Особенности речевой характеристики персонажей в романе Анны Зегерс «Мёртвые остаются молодыми»

М. Л. Снегирева, Н. А. Назарова

Художественное произведение складывается из множества компонентов, которые находятся между собой в тесном диалектическом взаимодействии и обусловлены мировоззренческими и идейно-эстетическими установками писателя. Но взаимообусловленность этих компонентов не противоречит их расчленению при изучении.

Качественное и количественное исследование индивидуального стиля писателя предусматривает предварительное четкое разграничение типов изложения, представленных в художественном произведении — авторской речи и «чужой речи» (Диалогической, несобственно-прямой, косвенной). Это предварительное «разложение» на речевые пласты способствует, после заключительного синтеза, более глубокому проникновению в замысел автора.

В имеющихся о романе А. Зегерс «Мертвые остаются молодыми» немногочисленных работах и статьях анализируется, в основном, так называемый неязыковой план романа, то есть идейно-тематический.

Основная задача данной работы — исследование языково-стилистических средств создания речевой характеристики персонажей в романе Анны Зегерс «Мертвые остаются молодыми».

Основным методом исследования является метод качественного семантико-стилистического анализа, который способствует раскрытию смыслового и стилистического своеобразия языковых выразительных средств и закономерности их употребления. В качестве подсобного метода исследования привлечен метод количественного, то есть лингво-статистического анализа, который помогает раскрыть числовое, количественное соотношение отдельных лингво-стилистических явлений, участвующих в создании речевой характеристики персонажей.

Понятие речевой характеристики в отечественной лингвистике лишено терминологической точности. Так, Е. Г. Ковалевская подчеркивает, что «речевая характеристика — это самохарактеристика героя, выявляющая его социальное положение, занятие, внутренний облик. Речевая характеристика — это разновидность стиля писателя, это совокупность художественных приемов, понятие стилистическое, то есть отбор определенных языковых средств с целью охарактеризовать социальное положение, профессию, характер героя». А. И. Федоров определяет речевую характеристику как «отражение типичных качеств речи того или другого человека». Э. Ризель обращает внимание при описании речевых портретов на то, как говорит герой. Таким образом, существующие дефиниции по-разному трактуют понятие речевой характеристики, но все они в качестве определяющего выдвигают следующий признак: проявление в языке персонажа его характера, его социальной, национальной, локальной и профессиональной принадлежности. Удачнее других исследователей, на наш взгляд, определяет это понятие Е. В. Розен как «характеристику персонажа посредством его речи, переданной любым из существующих в языке способов», т. е. как сочетание языковых выразительных средств (выбора лексики и фразеологии, морфологических и синтаксических конструкций, экспрессивного произношения) и выбора способа передачи речи персонажа.

Проанализировав методом сплошной выборки способы передачи чужой речи в романе Анны Зегерс «Мертвые остаются молодыми», мы пришли к выводу, что ведущим способом речевой характеристики» большинства героев является собственно-прямая речь, то есть прямое высказывание, реально произнесенное персонажем. Часто встречающимися способами передачи речи являются внутренняя прямая речь, точно передающая мысли героя, и несобственно-прямая, воспроизводящая мысли и чувства героя от лица автора.

Вот примерное процентное содержание видов чужой речи в романе «Мертвые остаются молодыми»:

Чужая речь в романе

Данные проведенного анализа ставят под сомнение точку зрения Н. А. Шеломовой, утверждающей, что «Анна Зегерс мало пользуется диалогом, лишь в исключительных случаях становясь на путь эмпирической записи языка со всеми рытвинами и ухабами мысли». Этого нельзя сказать даже о таком романе Анны Зегерс, как «Седьмой крест», действие которого совершается в самые страшные годы фашизма, когда люди жили двойственной жизнью: внешней — для всех, высказывая открыто только то, что не вызовет подозрения других, и внутренней, скрытой от других, с затаенными мыслями и надеждами. Поэтому и по количественному объему и по стилистической значимости особое место занимает в романе «Седьмой крест» несобственно-прямая речь и внутренний монолог по сравнению с прямой речью героев. Но и в этих способах передачи чужой речи писательница умело использует особенности спонтанной устной речи «с ее рытвинами и ухабами мысли».

В романе «Мертвые остаются молодыми», который является до некоторой степени как бы предысторией романа «Седьмой крест», действие не концентрируется вокруг одного героя, как в романе «Седьмой крест», а развивается несколькими параллельными линиями. Писательница дает возможность своим героям высказаться, в основном, в своей среде. Поэтому основным способом речевой характеристики героев в романе «Мертвые остаются молодыми» является собственно-прямая речь, о чем свидетельствует приведенная выше таблица. Конечно, было бы неправильным утверждать, что это единственный способ передачи речи персонажей в романе.

В зависимости от идейной нагрузки, которую несет тот или иной образ романа в раскрытии основной темы — исследования социально-исторического генезиса фашизма, — складываются и речевые характеристики образов.

Осмысливая путь немецкого народа, пройденный им от ноябрьской революции 1918 г. до разгрома фашизма Советской армией в 1945 г., писательница утверждает идею о бессмертии народа. Неумирающие, неистощимые силы народа воплощают в себе коммунист Эрвин, подло убитый белогвардейцами в январе 1919 г., его сын Ганс, родившийся после гибели отца и погибший в годы Второй мировой войны от рук тех же врагов немецкого народа, и сын Ганса, родившийся уже в новой Германии, их родные и близкие.

Убийцы Эрвина и его сына олицетворяют в романе те антинародные, реакционные силы, которые породили впоследствии фашизм. С самого начала романа завязывается непримиримый конфликт между представителями народа и его врагами, а единственные слова Эрвина, которые он произносит вслух, — «Ihr könnt jetzt Schluß mit mir machen. Ihr kommt aber auch noch dran» — как бы предрешают судьбу его убийц — офицеров Клемма, Венцлова, Ливена и солдата Вильгельма Надлера.

Создавая индивидуально-неповторимый речевой портрет каждого героя, писательница не забывает, интересы какого класса он выражает. В зависимости от этого диалогическая речь приобретает разные стилистические оттенки. Это помогает противопоставить подлинный патриотизм тружеников низменным и антинародным интересам таких людей, как Кастрициус, Клемм, Венцлов, продающих родину, ее счастье и честь, ее настоящее и будущее.

Истинным представителем немецкого народа в романе является Гешке, рабочий, социал-демократ. В его образе писательница убедительно раскрывает типичные национальные черты немецкого рабочего, вначале идущего пассивно за своими социал-демократическими вождями, воспитанного в духе отчуждения к представителям другой рабочей партии — коммунистической. Для его прямой речи, которая составляет 73% от всех других способов передачи речи, характерны истинно народные просторечные слова и выражения, пословицы и поговорки. Даже общее звучание его речи приобретает народный характер.

Так, стараясь узнать, что заставило Марию остаться в его доме, Гешке говорит: «Ich lasse mich nicht gern für dumm verkaufen» (вместо: «Ich lasse mich nicht betrügen»). Или «Du hast dir nichts Einfaches eingebrockt» (вместо: «Du hast dir da Unannehmlichkeiten zugezogn»).

Речь Гешке насыщена гиперболами и так называемыми «volkssuperlativ». Ему трудно поверить в то, что «ein so junges Ding» согласилась остаться в его доме «wo es nichts gibt als Lasten mit einem Haufen Bälger». Читателю известно, что у Гешке было трое детей, но гиперболой «mit einem Haufen Bälger» подчеркивается вся бедственность его положения. Радуясь согласию Марии остаться в его доме, он говорит: «Wenn meine tote Frau... auf uns heruntersehen konnte, da wäre sie sicher goldfroh.

Для речи Гешке характерно «соскальзывание» в диалект, например, он говорит: «Sie haben versprochen: gehorcht uns und pappt die Spinne mittenmang auf die rote Fahne» (mittenmang берлинский диалект, вместо mitten).

Народность языка этого персонажа подчеркивается и самим построением предложения. Для речи Гешке характерны простые, мало распространенные предложения и бессоюзные сложные с очень простыми составными частями, нередко в виде неполных предложений, например: «Du hast vielleicht wo was angestellet. Getrau dich und rück damit’ raus. Du hast vielleicht wo was ausgefressen, und jetzt hast du vielleicht Angst, man könnte dich suchen; es könnte’ rauskommen».

Речь Гешке свидетельствует о его социальной принадлежности. Высказывания о работе, характерные для его речи: «die Arbeit verlieren», «zur Arbeit pfeifen», «nicht so leicht Arbeit bekommen», «ohne Arbeit», свиде­тельствуют о том, что самое главное для Гешке — иметь работу, чтобы обеспечить свою семью хотя бы необходимым. Вот почему он не поддерживает своего соседа Трибеля, выступившего против произвола десятника. Гешке не хочет, чтобы с ним обошлись так же, как и с Трибелем, лишили работы: «genau wie du».

В споре Гешке с Трибелем противопоставлены две различные точки зрения на жизнь, что подчеркивается обособлением и интонационным выделением личных местоимений. Коммунист Трибель с возмущением говорит о покорности рабочих, продолжавших трудиться на хозяев: «Ihr, ihr. habt dabei weitergeschippt und verladen...» «Ich hab” den Kerl mit meinem Spaten blutig gehauen., und ihr, ihr habt weitergeschuftet». В следующей фразе Трибель с горькой иронией говорит о рабской психологии рабочих, и автор снова обособляет местоимение «ihr»: «Paßt mal auf, ihr, zu welchen Sprüngen man euch noch pfeifen wird». Местоимение «ihr» раскрывается здесь семантически. Под «ihr» Трибель подразумевает тех социал-демократов, которых можно заставить плясать под чужую дудку. В свою очередь Гешке обособляет местоимение «du», как бы отделяя от себя Трибеля, не побоявшегося потерять работу из-за ссоры с десятником: «Du wirst auch nicht so leicht Arbeit bekommen, du». Гешке не доверяет Трибелю и его сторонникам. Их дела он называет: «sinnlose Stimmzetteln», «irgendwelche Tricks»,«die Sachen, die zu nichts führen». Это свидетельствует об идейной ограниченности Гешке. Он все еще надеется, что его партия защищает интересы пролетариата.

Нужен был собственный опыт, долгий путь страданий, унижений и безработицы, чтобы прийти к выводу, что не он, Гешке, и его социал-демократические вожди, пляшущие под дудку Гитлера, а Трибель был прав.

Показывая внутренние противоречия героя, его внутреннюю борьбу в момент принятия важного решения, писательница прибегает к внутреннему монологу и несобственно-прямой речи. Именно эти способы передачи речи Гешке дают возможность читателю ощутить каждый шаг его идейного роста.

Волнующе воспроизведено душевное состояние Гешке в тот момент, когда он, стоя на тротуаре и пропуская массовое шествие, посвященное памяти Ленина, еще не решается примкнуть к нему, но уже имеет свое мнение на этот счет. «Für deutsche Arbeiter halte ich so was für eine Schande», — слышит он слова об участниках демонстрации. Его несогласие с этим мнением Анна Зегерс выражает внутренней речью героя: «Es ging ihm durch den Kopf. Mit euresgleichen auf dem Randstein zu stehen, das ist die Schande». Следующая за внутренней речью авторская речь подчеркивает состояние героя: «Doch selbst jener dünne Faden aus seinem Herzen, der dem Zug noch folgte und nichts mehr war, als ein flüchtiges Bedauern, daß er nicht hatte mitgehen können, verknüpfte ihn mit dem Kern des Lebens, so daß er nicht leer herumflatterte wie welkes Laub». Верность «своей» партии и недоверие к коммунистам сменяется трагическими размышлениями Гешке о правоте Трибеля, которые писательница передает несобственно прямой речью «Er, GeschKe, hatte vielleicht dem Triebei folgen sollen und mit den Seinen brechen. Warum hatte er nicht gefolgt?» В этом репродуцированном писательницей высказывании следует выделить модальное слово «vielleicht», которое свидетельствует об оценке реальности происходящего с точки зрения действующего лица. Противоречивость взглядов Гешке сменяется критическим отношением к себе, к происходящим событиям. Его вера в социал-демократическую партию пошатнулась.

Отвращение Гешке к гитлеровским порядкам проявляется в его отрицательном отношении к сыну Францу, нацепившему форму Штурмовика. Он презрительно называет его «ein Lümmel» и, обычно спокойный, теперь гневно бросает ему: «Du brauchst dich hier gar nicht mehr sehen zu lassen; du kannst auf der Straße übernachten, mir tu die Schmach nicht an!». А Марии Гешке признается: «Ich hab’ die Nazis immer gehaßt, ich hasse sie und werde sie immer hassen. Sie haben mir Arbeit gegeben und jetzt sogar besseren Lohn, und ich hasse sie. Sie geben mir jetzt bezahlten Urlaub und, wenn ich will, eine Reise nach Thüringen, und ich kann sie nicht lieden und hasse sie.». Многократным повторением глагола hassen писательница подчеркивает огромную ненависть Гешке к нацистам. Эта ненависть сближает его с коммунистами, с его соседом Трибелем, которого фашисты уже «изолировали», а подпольное собрание, в котором участвуют и коммунисты и социал-демократы, является завершением освобождения Гешке от груза оппортунизма и реформизма социал-демократии. Он пробуждается от политической пассивности и бездеятельности, но, не успев сделать ничего существенного, погибает.

В образе Гешке Анна Зегерс показывает процесс становления простого рабочего, превращение его в человека-борца за истинное народное счастье. «В этих людях заложены все лучшие силы народа, но не пробуждены, не использованы, и, лишь преодолев множество преград, они окажутся в состоянии пробиться к нам, то есть к революционному пролетариату», — пишет А. Зегерс о Гешке. Речевая характеристика Гешке при решении этой задачи играет ведущую роль, она способствует раскрытию содержания образа, подчеркивает социальное происхождение героя, его черты характера: трудолюбие, честность, стремление во что бы то ни стало найти правду, — и раскрывает его идейно-политические позиции.

В таком же плане раскрывает Анна Зегерс и образ Марии. Но в речевой характеристике Марии значительный объем (по сравнению с Гешке) занимают внутренний монолог (18%) и несобственно-прямая речь (23%), особенно в первой половине романа, когда, не дождавшись любимого, она обдумывает возможные варианты его задержки, а потом ищет Эрвина, думает о нем, как о живом, разговаривает с ним в мыслях. Как и речь Гешке, речь Марии естественна и неприкрашена. Для нее также характерны подчеркнуто народные слова и выражения: «Was ist denn in dich gefahren?»; «Was ist dir über die Leber gelaufen?». В начале романа Мария предстает перед читателем малограмотной, тихой и кроткой женщиной. О характере ее речи свидетельствуют авторские ремарки, вводящие прямую речь героини: «Sie sagte wie ein Schulmädchen», «sie sagte leise»; «sie sagte heiser vor Angst und vor Trauer»; «sie sagte rasch», а также отсутствие восклицательных предложений в ее речи. Краткие предложения повествовательного характера, отсутствие в них книжной и общественно-политической лексики свидетельствуют о простоте женщины из народа и ее политической неграмотности.

Просто и лаконично раскрывает Мария Гансу свое понятие о совести: Ich kann ja nicht immer bei dir sein, das kann ich ja nicht. Das kann nur bloß dein Gewissen. Es hat nicht zu kochen für dich und nicht zu flicken und braucht kein Geld zu verdienen. Es hat überhaupt nichts anderes zu tun, als immerzu auf dich achtzugeben... es kommt immer an dich heran, es kann dir immer die Wahrheit sagen, dafür ist es da»). Наглядно, бытовой лексикой, преобладающей в ее речи (kochen, flicken, Geld verdienen), объясняет она сыну самое главное. И эти простые искренние слова укрепляют в Гансе решимость продолжать подпольную работу.

Вера в Ганса помогает Марии понять правоту его дела, а большая и нежная материнская любовь еще больше «проявляет» ненависть к фашизму, несущему войну, сеющему смерть. В ее сознании живут слова, сказанные Гансом: «Was Hitler will und wir wollen, das ist wie Feuer und Wasser». Просто, но убедительно объясняет Мария Францу свою принадлежность к немецкому народу: «Und von wegen Volk; gewiß, ich gehöre zum Volk, und du auch. Die hohen Herren aber, die euch jetzt einladen, die, glaube ich, nicht. Sie sind so wenige, diese Herren, daß wir sie wegjagen könnten, davon haben sie Angst. Das Volk, das können sie nicht wegjagen: wir sind zu viele; sie können einen gegen den anderen hetzen; wir sind dadurch etwas weniger». Мария понимает, что богатые господа и народ — извечные враги. Она делает акцент именно на этом, что подчеркивается автором дополнительно также препозицией обособлений. Обособленными в речи Марии оказываются именно эти антагонистические понятия. А их повтор усиливает («das Volk», «die hohen Herren») оценку этих непримиримых понятий. «Sie sagte: «Dein Vater glaubt, diese Leute, die Nazis, sind gegen das Volk. Er glaubt, daß Hitler nur Geld einsackt, damit er das Volk an der Nase herumführt».

Постепенно Мария осознает необходимость борьбы против фашизма, этой злой, антинародной силы, и призывает женщин саботировать работу на военном заводе: «Das ist vielleicht eine Sekunde weniger Krieg. In einer Sekunde kann es nech meinen Jungen treffen, oder deinen Mann».

Таким образом, писательница показывает путь Марии Гешке от полуграмотной, забитой прислуги-кельнерши к сознательному борцу-антифашисту. При этом писательница умело отбирает единственно уместную лексику для речевой характеристики персонажа, помогающую раскрыть идейное содержание образа. Бытовая лексика в начале романа «разбавляется» постепенно лексикой общественно-политической, что свидетельствует о духовном росте Марии в ходе борьбы против фашизма.

Представителям народа противопоставлены в романе его враги. Тщательно отбирая и обдумывая речевые характеристики персонажей (лексику, фразеологизмы, структуру предложений), А. Зегерс сумела мастерски соединить социальную типичность с индивидуальными чертами характера каждого из них. Хотя представители двух антагонистических лагерей в романе и говорят на одном и том же немецком языке, их прямые высказывания, мысли о главном вопросе времени — «национал-социализме» — и прокладывают ту пропасть, которая оказывается между ними.

Если через речевые характеристики Гешке и Марии А. Зегерс убедительно показала процесс их постепенного пробуждения от пассивности и бездеятельности, осознания вины за преступления гитлеризма, их путь к осоз­нанной борьбе против фашизма, то речевые характеристики пособников фашизма (Кастрициус, Клемм, Венцлов, Ливен) свидетельствуют о постепенной деградации в них людей под влиянием идеологии гитлеризма.

Сам тон, манера устной народной речи, характерные для представителей народа, сменяются кричащим приказным тоном, короткими «рублеными» предложениями, наполненными военной лексикой и вульгаризмами («Die Klappe halten», «Stunk bekommen»), как у Клемма или витиеватыми, длинными предложениями, наполненными религиозной лексикой и скрывающими иногда истинный смысл сказанного, как у коммерции советника Кастрициуса.

Кастрициус выступает в романе представителем интересов немецкой империалистической буржуазии. Прикидываясь человеком аполитичным, привлекая и покоряя всех «своей своеобразной сочной речью» («mit saftigen Redensarten»), Кастрициус демагогически «заверяет» всех, что он всего лишь промышленник, а сам хитро диктует в промышленных кругах политику фашистского переворота, политику войны.

Говорит Кастрициус много, запутанно, сохраняя при этом на своем лице «выражение добродушной хитрости» («Er sagte mit demselben Ausdruck behaglicher List»). Но собственно-прямая речь, которой в романе представлена вся речь Кастрициуса, помогает читателю за приятной речью, за благопристойной внешностью разглядеть фальшь, хищничество, проповедуемые им.

Кастрициус вежлив и обходителен с людьми своего круга, которых он хорошо знает. К ним он обращается не иначе как: «Meine Herren», «mein lieber Klemm», «Sie Klemm», «erlauben Sie mal» и т. д. Перед ними он раскрывает свои планы, называя при этом вещи своими именами: «Ich habe Ihnen schon längst gesagt, die alten Partein sind meines Erachtens futsch. Man lockt mit ihren Waschzetteln keinen Hund mehr hinter dem Ohr hervor». Слова «futsch», «Waschzetteln», «keinen Hund hinter dem Ohr hervorlocken» звучат грубо и свидетельствуют о его презрительном отношении к «старой партии», то есть к социал-демократической партии Германии.

Не стесняясь, он высказывает и свое истинное мнение о Гитлере: «Der Mann ist nicht besonders gescheit. Er hat keine tiefen Kenntnisse». Характерно, что Кастрициус не называет Гитлера его именем, а «ein richtiger Mann», «er», «der Zauberer». Это свидетельствует о его дальновидности, он еще не знает, чем кончится их затея с этим человеком, и не хочет сказать больше, чем нужно. Но все же коммерции советник призывает промышленников поддержать Гитлера с его «хитрой программой», предусматривающей обрядить фашизм в так называемый «национал-социализм». Хотят рабочие социализма, нужно согласиться с этим требованием, дать им это сладкое блюдо, потому что: «Der Arbeiter fliegt nun mal nur auf den Sozialismus, es fliegt nun mal nicht auf das Kapital». Для Кастрициуса рабочие подобны мухам, которых можно легко приманить сладким. Поэтому он и употребляет в своей речи слово «fliegen», а слово «der Arbeiter» заменяет при повторе местоимением среднего рода «es» (es fliegt nun mal...), которое подчеркивает его презрительное отношение к рабочим.

Для него главное — обуздать и обмануть массы («das Pack», как он грубо называет народ), сделать национал-социализм — «государственной религией»: «Ich denke immer darüber nach, man mußte den Sozialismus zur Staatsreligion erneuen, damit er uns nicht von unten kaputtmacht wie in Rußland».

Поняв, что вторая империалистическая война проиграна, он старается скрыть свои связи с зятем Отто Бентхеймом, эсэсовцем из дивизии «Мертвая голова», называя, его отчужденно «Totenkopf — Schwiegersohn», «der junge Mann», «dieser», и старается избавиться от него: «denn dieser, mein Schwiegersohn hat nun mal leider keinen zu guten Namen. Es soll weit weg wo er unbekannt ist. Nichts, wie weg mit dem jungen Mann». Но тут же Кастрициус делает оговорку: «Ich möchte den Schwiegersohn möglichst weit weg von hier schicken, aber der Gott mich davor behüte, nicht in ein nächstens russisch besetztes Gebiet». Являясь дальновидным политиком, он старается сохранить влияние на зятя, чтобы было возможно использовать его в своих интересах.

После разгрома фашизма Кастрициус очень быстро «переориентируется» и заключает союз с английским и американским капиталом, пользуясь благосклонностью западных оккупационных властей. При этом он снова называет себя простодушно «ein Greis» и удивляет всех своей излишней болтливостью, пользуясь даже смешными недостатками старости, которые придавали ему в глазах людей какое-то беззаветное простодушие старого, доброго человека, живущего только тем, «что бог дает».

Однако не этим живет коммерции советник Кастрициус. Он не изменил своих прежних взглядов, не стал врагом нацизма и старается помочь тем, кто может пригодиться ему и его новым друзьям — американцам. Своего зятя, военного преступника, которого ему удалось «выловить» из лагеря военнопленных («herausgefischt hatte»), он отправляет в безопасное место. Укрывает он и Хельмута Клемма, бывшего воспитанника привилегированной школы фюрера, хотя это и небезопасно для него.

Особый интерес представляет в этом случае речь Кастрициуса. X. Клемм для коммерции советника уже не человек, а ничтожество. Поэтому он позволяет себе говорить с ним повышенным тоном и не более пяти минут. Кастрициус не произносит больше «mein lieber Klemm», как когда-то обращался к его отцу, а вместо этого называет его «Unkraut», «Gestrüpp», «Früchtchen». Hö видя, что Клемм может из-за неумения владеть собой повредить ему, Кастрициус дает ему адрес старого товарища, чтобы, с одной стороны, избавиться от него, а с другой — попридержать его «на всякий случай»: «Es ist trotzdem gut, man weiß, wo es steckt. Irgendwie kann man es noch mal verwenden». Кастрициус не называет Хельмута по имени, а ограничивается местоимением «es», обозначая им человека, как что-то неодушевленное, как ненужную вещь, которая, может быть, и пригодится.

Таким образом, речь Кастрициуса существенно отличается от речи других героев романа как по выбору лексики, так и в синтаксическом отношений. Будучи одним из представителей верхушки капиталистического общества, он в своей речи отражает круг ее интересов, ее взгляды, вкусы и излюбленные приемы выражения. В благовоспитанной форме, приятной, насыщенной ре­лигиозной лексикой речью он проповедует варварство, фашизм, ненависть к немецкому народу. Характерно, что А. Зегерс почти не комментирует прямую речь Кастрициуса, давая ему возможность «самораскрыться» по мере развития событий.

Политическую линию поддержки «нового порядка», которую диктует «старая лиса» Кастрициус, претворяет в жизнь офицер Клемм, временно прекративший военную карьеру, так как Кастрициус сумел доказать ему, что для «отечества» гораздо важнее; чтобы люди, подобные ему, стояли во главе предприятий, сосредоточив в своих руках власть и оказывая влияние на тысячи рабочих.

Мы не имеем возможности остановиться подробно на анализе речевых характеристик всех героев романа, свидетельствующих о большом мастерстве и кропотливой работе Анны Зегерс над индивидуализацией каждого героя через его речь.

Сравнив речевые характеристики Кастрициуса и Клемма, людей одинаковых политических взглядов, мы убеждаемся, как разность социального происхождения, образования, занятий, характеров этих героев сказывается на самой манере их речи, в употреблении особой, характерной для каждого из них лексики, синтаксическом построении предложений.

Если для прямой речи Кастрициуса характерны сложные с большим количеством придаточных предложения, затрудняющие понимание того, что он хочет сказать, елейная религиозная лексика, вежливые обращения к людям своего круга и презрительное отношение к представителям народа или людям, потерявшим для него всякую «ценность», с характерным «es» (употребление местоимения среднего рода вместо имени), то для речевой характеристики Клемма Анна Зегерс нашла другие языково-стилистические средства, хотя речевые характеристики и Кастрициуса, и Клемма писательница раскрывает исключительно через прямую речь (100% и 93%).

Для речи Клемма характерна краткая, «приказная» структура предложений, носящих часто эллиптический характер («Die Klappe halten. So rasch an Ort und Stelle sein»), насыщенных военной лексикой (Das Militär, aus den Kasernen, schießen, der Revolver) с элементами грубого просторечия и вульгаризмов («Stunk bekommen», «das rote Gesocks»). Пробравшись в занятую французскими войсками Рейнскую область и скрывая свою принадлежность к немецкой военной касте, он постоянно «выдает» себя сам. Характерны в этом отноше­нии сравнения, которые он употребляет («Ein solches Werk lohnt seinen Mann, genau wie Heeresdienst») и авторские ремарки, которыми вводится его речь («Klemm gab ein paar Anweisungen», «er stellte fest», «er befahl», «Klemm knurrte» и т. д.).

Если сравнить речь героев одинакового социального происхождения — крестьян братьев Вильгельма и Христиана Надлеров, которые потом пошли разными путями в годы фашистской диктатуры, то мы увидим то же удивительное чутье и умение Анны Зегерс подчеркнуть разное смысловое значение в употреблении одной и той же лексики, диалектных форм слов, что свидетельствует о разности политических взглядов братьев. Характерно, что и способы передачи их речи различны. Вильгельму Надлеру, отбившемуся от земли и труда и опьяненному «перспективой» разграбления мира, нечего скрывать, когда его хозяева стоят у власти, и его речевая характеристика раскрывается писательницей в основном через собственно-прямую речь (78%). Отравленный фашистской пропагандой, уверовав, что он «мозг и главная опора нации», Вильгельм слепо следует за своими хозяевами и исполняет их волю. Они для него — «richtige Leute», а подпольщики — «die roten Hunde», «das Unkraut», «die Bande», «der ärgerste Mist», которых нужно уничтожать.

Мысли и думы Христиана Надлера переданы писательницей в значительной мере несобственно-прямой речью и внутренним монологом (35% и 13%). Это объясняется тем, что Христиан живет изолированно от людей, и лишь собаке Виду он не боится высказать свои мысли вслух: «Mir, Widu, gefällt das gar nicht. Wenn Hitler jetzt einen Wurstzipfel nach dem anderen.schnappt, gefällt dir das? Mir gar nicht. Die Leute, sagen sie, haben Angst, daß er beißt, und lassen ihn darum schnappen. Man kann ihm die Wurst ja nicht wieder aus seinen scharfen Zähnen herausziehen... Man droht dem Hitler, wenn er nicht aufhören will; hast du schon mal so was gehört, daß darum ein Hund nicht schnappt, weil man ihm droht? Er spring einem höchstens an die Kehle». Для Христиана Гитлер не человек, а собака, у которой «scharfe Zähne» и которая «beißt», «schnappt», «spring einem höchstens an die Kehle», а брат Вильгельм и его головорезы — «die Viechern», «die Bullen», «das ganze Pack».

Таким образом, Анна Зегерс пользуется для раскрытия речевой характеристики своих героев в романе «Мертвые остаются молодыми» всеми способами передачи чужой речи, которые подчинены общей задаче раскрытия образов. Но главный из них — это собственно-прямая речь.

Одни герои характеризуют сами, себя, в основном, в прямых высказываниях, так как они живут и действуют в своей среде — таких же рабочих (Мария, Гешке) или их врагов (Кастрициус, Клемм, В. Надлер) и имеют возможность высказаться откровенно, «самораскрыться».

Другие герои не имеют такой возможности или потому, что живут и работают подпольно (Мартин) и часто лишь обдумывают свои поступки и решения (внутренний монолог), или потому, что живут вдали от людей, стараясь переждать, пережить фашизм, как чуму (Христиан Надлер).

Третьи появляются в романе только для того, чтобы погибнуть, как, например, Эрвин. Анна Зегерс талантливо раскрывает его образ, всего на четырех страницах романа в несобственно-прямой речи, где мы прослеживаем всю жизнь героя, его мысли, его надежды и его героическую смерть.

Интересно сравнить речевую характеристику персонажей у разных авторов, тогда индивидуальное мастерство каждого писателя в выборе и языково-стилистических средств и способов передачи персонажей становится особенно наглядным.

Мы попытались сравнить особенности речевой характеристики героев в романе Анны Зегерс «Мертвые остаются молодыми» и в романе Вилли Бределя «Отцы». Писатели ставили перед собой разные задачи в раскрытии образов. Если роман А. Зегерс охватывает события в Германии между началом первой мировой войны и концом второй мировой войны и является художественным исследованием корней нацизма, то первая книга трилогии Вилли Бределя «Родные и знакомые» — роман «Отцы» — является как бы предысторией романа Анны Зегерс: Вилли Бредель исследует годы, предшествующие Первой мировой войне, когда в Германии сложились условия, приведшие к перерождению германской социал-демократической партии, к предательству интересов рабочего класса ее социал-демократическими лидерами.

А. Зегерс воссоздает в своем романе образы представителей всех слоев немецкого общества того времени — крестьян, рабочих, ремесленников, крупных промышленников, кадровых военных и т. д., и главным критерием в раскрытии образов, а следовательно, и в создании речевых характеристик является в романе «Мертвые остаются молодыми» их отношение к фашизму. Вилли Бредель ограничивается, в основном, «семейной хроникой» типичной немецкой рабочей семьи, но показывает ее на широком фоне социально-политических событий со времени, когда сложился германский империализм, и до начала развязывания им захватнических войн.

Сравнив типы изложения речи, к которым прибегают авторы обоих романов, мы получили следующие данные (см. табл.).

Из приведенной таблицы видно, что в романе Вилли Бределя «Отцы» авторская речь и собственно-прямая речь персонажей занимает несколько больше места, чем в романе Анны Зегерс «Мертвые остаются молодыми». Но в романе Анны Зегерс особую роль в. раскрытии речевых характеристик персонажей играет несобственно-прямая речь (16,7%).

Это объясняется тем, что авторы, писатели социалистического реализма, по-разному относятся к своим героям.

Вилли Бредель, сам в прошлом рабочий, принимавший активное участие в классовой борьбе рабочего класса Гамбурга, очень «заинтересованно» относится к своим героям, уделяя их действиям и мыслям большое внимание в авторских описаниях.

Авторская речь Анны Зегерс более «объективирована», писательница сознательно дистанцируется от своих героев, давая им возможность «самораскрыться» в собственно-прямой речи или пользуясь приемом косвенной характеристики, оценивая одного персонажа глазами другого. Герои Анны Зегерс больше склонны к самоанализу. Отсюда — больший процент в романе несобственно-прямой речи и внутреннего монолога по сравнению с романом Вилли Бределя. Исследуя внутренний мир персонажей, Анна Зегерс раскрывает его до самых глубин не только сознания, но и подсознания, помогая читателю понять, с одной стороны, путь становления борца против фашизма (Ганс, Мария, Гешке), а с другой — причины деградации всего человеческого под влиянием фашистской идеологии, сущность прусского империализма на новом этапе его существования, во времена фашизма (Клемм, Ливен, Венцлов).

Это своеобразное авторское отношение к героям сказывается и в создании речевых характеристик персонажей и в тех авторских ремарках и объяснениях, которыми вводится прямая речь. Анна Зегерс почти не комментирует прямую речь персонажей (erwiderte, fragte, rief, sagte rauf, sagte nachdenklich), Вилли Бредель, напротив, подробно комментирует, как говорят персонажи (beeilte er sich zu versichern, ein deutliches Brummen, stotterte er, stammelte er verlegen und verwirrt, erwiderte Hardekopf launisch und philosophisch и т.-д.).

Разные подходы писателей к изображению человека вообще диктуют и разные реалистические приемы представления этого человека через его речь.

Анну Зегерс интересует, главным образом, «обыкновенный», «средний немец» в трудные, переломные моменты его жизни. В романе «Мертвые остаются молодыми» автор ведет своих героев до того момента, когда они, чаще всего после продолжительной внутренней борьбы, принимают для себя окончательное решение, в главном вопросе времени — по отношению к фашизму. Вилли Бределя интересует борющийся пролетарий, история и процесс самой борьбы рабочего класса.

Это различие в подходе к изображению человека сказалось не только в выборе писателями способов передачи чужой речи, о чем сказано выше, но и в отборе языково-стилистических средств речевой характеристики персонажей.

Собственно-прямая (диалогическая) речь героев в романе А. Зегерс более тщательно отработана автором, она не выделяется резко из авторского речевого стилистического плана, да и включается в авторскую речь как-то «незаметно», в том же абзаце. Особенно трудно выделить у Анны Зегерс несобственно-прямую речь, хотя она выполняет те же задачи, что и в романе Вилли Бределя (описание внутреннего состояния персонажа, его неосознанные реакции, стихийные процессы, отражающие его психическое и физическое состояние и т. д.).

Диалогическая речь героев в романе В. Бределя четче выделяется из авторской речи (часто и графически), она менее отработана литературно и ближе стоит к спонтанной устной речи, а поэтому более экспрессивна. Несобственно-прямую речь героев автор также больше насыщает синтаксическими структурами разговорного языка, так что она сближается с внутренним монологом.

Авторское повествование Вилли Бределя часто выдержано в том же экспрессивном стилистическом ключе, что и прямая речь героев, т. е. наполнено экспрессией речи действующих лиц.

Во всех способах передачи чужой речи в романе А. Зегерс определенную роль играет подтекст. В романе В. Бределя за произносимыми словами героев нет, как правило, второго плана.

Поэтому если мы сравним конкретных персонажей из обоих романов, например, Гешке и Иоганна Хардекопфа, то увидим, что, несмотря на то, что оба героя — рабочие, социал-демократы, люди одинакового социального происхождения и одинаковых интересов, оба вначале верят в правоту лидеров «своей» социал-демократической партии (да и по характерам они похожи), то все-таки это окажется единственный в своем роде Гешке Анны Зегерс и единственный в своем роде Иоганн Хардекопф Вилли Бределя, если даже не принимать во внимание, что Гешке — рабочий Берлина, и писатель­ница вводит в его речевую характеристику диалектные вкрапления берлинского говора, а Хардекопф очень часто «соскальзывает» в своей речи в гамбургский диалект.

Основная причина в том, что Вилли Бредель больше использует приемы субъективизации повествования, представляющие собой разные степени авторского приближения к персонажу, а порой и переход на его точку зрения. У Анны Зегерс, напротив, больше приемов объективизации повествования, дистанцирования автора от героев, анализ их поведения с разных точек зрения. Это сказывается и на отборе способов передачи речи героев и языково-стилистических средств для их речевой характеристики, что, конечно, обусловливает и общий художественный эффект, и конечный результат — раскрытие идеи произведения.

Л-ра: Проблемы языка и стиля в литературе. – Волгоград, 1975. – С. 111-130.

Биография

Произведения

• Прогулка мёртвых девушек
• Седьмой крест
• Транзит

Критика

• Бегство и возвращение: осмысление феномена эмиграции в рассказах Анны Зегерс
• Особенности речевой характеристики персонажей в романе Анны Зегерс «Мёртвые остаются молодыми»
• Проблема преемственности поколений в романах Анны Зегерс