Э. Сю. Парижские тайны
В. Вахрушев
Итак, читатели могут наконец познакомиться с романом, который побил все рекорды популярности в XIX веке, вокруг которого гремели дебаты в Палате депутатов Франции и на страницах печати, о котором писали с восторгом или с осуждением Ж. Саид и Бальзак, Герцен и Белинский, не говоря уже о сотнях других деятелей культуры.
Коммерческий характер издания, отсутствие вступительной статьи и комментариев, несомненно, затрудняют восприятие «Парижских тайн», которые десятки лет не переиздавались у нас и известны некоторым лишь по слабому кинофильму 60-х годов, в котором главную роль играл Жан Марэ. А ведь ещё в 1929 году в Ленинграде вышла книжка Е. Покровской «Литературная судьба Е. Сю в России», в начале 30-х был выпущен в четырёх томах другой популярный его роман «Агасфер» («Вечный жид»). Это о нём восторженно писал Луначарский: роман «наивен, аляповат... но в нём такая яркость красок, что когда смотришь после этого на современных писателей, то кажется, что они ушиблены в самой колыбели». Сам великий Дюма-отец казался Анатолию Васильевичу куда слабее, чем Эжен Сю!
Да, этот французский писатель был ярко одарённой личностью. Сын парижского врача и сам хирург, он много путешествовал, хорошо знал жизнь и был неисправимым романтиком. Заработав бешеные деньги за свои романы, он ездил в разволочённой карете и пригоршнями расшвыривал монеты в нищих кварталах Парижа (то есть сам подражал, как мог, герою собственной книги). Участник революции 1848 года, он, подобно Виктору Гюго, не примирился с императором Наполеоном III, запретившим последний роман Сю «Тайны народа».
Э. Сю по праву может считаться создателем жанра бульварно-социального романа — сколь бы ни странным показалось некоторым подобное определение. Более того, писатель создал целое направление в литературе, оно теперь называется популизмом. В буквальном смысле это значит потакание народу, попустительство низким вкусам толпы, плебса. Отсюда и вульгарность, примитивизм, лубочность образов романа, дешёвый его стиль, все эти бесчисленные фразы типа «он вздрогнул от ужаса, заслышав внезапно дикий вопль несчастной жертвы бессердечного злодея», «на его чудовищно искажённые черты лица нельзя было смотреть без отвращения», «прелестное миловидное личико Мари даже и бандита могло пленить ангельски кроткой улыбкой» и проч. Над подобной безвкусицей вдоволь посмеялись критики XIX века, а роман — живёт, как и вся ориентированная на него массовая культура с её стойкими стереотипами, мощно воздействующими на сознание и подсознание человека толпы.
Э. Сю эти стереотипы знал и умело ими манипулировал. Он понимал, например, что слезливая мелодрама нужна публике, но и самая ангельская героиня прискучит, если не окружить её демоническими злодеями, если не поперчить это литературное варево дозой грубого юмора. Всего этого «добра» у нашего автора в изобилии: воры, бандиты, трущобы, блатной жаргон (правда, порядком устаревший его вариант), похищения, соблазнения, налёты, разоблачения, убийства — на тысячу с лишним страниц держит нас в напряжении автор. И настолько щедр его фантастически-лубочный дар, что он, играючи, сам нарушает иногда законы собственного жанра — с первых же страниц раскрывает некоторые сюжетные «тайны», ибо знает — ему есть чем заинтересовать читателя и далее! Так, мы ещё в первом томе узнаём, что прелестная девушка Мари — дочь герцога Герольштейнского, что Родольф — законный глава крошечного немецкого княжества и т. д. И зря Белинский говорил, что Сю — это всего лишь жалкий ученик Диккенса. Наоборот, можно сказать, что по части хитросплетений интриги, по внешней занимательности автор «Холодного дома» мог многому поучиться у своего французского коллеги. Недаром Теккерей, тоже критиковавший Сю, открыто завидовал его сюжетостроительным способностям.
Но успех романа не держится на одной лишь сенсационности. Он удесятеряется, когда автор ловко «пристёгивает» к «бульварности» серьёзную социальную проблему — требует милосердия к отверженным, проповедует идеи Фурье. Писателю была близка мысль выдающегося утописта о том, что коли уж добро и зло практически неразделимы в душе человека, то надо лишь так канализировать наши страсти, чтобы и самые низменные из них служили в конечном счёте благу людей. Именно этот принцип исповедует главный герой романа, принц Родольф, но только переиначивая его на свой аристократический манер. Он говорит маркизе д’Арвиль: «Я ненавижу всё обыденное и скучное», а поэтому и благотворительность хочу превратить в игру, в тайную интригу. Надо «тайно творить добро», ведь это так забавно! А «если добро и зло одинаково привлекательны и забавны, зачем выбирать последнее?»
Разумеется, в жизненном кредо Родольфа есть что-то двусмысленное: он — пресыщенный аристократ, игрок, но с претензиями на роль сверхчеловека, исполнителя воли божьей на земле (кстати, в этом он отчасти напоминает графа Монте-Кристо из романа Дюма). Всё так, однако мысль Фурье — Сю о «сублимировании» низких страстей человека на службу добру, позднее разработанная Фрейдом и его последователями, вряд ли стоит отбрасывать как «каприз фантазии».
[…]
Творчество Эжена Сю, повторим, заслуживает самой суровой критики. Но оно живёт и будет жить, ибо «запрограммировано» на массового читателя, ибо в нём есть пафос милосердия к отверженным.
Л-ра: Волга. – 1992. – № 4. – С. 168-169.
Произведения
Критика
