах, я в груди моей
Ужасные пророчества ношу
Об этом похищенье! Неужели
Им суждено свершиться наконец?
(Уходит, уводимая слугами.)
Явление IV
Армилла, Джениаро.
Армилла
Злодей, что ты мне скажешь? Отойди,
Неистовый корсар, и если даже
Ты никого на свете не боишься,
Не смей касаться дочери Норандо,
Властителя Дамаска. Трепещи
При мысли о могуществе его,
Страшись ужасной мести!
Дженнаро
Пусть она
Свершится. А пока - я вам открою,
Что не корсар я, не морской разбойник,
А королевский брат. Над Фраттомброзой
Король - Миллон, а я Миллонов брат.
Я - кровный принц. Меня зовут Дженнаро.
Армилла
Ты - брат Миллона? Королевский брат,
В купеческом наряде ты обманом
На свой корабль заманиваешь женщин,
Доверчивых принцесс, чтоб их похитить?
Дженнаро
Да, это правда. Нежная любовь
К Миллону, брату моему; молва
О черством сердце вашего отца,
Ко всем жестокого; злосчастный случай,
Непостижимый случай - мне велели
Похитить вас, Армилла.
Армилла
А какой
Непостижимый случай мог велеть,
Чтоб королевский брат себя пятнал
Бесчестным делом?
Дженнаро
Вот какой, Армилла.
Король Миллон, мой старший брат, который
Мне дорог нежно, с отроческих лет
Любил охоту. Никаких других
Он не искал забав. Зато на ловле
Он был неутомим и рассуждал
Лишь о конях, о соколах, о луках,
О гончих псах. И вот, тому три года
Ужасный день! - однажды он стрелял
Перепелов и зайцев в темной чаще.
Вдруг видит - дуб, на дубе - черный Ворон.
Хватает лук и, наложив стрелу,
Пронзает Ворона. Под этим дубом
Прекрасная гробница возвышалась
Из мрамора чудесной белизны.
На эту белоснежную плиту,
Служившую надгробьем, черный Ворон
Упал, и, трепеща, ее забрызгал
Багряной кровью, и расстался с жизнью.
Лес содрогнулся. Грянул жуткий гром,
И вдруг мы видим - из пещеры ближней
Навстречу нам выходит Людоед,
Которому был посвящен тот Ворон.
О боже, что за зрелище! Он ростом
Был великан; глаза огнем сверкали;
Лицо - как ночь; разинутая пасть
Оскалилась кабаньими клыками
И капала тягучею слюной,
Зеленой и кровавой. Он сказал:
"Миллон, Миллон, тебя я проклинаю!"
И страшным голосом проговорил
Заклятие. Я слышу, как сейчас:
"Когда ты не отыщешь на земле
Красавицу, которая была бы
Бела, как мрамор этого надгробья,
Ала, как эта воронова кровь,
Черна и волосами и бровями,
Как перья Ворона, молю Плутона,
Чтоб ты погиб в терзаньях и в тоске".
Так он сказал и скрылся. И - о чудо!
Мой брат, уставя взор на эту птицу,
На эту кровь, на этот мрамор, словно
Заворожен, в тревоге, в исступленье,
Уйти оттуда не хотел. Мы силой
Его вернули во дворец. С тех пор
Советы, просьбы, уговоры, хитрость
Все было тщетно. Вздохи и рыданья,
Тоска без меры брата моего,
Возлюбленного брата убивают.
Безумный, он шагает по дворцу
И повторяет: "Кто мне раздобудет
Красавицу, чьи волосы и брови
Черны, как эти вороновы перья,
Которая ала, как кровь его,
Бела, как этот мрамор, на котором
Рассталась с жизнью роковая птица?"
Армилла
(в сторону)
Поистине необычайный случай!
Дженнаро
В печали я по разным городам
Разведчиков направил и посланцев,
Но женщину такую разыскать
Не удалось; красавиц было много,
Но белизною мраморной плиты,
И алым цветом вороновой крови,
И чернотою перьев этой птицы
Не обладала ни одна. Меж тем
Я видел, что любимый брат мой гибнет
В отчаянье, я снарядил корабль,
И, бороздя безбрежные пучины
От Индии до Мавританских взморий,
Я сам отправился ее искать.
Я видел сотни городов, я видел
Несчетное число красивых женщин.
На Адриатике я созерцал
Прелестниц белокурых, лучезарных,
Изящных, бледнолицых, величавых;
Но черноту, и белизну, и алость
Гробницы той и Ворона того
Искал напрасно в продолженье года.
И вот, три дня тому назад, я прибыл
В Дамаск. На берегу мне повстречался
Ободранный и грязный старичок,
Который понял, что мне надо. Он
Мне рассказал про вас и научил,
Как хитростью похитить вас. Отец ваш,
Он мне сказал, - исчез. Я вас увидел
В окно, узнал чудесные приметы,
Столь долгожданные, перерядился,
Уговорил вас посмотреть товары,
Завлек на свой корабль, и, как предатель,
Похитил вас, и обратился в бегство.
Армилла
Но почему два долгих дня пути
Вы от меня скрывали это?
Дженнаро
Совесть,
И ваши слезы, и ваш явный ужас
Передо мной мешали мне открыться.
Я к вам не подходил, предпочитая
Оставить вас одну и выждать время,
Когда я мог бы более спокойно
Сказать всю правду о моем поступке,
Которым как-никак я удручен.
Но если братская моя любовь,
Необходимость и ужасный случай
Принудили меня к такому шагу
И если, как мне это говорят
Ваш кроткий взор и нежное лицо,
У вас в груди есть сердце, о простите,
Армилла, о простите, я молю!
(Опускается на колени.)
Армилла
Дженнаро, встаньте! Если я должна
Стать королевой, я сознаюсь вам,
Что подчиняться грозному отцу,
Державшему меня в свирепом рабстве,
Мне было тягостно. Я вам прощаю
Поступок ваш и восхваляю в вас
Пример великий любящего брата,
Пример, столь редкий в наши дни, Дженнаро.
Дженнаро
(вставая)
О мудрая, высокая душой,
Великая принцесса!
Армилла
Ах, Дженнаро,
Какая польза вам в моем прощенье?
О вас, несчастнейшем из всех несчастных,
Я тягостно скорблю!
Дженнаро
Какие беды
Могли бы омрачить мое блаженство?
Спасен мой брат, который мне дороже,
Чем я себе, и вы меня простили.
Кто мне грозит?..
Армилла
Норандо, мой отец,
Неумолимый, гордый сын царей,
Непревзойденный чародей, такой,
Что солнце останавливает в небе,
Крутые опрокидывает горы,
Людей в растенья превращает. Все,
Все совершается, что он захочет.
Он похищенья моего не стерпит.
Вам надо ждать неотвратимой мести,
Дженнаро. Я оплакиваю вас,
О юноша злосчастный, и себя,
Которая, презрев его запрет
Переступать порог моих покоев,
Из любопытства, в простоте беспечной
Решила вас послушать. И Миллона
Оплакиваю я и всех, кто был
Причиной похищенья моего.
Быть может, и сегодняшнюю бурю
Отец мой вызвал. Боже, что за муки
Нам суждены, неслыханные муки!
Дженнаро
Пусть совершится приговор небес.
Сейчас я так доволен, я так счастлив,
Что не способен думать о печальном.
Армилла, там разбит шатер.
(Указывает на шатер за сценой.)
Идите
И в нем передохните после бури,
А я прилягу в этом вот шатре.
(Указывает на шатер, раскинутый на сцене.)
Пока мы будем отдыхать, погода
Утихнет. А отсюда до Миллона
Уже недолгий путь.
Армилла
Иду, иду.
Но только слезы, вздохи и терзанья
Нам суждены, а не покой и радость.
(Уходит.)
Явление V
Дженнаро, Панталоне.
Панталоне
Ура! Счастье сыплется на нас, как спелые вишни. Ваше высочество, сыночек мой, у меня для вас новость. Не скажу, чтобы особенно важная, но, зная, как вам сердечно дорог ваш брат, такой любитель лошадей и охоты, я все же не могу назвать ее маловажной.

Дженнаро
А что такое, мой милый Панталоне?
Панталоне
А то, что, пока вы разговаривали с принцессой, я, как мне полагалось, удалился и прохаживался по здешним местам. Вдруг появляется охотник верхом на коне. Что за конь! Я, правда, джудеккинец и должен бы скорее разбираться в кораблях. Но я и коней встречал на этом свете. Не конь, а загляденье! Чубарый, коренастый, широкогрудый, широкозадый, голова малюсенькая, глаза большущие, ушки вот такие, и уж он играл, и прыгал, и танцевал до того удивительно, что, будь он кобылой, я бы сказал - это лучшая из балерин нашего времени совершила пифагорическое переселение, как говорят полоумные.
Дженнаро
Это находка, и надо купить его для моего брата.
Панталоне
Подождите. Слушайте дальше и поражайтесь. На руке у этого охотника сидел сокол, чудеснейший. И он его прогуливал на этом великолепном коне. Местность эта, надо полагать, обильна всякой дичью. Вспорхнуло шесть куропаток, три или четыре перепела, множество куликов и несколько тетеревов. Охотник спустил сокола. И то, что я увидел, кажется невероятным. Сокол этот на лету, понимаете ли, на лету, одной лапой схватил куропатку, другой лапой - перепела, клювом кулика, а хвостом... вы мне не поверите, ваше высочество, но хвостом - клянусь моей любовью к вам, - хвостом он убил тетерева.
Дженнаро
(смеясь)
Это у вас в Джудекке принято сочинять такие небылицы, Панталоне?
Панталоне
Покарай меня небо, если я вам рассказываю сказки. С куропаткой в одной лапе, с перепелом в другой, с куликом в клюве этот окаянный убил, укокошил тетерева хвостом.
Дженнаро
Надо приобрести и этого коня, и этого сокола, разумеется. Добавив к принцессе такие две диковинки, я сделаю моего брата счастливейшим из людей.
Панталоне
Ничего не требуется, я их приобрел, они уже мои.
Дженнаро
Сколько вы за них заплатили?
Панталоне
Сколько надо было. Пустяки. Три полушки. Шесть миллионов цехинов. Ведь имею же я право, после стольких оказанных мне благодеяний, хоть чем-нибудь выразить свою признательность? Они - ваши. Я желаю, чтобы вы их приняли в подарок. Я не желаю за них платы. Как я вами командовал, когда вы были маленьким, так же точно я хочу иногда командовать вами и теперь, когда вы большой. Ступайте отдохнуть немного, потому что погода начинает проясняться на остаток нашего пути. А как принцесса? Утихла?
Дженнаро
Да, она успокоилась. Но только эта ваша покупка должна быть непременно вам оплачена. Я беру это на себя.
Панталоне
Живо, живо, синьор мокроштанник, идите спать и не изводите меня. (В сторону.) Я истратил двести цехинов, но если бы даже я отдал собственный глаз, мне это было бы приятно, во-первых, потому, что этот мальчуган мне дороже всего на свете, а затем, чтобы показать, что и в Джудекке встречаются Цезари, Помпеи и Готфриды. (Уходит.)
Дженнаро
(в сторону)
Чудесный старец, золотое сердце,
Высокий образец душевных качеств!
Я должен бы считать себя счастливым.
Однако то, что этот странный нищий,
Который указал мне на Армиллу,
Рассказывал мне о волшебной силе
Ее отца Норандо, и все то,
Что рассказала мне она сама,
Смущает душу мне. Я постараюсь
Немного отдохнуть - я утомлен.
(Идет и ложится в открытом шатре, раскинутом под сенью дерева.)