Стилистика рассказа Юрия Тынянова «Дорохов»
А.И. Пауткин
В годы Великой Отечественной войны советская литература часто обращалась к прошлому. Она создавала в разных жанрах художественную летопись военной истории России, звавшую к победе. Особенно созвучной по духу тогдашней повседневности стала героика Отечественной войны 1812 года. Воспоминание о ней породило целый круг произведений литературы и искусства, среди которых роман С. Голубова «Багратион», опера С. Прокофьева «Война и мир», фильм В. Петрова «Кутузов» и др. Первые выступления мастеров исторической прозы на эту тему были по-военному оперативны. В 1941 году В. Шишков издает очерк «Партизан Денис Давыдов», С. Сергеев-Ценский публикует новеллу «Гвардеец Коренной» — о герое Бородина и Лейпцигской «битвы народов», а Ю. Тынянов пишет рассказ «Дорохов» — о прославленном участнике боев с Наполеоном под Москвой.
Этот рассказ появился в журнале «Огонек» № 29 от 14 сентября 1941 года, с тех пор не перепечатывался и интересен как часть литературного наследия крупного писателя, остававшаяся в тени. Рассказ вызван к жизни конкретной исторической обстановкой, и воспринимать его ныне следует, конечно, с учетом обстоятельств того времени.
Даже в монтаже журнального разворота, где напечатан рассказ, характерно выразилась связь истории и жгучей современности. Слева, на соседней странице помещены два стихотворении Б. Пастернака — о воздушных налетах на Москву и защитниках московского неба. В тыняновский текст вверстан портрет генерала Дорохова. А внизу расположены снимки военной хроники: зенитчики охраняют подступы к Ленинграду и сбитый ими германским бомбардировщик Ю-88.
По жанру произведение Тынянова можно посчитать историческим очерком из-за строгой документальности и практически полного отсутствия вымысла. Но сюжетная выстроенность и стиль говорят в пользу новеллистической природы. Его можно назвать исторической миниатюрой по причине краткости: текст умещается на четырех неполных колонках набора. Сам же писатель дал произведению подзаголовок: «Случай из Отечественной войны 1812 года». Случай, поясняет В. Даль, — быль, приключение, происшествие, притча; то, что сталось, случилось, сбылось. Иначе говоря, Тынянов описывает конкретный эпизод военной истории.
Содержанием рассказа послужило самое звучное дело боевой биографии генерала Дорохова — освобождение им подмосковного города Вереи. Там наполеоновские войска, занявшие Москву, устроили укрепленный узел коммуникации и снабжения, который в интересах борьбы с захватчиками необходимо было уничтожить. Дорохов с отрядом, пройдя по тыловым дорогам, блестяще решил задачу, поставленную Кутузовым: он геройским штурмом взял город, пленил гарнизон, в котором было полторы сотни одних только офицеров, разрушил укрепления противника и сделал Верею опорой партизанских отрядов. Дорохов начинал службу еще при А. В. Суворове, доблестно сражавшись под Рымником и Фонтанами. В Отечественную войну 1812 года особо отличился при Бородино. Был ранен под Малоярославцем. Умер в 1815 году. Портрет генерала кисти Д. Доу находится в Военной галерее Зимнего дворца (ныне Эрмитаж), в Ленинграде.
На первый взгляд может показаться, что рассказ слишком прост и в художественном отношении малозначителен. Здесь этой сложности нет. И дело не в одном лишь малом объеме сочинения, но в особой его предназначенности. Нарядная обычно проза Тынянова, тут, как бы отрешась от лишнего, оделась в неприхотливые полевые одежды фронта, главное в ней — целесообразность, ясность, доходчивость, обращенность к массовому, может быть, совсем не искушенному в литературных тонкостях читателю. Специфические стилевые приемы здесь тоже есть, но и они своей экономностью, неброскостью, прямой нацеленностью на идею подобны амуниции воина.
Из них наиболее част и важен прием акцентирующего повтора, когда слово или оборот ради углубления смысла повторяется раз за разом, как бы обыгрывается в тексте, едва ли не на грани однообразия. Но это, разумеется, не небрежность. Суть дела выявляется буквально с первых строк экспозиции рассказа:
«Верею, небольшой уездный город в ста семнадцати верстах от Москвы, занимали вестфальские немцы. И вестфальские немцы, которым была поручена французами Верея, сделали в Верее укрепление, которым гордились, как чудом военной работы».
С самого начала автору важно пояснить, что Дорохов со своим отрядом действовал против немцев из состава «двунадесяти языков» армии нашествия Бонапарта — немцев, которые пришли и Россию из наполеоновского Вестфальского королевства, затем исторически ставшего частью Пруссии, то есть они были по прямой линии предками оккупантов 1941 года. Обратим внимание, с какой настойчивостью (десятикратно) повторены далее в тексте небольшого рассказа слова немцы, немецкий:
«Городок стоял на крутой горе. Внизу протекала быстрая речка Протва. Немцы окружили город большим земляным валом и обнесли высоким и прочным палисадом. Сами немцы, кончив укрепление, были удивлены его прочностью. В Верее тотчас появились штаб и комендант. Немцы сделали все возможное, чтобы весть о Верее, о новом укреплении, разнеслась как можно шире и громче».
Таким образом читателю дано понять, что в памятном деле, о котором идет речь дальше, Дорохов победил именно немцев, а не французов, что немцев-захватчиков под Москвой, стало быть, прежде бивали, тому есть исторический пример, и он актуален. Ведь как раз в те дни сентября 1941 года, когда появился рассказ, бои с фашистскими оккупантами приближались к Москве и шли недалеко от Можайска, Малоярославца, Вереи.
Приведенные отрывки позволяют заметить, что в основе стилевого строя произведения лежит рассказывание, подобное народно-поэтическому, сказочному, о том, что было и как было, с подробностями, но без прикрас, в неизменном прошедшем времени, шаг за шагом, от начала к концу. Фраза заметно тяготеет к пушкинской краткости, точности. Неудивительно, что Тынянов брал пушкинскую прозу за образец: тогда он весь был в думах о третьей книге романа «Пушкин», жил ею, сроднился с эпохой и творчеством Пушкина. Композиция, связанная с рассказыванием, воспроизводит последовательность событий. Центральным и главным ее звеном выступает характер героя и описание подвига.
По-своему ключевым становится при этом слово точность. Оно означает у Тынянова не просто безошибочность верно направленного действия, но поэтизирующее представление о лучших свойствах души военного человека. Это слово возникает в тексте при первой, исходной характеристике персонажа:
«Дорохов был уже не молод: ему было 50 лет, — но его страстность к военному делу и его храбрость никому не давали права говорить, что он стар. Он был известен как верный товарищ, верный до горячности. Ничего не любил делать в одиночку. Из-за точности (здесь и далее курсив наш, — Л. П.) и быстроты Дорохов был незаменим в деле, которое ему поручил Кутузов. Дело было вовсе не простое...»
Поведав о встрече Дорохова с четырьмя горожанами, которые взялись быть проводниками отряду, Тынянов рисует далее динамичную картину штурма Вереи. И тут слово точность соединяется со словом стремительность в ускоренном, прерывистом ритме рассказа:
«И ранним утром перед рассветом все четверо, продвигаясь бесшумно, повели отряд. Теперь было самое важное: ворваться с такой быстротой, чтобы неприятель не опомнился, не успел опомниться. Нужны были стремительность и точность. И здесь дело решили те четверо. Стремительность и точность есть у людей, которые ненавидят. Ненавидят спокойно. Удачу прыжка на валы нельзя было предвидеть: слишком было высоко и отвесно. Укрепления немцев были строены, чтобы не было неожиданностей. Увидев этих четверых, Дорохов убедился: обида на врагов кровавая. Отсюда точность. Отсюда стремительность. Штурм должны были вести они. Они бросились на крепостной вал стремительно. За валом стали стрелять: стреляли из домов, из церкви. Часовые были взяты на штыки. Отстаивать Верею не пришлось: Дорохов был уже в городе».
Словесная находка, связанная с мыслью о воинской службе, долге, подвиге, не забылась: образ по-новому оживает в поэтичном эпизоде третьей книги романа «Пушкин», построенном на рефрене — «Зорю бьют». Последняя ночь в Лицее, и они покидают его навсегда. Накануне — сердечно-дружеская встреча с гусаром-философом Чаадаевым. В рассветный час из казарм доносится звук сигнального барабана — «тонкий, точный, чистый, голосистый». «Эта точность, голосистая и быстрая, снимала с него сон... Зорю бьют. Стремительно и точно» (Тынянов Юрий. Пушкин. Л., 1976, с. 444; следующая ссылка на то же издание, страница — та же).
Элемент многослойной, развернутой метафоры, за которой — радостный зов жизни, ожидание любви и славы, а может быть, предчувствие потерь и гибели, первоначально был найден или опробован Тыняновым в рассказе «Дорохов». Достойное место отведено документу даже в очень стесненных рамках исторической миниатюры. Иначе Тынянов и не был бы Тыняновым. Рассказ весь документален, но интересна стилеобразующая роль документа, который вносит в повествование крупицы убеждающей исторической подлинности. Они сосредоточены вокруг героя и во многом формируют образ. В одном случае это небольшая цитата из служебного отзыва, открывающая тыняновскую характеристику Дорохова: «Кутузов знал, что Дорохов „страстен к военному ремеслу”. Так о нем говорили и знали, что чем сложнее задача, тем страстнее он возьмется ее решить». Или донесение Дорохова Кутузову — образец военной краткости в традициях суворовской школы: «По предписанию вашей светлости город Верея взят 27-го сего сентября в 5 часов утра штурмом» (здесь в тексте публикации допущена неточность. В действительности Верея была взята 29 сентября 1812 года, — А. П.).
Но совершенно особая роль принадлежит предсмертному письму героя: оно — основа поэтического финала.
Под Малоярославцем был ранен Дорохов и, зная, что умрет, написал жителям Вереи, с которыми был навеки связан, письмо дружеское и точное. «Если вы слышали о генерале Дорохове, который освободил ваш город от врага отечества нашего, почтенные соотчичи, я ожидаю от вас за это в воздаяние дать мне три аршина земли для вечного моего успокоения при той церкви, где я ваял штурмом укрепление неприятеля, истребив его на голову. За это дети мои будут благодарны. Генерал Дорохов». Такова была его точность, такова любовь. И письмо, написанное перед смертью, было полно этой любовью». Оно проходит у Тынянова в специальном обрамлении: дважды, до и после, возникает сказанное прежде ключевое слово точность — эмоциональный знак, символ достойного восхищения военного характера. На этот раз точность соотнесена с любовью. Дорогой Тынянову образ. Сходное соотнесение появляется в романе «Пушкин», в эпизоде расставания поэта с Царским Селом: «Его любовь была точна, как время, как военный шаг, марш».
Если вам доведется побывать в нынешней Верее, ваш взгляд со стороны Протвы не минует одной местной достопримечательности. На краю высокого и крутого откоса старинного крепостного холма, на который трудно взобраться, стоит памятник генералу Дорохову. Он изображен в момент штурма — с саблей в руке, призывно делающим шаг вперед и вверх. Стремительно и точно, как сказал Тынянов.
Л-ра: Русская речь. – 1987. – № 4. – С. 56-60.
Произведения
Критика
