Макс Галло. Спартак. Бунт непокорных
(Отрывок)
ХРОНОЛОГИЯ
Ромул: 754–715 до Р.Х.
Римская республика
Марий, консул: 107 до Р.Х.
Сулла, консул: 88 до Р.Х.
Восстание рабов под предводительством Спартака: 73–71 до Р.Х. (Римляне, т. 1, «Спартак. Бунт непокорных»)
Помпей и Красс, консулы: 70 до Р.Х.
Цезарь переходит Рубикон: 49 до Р.Х.
Убийство Цезаря: 44 до Р.Х.
Западная Римская империя
Династия Юлиев-Клавдиев
Октавиан Август: 27 до Р.Х. — 14 после Р.Х.
Тиберий: 14-37
Распятие Христа: около 30
Калигула: 37 — 41
Клавдий: 41 — 54
Нерон: 54–68 (Римляне, т. 2, «Нерон. Царство антихриста»)
Гальба
Отон
Вителлий: 68 — 69
Династия Флавиев
Веспасиан: 69 — 79
Тит: 79–81 (Римляне, т. 3, «Тит. Божественный тиран»)
Домициан: 81 — 96
Династия Антонинов
Нерва: 96 — 98
Траян: 98 — 117
Адриан: 117 — 138
Антоний Пий: 138 — 161
Марк Аврелий: 161–180 (Римляне, т. 4, «Марк Аврелий. Плоть и дыхание»)
и Луций Вер: 161 — 169
Коммод: 180 — 192
Пертинакс: 193
Династия Северов
Септимий Север: 193 — 211
Диоклетиан: 284 — 304
Максенций: 286–304; 306 — 310
Галерий: 304 — 311
Констанций I Хлор: 305 — 306
Север: 306 — 307
Максимин II Дайя: 307 — 323
Династия Констанциев
Константин I: 306–337 (Римляне, т. 4, «Константин Великий. Под маской добродетели»)
Крисп Цезарь: 317 — 326
Константин II: 337 — 340
Констант I: 337 — 350
Констанций II: 337 — 361
Юлиан: 361 —363
Иовиан: 363 — 364
476 — конец Западной Римской империи
Посвящается Артуру Кестлеру, в благодарность за его Спартака. В знак уважения и памяти
Спартак, фракиец, происходивший из племени медов, — человек, не только отличавшийся выдающейся отвагой и физической силой, но по уму и мягкости характера стоявший выше своего положения и вообще более походивший на эллина, чем можно было ожидать от человека его племени.
Плутарх. Сравнительные жизнеописания, Красс, VIII, 3
ПРОЛОГ
ЗИМНЯЯ НОЧЬ 71 Г. ДО Р. X
1
На самом краю Италии, там, где суша отделена морем от Сицилии, наступила зимняя ночь.
Шел дождь со снегом.
Всюду пылали костры, синеватые языки пламени метались под ветром.
Вооруженные люди ходили между кострами или сидели на корточках плечом к плечу, грея руки над огнем. Слышались тяжелые удары, возгласы, пронзительные звуки трубы.
Над обрывистым берегом горел большой костер. Рядом с ним, скрестив руки на груди, стоял человек. Он произнес:
— Я, Спартак, предводитель рабов, дам сражение десяти римским легионам проконсула Лициния Красса!
Золотая цепочка скрепляла на его плечах пурпурный плащ, наброшенный поверх кожаного панциря и спускавшийся до упругих икр, на которых перекрещивались ремешки сандалий. На поясе висел короткий меч.
Спартак подошел ближе к огню.
— Послушайте меня, Посидион, и ты, Иаир, — начал он, обращаясь к сидевшим у огня. Они подняли головы и не сводили с него глаз.
Он казался огромным и походил на несокрушимую глыбу.
— Ты еще победишь, Спартак! — раздался голос.
Из расщелины в скале появилась женщина с длинными светлыми волосами, которые ниспадали ей на плечи. Она подошла к огню и сбросила покрывавшую ее шкуру ягненка, обнажив стройное тело в льняной тунике.
— Я просила Диониса защитить тебя, и сын Зевса услышал меня. Я танцевала для него.
Она опустилась на колени и обняла ноги Спартака, который положил руку ей на голову.
— Аполлония, — сказал он, поглаживая ее волосы. — Дионис больше не говорит твоими устами, как раньше. Слова, что ты произносишь, принадлежат тебе.
Он отвернулся от костра и посмотрел в ночной мрак, где бушевал ветер.
— Вы слышите? — спросил он.
Из глубины полуострова, называемого Бруттий, доносились тяжелая барабанная дробь, протяжные звуки трубы, лязганье металла и голоса.
— Там Лициний Красс со своими легионами, — продолжал Спартак. — Он велел возвести частокол и вырыть ров. Он загнал нас в ловушку. Так охотятся на дикого зверя и ловят рыбу в сеть, а потом убивают, и земля или море становится красным от крови. Вот что готовит нам Лициний Красс. Победить — его единственное желание. Все остальное у него уже есть. Он — самый богатый человек в Риме, и Сенат передал ему всю власть. Но и это пока не помогло Крассу привести легионы к победе. Мы — его желанная добыча. Он хочет, чтобы его плащ обагрился нашей кровью. В этом пурпурном одеянии он с триумфом войдет в Рим.
Он взглянул на Посидиона, затем на Иаира и тихо добавил:
— Вы ведь знаете римлян. Они не допустят, чтобы хоть один народ, будь то нумидийцы, греки, евреи или фракийцы, остался свободным. Все мы — рабы. Мы бросили вызов самому Риму, и он уничтожит нас. Что ты скажешь на это, Аполлония?
Она развела руками, продолжая стоять на коленях.
— Ты помнишь, Аполлония? — продолжал Спартак. — Нас связали и загнали в мрачный зал в Велабре, неподалеку от рынка рабов в Риме. На следующий день мы должны были вернуться в Капую, в школу гладиаторов. Нас было около двадцати, и мы были обречены сражаться друг с другом на арене или погибнуть в лапах диких зверей. Никому не дано предугадать свою судьбу. Каждый боялся, что ему выпадет участь, которую он готовил другому. Что если бы меня зарезал тот галл? Что если бы я убил того нумидийца, или ланиста выпустил против меня тигров, медведей, львов или гладиаторов — германцев и даков? В ту ночь мне приснился странный сон. Я видел змею, обернувшуюся вокруг моей шеи, и раздвоенный язык слегка касался моих губ. Проснувшись, я рассказал тебе этот сон. Тогда в тебе еще жил дух Диониса. Ты слушала, широко раскрыв глаза. Задрожала, стала раскачиваться и плясать. Потом ты заговорила, и твой голос наполняла такая сила, что я не усомнился в верности пророчества: «Спартак, эта змея — знак великого и ужасного могущества. Ты станешь владыкой. Закованные в цепи люди всех племен примкнут к тебе, чтобы обрести свободу. Ты встанешь во главе армии. Победишь легионы. Захватишь знамена квесторов и консулов, фасции ликторов. Будешь брать города. Заставишь трепетать Рим!»
Спартак замолчал, сделал несколько шагов, затем, снова подойдя к Аполлонии, добавил:
— Дионис не обманул. Рим трепетал передо мной, фракийским воином, беглым гладиатором, предводителем рабов!
Он поднял руки, и плащ соскользнул, обнажив мускулистые плечи.
— Я благодарю Диониса, сына Зевса, и всех богов за то, что они дали мне эту радость и славу.
Он положил руки на голову Аполлонии.
— Ты ведь говорила, Аполлония, что судьба предводителя обернется для меня несчастьем. Даже в минуты торжества я не забывал последние слова пророчества. Я знал, что этот миг настанет. И он недалек, Аполлония, я жду его сегодня ночью или завтра. Конец неминуем. Скоро нам придется склонить головы под властной рукой судьбы.
Аполлония застонала, согнулась, накрыла голову шкурой ягненка и пошла прочь, спотыкаясь на каждом шагу. Ночь постепенно поглотила ее.
Спартак сел у костра лицом к Посидиону и Иаиру.
2
Мое имя Гай Фуск Салинатор.
Я был легатом проконсула Лициния Красса, самого богатого и могущественного человека в Риме.
Сенат дал ему всю власть, приказав уничтожить армию Спартака, бывшего фракийского гладиатора, который собрал вокруг себя десятки тысяч восставших рабов и нищих плебеев. Уже почти два года его полчища грабили и разоряли Италию от реки По до полуострова Бруттий.
Он унижал и убивал преторов, консулов и их солдат, выступавших против него. Он казался непобедимым, войска под его натиском обращались в бегство и Рим дрожал. Наконец Рим поручил его поимку Крассу, который назначил меня одним из своих легатов.
Наша армия, десять легионов, выступила в поход.
Постоянно находясь рядом с Крассом, я не мог не восхищаться его бешеной энергией и волей к победе, но не мог не заметить и его лютой жестокости.
Мы преследовали Спартака так, будто охотились на диких зверей.
Через несколько недель нам удалось загнать Спартака на полуостров Бруттий, на самый край Италии. Красс решил именно там уничтожить войско восставших рабов. Он отрезал пути к бегству, велев возвести частокол высотой в два человеческих роста и вырыть ров более пяти шагов в ширину и трех в глубину.
Эта преграда, стена, простиравшаяся от одного конца перешейка до другого, от Ионического моря до Тирренского, казалась нам непреодолимой.
Море и наши легионы окружили Спартака и его сброд.
Однажды зимней ночью, когда я с двумя центурионами шел вдоль частокола, на нас из засады напали рабы, около десяти человек. Они, должно быть, зарезали часовых и кинулись на нас, как тигры. Рабы убили центурионов, которые не успели ни оказать сопротивления, ни позвать на помощь.
Меня ранили, связали и утащили в лагерь рабов. Я подумал, что знаки отличия легата ненадолго спасли мне жизнь, и меня приберегут для публичной казни, о жестокости которых шла молва.
Я потерял сознание.
Жар огня привел меня в чувство.
Я лежал на земле, у подножия скалы, рядом с большим костром, вокруг которого плясала женщина. Светлые волосы спускались ей на плечи, тело было скрыто под овечьей шкурой. Внезапно она остановилась, взяла маленькую амфору и, откинув голову, стала пить. Вино стекало ей на грудь.
Вокруг огня сидели трое мужчин. Один из них, высокого роста, в пурпурном плаще, встал и направился ко мне. Величественная осанка, гордое выражение лица, пронзительный взгляд и надменные складки у рта выдавали в нем главаря.
Достав из ножен короткий меч центуриона, он провел им по моей шее. Я ощутил жжение, и теплая кровь защекотала кожу.
— Прежде чем умереть, посмотри на Спартака, — сказал он.
Затем он вдруг убрал меч в ножны и сел рядом со мной.
— Ты слишком молод для легата, — заметил он. — Кто ты такой?
Я не желал отвечать этому варвару, этому рабу.
Я был магистратом Римской республики. Я отдавал приказы, а не подчинялся им. Я был гражданином, а Спартак — всего лишь говорящим скотом.
Вместе с легионами я шел по его кровавому следу. Изувеченные тела горожан с перерезанным горлом, женщины со вспоротыми животами, дома, обращенные в пепел, вырубленные фруктовые деревья, разоренные виноградники отмечали его путь от Абруццо до Кампании, от Лукании до Бруттия.
Наконец наша ловушка захлопнулась. Мы пронзим его копьями, как загнанного в логово кабана.
Однако я все же назвал свое имя, возможно, желая бросить вызов дикарю, дать почувствовать всю мерзость его существа и величие Рима, республики, которой он осмелился противостоять, законы которой он отверг. Я — Гай Фуск Салинатор, из семьи Педаниев, иберийских аристократов, граждан Рима, города, за который мы боролись из поколения в поколение, занимая все более высокие должности в республике.
Спартак пристально посмотрел на меня, его взгляд был полон презрения.
— Ты — ничто, — сказал он, наклонившись ко мне. — Ты связан по рукам и ногам. Ты похож на раба или гладиатора, которому перережут горло просто потому, что он разонравился хозяину.
Он взял горсть земли и медленно пропустил ее сквозь пальцы.
— Ты, твои предки, твоя жизнь стоят меньше, чем эта горсть песка.
Он повернулся к мужчинам, сидевшим по другую сторону костра. Женщина продолжала плясать, слегка касаясь их. Под задравшейся шкурой ягненка была видна туника, облегавшая ее небольшое крепкое тело.
— Красс победит, — продолжал Спартак. — Может, завтра, а может, через несколько дней. Так решили боги, возжелавшие могущества Рима. А я умру. Боги были милостивы ко мне. Но сейчас им нужна моя жизнь.
Он поднялся и стал ходить вокруг костра, то запуская пальцы в свои черные волосы, то сжимая горсть земли в кулаке. Затем он остановился и положил руки на плечи мужчин, сидевших у костра.
— Красс хочет, чтобы мы своей кровью расплатились за то, что сделали. Чтобы люди помнили лишь о нашей казни, о пытках, которым он нас подвергнет. Ради собственного величия и величия Рима он сделает так, что люди забудут о наших победах. Никто не будет знать, кем был Спартак. Ты, Посидион…
Он обратился к старшему, лысому круглолицему человеку. Длинный плащ скрывал его тело, но я подумал, что он наверняка был полным.
— Ты читал мне историю греков, рассказывал о том, как они побеждали империи. Ты пересек море, преподавал на Родосе, жил на Делосе и в Риме. Благодаря тебе греки никогда не умрут. Что же до тебя, Иаир…
Второй мужчина был худым, со впалыми щеками и пылающим взором. Курчавые волосы спадали на его костлявый лоб.
— …ты пришел из Иудеи. Ты говоришь, что вся история твоего народа собрана в одной книге, и каждый знает твоего Бога, храбрость и веру твоих предков.
Спартак приблизился ко мне, толкнул ногой, затем сел рядом.
— Тот, кого помнят, никогда не умрет, — сказал он.
Вдруг он схватил меня за горло и начал душить. Его руки, как тиски, сдавили мне шею.
— Если ты хочешь жить, легат… — продолжил он.
Я пытался вздохнуть, но его пальцы были так сильны, что мне казалось, будто у меня лопаются глаза.
Тогда он немного ослабил хватку.
— Я не стану убивать тебя, легат, если ты пообещаешь Зевсу, Дионису и всем богам, которым ты приносишь жертвы, спасти Посидиона-грека, Иаира-еврея и Аполлонию, пришедшую, как и я, из Фракии. Они расскажут тебе историю Спартака, а ты передашь ее людям, когда сочтешь нужным. Если ты благоразумен, — а я знаю, легат, что ты благоразумен, — то дождешься смерти Красса. Но если откажешься…
Я почувствовал, как его ногти снова впились в мою шею.
— Выбирай, или я задушу тебя. Мои пальцы тверже металла, они способны оторвать твою голову от тела, легат! Если ты пообещаешь сделать то, о чем я прошу, то уйдешь этой ночью вместе с ними. Ты подойдешь к римским караульным, тебя там узнают. Скажешь, что они спасли тебя, помогли бежать. Ты ведь легат, тебе поверят и согласятся оставить их в живых. Посидион, Иаир и Аполлония станут твоими рабами. Ты выслушаешь их. Посидион и Иаир — большие знатоки слова, книги были их хлебом. Аполлония умеет говорить с богами. Я всего лишь фракийский воин, но мое происхождение не хуже твоего: мои предки были свободными людьми, царями. Римляне сделали меня гладиатором, обреченным на смерть. Но милостивые боги даровали мне славу и радость стать свободным и возглавить армию рабов, которые вернули себе свободу. Я хочу, чтобы люди знали об этом!
Он сдавил мою шею, его лоб коснулся моего.
— Или я оторву тебе голову, легат! — воскликнул он.
Я предпочел остаться в живых и принял предложение Спартака. Я вернулся в римский лагерь, отвел Аполлонию, Посидиона и Иаира на мою виллу в Капуе, а затем вернулся к Крассу.
Мы провели несколько сражений на полуострове Бруттий и одержали победу.
Я видел, как погиб Спартак, и я ходил с мечом в руке по трупам тех, кто когда-то последовал за ним.
Я слышал, как Красс приказывал поставить шесть тысяч крестов вдоль Аппиевой дороги, соединявшей Капую и Рим, чтобы казнить рабов, которым не повезло погибнуть в сражении.
Меня до сих пор преследуют хрип и крики казненных мужчин и женщин.
Потом я вернулся в Капую.
Моя вилла расположена недалеко от школы гладиаторов, в которой началось восстание Спартака.
Все, что я написал об этой войне, рассказали мне Посидион, Наир и Аполлония, прорицательница и жрица Диониса. Красс давно умер, а республика разрывается между сторонниками и врагами Гая Юлия Цезаря.
ЧАСТЬ I
3
Аполлония и Спартак были родом из Фракии, страны свободных людей.
В тот день их судьбы соединились.
Они стояли в круглом зале, посреди которого на треножнике возвышались бронзовая чаша и статуя Диониса из мрамора в красных и черных прожилках.
В чаше гудел огонь, и пламя освещало золотой венец на голове Диониса. То и дело подходили молодые женщины в белых туниках, чтобы подлить в огонь масла, и языки пламени взмывали вверх, ярко освещая гирлянду цветов на шее бога, и поднятый жезл, с которого свисали две грозди винограда.
К ним подошел Кокс, оракул храма Диониса.
Худое лицо старика было до половины скрыто бородой и длинными волосами.
Он взял руки Аполлонии и Спартака, соединил их, и, сжав костлявыми пальцами, сказал:
— Будьте свободными, как это священное пламя, которое горит для Диониса! Он пришел во Фракию и зажег этот огонь, чтобы ни один мужчина и ни одна женщина не становились рабами. Будьте верны воле Диониса! Пусть никогда цепь не опутает ваши запястья. Аполлония, ты — дочь Аполлона, твои волосы цвета солнца. В тебе, Спартак, — сила потоков и гор, ты — сын царя.
Молодая женщина подала ему маленькую серебряную амфору. Старик торжественно поднял ее, отпил, передал Спартаку и Аполлонии, и они в свою очередь поднесли ее к губам. После этого девушки окружили их, а музыканты принялись играть на флейте прекрасную мелодию, которую порой заглушал свист весеннего ветра.
Праздник плоти, опьянение танцем и вином продолжались до самых сумерек.
Молодые воины зажгли факелы. Свет озарил земляную площадку перед храмом, рощу и сосны, а его отблески падали на темневшее внизу море.
Кокс сидел на ступенях храма и наблюдал за молодыми людьми, которые разбрелись по лесу.
Аполлонию увлекли за собой флейтисты, а Спартака — девушки в белых туниках. Из леса доносились смех и пение, среди деревьев мелькали силуэты.
В полночь Аполлония вернулась одна и села рядом с Коксом.
Оракул, положив руку на колено Аполлонии, напомнил, что именно он дал ей это имя, как только увидел ее светлые волосы, как у варваров, пришедших с севера.
Аполлония помнила их первую встречу.
Она убежала из деревни и шла, пока не увидела храм Диониса. Оракул принял ее и подвел к статуе бога. Подал маленькую серебряную амфору и предложил отпить из нее.
По телу Аполлонии разлилось тепло, и ей показалось, будто неведомые силы сначала подняли ее над землей, а затем бросили в бездну.
Придя в себя, она увидела, что лежит обнаженная в большом круглом зале, озаряемом священным огнем, пылающим в бронзовой чаше.
Кокс стоял рядом на коленях и растирал ее грудь и бедра тонкими сосновыми ветками с шишками на концах.
Аполлонию охватила дрожь, она испытывала наслаждение от прикосновений к коже шероховатых шишек, будто коготков дерева, обладавших, по словам Кокса, могуществом, свойственным только богам.
Она медленно поднялась, оперлась на локти и увидела, что ее бедра испачканы кровью.
— Дионис вошел в тебя, — сказал Кокс. — Отныне ты его жрица.
Каждую последующую ночь он учил ее разнообразным играм тела, приносящим наслаждение.
Наконец он закончил обучение, и теперь она могла исполнить любую прихоть Диониса, поскольку знала все о желаниях богов.
Она воспевала его могущество, и постепенно по знаку небес, по движению ветвей и треску огня научилась определять будущее и читать судьбы тех, кто входил в храм, чтобы послушать оракула.
— Ты стала прорицательницей, — сказал Кокс. — Отдай себя на волю Диониса. Слушай его: он говорит твоими устами!
Однажды воины медов, шедшие с востока, из Фракии, от реки Стримон к побережью, сделали привал перед храмом.
Аполлония подошла к ним вместе с другими жрицами Диониса, но отказалась участвовать в танцах и игрищах.
Один из воинов остался в стороне, так же как она. Он был выше остальных, черные волосы спадали на его лоб. Он был могуч, мускулы как канаты оплетали его плечи, торс, руки и ноги.
Аполлония почувствовала желание ласкать его тело и, взяв амфору с маслом, направилась к нему. Она медленно втирала масло в затылок, шею и бедра мужчины, в его мышцы, напрягавшиеся под ее ладонями.
Затем она взяла в руку его фаллос, твердый, как жезл Диониса.
Аполлония подумала, что сам бог поселился в теле этого молодого воина, которое она не переставала ласкать всю ночь.
На рассвете он уснул, а Аполлония сидела рядом, положив ладони на его грудь, твердую, как камень.
Она хотела запомнить это красивое лицо, будто высеченное из камня, как статуя Диониса.
С первыми лучами солнца мужчина открыл глаза.
Ослепленный ярким светом, он нахмурил брови, и она заметила, как глубокая морщина, похожая на рану, рассекла его лоб.
Аполлонии захотелось зарыдать, ей вдруг почудилось, что однажды острый клинок рассечет надвое лицо молодого бога.
Она сказала:
— Меня зовут Аполлония, и отныне я принадлежу тебе, так же как принадлежу Дионису.
Он поднялся, сжал руками ее ладони.
— Меня зовут Спартак. Я из медов, фракийский воин, сын царя. Я возьму тебя, и ты будешь со мной столько, сколько угодно богам.
Он привлек ее к себе и крепко обнял.
— Пока кровь течет в моих жилах, — добавил он, — пока тот, кто…
Она остановила его, приникнув губами к его губам, помешав произнести имя властителя смерти.
На следующий день Кокс, оракул Диониса, соединил их.
4
Спартак и Аполлония были свободны, как волки.
Они шли вместе, не отходя друг от друга ни на шаг.
За ними следовала группа из десяти воинов и трех молодых жриц Диониса.
Спартак остановился, поднял руку, и воины подошли к нему. Он указал вдаль, на горы, возвышавшиеся над побережьем Эгейского моря, на частокол и караульные башни римского лагеря.
Легионы высадились во Фракии несколько месяцев назад, но не углублялись в долины, а разбили палатки в нескольких сотнях шагов от берега. Однако дозор из нескольких воинов с центурионом выходил далеко за пределы лагеря, добираясь до гор Хаймос и Истранджа.
Аполлония первой почувствовала их приближение, раньше, чем их можно было увидеть или услышать.
Она удержала руку Спартака, не дав обнажить меч, убедила его скрыться за кустами и пропустить маленький отряд со сверкающими щитами, копьями, мечами и доспехами.
Уверенность римлян, медленный ритмичный шаг, оружие, шлемы и даже кони восхитили Спартака и его воинов. Скрывшись в кустарнике, они наблюдали за движением отряда.
Ночью они видели, с какими предосторожностями центурион выбирал место для лагеря. Он велел разжечь яркие костры, возле которых выставил караульных.
— Они боятся фракийских волков, — тихо сказала Аполлония.
Она добавила, что никто, ни Дарий Персидский, ни Филипп Македонский, ни афиняне, ни варвары, не смогли победить и покорить народ Диониса.
И римлянам это не удастся.
Аполлония направилась в глубь леса, Спартак неохотно последовал за ней.
Они вышли к пещере на берегу, вдалеке от римского лагеря. Аполлония собрала сухие ветки, и вскоре затрещал яркий костер, на котором зажарили козленка, купленного у пастухов. Аполлония срезала флакон, который носила на своем ожерелье, и дала каждому смочить губы обжигающим снадобьем из горьких трав.
Воины достали амфоры с вином, кто-то заиграл на флейте. Молодые жрицы Диониса стали танцевать, и воины присоединились к ним. Танцующие кружились, срывая с себя одежды, затем упали на землю и тела их переплелись.
Как и в первую ночь, Спартак и Аполлония держались в стороне от остальных. Они сидели у входа в пещеру и наблюдали за римскими кострами, освещавшими небо по ту сторону леса.
— Они сильны, как охотники, — сказал Спартак. — У нас волчий инстинкт. Но в конце концов охотники убивают волков и сдирают с них шкуру, чтобы сделать себе одежду.
Спартак сидел, скрестив ноги, положив руки на колени, выпрямив спину, устремив взгляд перед собой.
— Мне не хотелось бы узнать судьбу волка, — добавил он.
— Значит, ты хочешь стать охотником?
Он низко опустил голову, Аполлония положила руку на его голову.
— Ты никогда не станешь римлянином, — сказала она. — Ты навсегда останешься фракийским волком. Римляне свяжут тебя по рукам и ногам. Ты станешь их рабом!
— Я стану солдатом в их легионах. Я буду носить их оружие. Я буду храбрее и сильнее каждого из них. Они признают во мне сына царя, воина.
— Они будут обращаться с тобой, как с диким зверем. Ты будешь стоить меньше лошади.
Спартак тряхнул головой, Аполлония убрала руку.
— Я стану одним из них, — повторил он, поднимаясь.
5
Наступила зима. За каждую козу приходилось драться с волками. Их изголодавшиеся стаи подходили к огню, на котором жарилось мясо, так близко, что Аполлония даже сквозь вьюгу видела их серые глаза.
Она призывала Диониса, просила, чтобы он прогнал этих зверей, диких и жестоких, как даки, варвары, пришедшие с севера, с того берега великой реки, которых ледяной ветер, казалось, гнал в сторону Фракии.
Однажды, когда мороз выдался настолько суровым, что промерзшая земля скрипела под ногами, а камни трескались с жутким грохотом, Аполлония подняла руки, призывая всех замолчать. Тогда она смогла расслышать удары мечей и крики раненых. Она описывала то, что было недоступно глазу, но Дионис дал ей силу пророчества, чтобы слышать неслышимое и видеть невидимое.
Спартак говорил, что она была похожа на волчицу, которая поднимает уши и чувствует врага даже тогда, когда вокруг все спокойно.
— Даки! Они победят, — устало сказала она.
Она знала, что не сможет остановить Спартака и его воинов. Подняв мечи, они шли в направлении, указанном Аполлонией.
Она побежала за ними в чащу. На ходу они ломали или сгибали ветки, и снег мягко падал на землю. Наст был плотным, хрустел под ногами, но не проваливался.
Внезапно Спартак и его воины вышли на поляну и увидели сражавшихся людей. Они размахивали мечами и копьями. По длинным черным волосам, собранным на затылке в хвост, Спартак узнал даков и бросился на них, подняв меч. Даков было несколько сотен, но атака с тыла заставила их растеряться.
Начался снегопад, но Спартак заметил римские эмблемы, орлов, а также шлемы и оружие легионеров. Даки пытались окружить римскую центурию, но ее щиты были похожи на непробиваемый панцирь, о который разбивались копья. Однако варвары численностью значительно превосходили римлян, и центурия будто тонула в них. Даки поднимались по трупам своих воинов, как по ступеням, и перепрыгивали преграду из щитов.
И тут появился Спартак со своими людьми. Их крики были такими громкими, атака такой мощной, что даки решили, будто на них напали сотни врагов.
Они побежали к лесу, а Спартак и фракийцы преследовали их, разя мечами.
Вскоре на снегу остались лишь черные пятна тел и красные пятна крови.
Спартак услышал звук барабана, затем тяжелые удары молота. Он обернулся: к ним приближались римляне. У каждого воина в левой руке был прямоугольный плоский щит. Они добивали раненых копьями или мечами. Среди них шел высокий человек. Броня с серебряным отливом защищала его тело, тщательно обработанный металл повторял рельеф мускулов. Его шлем был украшен гребнем из перьев.
Центурион подал легионерам знак остановиться, а сам подошел к Спартаку.
Аполлония и три жрицы Диониса приблизились к Спартаку, окруженному фракийскими воинами, и удивленный центурион остановился в нескольких шагах от них.
— Ты сражался как римлянин, — по-гречески сказал он. — Боги послали нам тебя и твоих воинов в решающий момент сражения. Ты рубил этих варваров как ветви деревьев. Кто ты?
— А ты? — спросил Спартак.
Его меч по-прежнему был обнажен. Сквозь плотную завесу снега смутно виднелись кольчуги и шлемы римских легионеров.
— Я — центурион, командующий первой когортой VII легиона Римской республики, — ответил тот и повернулся к своим солдатам. — Вот все, что осталось от моей центурии. Даки так же опасны, как волки во фракийских горах, как дикие звери Африки и македонские змеи.
Он сделал еще один шаг в сторону Спартака.
— Мое имя Номий Кастрик.
Теперь он находился так близко от Спартака, что тот мог различить большой шрам, рассекавший правую щеку центуриона.
— Я все еще ничего не знаю о тебе, — продолжал Кастрик. — Мне известно только то, — и это мне по душе, — что ты боролся за Рим против варваров. Но кто ты?
— Я из медов, одного из народов Фракии.
Он постучал ногой по твердому снегу.
— Это наша земля. Она свободна, как и люди, владеющие ей.
— Ты горд, — заметил Кастрик.
— Род Спартака правил племенами Керчи, на берегу моря.
Номий Кастрик молчал, глядя на снег, залитый кровью и покрытый мертвыми телами. Затем он медленно положил руку на гарду меча и отступил на шаг, повернувшись к своим неподвижным воинам, которые не спускали с него глаз. Они стояли, прижав к правому плечу копье или меч, немного наклонившись вперед, будто были готовы броситься на фракийских воинов, решительный вид которых удивлял и беспокоил их.
Среди них даже раздались нетерпеливые крики, когда они почувствовали, что Номий Кастрик колеблется. Возможно, он пытался определить, сколько времени понадобится его воинам, чтобы присоединиться к нему, а если он нанесет удар первым, каковы шансы победить предводителя фракийцев, надменный тон которого рассердил его.
Внезапно одна светловолосая женщина взмахнула руками, будто в танце, и три другие женщины окружили ее. Они были похожи на только что раскрывшийся цветок: их тела выгнулись назад, волосы касались снега.
Номий Кастрик скрестил руки.
— Тебе известно о могуществе Рима? — спросил он. — Его легионы попирали и подчиняли не только берег этого моря. Нет ни одного народа, который решил бы выступить против Рима и не преклонил бы колен перед его знаменами, не признал бы власть и мощь его орлов.
Движением головы Кастрик указал на флаги Рима, древки которых легионеры воткнули в снег.
— Рим благосклонен к народам, которые становятся его союзниками, — продолжал Кастрик. — Если хочешь остаться сильным и гордым, фракиец, будь с Римом, как ты был с ним сегодня. Никогда не покидай этого пути.
Внезапно Спартак поднял меч, и Номий Кастрик отступил, сжав оружие.
— А нужен ли Риму мой меч и рука, что его сжимает? — спросил Спартак.
Он направился к своим воинам. Круг жриц Диониса разомкнулся, пропуская его. Спартак положил руку на плечо Аполлонии.
— Эта женщина со мной. Если тебе нужны мое оружие и моя рука, тебе придется взять и ее, а также всех, кто захочет пойти со мной.
Кастрик покачал головой, протянув руку к римским флагам.
— Тебе ответит Кальвиций Сабиний, командующий VII легионом. Я скажу ему, как бесстрашно ты сражался за Рим. В армии республики всегда найдется место храбрым воинам, в ней каждый найдет применение своим способностям. Критяне — лучники, германцы — кавалеристы, те, что родом из Балеареса, — пращники. Посмотри на меня, фракийский воин: я был рожден далеко от Рима, в Галлии, по ту сторону Альп, и командую первой когортой VII легиона. Рим награждает тех, кто принимает его законы.
Спартак медленно вложил меч в ножны.
Боги исполнили его желание.
6
Спартак не склонил головы перед трибуном Кальвицием Сабинием.
— Что ты хочешь получить в награду, ты, сражавшийся за Рим? — спросил трибун.
Он сидел на возвышении, на перекрестке двух дорог, проходивших через лагерь VII легиона. Его подбородок был высоко поднят, рот скривила презрительная гримаса, голос был утомленным, а тон снисходительным.
Легионеры выстроились в стороне от возвышения, слегка расставив ноги, прижимая левый кулак к груди, правой рукой сжимая древки копий. Рядом с трибуном стоял знаменосец.
У возвышения, положив руку на гарду меча, стоял центурион Номий Кастрик. Он будто боялся, как бы Спартак не бросился к возвышению и не убил Сабиния.
— Что он просит? — повторил трибун, наклоняясь к Кастрику.
Спартак отвернулся, посмотрел на дорогу, проходившую от одних ворот до других и разделявшую лагерь на две части. Ему казалось, будто с тех пор, как он перешел ров и проник в лагерь, он с каждой минутой все сильнее запутывается в сетях, из которых не выбраться без помощи богов.
Он посмотрел на Аполлонию. Девушка улыбалась и казалась спокойной. Она будто порхала над снегом, в окружении трех жриц Диониса. Он слышал вопрос трибуна и ответ Кастрика. В нескольких сотнях шагов от лагеря была собрана вспомогательная пехота из воинов фракийского и греческого происхождения. Спартак и его воины должны были присоединиться к ней. Он принадлежал к царскому роду и мог сам производить вербовку. А ведь армия нуждалась в пехотинцах, чтобы надзирать за этой страной гор и лесов и отражать набеги варваров.
Трибун поднялся, сошел с возвышения, за ним следовал знаменосец. Он приблизился к Спартаку и пристально посмотрел на него, но Спартак не опустил глаза. Тогда трибун подошел к Аполлонии, долго и внимательно разглядывал ее, время от времени посматривая и на Спартака.
— Оставляю ее тебе, — наконец промолвил он. — Она пахнет козой.
Улыбнувшись и подав знак Кастрику, он отошел прочь. Центурион повернулся к Спартаку.
— Отныне ты — вспомогательный воин римской армии, — сказал он, схватив Спартака за руку. — Тебя следует многому научить. Даже гражданин республики опускает глаза перед трибуном. А ты всего лишь фракиец, Спартак.
Спартак резко отдернул руку, Кастрик сделал шаг в сторону.
— Никогда не поднимай руки на гражданина Рима! — сказал он.
В тот день Спартак почувствовал непреодолимое желание уничтожить римских легионеров, командующих вспомогательными войсками.
Они выкрикивали приказы так, будто отдавали их собакам.
Они задирали самых слабых, а затем нещадно избивали их, вынуждали встать на колени, молить о пощаде, клясться в покорности и верности Риму.
Тем, кто слишком долго не уступал, отрезали носы и уши, отрубали руки и выкалывали глаза, чтобы каждый, во Фракии и Греции, узнал о том, что случается с мятежниками. Другим связывали ноги и привязывали к шее веревку, обрекая на рабство. Раскаленным железом им, как вьючным животным, ставили клеймо на лбу и щеках.
И это — Рим?
Лучше уж умереть!
Но когда он уже готов был ринуться на врагов, Аполлония схватила его за руку и заставила убрать меч в ножны.
— Не стоит драться, — сказала она. — Я знаю, что богами тебе предначертана другая судьба. Дионис наблюдает за нами. Позволь мне действовать!
Она подошла к легионерам в сопровождении трех жриц Диониса, обхватила за шею одного и увлекла за собой. Она попросила пить.
Молодые жрицы начали танцевать. Они танцевали в честь Диониса, и римляне забыли о Спартаке, который медленно ходил вокруг лагеря, в то время как ярость душила его.
Стоя за пределами лагеря, на вырубке, он смотрел на лес вдали, на заснеженные макушки деревьев. Зачем боги ослепили его, позволили пойти на службу Риму?
Лучше умереть!
Караульные сказали, что он должен держаться подальше от рва и ограды. Если он не будет повиноваться, они оповестят римских легионеров и Спартак узнает, как Номий Кастрик обращается с теми, кто пытается бежать. Их обвиняют в измене, калечат и обращают в рабство. Некоторых распинают у ворот лагеря, чтобы всякий слышал их предсмертный хрип и крики хищных птиц, слетавшихся, чтобы выклевать им глаза.
Спартак вернулся в палатку. Аполлония сидела на корточках, выводя веточкой на земле какие-то знаки. Затем она стерла их ладонью и сказала:
— Я такая же ровная, как эта земля: Дионис стирает то, что не должно оставаться во мне. Вино дарует нам забвение и приносит радость. Пей, Спартак!
Она протянула ему амфору, которую, возможно, получила в подарок от одного из легионеров. Спартак положил руку на голову Аполлонии, согнул ее тело. Она поддалась, и Спартак почувствовал, как она вовлекает его в танец, но дурман, охвативший его, не изнурял, а наполнял энергией. Появилась уверенность в том, что боги проведут его через леса, туда, где он будет свободным человеком, а не римским солдатом, с которым обращаются, как с рабом или собакой, которая должна лаять и кусать по приказу хозяина.
Он хотел стать свободным, как волк.
— Нужно уходить к лесу, — сказал он Аполлонии.
Она снова чертила знаки на земле, стирала их, рисовала новые, все сильнее качая головой.
Наконец она поднялась, обняла его, стала ласкать языком его губы и шею.
— Я покажу тебе дорогу, — сказала она.
Он закрыл глаза.
Каждую ночь Аполлония обучала его науке тела и души. Она заставляла его разжимать кулаки, которые он сжимал в гневе. Она растирала его пальцы, ее руки скользили по его плечам, ласкали шею и затылок.
Но Спартак был похож на разъяренную собаку.
Центурион Номий Кастрик снова унизил его, царя медов из Керчи, заставив выйти из строя, чтобы поклониться римскому орлу.
Спартак медлил. Номий Кастрик стоял в нескольких шагах, окруженный охраной, и испытующе смотрел ему в глаза. И он склонился перед эмблемой, став коленями в снег.
Кастрик сказал ему:
— А теперь возвращайся в строй, фракиец! И помни, что гражданин Рима вправе решать, жить или умереть выходцу из народа, который он покорил. Гражданин Рима не борется против раба или варвара. Он наказывает его. Уничтожает его. Но может и вознаградить.
Затем он крикнул:
— Опусти глаза, Спартак, или я велю выколоть их!
— Он пытается заманить тебя в ловушку, — объяснила Аполлония.
Она смазала грудь и бедра Спартака маслом и растирала его тело, сначала легко, затем сильнее нажимая крепкими пальцами.
— Если ты станешь отвечать ему, — продолжала она, — ловушка захлопнется, прольется твоя кровь. Ты будешь побежден. Учись терпению, Спартак. Дионис наблюдает за тобой. Он посылает тебе испытания. Он хочет узнать, достоин ли ты его забот. Если ты научишься ждать, он поможет тебе.
Аполлония положила руки на плечи Спартака, а он, успокаиваясь, поднял ладони к небу.
— Не кидайся, забывшись, на врага и не позволяй чувству мести одолеть тебя, — продолжала она.
Спартаку показалось, что вся кровь, что текла в его жилах, хлынула в низ живота, над которым, приоткрыв рот, склонилась Аполлония.
Наступила весна.
Однажды ночью, когда порывы ветра сотрясали палатку, Аполлония разбудила его.
— Сегодня Дионис посылает нам последнюю бурю, — сказала она. — Она будет самой сильной. Она защитит нас.
Они выскользнули из палатки, прошли по снегу, заполнившему ров. Снег падал так плотно, что приглушал звуки и через несколько мгновений заносил все следы.
У ворот, съежившись и накрыв голову плащом, стоял караульный. Он спросил пароль.
Аполлония направилась к нему, воздев руки, и когда она уже, казалось, готовилась скинуть одежду, Спартак повалил караульного.
— Не убивай его, — попросила она. — Пусть его накажет Номий Кастрик.
Спартак столкнул караульного в ров.
Они бежали, снег бил им в лицо. Они пересекли вырубку, окружавшую лагерь VII легиона и вспомогательных войск.
Остановились только на следующую ночь, оказавшись в лесу. Дорогу выбирала Аполлония. Иногда она задерживалась, призывала на помощь Диониса, поднимала глаза к верхушкам деревьев, пытаясь определить направление ветра.
— Нужно идти к греческому морю, — сказала она. — Туда, где однажды появился Дионис.
Спартак шел в нескольких шагах позади.
На исходе десятого дня они убили волка, кинувшегося на Аполлонию. Тяжелого и старого зверя съели сырым. Мясо было горьким и жестким.
Произведения
Критика
