31-05-2021 Арнольд Уэскер (Arnold Wesker) 96

Арнольд Уэскер. Корни

(Отрывок)

Примечание для актеров и постановщиков

Выведенные мною персонажи — не карикатуры, это реальные люди, правда, вымышленные. И хотя картина, которую я нарисовал, неприглядна, все же я не хотел вызвать отвращение, и надо постараться не вызвать его при постановке пьесы.
Мне близки эти люди; просто я испытываю досаду и по отношению к ним и к самому себе.
Арнольд Уэскер

Действующие лица
Бити Брайант — молодая женщина, 22 лет.
Дженни Билс — ее сестра.
Джимми Билс — ее зять.
Миссис Брайант — ее мать.
Мистер Брайант — ее отец.
Фрэнк Брайант — ее брат.
Перл Брайант — ее невестка.
Стэп Мэнн — сосед Билсов.
Мистер Хили — управляющий фермой.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ — одинокий деревенский домик Билсов в Норфолке.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
Сцена первая — два дня спустя на кухне в домике мистера и миссис Брайант.
Сцена вторая — там же, часа два спустя.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ — две недели спустя в столовой Брайантов.

Время действия — наши дни.

Действие первое

Ветхий домик в Норфолке без водопровода, электричества и газа. Мебель дешевая, старая и расставлена как попало.
В комнате все разбросано, потому что в семье ребенок, удобств нет, и мать так перегружена, что не успевает наводить порядок. Тут и там валяются газеты, грязное белье, приготовленное для стирки, одежда, стоят тазы, цинковое корыто с бельем, керосиновые лампы, примуса. На веревке висит выстиранное белье.
Сентябрь.
Дженни Билс моет посуду в раковине. Она напевает популярную песенку. Это маленькая толстушка, приветливая, в очках. Из спальни слышится детский голосок: «Мам, касетку».

Дженни(добродушно). Замолчи, Дэфни, пора спать.(Берет кухонное полотенце.)
Детский голосок за сценой: «Дэфни хочет касетку, касетку…»
(Идет к буфету за конфетой.) Смотри, дочка, отец придет, увидит, что ты не спишь, — он тебе задаст.
(Идет в спальню с конфетой.) Ну вот, а теперь спи, не то будешь утром кукситься.
Входит Джимми Билс. Это невысокий блондин, впрочем, почти совсем лысый, круглолицый и румяный. Он механик в Гараже. На нем синий комбинезон, через плечо висит военный ранец. Джимми вкатывает велосипед и прислоняет его к стене. Его мучит боль в спине.
(Дженни возвращается в комнату). Что это с тобой?
Джимми. Кто его знает — и живот болит и между лопатками, еле на ногах стою.
Дженни. Так ты сядь, а я ужин соберу.
Джимми. Эх, мать честная, и есть неохота. (Ложится на диван и прижимает подушку к животу.)
Дженни(наблюдает за ним). Что же это с тобой?
Джимми. Почем я знаю.
Дженни. Я матери говорила, что у тебя боли сильные, а она говорит — это несварение желудка.
Джимми. Какое, к дьяволу, несварение, если у меня между лопатками сверлит?
Дженни. Она говорит, у некоторых такое несварение бывает, что от желудка в лопатки отдает.
Джимми. Будет тебе чушь молоть.
Дженни. Вот и я говорю. Господь с тобой, говорю, не бывает несварения желудка в спине. А она говорит: «Будешь ты мне рассказывать, у меня-то было!»
Джимми. Чего только у нее не было.

Дженни снова принимается за мытье посуды. Джимми кряхтит на диване. Дженни мурлычет себе под нос. Молчание.

Дженни. Видел кого сегодня?
Джимми. Доктора Гэллагера, больше никого.
Дженни(стремительно поворачиваясь). Кого?
Джимми. Гэллагера. Его везла жена в стареньком «армстронге».
Дженни. Провалиться мне на этом месте, ну и дела!
Джимми(вставая и подходя к столу. Боль утихла). А что?
Дженни(доставая ужин из печки). Мы в вист играли в деревне, и Джуди Мейтленд говорит — его песенка спета. Ты же знаешь, у него год назад рак нашли. Говорят, больше трех недель не протянет, понял?
Джимми. Каркают как вороны. Подавай им покойника, да и все тут.
Дженни. Я тебе говорю — три недели, не больше.
Голос девушки за сценой: «О-го-го! О-го-го!»
Джимми. Твоя сестрица.
Дженни. Она.
Голос девушки за сценой: «О-го-го! Есть кто дома?»(Кричит.) Заходи, девушка, хватит тебе огокать.

Входит Бити Брайант. Это полная, пышущая здоровьем блондинка двадцати двух лет. Она несет чемодан.

Джимми. Вот и она.
Дженни(сдержанно, но с довольным видом). Здорово, Биатрис, как поживаешь?
Бити(тоже сдержанно, но с довольным видом). Привет, Дженни. Как ты? Чем это так вкусно пахнет?
Дженни. Лук жарится на ужин, и хлеб пеку к празднику урожая.
Бити. А твои делишки как, Джимми Билс?
Джимми. Живем помаленьку, девушка, как ты-то?
Бити. Да неплохо. Когда снова приедешь в Лондон на футбол?
Джимми. К чертям! Хватит с меня этих футболов. Папаша Брайант как-то попал в самую гущу, так запросил пардону. (Подражает его манере.) «Полегче, говорит, толкайтесь, полегче».
Дженни. А где Ронни?
Бити. Через две недели приедет.
Дженни. Не поженились еще?
Бити. Нет.
Джимми. Спешить надо, девушка, от долгого сватовства проку мало.
Дженни. Помалкивай, Джимми Билс, лучше ешь. Языком мелешь, в рот ничего не попадает. Оттого у тебя и болит между лопатками.
Бити. Ты что, заболел, Джимми?
Джимми. Скрутило меня, черт побери! Так и сверлит между лопаток.
Дженни. Мама говорит — это несварение желудка.
Бити. При чем же тут лопатки?
Дженни. Мама говорит, у некоторых такое несварение бывает, что от желудка в лопатки отдает.
Бити. Придумает тоже!
Дженни. Вот и я говорю. Господь с тобой, говорю, не бывает несварения желудка в спине. А она говорит: «Будешь ты мне рассказывать, у меня-то было!»
Бити. Чего только у нее не было! Как она?
Дженни. Да все так же. Ты надолго приехала?
Бити. Два дня у вас пробуду, две недели — дома.
Дженни. Есть хочешь?
Бити. А что у тебя?
Дженни. Что на столе.
Бити. Греченка? Это я люблю. (Устраивается поудобнее. Рядом лежит кипа комиксов. Она берет один и принимается читать.)
Дженни. На закуску у нас мороженое.
Бити(поглощена чтением). Ага.
Дженни. Ты только посмотри на нее. Не успеет приехать, сразу хватается за комиксы. Ты все читаешь эту чушь?
Джимми. Совсем не меняется, правда?
Бити. Чудно даже! Как только приеду домой, я опять как прежде, вроде и не уезжала. Лень такая одолевает, и говорю как раньше. Чудно!
Дженни. А Ронни что?
Бити. Ему все равно. Вообще-то он и не знает про это. Он ведь здесь ни разу не был. За все три года, что мы знакомы. Но знаете (вскакивает и ходит по комнате), я всегда читала комиксы, что он племянникам покупал, а он так злился… (Начинает цитировать Ронни. Она настолько точно передает его интонации и манеру говорить, что перед нами вырисовывается его образ.)«Черт возьми, ну что они тебе дадут, что ты так увлекаешься ими?» И знаете, что я делала? Я брала «Манчестер гардиан», раскрывала ее, а внутрь вкладывала комиксы!
Джимми. «Манчестер гардиан», говоришь? Вот это да! Не очень-то он, видно, охоч до развлечений?
Бити. Я ему так и говорила. А он: «Развлечения? Играть на инструменте — это развлечение, рисовать — это развлечение, читать книгу — развлечение, беседовать с друзьями — развлечение, но комиксы? Комиксы? Для женщины в двадцать два года?»
Дженни(подавая еду и усаживаясь за стол). Чудной он какой-то. Сядь поешь.
Бити. Зато в нем жизнь кипит.
Джимми. Кипит, говоришь? Да что же в нем. Кипит, коли он даже комиксы не признает? Какое уж тут кипение, если человек сидит, уткнувшись в книги, или любуется на картины, а то слушает скучную музыку?

Воцаряется молчание, словно ответ напрашивается сам собой.

Кое-кому это нравится, наверно.
Бити. А иногда он потихоньку возьмет у меня комиксы и сам читает!
Дженни. Значит, на самом деле он не злится?
Бити. Нет, потому что иногда я и книги читаю. «Комиксы сами по себе не беда», — говорит Ронни. Бывало, вскочит на стул — он так всегда делает, когда начинает мораль читать…
Джимми. Ну и что?
Бити. Вот так. (Встает на стул.) Комиксы сами по себе не беда, беда, когда, кроме комиксов, больше ничего не читают. Футбол не беда, беда, когда, кроме футбола, ничего другого знать не хотят! И рок-эн-ролл не беда, только упаси меня бог от девушки, у которой один рок-эн-ролл на уме? (Садится, но потом снова вскакивает, вспомнив что-то.) Да, и еще: «Не беда, когда люди говорят о погоде, только меня, пожалуйста, избавь от этих разговоров!» (Садится.)
Джимми и Дженни переглядываются с таким видом, словно хотят сказать, что Бити и, уж во всяком случае Ронни немного свихнулись. Джимми встает и начинает надевать ботинки и гетры, чтобы пойти на участок.
Дженни. Значит, по-настоящему он с тобой никогда не ссорится?
Бити. Раньше случалось. Было время, когда он за меня делал всякие дела, в которых я ничего не смыслю. Как-то я осталась без работы и не знала даже, что надо попросить пособие по безработице. Он меня надоумил. Но, когда я пошла туда, мне сказали, что у меня не все взносы уплачены и поэтому я не имею права на пособие. Ну как тут быть? А он не растерялся. Сам пошел и стал спорить — он вылитая мать, она тоже со всеми спорит, — и мне выдали пособие. Я не умела разговаривать, понимаешь, не знала, с чего начать. Только подумай! Английская девушка до мозга костей, а на родном языке объясняться не умела — только и могла, что спросить в магазине одежду и продукты. Иной раз, когда он в плохом настроении, он как напустится на меня. «О чем ты можешь говорить? — спрашивает. Ну-ка выбери тему, говори, упражняй свою речь. Ты знаешь, что такое язык?» Да разве я когда-нибудь об этом думала? А ты думала? Ведь это само собой получается, все равно как ходить, верно? А он говорит: «Так вот, язык — это слова» — словно секрет какой открыл. «Это мосты, по которым можно благополучно перебраться из одного места в другое. И чем больше тебе будет известно мостов, тем больше мест сможешь посмотреть!» (К Джимми.) А ты знаешь, что получается, когда ты хочешь попасть в какое-нибудь место, а где мост — не знаешь?

Джимми(сердито). Не возьму в толк, что ты плетешь?
Бити. Тогда люди ссорятся! Но ссоры — это ладно. Я люблю ссоры. Но потом он говорит: «Мосты! Мосты! Мосты! Пользуйся мостами. Понадобились тысячи лет, чтобы их построить, так пользуйся ими!» И это меня злило. К черту твои мосты, говорю, к черту тебя и твои мосты, лучше поссоримся. Тогда он ухмыльнется и спрашивает: «Хочешь поссориться? И никаких мостов?» Никаких мостов, отвечаю, и мы ссоримся. Иногда тошно бывало, но потом постепенно он построит мост для меня — и тогда у нас такая любовь — пожар! (Продолжает есть как ни в чем не бывало.)
Дженни. Что-что?
Бити. Пожар, говорю. Любовь среди дня. Ты пробовала? Самое подходящее время. Вечером гуляй или развлекайся, по ночам спи, утром учись, работай, занимайся хозяйством, но любовь — сильная, свежая, — когда у человека больше всего энергии. Любить надо днем.
Джимми. И что же, ты всякий раз с работы уходишь для этого?
Бити. Я же говорю про субботы и воскресенья, дурень.
Дженни. Ой, Бити, стыда у тебя нет.
Бити. Лопни мои глаза, Дженни Билс, ты покраснела. Неужели ты никогда не любилась днем? Спроси тогда у Джимми.
Дженни(вставая, чтобы принести сладкое). Помолчи лучше и ешь мороженое. Оно с клубничным сиропом. Хочешь еще, Джеймс?
Джимми(берет одной рукой мороженое, другой продолжает зашнуровывать ботинки). Дай, пожалуйста, ванильного. (Ест.) Хорошее мороженое, правда? Из белого молока джерсийской коровы.
Бити. Это тоже вкусное — из розового молока, да?

Пауза.

Джимми. Ага! (Пауза.) Из молока от розовой коровы!

Пауза. Все с удовольствием едят мороженое.

Дженни(продолжая есть). Помнишь Дики Смарта, Бити?
Бити(продолжая есть). Кто это?
Дженни(продолжая есть). Мы с ним как-то выпили у «Аистов», когда ты в прошлый раз приезжала.
Бити. А-а, помню.
Дженни(ест). Так вот его бык забодал в прошлый четверг. Левое ухо чуть не напрочь оторвал, колено было все в крови, ребра помяты и растяжение связок на ногах.

Пауза. Все доканчивают мороженое.

Бити. Весело ему пришлось!
Дженни. Не говори. (К Джимми.) Уходишь?
Джимми. Угу.

Дженни собирает грязную посуду.

Бити. У тебя прежний участок, Джимми?
Джимми. Да.
Бити. Не очень-то приятно идти в такую погоду.
Джимми. Это еще ничего — через несколько недель не так развезет — ноги не вытянешь!
Бити. Что ты в этом году сажал?
Джимми. Картошку, морковь, капусту, еще свеклу, салат, лук и горох. Да, горох у меня в этом году не уродился.
Дженни. Бог с ним, я не очень его обожаю.
Бити. В общем урожай неплохой.
Джимми. Ага. (Принимается точить серп.)
Бити(вскакивая). Я помогу тебе мыть посуду.
Дженни. Ну что ж.
Бити. Где полотенце?
Дженни. Вот.

Бити помогает собирать посуду со стола и мыть ее. Эта пауза должна быть заполнена. На всем протяжении пьесы ни один из персонажей не проявляет себя в активной деятельности. Вспышки Бити являются исключением. Остальные живут неторопливой деревенской жизнью. День сменяется ночью, ночью люди спят, происходит чередование зимы, весны, лета и осени — их ничто не удивляет. Они говорят словно приступами, и почти всегда разговор начинается со сплетен, но если уж заговорили, то произносят слова быстро и как бы изображая в лицах. Они обладают несомненным чувством юмора. Не в их обычае проявлять любовь друг к другу, хотя это вовсе не означает, что они не будут огорчены, если кто-нибудь из них умрет. Паузы очень важны — так же важны, как и их манера говорить.

Дженни. А что там с забастовкой в Лондоне? Каково в городе без автобусов?
Бити. Замечательно! Никакого шума, а улицы, поглядела бы ты на улицы — всюду полно людей, город стал какой-то… человечный.
Джимми. Зря не пошлют нас, территориальные части, мы бы в два счета с этой забастовкой покончили.
Бити. Милое дело — рабочий человек, а так говоришь про своих товарищей.
Джимми. Ах, тебе не нравится. А сколько они зарабатывают, эти автобусники, — скажи? А что получает батрак? Тебе это известно, девушка?
Бити. Так пусть тогда батраки тоже бастуют! Разве батракам будет легче, если автобусники перестанут бастовать?
Дженни. Все-таки наши получили прибавку, знаешь? Папаша Брайант будет теперь получать шесть в неделю, как свинарь, а Фрэнк — семь и шесть в неделю, как тракторист.
Джимми. Подожди, Холл кого-нибудь обязательно уволит.
Дженни. Что верно, то верно. Такие сволочи, ей-богу. Как только дадут прибавку, так кого-нибудь уволят. Как пить дать. Вот увидишь, спроси папашу Брайанта, когда придешь домой, спроси, кого уволили после прибавки.
Бити. Ну уж его-то не уволят. Не много они найдут дураков, кто бы ходил за свиньями все семь дней в неделю, да по стольку часов.
Дженни. Олух настоящий! (Пауза.) Джимми тебе сказал, что его выбрали ехать в Лондон на юбилей территориальных войск в этом году?
Бити. А что там будет?
Джимми. Демонстрация будет и парад в полном вооружении.
Бити. Много от этого толку…
Джимми. Понимать надо. Мы должны показать, что можем защищать страну, вот. Устрашай оружием — предотвратишь войну.
Бити(кончает вытирать посуду). Никого-то ты не устрашишь, парень. (Открывает свой чемодан.) Вот вам подарок для хозяйства! Погодите, свалится на вас водородная бомба, увидите, какой прок от вашего оружия.(Роется в чемодане.)
Джимми. Ты так думаешь? Да? Ничего, струхнут, гады.
Бити. Сами вы струхнете. (Достает свертки.) Это малышке.
Джимми. С чего это ты вдруг такая умная стала?
Дженни(разворачивая сверток и вынимая скатерть). Большое спасибо, Бити. Как раз то, что мне нужно.
Бити. Тебе ведь наплевать на защиту страны, Джимми, просто тебе нравится играть в солдатики.
Джимми. А что, по-твоему, я делал в прошлую войну — пел в окопах?
Бити. Ты про Чосера слыхал?
Джимми. Нет.
Бити. А знаешь, кто депутат парламента от вашего избирательного округа?
Джимми. К чему ты клонишь? Нечего загадывать загадки.
Бити. Ты знаешь, как зародилось профсоюзное движение в Англии? А забастовки ты признаешь?
Джимми. Нет и нет.
Бити. Для чего же тебе тогда воевать, что защищать?
Джимми(раздраженно). Бити, ты от нас уезжала надолго, ты завела образованного парня и все такое, и он тебя, может, многому научил. Но нам голову не морочь, нам и так хорошо. Приезжай, когда вздумаешь, мы тебе рады, но давай не спорить о политике, от этого только одни неприятности. Право слово. (Уходит.)
Дженни. Черт тебя дернул! Ты его за самое больное место задела. Да для него дороже территориальных войск ничего на. свете нет — вся его жизнь в этом.
Бити(расстроена). Почему он боится говорить?
Дженни. И вовсе он не боится, уж что-что, а говорить он умеет.
Бити. Я не про то. Говорить по-настоящему, использовать мосты, вот что! Я иногда сижу с Ронни и его друзьями и слушаю, как они говорят о разных вещах, чи, знаешь, я половину таких слов в жизни не слышала.
Дженни. Разве он тебе не объясняет, что они значат?
Бити. Я злюсь, когда он все учит меня да учит, а он хочет, чтобы я спрашивала. (Копирует его, теперь иронически). «Всегда спрашивай, люди с радостью расскажут тебе все, что знают, всегда спрашивай, и тебя будут уважать».
Дженни. Ну а ты?
Бити. Нет! Я не спрашиваю. И знаешь, почему? Потому, что я упрямая, как мама, я очень упрямая. Не могу себя заставить спрашивать, и все тут. Знаешь, я из себя выхожу, когда слушаю их. Как только они начинают говорить о вещах, которых я не знаю или не понимаю, я из себя выхожу. Сидят себе и разговаривают, как будто между прочим, вдруг повернутся к тебе и скажут: «Не правда ли?» Точно как в школе: спрашивают, когда не ждешь, и всегда то, чего не знаешь. Иногда я ничего не говорю, иногда ложусь спать или ухожу из комнаты. Как Джимми, ну точь-в-точь как Джимми.
Дженни. А Ронни что?
Бити. Он тоже из себя выходит. «Почему ты меня не спрашиваешь, ну какого дьявола ты не спрашиваешь? Разве ты не видишь, что я жажду просветить тебя? Только спрашивай!»
Дженни. И он собирается на тебе жениться?
Бити. Почему бы нет?
Дженни. Ты уж прости меня, не обижайся, но мне кажется, что вы не очень-то друг к дружке подходите.
Бити(громко). Неправда! Мы любим друг друга!
Дженни. Тебе лучше знать.
Бити(тихо). Нет, ничего я не знаю и не узнаю, пока он сюда не приедет. С первого же дня, как я поступила официанткой в Делл-отель и увидела его — он на кухне работал, — влюбилась в него. Я думала, все так просто. Три месяца бегала за ним, разные слова ему говорила, дарила подарки, а потом у нас всерьез началось. Он ни разу не говорил, что любит меня, да мне все равно было, но после того, как он сошелся со мной, он, видно, считает, что должен за меня отвечать, и я его не отговаривала. Я думала, что заставлю его полюбить меня. О нем я почти ничего не знала, только что он не такой, как все, и большей частью все пишет да пишет. А потом он вернулся в Лондон, и я поехала с ним. Я никогда далеко от дома не уезжала, но ради него поехала, и он все время считал, что не может бросить меня, и я его не отговаривала. Потом я его лучше узнала. Его интересовали вещи, которых у меня и в мыслях не было. Политика, искусство и все такое, и он старался учить меня. Он социалист и всегда говорит, что речами социализма в стране не построишь, но можно передать свои идеи тому, кто близок к тебе. И я делала вид, что мне это интересно, хотя мало что понимала. Он все время старается учить меня, но мне это в голову не идет, Дженни. И все-таки я хочу показать, что интересуюсь. Я не привыкла учиться. Учеба была в школе, и с этим покончено.
Дженни. Ну и дела! Сдается мне, что счастья у тебя не будет. Права я была.
Бити. Но я люблю его.
Дженни. Значит, у тебя не все дома.
Бити. Я теперь не могу жить другой жизнью.
Дженни. Не знаю, что и сказать, ей-богу.

Бити(шутливо передразнивая ее). «Не знаю, что и сказать!» (Неожиданно.) Давай-ка, я тебя научу печь пироги по-новому.
Дженни. Пироги?
Бити. Ронни меня научил.
Дженни. Значит, кое-что ты все-таки одолела?
Бити. Но он про это не знает. Я всегда злилась, когда он меня еще и стряпать учил. А, черт! Ему обязательно нужно было чему-нибудь меня учить… и все-таки что-то приставало.

Уже стемнело, и Дженни зажигает керосиновую лампу.

Дженни. Да уж небось изо всех сил вдалбливал?
Бити. Не беспокойся, как только мы поженимся, все будет в порядке. Я заведу малышей, и мне не надо будет думать о тех вещах, которыми я должна интересоваться теперь.
Дженни. Это уж как водится! Чтоб детей рожать, образования не требуется.
Бити. Да. Дети — это дело такое, родятся, и все тут.
Дженни. Чертенята!
Бити. А ты не собираешься еще одного завести, Дженни?
Дженни. Конечно, собираюсь. К чему спрашиваешь? Что ж, по-твоему, Джимми не хочется иметь собственного ребенка?
Бити. Хороший он человек, Дженни.
Дженни. Хороший.
Бити. Не всякий возьмет с ребенком.
Дженни. Конечно.
Бити. Он тебя ни о чем не спрашивал? Кто отец ребенка? Ничего?
Дженни. Нет.
Бити. Ты никому не рассказывала, Дженни?
Дженни. Никому.
Бити. И правильно сделала. И мне не рассказывай!
Дженни выкрутила фитиль, и теперь комната ярко освещена.
Дженни(резко). Хватит, Бита. Каждый раз, как приедешь домой, ты меня про это спрашиваешь, мне надоело. С этим делом покончено. Никто ничего не говорит, и никто ничего не знает. Слышишь?
Бити. Ты любишь Джимми?
Дженни. Люблю? Я не верю в эту ерунду — поженились, и дело с концом.
Бити(внезапно оглядывая комнату и замечая беспорядок). Дженни Билс, ты только посмотри на свой дом. Только посмотри!
Дженни. Смотрю. Что тебе не нравится?
Бити. Давай приберем.
Дженни. Что приберем?
Бити. Ты всю жизнь собираешься в этом доме прожить?
Дженни. А ты что, нам новый купишь?
Бити. Так и будете здесь в глуши торчать, никого кругом — один только старик Стэн Мэнн со своей старухой да песчаные карьеры. Как только пойдет дождь, вы от всех отрезаны.
Дженни. На заработок Джимми не разгуляешься.
Бити. Но здесь так неуютно.
Дженни. Хочешь, чтобы я была вроде сестрицы Сьюзен? Такая чистюля, не дай бог, все вылизывает, даже медную трубу из уборной и ту надраивает.
Бити. Давай хоть немного наведем порядок, до смерти люблю прибираться.
Дженни. А пироги? Ты же хотела пироги печь. Ой, святые угодники, хлеб! (Бросается к печке и вынимает румяный плетеный хлеб. Любуясь.) Ну что вы скажете? Каков красавчик, а, Бити?
Бити. Я готова хоть сейчас его съесть.
Дженни. Уже проголодалась?
Бити(принимаясь собирать разбросанную одежду). Сколько бы я. ни ела, всегда могу начать снова. Ронни говорит, что я ем больше, чем нужно. «Если растолстеешь, брошу, потом пеняй на себя!»
Дженни(кладет хлеб на большое овальное блюдо и убирает). Плохо, что ли, быть толстой?
Бити. Тебе выбирать не приходится. (Видит велосипед.)Велосипед! Разве велосипеду место в жилой комнате? Я его вынесу.
Дженни. Джимми не будет знать, где он.
Бити. Не говори глупости, как можно не заметить велосипед! (Выкатывает его из комнаты и кричит оттуда.) Дженни! Убирай пока одежду.
Дженни. Мне некуда ее убрать.
Бити(за сценой). У тебя есть комод, есть шкаф.
Дженни. Они уже битком набиты.
Бити(входит, полная энергии). Погоди. (Оглядывает комнату.) Знаешь что, здесь места хватит на десять семей. Ты просто все запихиваешь как попало. Помоги-ка.

Они вытаскивают из шкафа разную одежду и начинают ее складывать.