Жанровые особенности романа Алена-Фурнье «Большой Мольн»
С. М. Фомин
Понятие «лирическая проза» не имеет четкого определения. В термине кроется противоречие. Лирическая проза размывает границы между эпосом и лирикой как родами литературы. Зачатки лирической прозы обнаруживаются в античной и средневековой культуре. А. Н. Веселовский в «Исторической поэтике» отмечал неразрывную связь эпического и лирического начал в древней литературе. Значительно обогатили эту линию в литературе писатели нового времени, в особенности романтики. В XX в. достигли небывалого расцвета жанры лирической прозы, хотя нельзя с полной уверенностью говорить о прямой преемственности исповедальной литературы предшествующих эпох и лирической прозы нашего времени. Истоки последней — в литературе рубежа XIX-XX в. и первых двух десятилетий XX в. Можно с точностью назвать год, когда традиция эта сформировалась. В 1913 г. увидели свет романы М. Пруста «В сторону Свана» и Алена-Фурнье «Большой Мольн». Произведения лирической прозы нашего времени часто не связаны с книгой Фурнье генетически. Вместе с тем их типологическое сходство с романом «Большой Мольн», вышедшим накануне Первой мировой войны, очевидно.
Процесс лиризации прозы непосредственно связан с проблемой автора-повествователя в художественном произведении, разрабатываемой современным литературоведением и лингвистикой.
В лирической прозе художник отказывается от роли всезнающего автора. Порывая с так называемой «внешней точкой зрения», повествователь разделяет беды и тревоги своих персонажей. Такая позиция, или «внутренняя точка зрения», дает значительные преимущества: создается ощущение непосредственности, «иллюзии, реальности, большее ощущение индивидуального человека». Автору лирического романа важно максимально слиться со своим персонажем. Необходимо это для того, чтобы получить право на доверительную интонацию, на подчас шокирующую откровенность.
Наиболее удобная форма для повествователя лирической прозы — это так называемый Ich-Erzâhler. Однако часто создатель лирического произведения передает те же функции вымышленному герою, как это делает, например, Ален-Фурнье. Такой прием в значительной мере осложняет читательскую задачу, потому что не всякая мысль автора может быть произнесена повествователем. Происходит «перераспределение ролей», что не может не привести к расширению подтекстового пласта произведения.
В романе «Большой Мольн» повествование ведется от имени Франсуа Сереля, который во многом схож с Фурнье. В голосе рассказчика даже неискушенный читатель без труда распознает авторские интонации. Этому в значительной мере способствует нарочитая автобиографичность произведения. Создатель «Большого Мольна» прямо заявляет, что черпает «строительный материал» из собственной биографии. С. Боргал считает, что «во всей французской литературе, включая романтиков, можно по пальцам сосчитать романы, которые были бы до такой степени автобиографичны».
Все события, описанные в романе, подлинные. Изменены лишь малозначительные детали, названия мест или некоторые имена. Автор отмежевывается, таким образом, от свойственной классической литературе XIX в. биографической «нейтральности» художника, стремившегося так переработать свои жизненные впечатления, чтобы реальные факты стали неузнаваемыми. Напротив, голос Фурнье отчетливо звучит в «Большом Мольне».
Франсуа Серель — социальное воплощение художника в произведении. Симпатии Фурнье безоговорочно отданы Большому Мольну. Таким образом, привычное в лирической прозе соотношение «автор — это почти рассказчик» является в значительной мере данью апробированной форме, используемой не без иронии.
Фурнье представляются важными такие категории, как «казаться» и «быть». Воплощением первой в романе предстает Франсуа Серель, персонаж по-своему привлекательный, в том числе и для автора. Но важнее для него человеческое свойство, воплощенное в людях типа Большого Мольна. Не случайно его имя вынесено в заглавие книги.
Сюжет романа Алена-Фурнье непрост, но вполне поддается логическому пересказу. Судьбу Огюстена Мольна наблюдает и комментирует его соученик Франсуа Серель, которому автор отводит функцию «внешнего человека». Франсуа добропорядочен, прост, вполне зауряден. Его привлекает загадочность Мольна, проявившаяся в том влиянии, которое он приобретает с первого дня появления в школе. Это чувство еще более углубляется после таинственного исчезновения Огюстена из пансиона, поездки на станцию, куда он отправляется встретить родственников директора. Временной разрыв между отъездом и возвращением заполнен легендой, напоминающей о событиях в заколдованном царстве. Мольн попадает в «Затерянное поместье», где становится участником свадебного бала и влюбляется в Ивонну де Галле, сестру жениха. Дальнейшее развитие сюжета связано с поисками «Затерянного поместья» и прекрасной Ивонны.
Повествование усложнено тем, что сказка и реальность оказываются в романе тесно переплетенными. «Затерянное поместье» — это разоренная усадьба, хозяева которой в самом деле пытались устроить маскарад по случаю бракосочетания юного Франца де Галле. Волею случая Мольн становится очевидцем трагической развязки неудавшейся женитьбы Франца. Чуть позже под видом бродячего циркового актера Франц появляется в школе господина Сереля. Прежде чем расстаться, брат Ивонны берет с Огюстена слово, что по первому зову тот придет на помощь другу. Благодаря стараниям Франсуа Сереля история Мольна как будто завершается вполне счастливо. Поженившись, Огюстен и Ивонна поселяются в «Затерянном поместье», однако идиллия длится недолго. Появляется де Галле, и Мольн вопреки здравому смыслу отправляется на поиски невесты Франца. То, что показалось Серелю детской блажью, для Мольна свято. Он сдерживает слово, когда-то данное другу, но теряет Ивонну, которая, умирая, оставляет после себя дочь. Мольн появляется в «Затерянном поместье» неожиданно, чтобы снова исчезнуть из жизни Франсуа Сереля, который «уже видел, как, завернув дочку в свой плащ, он шагает в ночь, навстречу новым приключениям».
Особенность конструкции романа объясняется, по-видимому, тем, что личность Фурнье воплощена в обоих персонажах. Сходство Фурнье и Франсуа Сереля — это уловка художника, который не хочет до конца принять философию рассказчика. Свои сокровенные мысли он доверяет Мольну, хотя «наголо обритый школьник, похожий на крестьянина», не имеет ничего общего с писателем, чья романтическая наружность и необыкновенная судьба создали много легенд.
«Большой Мольн» явился попыткой Алена-Фурнье воплотить в слове чаяния молодежи своего времени, дух эпохи, жаждущей героического. Так или иначе, роман Фурнье оказался связанным с произведениями Барреса и Морасса, хотя писатель и сумел избежать националистических акцентов в произведениях своих предшественников.
В небольшом по размеру произведении Фурнье излагаются две истории, которые автор выписывает с одинаковой тщательностью, — Сереля и Мольна. И если в детстве сюжетная канва этих героев почти совпадает, то время неумолимо разводит их пути. Взрослые герои романа, исключая Мольна, утрачивают возможность жить интенсивной духовной жизнью. Они вполне овладевают искусством под маской респектабельности скрывать свою истинную сущность. Вот почему Фурнье создает апологию детства, которое у него выступает как психологическая, а не возрастная категория. В дневниках он пишет: «Мое кредо в искусстве и литературе — детство». Десятилетие спустя эту фразу повторяет А. де Сент-Экзюпери — писатель, человеческая и творческая судьба которого сходна с судьбой Фурнье.
В романе Фурнье сюжетная линия Сереля проста и незамысловата, как ничем не примечательна история жизни большинства людей. Если в школе Франсуа способен понять Мольна и даже разделить его судьбу, то, взрослея, он переходит в лагерь антиподов Огюстена. Жизнь Сереля легко объяснима во всех звеньях. Причинно-следственные связи здесь неукоснительно соблюдены. Франсуа оканчивает школу, прилагает немало усилий, чтобы получить желанное место учителя, и вполне доволен своей судьбой.
Иначе строится характер Огюстена Мольна. Его сюжетная линия — сложное переплетение реального и загадочного. Мольн мог бы пополнить длинный ряд романтических героев. Автору романа не чужды романтические приемы письма, но заключение произведения только в рамки неоромантической литературы в значительной мере обедняет его идейную концепцию.
«Большой Мольн» заслуженно занимает свое место в реалистической литературе XX в., хотя творческий метод Фурнье и осложнен наслоениями романтизма, а подчас и импрессионизма. Мольну свойственна неудовлетворенность героев французских романтиков. Тем не менее он не пытается возвыситься над толпой, а, наоборот, стремится включить в свою орбиту как можно больше сторонников. Традиционная этика им попирается, но никогда не отвергается до конца. Он ищет счастья для себя, и потому Мольн в какой-то мере эгоистичен. Однако в конечном итоге он отказывается от своего счастья ради благополучия другого. Герою Фурнье это удается только потому, что он с юных лет сохраняет систему ценностей, не имеющую ничего общего с благоразумием.
И для Фурнье, и для его героя всегда сохраняется грань между дозволенным и недозволенным. В соблюдении этической нормы проявляется прежде всего внутреннее сходство Фурнье и его героя, которое и глубже, и шире, чем биографические совпадения.
Знакомый с открытиями современной ему психологии и с литературной традицией, восходящей к романтикам, и в частности к «Адольфу» Констана, Фурнье знает зыбкость обретенного счастья. Писатель не мог не учитывать опыт горячо почитаемого им Ф. М. Достоевского. Огюстен Мольн боится остановиться в погоне за идеалом: он понимает, что его обретение невозможно без значительных душевных усилий. Мольн стремится отыскать извечные, непреходящие ценности. Он уверен, что знакомый ему с детства мир способен подарить ему еще одну необыкновенную встречу, подобную той, что случилась с ним в Солони. Романтический ход сюжета здесь состоит в том, что Мольн сумел потеряться в собственном доме.
Солонь не случайно упоминается в романе. Это может быть объяснено рядом причин. Прежде всего тем, что «Ален-Фурнье навсегда сохранил нежную влюбленность в родной край, в неяркую красоту этого пейзажа, в размеренный, освященный традициями быт школы, в патриархальную простоту крестьянских нравов».
Провинция привлекала внимание писателя потому, что он вынужден разрешить сложную художественную задачу примирения психологии и социальности. Он не отбрасывает опыт Бальзака, но, напротив, развивает и углубляет его традицию. Вместе с тем акцент в романе Фурнье смещается: писатель заостряет внимание на психологии персонажа. Поэтизация родной земли ослабляла социальные связи и давала возможность сконцентрироваться на диалектике души героя, на «перебоях его сердца». Как отмечает П.-О. Вальзер, многие писатели XX в. прибегали к этому приему.
Основной причиной обращения Фурнье к провинции явилась попытка отыскать «необычное в обычном». Мир в книге писателя начинает двоиться. Провинциальный быт как таковой, знакомый читателю благодаря французской классической литературе XIX в., мало занимает Фурнье. Он берет его в качественно ином проявлении. Для него это среда, в которой возможно становление романтического героя.
Построить такую картину Фурнье удается благодаря особенной конструкции художественного образа, акцентированию «внутреннего человека» в его единстве и противоречивости. «Внутренний человек» — сложный сплав рационального и подсознательного.
Психологическая литература XX в., начиная с М. Пруста и С.-Г. Колетт строит характер на парадоксе несовпадения мотива и поступка. Как отмечает Л. Я. Гинзбург, именно «неадекватность мотива и поступка открыла разнообразнейшие возможности перед аналитическим психологизмом». Фурнье также обращается к этому источнику. Однако и здесь он неканоничен. Создавая образ Мольна, Фурнье, напротив, придерживается старой литературной традиции, которая позволяет выделить героя из общей массы. Мольна обуревают чувства, не поддающиеся однозначному определению. Казалось бы, сам материал заставляет Фурнье обыгрывать этот парадокс. Тем не менее писатель поступает иначе: структурным стержнем характера Мольна становится близость или даже совпадение причины и следствия. Его жизненный принцип — «подумал и сделал». Способность героя соблюдать минимальную дистанцию между рефлексией и действием, что так свойственно детству и юношеству, и определяет понимание Фурнье положительного героя в жизни и искусстве. Этим Мольн отличается от персонажей других авторов, в частности А. Жида, декларировавшего идею «немотивированного поступка». Вместе с тем это отличие не исключает возможности поисков некоей стилистической общности с прозой других писателей XX в. Например, А. Жид писал: «Ничто так не мешает обретению счастья, как воспоминание о нем». Это уже не романтический страх его обретения, о котором упоминалось, а невозможность достичь идеала. Высказанный А. Жидом парадокс воплотили в художественном творчестве М. Пруст и Ален-Фурнье.
Судьба неуспокоенного Мольна, не находящего места в мире, трагична, но Фурнье достигает этого эффекта без обличающих фраз и излишней патетики. Сегодня того же добиваются многие художники, которые, казалось бы, не затрагивают остросоциальных проблем. Жанры лирической прозы, основы которой во Франции закладывал Ален-Фурнье, позволяют на личном материале решать общечеловеческие проблемы. Такая возможность заключена в самой природе лирической прозы. Сложность художественной конструкции романа объясняется невозможностью дать однозначные ответы на волнующие художника вопросы. Воплотившись в двух лицах, Фурнье выступает только как наблюдатель, который не способен вынести окончательный приговор герою, указать дальнейший путь. И было бы несправедливо упрекать за это Фурнье. Но многоточие романа означает веру писателя в то, что путь этот обязательно отыщут другие. Свою же задачу Ален-Фурнье видел в том, чтобы читателю захотелось отправиться вместе с Огюстеном в неведомую даль, где, возможно, существуют более гуманные законы. Писатель не пытается скрыть трудности этого пути.
Перед автором стояла задача отыскать среди множества моральных постулатов единственную комбинацию, которая послужила бы надежным ориентиром в жизни. Отказавшись от судьбы добропорядочного буржуа Франсуа Сереля и разделив горькую долю изгоя Мольна, Ален-Фурнье поведал о том, как жил, о какой жизни мечтал, о том, что жажда героического присуща всякой здоровой молодости.
Художественные принципы, разработанные писателем, можно сегодня обнаружить в произведениях, существенно отличающихся от него по проблематике, — в романах Ф. Малле-Жорис, С. Пру, M.-Л. Омон, Ж. Жубера и многих других.
Л-ра: Филологические науки. – 1989. – № 3. – С. 69-73.
Критика
