Спор белого с черным
(Юстинас Марцинкявичюс)
В драматической поэме Юстинаса Марцинкявичюса «Миндаугас» заметна характерная для современной поэзии тенденция к философскому осмыслению истории.
Суть деятельности главного героя поэмы выражена в его словах: «Мой бог — Литва. Я буду делать все, что для Литвы моей необходимо». Мы видим Миндаугаса вначале одним из многих литовских князей, а на последних страницах поэмы прощаемся с ним уже как с коронованным хозяином всех литовских земель. Он (как и посадник новгородский Василий Буслаев) одержим одной идеей — идеей государственности. Ради создания сильной независимой Литвы Миндаугас переступает все нравственные нормы, уничтожает в себе все человеческое. И умирает он с убеждением в своей правоте. Пораженный ударом меча одного из восставших против него вассалов, в предсмертной агонии он исповедуется летописцу:
Добавь... еще добавь, что это все
я сделал ради родины...
во имя
моей Литвы.
И не забудь добавить
о том, что для нее и для меня
иной дороги не существовало...
(Перевод А. Межирова)
Не ради личной славы, не для удовлетворения честолюбивых стремлений собирает Миндаугас разрозненные литовские земли в сильное государство. Он думает о благе народа. Но вот как он представляет его себе: «Здоровы? Сыты? В достатке ли имеют хлеб и мясо?» Миндаугас ошибается, представляя народ лишенным духовной силы, существующим как глина, необходимая мастеру для лепки задуманного образца.
Два человека в поэме пытаются вывести Миндаугаса из этого трагического заблуждения: его двоюродный брат Дауспрунгас и старый горшечник, в мастерской которого Миндаугас любил бывать в юности и к которому иногда заходит и теперь. Дауспрунгас не может принять идею такой Литвы, в которой вдруг стало тесно самим литовцам. Его идея сильного государства иная. Невозможно создать прочную человеческую общность, относясь к человеку только потребительски. И личность, если даже она и руководствовалась в своей деятельности благими намерениями, без настоящего понимания сущности человека сама морально деградирует.
Поэт прослеживает, как неверно истолкованная идея сильного государства приводит к тому, что опору для его создания Миндаугас начинает видеть только в самом себе. Бесчеловечность отныне пронизывает все его поступки. Любовь Миндаугаса к жене своего сподвижника Висмантаса Морте неизбежно пришла к трагическому финалу — безумию возлюбленной.
Глубоко символична сцена разговора Миндаугаса со старым горшечником в его мастерской. Миндаугас, увлекавшийся в юности лепкой, иногда приходит сюда, чтобы предаться новому любимому занятию — приклеиванию к слепленной им карте Литвы новых кусочков — захваченных земель. Глядя на его старания, старый горшечник говорит:
Я знаю землю и скажу тебе,
что, слепленная так,
держаться долго она не сможет.
В чем же выход? Старик почти буквально повторяет слова Дауспрунгаса:
Все зазвучит, коль глина хороша
и на любви замешена с любовью.
По словам Миндаугаса, для человека главное: «набить желудок — вот и вся премудрость». Старик же подрывает самую суть побудительных мотивов деятельности Миндаугаса, его философию, показывая, что в земной основе человеческой личности, в том, что он называет водой, огнем и землей, коренятся ростки и будущего прекрасного расцвета человека. Миндаугас — трагическая фигура, ибо цель, достижения которой он добивается — благо человека,— находится в неразрешимом противоречии с его же пониманием природы человека.
Художественная структура современной поэзии отражает ее стремление воплотить объективно развивающийся характер. Отсюда повышение в ней роли сюжетных конструкций. Связь прошлого и современности в «Василии Буслаеве» определялась движением авторской мысли, которая как бы парила над историческими событиями. В «Миндаугасе» же своеобразными носителями этой связи выступают два персонажа — Черный Летописец и Белый Летописец. Черный — тот, рукой которого по скрижалям истории водят сильные мира сего.
Среди людей
мы просто люди —
слабы и трусливы,
завистливы, порочны, голодны.
И тот, кто посильней,
диктует нам
основополагающую правду
свою
и даже истину свою.
Но он не просто приспособленец. Черный Летописец разделяет взгляд Миндаугаса на человека: истина господина — его собственная истина по глубочайшему убеждению. Не случайно в финальной сцене Черный Летописец выступает против воли Миндаугаса, закалывает Белого Летописца, заносящего в анналы истории предсмертные правдивые показания прозревшего правителя Литвы. Черного Летописца заботит, чтобы до потомков дошла история в его интерпретации, история голых фактов. «Знаю, что тебя заботят факты. Одни они»,— говорит Белый Летописец.
А человек? А люди?
Что происходит в них и что их мучит?
И почему печалятся они?
Зачем ликуют?
По какой причине
в любом и каждом
все сплелось в клубок —
и размотать его ничто не в силах...
А факты — те же камни у реки.
Их гладили века, отшлифовала
история тяжелыми волнами —
теперь они годятся разве только
для детских игр —
чей камень сколько раз
подпрыгнет на воде...
Нет, наше дело
куда сложней,
нам непременно надо
и общее объять, и человека,
увидеть цель и выяснить причину.
Белый Летописец ошибался, думая, что Черного заботят только факты. Утверждение святости фактов, и только фактов, было у Черного Летописца лишь выражением иной концепции человека. Он тоже стремился «увидеть цель и выяснить причину», «общее объять», но с иных позиций. В основе поэмы, определяя ее сюжетно-композиционное строение, лежит борьба двух концепций человека. Этим объясняются расстановка персонажей и их конфликты.
Близкий Ю. Марцинкявичюсу по творческим установкам башкирский поэт Мустай Карим так подчеркивает основную, определяющую черту художественного облика своего литовского собрата: «удивительный дар пронизывать время». «Его поэмы, отражающие современность, непременно соприкасаются с глубинными корнями, далекими истоками национального духовного бытия, а его исторические полотна всегда встревожены непокоем, порывами, светом современности,— пишет М. Карим.— Поэт в своем творчестве будто разглядывает время с двух концов. Настоящее для него неизбежно прорастает из минувшего, а минувшее всегда таило в себе загадку будущего» (Литературная газета, 1973, 12 декабря).
В критике дружно отмечалось, что поэма Ю. Марцинкявичюса, рассматривая важный период в жизни своей страны — время интенсивного пробуждения национального духа, борется с неверными представлениями о национальной гордости и национальном самосознании. Произведение пронизано пафосом социалистического гуманизма, утверждает советский интернационализм.
И в поэме «Василий Буслаев», и в «Миндаугасе» характер проблематики — философский. Но в отличие от «Василия Буслаева», где авторская мысль обусловливает композиционное строение, а сюжет строится по логике развития характеров, в поэме Ю. Марцинкявичюса и сюжет и композиция подчиняются и логике развития характеров, и логике развития авторской мысли. Поэтому образы героев «Миндаугаса» одновременно и живые люди, и олицетворение определенных идей, некие символы.
В поэме «Миндаугас» достоверная жизненная ситуация — становление единой человеческой общности — содержит ценный опыт и для современности. Произведение обращено к животрепещущим проблемам — патриотизму, национальной гордости; оно высвечивает историю и современность светом новой, коммунистической нравственности. Верно писал критик В. Огнев: «Всем пафосом трагедии Марцинкявичюс зовет к зрячей мысли, широте горизонта, рушит идолов и богов собственных и чужих — утверждает благородство плуга и опасность меча. «Миндаугас»— апология мира, дружбы, любви, осознания в себе человеческого начала» (В кн.: Марцинкявичюс Ю. Кровь и пепел. Стена. Миндаугас. М., 1973, с. 13).
Ю. Марцинкявичюс определил поэму «Миндаугас» как драматическую. Драматическое здесь не признак рода. Этим названием подчеркивается напряженная конфликтность двух концепций личности, определившая расстановку сил в этом произведении, трагедийность характера Миндаугаса, которая и обеспечивает движение сюжета поэмы. Как говорил в интервью корреспонденту журнала автор, в своих произведениях он стремится найти такую ситуацию, «когда человек и время раскрывают всю свою сущность». Самое главное, что характеризует поэму «Миндаугас»,— стремление к раскрытию сущности человека и времени, философия времени и человека, которую способен выразить только эпос — «преодоление противоречий и титанический порыв в новое состояние» (Вопросы литературы, 1966, № 10, с. 145).
В поэме Ю. Марцинкявичюса драматизм обозначает сущность эпического состояния мира. Но «Миндаугас» выглядит и как произведение, рассчитанное на сценическое воплощение, ибо эта поэма вместе с тем и пьеса в стихах. По жанру она близка пушкинскому «Борису Годунову», историческим трагедиям Шекспира.
Лед и пламя : монография / М. М. Числов. - Москва : Современник, 1987. - с 246-249