Творчество Франка Норриса (1870-1902)
В.Н. Богословский
Разоблачая миф об американской «демократии», «свободе» и «процветании», Норрис впервые в американской литературе отразил классовую борьбу: в романе «Спрут» он рассказал о борьбе фермеров с монополистами.
Творчество Норриса важно также тем, что оно складывалось в непосредственной связи с американским рабочим движением и под благотворным влиянием русской классической литературы в лице Л. Толстого.
Но, способствуя развитию реалистических тенденций в американской литературе, творчество писателя не было свободно и от ряда существенных недостатков. Критикуя американскую капиталистическую действительность, вскрывая ее противоречия, Норрис в то же время был очень слаб в своих выводах.
Не чужды его творчеству и элементы натурализма.
Творческий путь писателя не был прямым и ровным. Окружающая обстановка не всегда была понятна ему. Влияла на писателя и буржуазная идеология. Отсюда те слабости и недостатки, от которых не свободны его произведения.
Франк Норрис родился в Чикаго. Его отец был одним из компаньонов фирмы ювелирных изделий. Когда Франку было 14 лет, Норрисы переехали в Сан-Франциско. Будущий писатель поступил в школу еще в Чикаго. В Сан-Франциско он продолжает учебу, но много времени уделяет знакомству с новым городом — местом действия большинства его будущих произведений.
В 1887 г. Норрисы едут во Францию. В Париже Франк учится некоторое время в школе художеств, но увидев, что художника из него не получится, возвращается на родину и поступает в Калифорнийский университет. Проучившись там четыре года, он переходит в Гарвардский университет, где были специальные курсы, и в 1895 г. заканчивает его. После окончания университета Норрис в качестве корреспондента одной из газет отправляется в Южную Африку, где Англия готовилась напасть на маленькие бурские республики. Но его пребывание там не было продолжительным. Вместе с другими иностранцами он был выслан из пределов бурских республик.
После возвращения из Африки Норрис работает репортером сан-францискских газет. Когда начинается империалистическая американо-испанская война 1898 г., он сопровождает захватнические американские войска на Кубу, а после окончания военных действий возвращается в Сан-Франциско. Последующие годы являются самыми продуктивными в жизни Норриса. Он создает ряд крупных произведений и становится известным писателем. Оставив репортерство, он все свои силы и внимание отдает писательской деятельности. На этом посту в самом расцвете сил и таланта его застает смерть. Норрис умер всего 32 лет от роду, вследствие несчастной случайности. Он умер, запустив аппендицит, что в дальнейшем вызвало общий перитонит и заражение крови.
Свою литературную деятельность Норрис начал в 90-е годы под сильным влиянием империалистической литературы. Это были годы политической и идейной реакции в капиталистических Соединенных Штатах, стремившихся разными путями подавить любое прогрессивное движение и развивавших империалистическую агрессию в другие страны.
Правящие монополистические круги в качестве своего идеологического оружия выдвигали империалистическую литературу. Эта литература провозглашала превосходство англо-саксонской расы, ее «неодолимый» боевой дух, оправдывала любой вид насилия в целях «цивилизации», воспевала грубость и жестокость англо-саксонских колонизаторов, несущих «бремя белых» в порабощенных странах.
Самыми популярными писателями в то время в Америке были Киплинг и Дэвис, которые в своих произведениях открыто проповедовали расизм и героизировали деятельность англо-американских колонизаторов, шпионов, искателей приключений, авантюристов.
Под влиянием Киплинга и Дэвиса и были написаны первые произведения Норриса. К их числу принадлежат некоторые рассказы писателя, а также его небольшая повесть «Моран с Лэди Лэтти» (Moran of the Lady Letty) (1898).
В этот период творчества Норрис обнаруживает мало симпатий к трудящимся массам, он восхищается деятельностью американских монополистов (Карнеджи, Хантингтона), открыто проповедует расизм. В повести «Моран» в центре его внимания находятся сильные, жестокие люди, которые утверждают себя в жизни путем насилия, угнетая и эксплуатируя более слабых. Писатель поет гимн грубой, примитивной физической силе, с презрением относится к людям цветных рас.
К первому периоду творчества писателя относится также его автобиографическая повесть «Блике» (1899) и роман «Мужественная женщина» (A Man’s Woman) (1900).
В повести «Блике» Норрис рассказывает о периоде своей жизни, связанном с увлечением Жаннетой Блэк, его будущей женой. Прославлению силы посвящен роман «Мужественная женщина». Героями его являются «сверхчеловек» Беннет и влюбленная в него девушка Ллойд Сибрайт. Девушки также является «сверхчеловеком», она не хочет ни в чем уступать Беннету, и на этой почве завязывается конфликт. Финал романа: Беннет и Ллойд вступают в брак, и мужественная Ллойд отправляет мужа в путешествие на Северный полюс.
В первый период своего творчества Норрис не создал значительных произведений. Его романы, повести, рассказы малохудожественны, неоригинальны. Недостатки этих произведений осознавались самим автором. Норрис весьма критически относился к своему творчеству. Когда его роман «Мужественная женщина» был подготовлен к печати, он писал одному из своих приятелей: «Следующая моя книга, которая должна появиться и свет, — «Мужественная женщина»... Она очень неряшливо написана, и во всех ее ста тысячах слов существуют лишь два реальных человека... Но она — последняя в этом роде».
Постепенно в мировоззрении и творчестве писателя назревает перелом. Все больше отходя от империалистической литературы, Норрис обращается к современной ему действительности, к жизни окружающих людей. Уже в романе «Мак Тиг» («McTeague) (1899) Норрис описывает Сан-Франциско, жизнь и быт живущих в городе обыкновенных людей. В романе он рассказывает историю дантиста Мак Тига и его жены Трины. Они живут тихо и мирно до того момента, пока Трина не становится обладательницей пяти тысяч долларов. Деньги резко меняют весь строй их жизни. В Трине пробуждается скупость, жадность. Если раньше она любила мужа, то теперь она одержима одной страстью к золоту. Эта страсть уродует все ее человеческие чувства. Трина превращается в маньяка накопительства. Мак Тига возмущает жадность жены. Он негодует на ее поведение. Разногласия между ними усиливаются после того, как Мак Тиг лишается работы. В ответ на скупость жены и ее постоянные напоминания, что она содержит его, он начинает бить ее. Утешение себе Мик Тиг находит в вине. Роман заканчивается гибелью героев. Доведенный до бешенства поведением своей жены, превратившись в зверя под влиянием алкоголя, Мак Тиг убивает Трину, а затем погибает и сим, спасаясь от преследователей.
В романе много бытовых реалистических зарисовок, характеризующих положение простых американцев.
Обращаясь к своему детству, Мак Тиг вспоминает годы, которые он провел, катая в шахте тяжелые вагонетки с рудой. Рядом с ним работал его отец. Тринадцать дней они проводили в шахте и только на четырнадцатый отдыхали. Неудивительно, что от такой работы многие люди тупели и, как отец Мак Тига, находили забвение в вине. Становится понятной настойчивость матери Мак Тига, упросившей лекаря взять мальчика с собой, чтобы избавить его от этой каторжной жизни.
Когда Мак Тиг на короткое время возвращается в шахту, мы узнаем, что рабочие по двенадцати часов работают под землей. Поднимаясь на поверхность, они идут в свои бараки и засыпают тяжелым сном, утомленные и истощенные невыносимо тяжелой работой.
Наряду с этим Норрис указывает, что очень часто вообще нельзя найти работу. После того как Мак Тигу запрещают врачебную практику, он долгое время ищет любую работу и не может найти ее. Куда бы он ни обращался, он всюду сталкивается с такими же безработными. Писатель показывает и бедственное положение родителей Трины. Ее отец, мелкий предприниматель, разоряется. Не имея возможности заработать на содержание семьи, он принимает решение эмигрировать в Австралию. Такова Америка — страна «необычайных возможностей».
Однако, правдиво изображая многие явления окружающей действительности, Норрис в этом романе выступает как натуралист. Биологизм, дурная наследственность, преувеличение случайности являются определяющими факторами в нем.
В натуралистическом плане был написан писателем и роман «Вандовер и зверь». В нем Норрис показал, как под влиянием дурной наследственности и алкоголизма его герой Вандовер деградирует и превращается в зверя.
Романы «Мак Тиг», «Вандовер и зверь» и некоторые рассказы характеризуют натуралистический период в творчестве Норриса. В этот период писатель отходит от изображения приключений и тех сильных людей, которые играли главную роль в его ранних произведениях. Лучше познакомившись с американской жизнью, он обнаружил в ней мрачные, страшные стороны, которых не видел раньше. Норрис начинает пессимистически смотреть на мир, на человека. Не знакомый с революционной теорией, не знающий законов классовой борьбы, писатель ищет объяснения нищете, бедности, пьянству не в порочности социального строя, порождающего такие ужасные условия жизни и калечащего жизнь людей, а в природе самого человека. Показ же человека как зверя отвечал тогда, как и ныне, целям буржуазии, подавлял в трудящихся веру в будущее, волю к борьбе. Кроме того, перенося вопрос из плоскости социальной в плоскость биологическую, Норрис, как и другие натуралисты, не видел выхода из противоречий современности, оказывался в тупике. Отсюда пессимизм писателя, его разочарование в окружающем мире.
Из этого тупика Норриса выводит сближение с американским рабочим движением и благотворное влияние русской классической литературы. Норрис сумел сделать тот шаг вперед, которого не сделали другие американские натуралисты, и вышел на дорогу реализма.
Работая репортером, Норрис часто совершал поездки в различные уголки страны. Американская действительность представала перед его глазами в своем естественном, неприкрашенном виде. Писатель был честен, ему становилось ясно, что в стране царят произвол и эксплуатация, что Америкой самовластно распоряжается небольшая кучка монополистов, в руках которой находится законодательная и исполнительная власть. Норрис видел, что монополисты регулируют систему выборов, в результате чего всюду избираются их ставленники, в том числе и президенты, что им принадлежит суд, решающий дела в их пользу, что в распоряжении монополистов находятся армия и флот, которые используются в их интересах.
Норрис на каждом шагу наблюдал, как, используя свою силу и власть, американские монополисты беспощадно грабят народ. В этом отношении конец XIX в. в Америке являл собой довольно яркую картину беззастенчивой эксплуатации рабочих, разорения фермеров, невиданного разворовывания государственной казны. Даже американский историк Фолкнер, и тот, говоря об этом периоде времени, вынужден был признать, что «создались такие условия существования, в которых принципы жизни, свободы и счастья стали предметом отчаяния большей части населения».
Норрис, однако, видел не только эксплуатацию трудящихся масс, но и был свидетелем отпора, который американский народ оказывал монополистам. В 90-е годы, годы почти непрекращающегося экономического кризиса, классовая борьба в Соединенных Штатах приняла особенно ожесточенные формы. В 1892 г. началась крупнейшая стачка на металлургических заводах Карнеджи в Гомстеде. Рабочие овладели оружием и оказали упорное сопротивление штрейкбрехерам и правительственным войскам.
В 1894 г. вспыхнула забастовка на пульмановских вагоностроительных заводах в Чикаго. Забастовщиков поддержали железнодорожники 23 железных дорог. Лишь после больших усилий правительственным войскам удалось одержать победу.
Наряду с боевыми выступлениями рабочих происходили волнения и среди американских фермеров, которых грабили и разоряли монополисты.
Норрис не остался безучастным ко всем этим событиям. К концу 90-х годов он сближается с некоторыми из деятелей так называемого популистского движения и начинает сотрудничать с ними. Партия популистов была организована в 1890 г. Она выражала интересы разоряемых фермеров. Кроме фермеров, к партии примыкали отдельные профсоюзы, рабочие клубы и другие организации.
Программа партии содержала требование предоставления земли только фермерам — передачи ее от спекулянтов «истинным земледельцам», введения 8-часового рабочего дня, национализации железных дорог, телеграфа и телефона, уменьшения государственных налогов и т. д.
Сближение с популистским движением и определило дальнейший этап в творчестве Норриса. Во всей сложности перед ним встал вопрос, что же в этих условиях должен делать писатель, какую позицию он должен занять в происходящей борьбе.
Натурализм, как метод отражения действительности, с его безразличным, объективистским отношением к жизни, перестает удовлетворять Норриса. Он уже не может быть простым наблюдателем, стоящим в стороне от событий. Жизнь, борьба настойчиво приковывают к себе его внимание и требуют от него непосредственного участия в событиях. Норрис переходит на позиции реализма, и здесь существенную помощь ему оказывает пример Льва Николаевича Толстого.
Читая произведения великого русского писателя, Норрис постепенно изживает свой аристократизм, свое пренебрежительное отношение к простым людям. Для него становится все яснее и яснее, что настоящим, подлинным художником может быть только тот писатель, который любит свою страну, свой народ, болеет за него, говорит ему правду, служит ему. Такого писателя народ будет ценить и понимать. Такой писатель будет признан великим не только в своей стране, он «станет достоянием всего мира. Таков, например, Толстой». Толстой внушил Норрису мысль о высоком призвании писателя, о той роли глашатая правды, которая выпадает на его долю. А такую миссию может выполнить лишь человек, обладающий честностью, смелостью, высокой личной моралью. «Чем выше личная мораль писателя, тем лучше его произведения, — писал Норрис в одной из статей. — Толстой, например. Высокое качество его романов в огромной степени обязано той великой доброте и тому человеколюбию, которыми насыщены они».
Толстой служил Норрису образцом смелости, честности, высокой личной морали. Он показал ему, как нужно любить простых людей и разоблачать, ненавидеть их врагов. Он раскрыл Норрису глаза на огромную социальную значимость искусства, помогающего служить народным массам.
Влияние Толстого вслед за сближением писателя с демократическим движением способствовало и облегчило Норрису переход на позиции реализма.
Романы «Мак Тиг» и «Вандовер» не отражали экономической и политической борьбы, которая составляла сущность этого времени, не показывали классовых противоречий, раздиравших страну «необычайных возможностей», так как они не разоблачали американский монополистический капитал, усиливавший нажим на трудящиеся массы.
Норрис все это видел и понимал. Все чаще ему в голову приходит мысль о создании большого произведения, которое широко отразило бы современную жизнь, нарисовав при этом картины, характерные для всей Америки.
В письме к Хоуэлсу, написанному в марте 1899 г., он писал: «У меня есть идея серии романов, которая не выходит из моей головы нее это время. Я думаю, здесь предоставляется случай, чтобы создать большую работу о Западе и Калифорнии, которые будут в то же самое время представлять всю Америку. Моя идея заключается и том, чтобы написать три романа, посвященные теме пшеницы. Роман о Калифорнии (производитель), роман о Чикаго (распределитель), роман о Европе (потребитель), и в каждой из них сохранить идею этой огромной Ниагары пшеницы, которая катится с Запада на Восток. Я думаю, что большая эпическая трилогия может быть создана только из такой темы, которая одновременно будет и современной, и типично американской. Идея так огромна, что по временам она пугает меня. Но я настроил свой ум на то, чтобы поработать над ней».
Таков был первоначальный замысел Норриса, имевшего в виду, что пшеница, хлеб — важнейший продукт питания, который составляет основу существования всего человечества.
Следовательно, вопрос о том, кем, как и при каких условиях производится хлеб, каким образом он распределяется и кем потребляется, вставал перед Норрисом как вопрос о существовании, как вопрос о тех силах, которые связаны с жизнью и смертью людей.
Этот философский вопрос, который был связан с мировоззрением писателя, с его взглядом на определяющие факторы в историческом процессе, при разработке конкретного материала отошел на второй план. Главную роль стали играть те реальные жизненные факты, к которым обратился писатель при решении проблемы пшеницы. Идея пшеницы стала вторичной, она впоследствии понадобилась автору лишь как выход из затруднительного положения.
На первый план вышли современные ему, наиболее важные и, в то же время типичные для всей Америки события, изображать которые он должен был по своему долгу романиста. Говоря словами его героя Пресли, писатель «боролся за размах, за великую песню, которая должна была содержать в себе всю эпоху, всю современность, голос всего народа».
Уже в письме к своему другу Гарри Райту, написанном в конце 1899 г., Норрис говорит о своем первом романе, что «он должен быть о восставших Сан Джоакина и Тихоокеанской железной дороге, и я предполагаю, что мы назовем его «Спрутом»... Я думаю изучить весь вопрос настолько верно, как я смогу, а затем описать эту ужасную историю. Здесь есть возможность для создания большого эпического, драматического произведения и я думаю написать его, подходя к вопросу со всех точек зрения: и с социальной, и с аграрной, и с политической... Я еду изучить все дело на месте и возвращусь обратно зимой, чтобы написать роман. Что вы думаете об этом?».
Роман «Спрут» был издан в 1901 году. Он изображал борьбу фермеров с монополистическим капиталом в лице железнодорожного треста — Тихоокеанской Юго-Западной железных дорог.
В этом романе Норрис выступил как идеолог фермерского популистского движения, развернув широкий показ социальной классовой борьбы, охватившей тогда почти всю Америку.
Для более ясного понимания «Спрута» следует, хотя бы кратко, остановиться на исторических событиях, послуживших основой романа.
[…]
Сохранились в «Спруте» и некоторые элементы биологизма, хотя они не играют значительной роли. Люди в романе изображены реалистически, в них не превалируют животные или наследственные инстинкты. Но в некоторых местах толпа в описании Норриса превращается в дикого зверя, движимого одними биологическими побуждениями. Таково описание группы фермеров на празднестве у Анникстера после получения известия о новых расценках на землю: «Человек двенадцать, сжав кулаки, стиснув зубы, с проклятиями на языке сразу вскочили на ноги... Это был вопль человека — животного, затравленного, загнанного в угол, обезумевшего от страха, оскалившего зубы и выпустившего когти, чтобы достойно встретить свою смерть. Это был отвратительный визг мучимого зверя, защищающего свое логовище, свою самку и детенышей, и готового рвать все зубам; загрызть на смерть своего врага, смешать его кровь с грязью».
Таково же описание толпы, собравшейся в городе после убийства и напоминающей «зверя, который почувствовал железо в боку, поднял голову, оскалил зубы и испустил сдержанное пока, но уже грозное рычание».
Значительно меньше, чем в «Мак Тиге», но и здесь чувствуется прежняя любовь Норриса к странному и необычайному. Она сказывается в первую очередь в истории Ванами.
Ванами был когда-то влюблен в очаровательную девушку Анжель. Анжель считалась его невестой, и уже была назначена свадьба, когда какой-то негодяй напал на Анжель и обесчестил ее. Анжель умирает, а Ванами, безрезультатно потратив месяцы на поиски этого негодяя, начинает вести отшельнический образ жизни, почти совсем избегая общества людей.
С тех пор прошло шестнадцать лет. Ванами жил где-то в пустыне, в горах, странный, непонятый, одинокий. Иногда он появлялся на людях, но, подчеркивает Норрис, оставался таинственной, полуреальной-полулегендарной личностью. Кроме этого, Ванами обладает «шестым чувством», позволяющим ему предчувствовать то, на что неспособны обыкновенные люди. Это чувство выделяет Ванами и делает его более загадочным, окружает ореолом романтической таинственности.
Как и в прежних своих произведениях, Норрис употребляет в своем романе символы. К ним относится железная дорога, олицетворенная в чудовище из стали и пара, все уничтожающее и разрушающее на своем пути, несущем смерть и гибель людям долины Сан Джоакина. Железнодорожный трест, спрут — символ зла. Ему противостоит символ добра — пшеница, несущая жизнь, правду, справедливость. В представлении Ванами образ пшеницы часто сливается с образом Анжели, которая в его глазах продолжает жить, и превращается в образ вечной жизни: «Но Ванами едва слушал. Он ушел как во сне, оттолкнув Саррио. Была ли то Анжель — ему все равно. Это она. Смерть и гроб побеждены. Жизнь вечно обновленная, одна существует».
Стремление Норриса к торжеству справедливости сказывается в изображении гибели Бермана. Его смерть и символична, и мелодраматична. Символична она потому, что знаменует гибель злого начала от сил добра. Мелодраматизм сцены заключается в описании ужасной смерти, происходящей в исключительных обстоятельствах. «Ужас смерти, ужас зверя в капкане потрясал его, как сухой тростник ... Подобно урагану оружейной дроби, бесчисленное число зерен хлестало, било и рвало его тело. Кровь струилась у него по лбу и, смешиваясь с пылью, залепляла глаза ... Рассудок покинул его. Оглушенный ревом зерна, ослепленный мякиной, он бросился вперед со скрюченными пальцами и упал ... Пшеница ... заливала его. Она наполнила карманы его пиджака, проникала в рукава и брюки, покрывала его огромное брюхо и, наконец, маленькими ручейками вливалась в его открытый, тяжело дышащий рот». Стиль Норриса немного тяжеловесен, патетичен.
Еще в письме к Айзеку Маркоссону, написанном в марте 1899 г., Норрис писал: «Что понравилось мне больше всего в вашем обозрении «Мак Тига», это «презрение ко всем претензиям в стиле». Это совершенно верно, что я старался в большинстве случаев их избегать. Я питаю отвращение к вычурности, риторике, «элегантному» английскому языку — вздору! Кто беспокоится об изысканном стиле? Рассказывайте свою историю и пусть ваш стиль идет к чорту. Мы не хотим «литературы», мы хотим жизни».
В языке Норриса встречается много излюбленных слов, которые создают ощущение приподнятости, патетичности. Часто встречаются такие сочетания, как «ужасный грохот», «необычайная тишина», «громоносный ход гекзаметров», «изумительные мысли», «страшные бесформенные образы», «левиафан», «колосс», «спрут» и т. д.
Этим же стремлением к патетике следует объяснить и частое употребление таких сравнений, как «грохот, словно раскаты грома», «глаз, как у циклопа», «земля — колосс», «пшеница — космос, мировая сила» и т. д.
Любовь к «увеличительным» словам, способность становиться излишне риторичным в своих идиллических отрывках (как, например, в эпизоде с Ванами) и тенденция повторять одни и те же фразы и ситуации (например, много раз повторяется, что железная дорога — «чудовище» из стали и пара, спрут, колосс, титан и т. д.), рисовать одними и теми же словами состояние пшеницы, «текущей» быстрым потоком, неодолимой, мощной и т. д., — выявляют слабые стороны Норриса как стилиста.
Если в «Спруте» Норрис показал разрушительную, паразитическую деятельность капиталистических монополий — железнодорожного треста, то в центре внимания следующего его произведения стоит другое порождение капиталистического общества — капиталистическая биржа.
Название второго романа — «Омут» — также символично. Оно указывает, как бешеный водоворот втягивает людей и губит их, неся страдания и гибель массам простых людей.
Как и в «Спруте», события в «Омуте» имеют отношение к пшенице. Но тема пшеницы здесь играет еще менее значительную роль, чем в первом романе. «Омут» посвящен описанию спекуляций с хлебом на знаменитом хлебном рынке в Чикаго, центр которого составляла торговая биржа — «Пит».
Чтобы написать этот роман, Норрис предпринял поездку в Чикаго, где в течение некоторого времени собирал необходимый ему материал. После того как он был собран, писатель за несколько месяцев закончил работу над книгой, и частями роман начал печататься в «Сэтэди Ивнинг Пост». Отдельной книгой «Омут» вышел в 1903 году.
В истории американской литературы он явился первым художественным произведением, подробно осветившим вопросы спекуляции на американской капиталистической бирже.
Одновременно в центр своего романа Норрис поместил фигуру американского бизнесмена крупного масштаба, выделяя в отдельную тему его спекулятивную деятельность, т. е. продолжая то, что начал Марк Твен в «Позолоченном веке». Этой темой Норрис предваряет драйзеровского Каупервуда.
Губительным началом в «Спруте» выступал железнодорожный трест; в «Омуте» таковым выступает биржа. Уже в самом описании ее — громадного здания, темного, сурового, точно высеченного из одного камня, присевшего на своем фундаменте, как гигантский сфинкс со слепыми глазами, — чувствуется что-то неизвестное, загадочное, опасное: «...Ему всегда представлялось, что здание торговой биржи обладало какой-то неодолимой силой, которая управляла потоком улиц, то притягивая его, то отталкивая. Там, внутри, огромный водоворот, омут ревущих вод бился и грохотал, всасывая живые силы города; он всасывал их в отверстия какой-то громадной клоаки, колоссального водостока, потом выбрасывал их и снова всасывал при новом прибое. Так это шло день за днем. Бесконечно громадный, неумолчно грохочущий омут всасывал и изрыгал, посылая свой мощный поток по улицам города. Ужасающий в центре, он казался на окраинах привлекательным, вкрадчивым, тихим. Его течение было так тихо, что довериться ему, подчиниться его влиянию было приятно и, казалось, не представляло никакой опасности. Окраины его не ограничивались городом. Весь северо-запад, весь центральный край пшеницы чувствовал движение и вихрь его глубочайшего дна. Запад сеял, сеял и сеял, зерно двигалось в элеваторах Западной Айовы в ответ на центростремительную силу рынка, и люди на улицах Нью-Йорка чувствовали, как его загадочная тяга захватывает их всецело и несет их неодолимо назад, к омуту».
На бирже кипит непрекращающаяся ожесточенная борьба. С одной стороны выступают «быки» — спекулянты, играющие на повышение, с другой стороны «медведи» — спекулянты, играющие на понижение. И те и другие применяют различные ухищрения, чтобы выгоднее использовать какую-нибудь спекуляцию, стать главенствующей партией на рынке и уничтожить своих конкурентов.
Люди на бирже перестают быть людьми. Они забывают о своем человеческом состоянии и превращаются в хищников, в зверей, ведущих беспощадную борьбу друг с другом. «Там, в чаду делового, квартала, кипит битва улицы и там человек преображается, покрывается твердой броней, делается эгоистом, не просит ни у кого пощады... нет, и никому ее не дает. Захваченный, сжатый падением, затертый протискиванием низших товарищей и темных союзников, он идет к победе, смешавшись с армией, которая вечно кидается то вперед, то назад: то на беспощадный приступ, топча падших врагов под ногами, то в одинаково беспощадное отступление, сшибая с ног вчерашних помощников, в паническом бегстве за спасением, — всегда жестокий, себялюбивый, безжалостный».
Спекулятивная лихорадка — опасная вещь, — говорит Норрис. Она хуже пьянства, хуже морфия. Человек, который начинает играть, погибает душой и телом. Биржа — это водоворот, который затягивает и губит. Многие люди, которые начинали заниматься спекуляциями, разорялись и погибали.
В соответствии с натуралистическим принципом документации в романе дается много сведений о бирже и ее деятельности, об организации биржевой игры. В связи с этим Норрис употребляет много технических терминов: «быки», «медведи», «продавать бессрочно», «продавать на срок». Из них некоторые, как, например, «корнер» (спекулятивная игра на повышение цены, имеющая целью добиться полного господства на товарном рынке), не всегда понятны читателю.
Положительным фактом является толстовский прием контраста. При помощи его Норрис рисует одну из сильнейших обличительных сцен в романе, когда звуки музыки заглушаются голосами спекулянтов, рассуждающих об очередной афере.
Пользуясь этим приемом, Норрис также противопоставляет сборище американских миллионеров и их жен, собравшихся на премьеру в театре, где они щеголяют друг перед другом роскошью тканей, блеском драгоценностей, толпе бедняков на улице, дрожащих в отрепьях и рваных шарфах и все же наблюдающих этот парад роскоши и богатства. Эти сцены очень жизненны и правдивы и принадлежат к числу лучших в романе.
Но, с другой стороны, в «Омуте» отсутствуют сила, энергия, динамизм, столь свойственные «Спруту». Здесь нет широты, эпичности, огромных жизненных полотен, которые мы наблюдали там. Действие развертывается большей частью в узком кругу личных связей и переживаний Лауры и носит интимный, частный характер. «Омут» более камерное произведение сравнительно со «Спрутом».
[…]
Л-ра: Московский областной педагогический институт. Учёные записки. Том XXXIV. Труды кафедры зарубежной литературы. – Москва, 1955. – Вып. 2. – С. 67-117.
Произведения
Критика
