Повествовательная структура романа М. Дюрас «Модерато кантабиле»
Г. Н. Ермоленко
Современные нарратологи утверждают, что одна из ведущих особенностей прозы модернизма — разработка особого способа повествования. Одна его разновидность — нейтральное повествование в модусе «внешней фокализации», как называет этот способ Ж. Женетт, т.е. с точки зрения стороннего наблюдателя, функцию которого выполняет либо повествователь, либо тот или иной персонаж. Другой тип Е В. Падучева называет «свободным косвенным дискурсом». Основной признак такого способа повествования — разрушение границ между сферами сознания и речью автора-повествователя и персонажа, одного персонажа и другого. Если первый способ, по свидетельству Женетта, приобрел популярность в литературе «между двумя войнами», то второй известен со времен Флобера и Генри Джеймса и наиболее яркое воплощение нашел в «литературе потока сознания». Поскольку, как утверждал М. М. Бахтин, именно субъектная организация определяет основные параметры структуры текста, выбор того или другого способа повествования влияет на структуру хронотопа, функционирование системы, семантику текста.
В романе М. Дюрас «Модерато кантабиле» делается попытка объединить два вышеописанных способа повествования, что приводит к разработке весьма своеобразной организации текста. «Модерато кантабиле» (1958) — одно из самых известных произведений М. Дюрас, принесшее ей славу мастера современной прозы. Внимание критиков привлекли необычность жанровой формы и композиции романа. Они заимствованы у детективного жанра. Единственное острое сюжетное событие — убийство молодой женщины — представлено в экспозиции и не имеет непосредственного отношения к судьбам героев. Сюжет убийства, встроенный в раму, подается читателю через восприятие протагонистов, пытающихся объяснить происшествие исходя из своего субъективного опыта. Оно дает им повод для нескольких встреч, во время которых они пытаются разгадать причины случившегося и понять, что заставило неизвестного молодого влюбленного стать убийцей предмета своей любви.
Автор подчеркивает странную «одержимость» героини, Анны Дэбаред загадочным убийством, поэтому читатель на протяжении действия ищет ответ на вопрос, в чем причина этого интереса. Текст, таким образом, представляет собой двойную загадку. Одну пытаются разгадать герои, другая предлагается читателю. Строя повествование вокруг преступления, писательница создает отнюдь не детективный, но психологический роман. По ходу действия, по мере того, как автор нагнетает детали, заставляющие читателя проводить аналогию между персонажами экспозиции и протагонистами, раскрывается особая роль заглавного эпизода как метафоры жизненной ситуации и состояния души героини. Последнюю точку ставит финал, где герои как бы «разыгрывают» ситуацию экспозиции.
Фабула романа в кратком изложении состоит в следующем. Главная героиня, Анна Дэбаред, став свидетельницей уличного происшествия, «одержима» случившимся и каждый день приходит в кафе, где произошло загадочное убийство. Здесь она обсуждает увиденное с одним из посетителей кафе. Постепенно обнаруживается, что герои давно наблюдают друг за другом, многое друг о друге знают и переживают чувство взаимного влечения. Но после очередной беседы героиня неожиданно уходит, чтобы больше не возвращаться. Этим, на первый взгляд, исчерпывается содержание произведения объемом в 60 страниц, которому автор «парадоксально» приписывает статус романа.
На самом деле «Модерато кантабиле» принадлежит к тому типу современной прозы, в которой за видимой бессобытийностью скрывается сюжетное напряжение, разыгрываются жизненные катастрофы персонажей. В этом отношении приемы Дюрас в некотором смысле аналогичны методу «айсберга» Э. Хемингуэя.
Повествование строится таким образом, чтобы подчеркнуть параллель между ситуацией экспозиции и сюжетной линией Анны. Текст состоит из восьми главок. Основная часть текста содержит пять диалогов Анны Дэбаред и Шовена, перемежающихся вставными эпизодами. Текст состоит из восьми главок. В первой и пятой описываются уроки музыки, на которые Анна водит своего сынишку. Во второй, третьей, четвертой, шестой и восьмой — беседы Анны с Шовеном в кафе, где произошло убийство, в седьмой — торжественный ужин в доме Анны.
Заголовок романа задает «музыкальное» прочтение текста. В экспозиции и завязке содержится основной комплекс тем, которые по очереди выдвигаются на первый план в каждом из последующих фрагментов, представляющих собой их «вариации». «Кружение» сюжета, постоянное возвращение к заглавному эпизоду, повторяющийся маршрут прогулок Анны с сыном, повторное описание урока музыки создают ощущение музыкального ритма, обозначенного в названии (moderato cantabile — «плавно и певуче»). Ассоциативно музыкальный термин «модерато кантабиле» связывается в сознании читателя с ритмом повседневного существования героини. В то же время заголовок, будучи метафорой стиля жизни главной героини с ее монотонной упорядоченностью, составляет иронический противовес истинному ее душевному состоянию, мучительному внутреннему напряжению.
Рассказ ведется в третьем лице. Действие в диалогических главах разворачивается по одной и той же схеме. Изображаются: путь Анны с малышом из дома в кафе и обратно, короткий обмен репликами с хозяйкой кафе и сыном, попытки унять волнение выпитым вином и собственно диалог. В беседах героев рассматриваются одни и те же предметы (загадочное происшествие, его причины, домашняя жизнь Анны, вид ее дома и сада, сведения о работе Шовена).
В тексте отмечается ограниченность компетенции повествователя. Фиксируются прежде всего внешние реакции персонажей (жесты, интонация), относительно внутренних побудительных движений повествователь выказывает сомнение: «Мальчик обернулся навстречу этому голосу, глянул на мать, быстро-быстро, точно хотел убедиться в ее существовании, потом снова застыл, уставившись в ноты»; «Жест явно непроизвольный и, похоже, убеждает даму, что в его действиях нет злого умысла».
Лаконичные комментарии повествователя, фиксация течения фабульного времени подчеркивают, что пространственная точка зрения нарратора совпадает с границами зрительного обзора героев-собеседников: «...было видно садившееся в море солнце, пламенеющее небо и мальчика, что на другой стороне набережной в одиночестве играл в какую-то игру, чей секрет невозможно было понять на таком расстоянии.
Он перепрыгивая! через какие-то воображаемые препятствия и, похоже, что-то напевал», — дейктические указатели подчеркивают ограниченность горизонта.
Рисуя происходящее с точки зрения персонажей, повествователь цитирует их без оформления прямой речи: «...хозяйка догадалась, что не сразу, не вдруг дождется желанных объяснений — она сама все скажет, просто надо дать ей время прийти в себя оправиться от смущения». Большую часть информации о героях читатель узнает в процессе диалога из уст самих действующих лиц, повествователь сообщает только их имена.
В репликах собеседников перемежаются мотивы обсуждения трагического происшествия и подробности их собственного повседневного существования, что создает в сознании читателя и делает устойчивой аналогию между участниками трагической сцены и главными персонажами. Автор стимулирует читательское воображения рядом «подсказок». Функцию подсказок выполняют описания уроков музыки и торжественного ужина в доме Анны. Основной метод «подсказки» состоит в создании «немотивированных», на первый взгляд, контекстуальных сближений, подчеркнутых сюжетными повторами. Важную роль во вторичной семантизации текста играет изменение семантики основного семантизирующего мотива — термина «модерато кантабиле».
Экспозиция, где описывается урок музыки маленького сына Анны Дэбаред, начинается с вопроса о том, что означает выражение «модерато кантабиле» и заканчивается объяснением его смысла. Весь текст пронизывает шестикратно повторяющийся в разных вариациях вопрос учительницы: «И что же это значит — модерато кантабиле?» Троекратный ответ мальчика («Не знаю») в комментариях матери и учительницы трактуется как проявление непокорства упрямого малыша. Образы учительницы, настойчиво требующей ответа, и упрямо сопротивляющегося ребенка противопоставляются, персонифицируя темы властного насилия и бунтующей жертвы. В результате в сознании читателя возникает смысловая ассоциация обозначения спокойного музыкального темпа с темами насилия и протеста. «Модерато кантабиле» воспринимается как навязанный императив, вызывающий сопротивление. Повторение этой же ситуации противоборства учительницы и ученика при обсуждении значения термина «модерато кантабиле» в пятой главе закрепляет возникшую в сознании читателя ассоциацию. Термин «модерато кантабиле», связанный, как уже было сказано, с понятием ритма повседневной жизни, получает отрицательную коннотацию и начинает восприниматься читателем как навязанный императив, вызывающий сопротивление.
Матери в сценах уроков музыки отводится роль посредника. При этом подчеркивается, что, помогая учительнице, она на самом деле принимает сторону малыша. Комментарии повествователя выдают тайную солидарность матери с сыном: она реагирует на упрямство ребенка, как указывает автор, «с какой-то радостью в голосе», свидетельствующей о ее одобрении способности малыша сопротивляться принуждению.
Во второй главе предположение хозяйки кафе, что для Анны уроки музыки — «лишний повод вырваться из дому», ставят в положение бунтующей жертвы уже самое героиню романа, подсказывая читателю, что потворство непокорному сыну объясняется ее недовольством своим положением в семье и собственной неспособностью противиться насилию.
В пятой главе в диалог матери и сына о значения термина moderato cantabile вводится тема смерти, предвосхищающая финал. Мать предупреждает: «Я не хочу, чтобы тебя снова ругали, иначе я умру». Здесь меняется контекстуальное значение главного мотива: «модерато кантабиле» теперь означает не только музыкальный темп, не только ритм повседневной жизни героини, не только вызывающий протест императив. Его отрицательная коннотация усиливается, он означает угрозу для героини (как понимает читатель, угрозу не столько для ее физического существования, сколько для ее духовной жизни).
Тематическая оркестровка экспозиции подготавливает дальнейшее развитие действия и создает для него интерпретативный фон. Развивает тему насилия и непокорства описание домашнего «бунта» Анны в сцене торжественного ужина в седьмой главе.
Здесь радикально меняется принцип повествования. Нейтральное описание в технике внешней фокализации соединяется с методом свободного косвенного дискурса, создающим ситуацию неопределенности атрибуции высказываний, которые читатель с одинаковым успехом может приписать и повествователю, и героини.
Параллельно описывается происходящее в доме и в парке, фрагменты соединяются методом монтажа, без каких-либо связок и переходов. Центр повествования переносится в зону сознания присутствующих на ужине гостей и слуг, приводятся их суждения без оформления прямой речи: «На кухне — теперь, когда утка уже полностью готова и стоит на огне в ожидании своего часа, — пользуясь передышкой, наконец-то решаются произнести долго сдерживаемые слова: нет, что ни говорите, а это уж чересчур. Нынче вечером она явилась еще позднее вчерашнего, много позже гостей».
Субъективному взгляду гостей и слуг противопоставляется объективная фиксация происходящего в парке и внутренних покоях дома. «На большом серебряном блюде, в приобретение которого внесли вклад целых три поколения, прибыл лосось, застывший в своем первозданном виде. Его внес мужчина, одетый в черное, в белых перчатках, с манерами королевского отпрыска, и представил каждому в безмолвии начинавшегося ужина. Приличия требовали не говорить в подобных обстоятельствах.
В дальней, северной части парка магнолия источала аромат, что распространялся от дюны к дюне, пока не исчезал вовсе. Ветер тем вечером дул с юга. Один мужчина бродил по Морскому бульвару. И одна женщина знала об этом».
Инерция повествования в границах восприятия персонажа заставляет читателя предположить, что рассказ ведется поочередно с двух пространственных позиций, как бы с помощью кинокамеры, находящейся в доме и в парке. Но описание с точки зрения стороннего наблюдателя вступает в противоречие с включенными в текст элементами внутренней речи героини. Это создает эффект двойственности точки зрения. Автор заставляет читателя колебаться в атрибуции высказываний, вызывает впечатление, что субъектом речи является героиня, которая как бы видит себя со стороны. Отсутствие достаточного количества дейктических маркеров дает основание для трактовки, зафиксированной в критической литературе о романе, когда за фокального персонажа, с точки зрения которого ведется рассказ, принимается героиня, и события в парке воспринимаются как происходящие в ее воображении и даже в ее памяти, как считает один из исследователей.
Чередование оценок происходящего с позиции Анны, слуг и гостей создают оппозицию между гостями и домочадцами, с одной стороны, и Анной, поглощенной мыслями о происходящем в парке, — с другой. Ее демонстративное и вызывающее поведение в продолжение ужина заканчивается «бегством». Одновременно подчеркивается ее внутренняя связь с мужчиной в парке, незримое присутствие которого она ощущает. Совершая бегство из гостиной, Анна тем не менее не может вырваться за пределы дома, преодолеть границы своей тюрьмы. Неудачная, виртуальная попытка «бегства» фиксирует поражение героини, неудачу ее бунта.
После описания торжественного ужина — последняя сцена в кафе. Нарастающая близость протагонистов, их тяготение друг к другу, все более напоминающая влюбленность, здесь разрешается в развязке, подчеркивающей поражение порыва героини к свободе чувств. Собеседники как бы невольно разыгрывают роль влюбленной пары из экспозиции романа. Их свидание в восьмой главе заканчивается прощальным поцелуем, что напоминает читателю прощальный поцелуй, который юноша-убийца дарит убитой им женщине. Завершает ассоциативное сближение первой и последней сцен обмен протагонистов репликами: «Мне бы хотелось, чтобы вы умерли, — проговорил Шовен. — Я уже мертва, — ответила Анна Дэбаред».
Таким образом, повествовательная манера Дюрас представляет собой инверсию традиционного способа развертывания повествования в психологическом романе. Если обычно в подобного рода текстах вербализуется процесс внутренней жизни персонажа, то у Дюрас он является предметом умолчания. Зато в экспозиции в виде реализованной метафоры представлена интерпретация жизненной ситуации героини с ее собственной точки зрения. В традиционном романном повествовании, как утверждает в своей книге о сюжете О. М. Фрейденберг, такая метафора должна была бы стать предметом сюжетного развертывания и составила бы подтекстный уровень глубинной семантики.
У Дюрас для установления связи между экспозицией и дальнейшими сюжетными событиями используется композиционные приемы и повествовательная техника, являющаяся средством вторичной семантизации текста. С ее помощью, по словам Г. Пику, Дюрас разрабатывает в «Модерато кантабиле» структуру так называемого «отсутствующего рассказа», что позволяет ей в противовес роману «события» или роману «поступка» создать роман, в котором ничего не происходит, роман «ожидания и надежды», роман о поражении порыва к свободе.
Л-ра: Университет Российской академии образования. Вестник № 1(27). – Москва, 2005. – С. 198-204.
Произведения
Критика
