Барбара Фришмут. Мистификации Софи Зильбер
(Отрывок)
Все пошло-покатилось в один прекрасный весенний вечер последнего года Сатурна, вернее? в тот самый миг, когда Амариллис Лугоцвет споткнулась о камень и так ушибла большой палец ноги, что даже искусство волшебства, коим она владела, не помогало ей унять пронзительную боль. Лишь после того, как фея Наступающей Прохлады коснулась ушиба тонкими перстами, а Пери Бану дохнула на него живительным зефиром, боль перешла в легкое покалыванье, когда же собачка Макс-Фердинанд — семнадцатая по счету такса с этой кличкой, принадлежащая Амариллис Лугоцвет, — вдобавок еще лизнула ей палец своим горячим язычком, припухлость и вовсе опала и можно было опять всунуть ногу в туфлю.
Три феи гуляли, они собирались обойти вокруг озера, дошли уже до дуба на той стороне, где горы чуть отступают от берега, и теперь искали уютное местечко, чтобы немного отдохнуть и подкрепиться. К несчастью, была суббота, и подходящая для этой цели кофейня оказалась закрыта: ее владельцы исповедовали Моисееву веру и соблюдали ритуальный покой. Однако три дамы не спешили по столь ничтожному поводу пустить в ход свои тайные силы, — они хотели прежде хорошенько осмотреться.
Вскоре они очутились перед очень живописным и очень старым охотничьим домиком, стоявшим на яркой зеленой лужайке меж двух невысоких скал, поросших лишайником, кустами и деревьями. От времени и непогоды бревна, из которых был сложен домик, потемнели, а поскольку дело шло к вечеру и на окна уже пала густая тень, трудно было разглядеть, есть кто внутри или нет.
Наметанный глаз Амариллис Лугоцвет мгновенно подмечал все мало-мальски незнакомое в привычном окружении. Вот и сейчас она сразу углядела, что по обе стороны входной двери полыхают огненные лилии, а ведь вчера их здесь не было. И тут на ее лице, затененном широкополой соломенной шляпой с лентами, в глубоко посаженных главах и в уголках тонкогубого рта мелькнула едва уловимая усмешка. Всего несколько произнесенных шепотом слов — и на глазах у двух других фей, застывших в независтливом изумлении, перед дверью домика вдруг прыснули из земли и распустились нарциссы.
— Посидим здесь немножко, — предложила Амариллис Лугоцвет, и они втроем уселись на деревянную скамью, с которой хорошо виден был охотничий домик. Чтобы не привлекать к себе внимания, все три феи были одеты как местные жительницы. Штирийские платья очень хорошо сидели на них, хотя лица китайской феи Наступающей Прохлады и персидской Пери Бану совсем не вязались с их одеждой. Зато их стройные шейки горделиво выступали из шелковых косынок с бахромой, а цвета их нарядов превосходно сочетались, — ведь Амариллис Лугоцвет приложила к этому делу свою чудодейственную руку. Сама она, с тех пор как поселилась в этих краях, носила только местный костюм, а потому ей были ведомы все его хитрости — как положить юбку красивыми сборками, как повыигрышней отделать ее узкой, но яркой тесьмой и покрасивей обшить пышные рукава блузки наитончайшими кружевами.
Не удивительно, что и все остальное в нарядах двух заезжих фей было подобрано наилучшим образом — башмаки, чулки, суконные жакеты и пестрые сумки из тесьмы. Амариллис Лугоцвет ухитрилась даже заплести их тяжелые черные волосы в косы и выложить им на голове замысловатые прически. Вид их радовал глаз, и Амариллис Лугоцвет не без гордости любовалась своим творением. К счастью, курортников, которых они могли бы удивить, было еще мало. А местные жители за все эти годы так привыкли к Амариллис Лугоцвет и ее частым гостям, — не осталось в живых уже никого, кто бы мог с точностью сказать, когда она сюда приехала, — что почти не обращали на них внимания.
Прошло совсем немного времени, и аромат нарциссов сделал свое дело — проник в охотничий домик, и его дверь вдруг распахнулась сама собой. Макс-Фердинанд, — он лежал у порога, — вскочил и, вскинув мордочку, принюхиваясь и чихая, вбежал вовнутрь. Три феи последовали за ним, и едва они переступили порог, как входная дверь опять захлопнулась. Они очутились в узких темных сенцах, перед полуотворенной дверью в комнату, откуда просачивался свет — луч заходящего солнца — и доносились мужские голоса. Едва лишь феи услышали эти голоса, лица их разгладились и помолодели, — лица не то чтобы старые, но отмеченные тем строгим достоинством, которое является признаком зрелых лет. На щеках заиграл румянец, а глаза расширились и заблестели, словно в них накапали белладонны. Даже с оголенных рук Амариллис Лугоцвет сбежали веснушки и мелкие морщинки, и они опять стали налитыми и белыми, как в те времена, когда за ней ухаживал Альпинокс, — но это уже совсем другая история. Тем временем нетерпеливый Макс-Фердинанд толкнул вторую дверь, и феи увидели четырех мужчин, — прервав игру и еще держа в руках карты для тарока, они, один за другим, поднимались из-за стола.
— Король Альп, — сообщила своим спутницам Амариллис Лугоцвет, прежде чем кто-либо из мужчин, спешивший подглядеть раскрытые карты соседа, успел произнести хоть слово.
Тот, кого она представила, высокий дородный мужчина в костюме горца, с белыми, как снег, волосами, поклонился и протянул ей руку.
— Какое сияние исходит от вас, почтеннейшая! — Он не мог сдержать своих чувств и обнял ее. — Альпинокс, — назвался он, когда Амариллис Лугоцвет сообщила ему имена двух других фей.
Остальные игроки тоже подошли ближе. Один был местный водяной, но сменил привычное для здешних водяных имя «Вассерман» на «фон Вассерталь», по той причине, что на берегу его озера однажды поселился некий писатель Вассерман, и водяной, из чисто престижных соображений, не желал чтобы их путали. Были там еще карлик Драконит, скаложитель с Венедигера, и Евсевий, старейший из легендарного рода гномов-перевалышей, той боковой пастушьей ветви, что отделилась от основного племени гномов-рудокопов еще в эпоху великого переселения народов и чьи старейшины подчинялись непосредственно альпийскому королю.
— Надеюсь, мы не очень помешали, — с улыбкой сказала Амариллис Лугоцвет и первым делом взглянула на Евсевия, известного своим пристрастием к тароку.
— Ничо, не замай, — ответил Евсевий и даже вынул изо рта трубку, — ихний верх и так.
Фея Наступающей Прохлады и Пери Бану, не поняв его слов, испуганно вскинули брови: они не знали, что и думать об этом, как им показалось, колдовском заклятье. Но поскольку ничего плохого и неприятного не случилось, обе феи быстро успокоились, и через несколько минут Драконит и фон Вассерталь уже церемонно вели их к столу.
— Лучшего времени для встречи нельзя было и пожелать, — сказал Альпинокс, обратись к Амариллис Лугоцвет. Он подхватил ее под руку и принялся расхаживать с ней по комнате, между столом и старинной изразцовой печью, да еще таким широким шагом, будто они взбирались на горный альпийский луг. Не выдержав, Амариллис вскоре высвободила руку и остановилась посреди комнаты, чтобы перевести дух.
— Если вы будете меня так гонять, — сказала она, запыхавшись, — мне придется поискать другое местечко для отдыха.
— Помилуйте, помилуйте, почтеннейшая… — Альпинокс рассмеялся и повел свою даму к столу, предложив ей сесть на угловую лавку, покрытую вышитыми подушками.
— Мы хотели совершить приятную прогулку, разумеется, без особых альпинистских целей, только чтобы обе мои гостьи могли воочию убедиться в красоте здешних мест. И все у нас шло хорошо, пока я вдруг не ушибла ногу о какой-то камень, — начала рассказывать Амариллис Лугоцвет и как бы в подтверждение своих слов сбросила под столом туфлю.
— Ага, тот самый камешек… — сказал Альпинокс, и лукавая улыбка скользнула по его суровому, обветренному лицу, собрав веером морщинки у глаз.
— Нy, это уже верх всего! — воскликнула Амариллис Лугоцвет. — Это уж поистине верх! Значит, это ваша работа? Драконит, фон Вассерталь, как вам это нравится? — Но увидев, что те двое тоже ухмыляются, перестала сердиться и заулыбалась.
— Не воображайте только, что вы меня перехитрили, мой всеведущий Альпинокс, — обратилась она к нему уже более мирным тоном. — То, что вы сами нынче оказались здесь, именно в нынешний вечер… — И она бросила взгляд на Евсевия — теперь пришел его черед ухмыляться.
— Евсевий, так, значит, это ты подстроил!.. — вскричал Альпинокс, казалось, он действительно изумлен. — Признаю себя побежденным, дорогая Амариллис, перед вами я в тысячу первый раз признаю себя побежденным.
— А теперь, — сказала Амариллис Лугоцвет, с минуту посмаковав свой триумф, — а теперь я хочу спросить… — Она смущенно кашлянула. — Что, господа уже откушали?
— Помилуйте, помилуйте, — Альпинокс тоже кашлянул, — мы, конечно, вас ждали. — Поднявшись, он подошел к плите, снял с нее железные конфорки и, дохнув, раздул тлевшее в ней пламя — угли так и вспыхнули жаром. Следом за ним подошел Евсевий с пучком ивовых прутьев, на которые были насажены отменнейшие гольцы, и так умело разместил их над очагом, что они сразу начали потрескивать и брызгать соком. Потом он притащил корзинку мытой картошки, нарезал ее кружками и разложил но краю плиты. Драконит тем временем предложил присутствующим настойку горечавки в качестве аперитива, а фон Вассерталь принес охлажденное вино. Немного погодя две заезжие феи могли уже отведать первых испекшихся рыб с ломтиками румяной хрустящей картошки.
Застолье то и дело оглашалось смехом и шутками, а понемногу все пришли в наилучшее расположение духа. Мужчины отпускали комплименты феям, феи над ними подтрунивали, и надо сказать, что горечавка немало способствовала общему веселью.
Пери Бану, давно оплакавшая своего Ахмеда, принялась вовсю любезничать с обаятельным, хотя и грустно-задумчивым фон Вассерталем, а Драконит и фея Наступающей Прохлады обсуждали технику обработки яшмы. Евсевий безропотно исполнял обязанности кравчего, между тем как Альпинокс и Амариллис припоминали свои былые шалости и всякий раз от души хохотали.
— Надо бы нам встречаться почаще, как встарь, — заявил Альпинокс.
— И более тесно сотрудничать, — подхватила Амариллис. — Нашему племени нелегко приходится теперь, когда чужане во многом настолько опередили нас.
— Кому вы это говорите… — Альпинокс уныло уставился в свой бокал и затем осушил его до дна. — Я был вынужден оставить им свои владения, одно за другим, и даже этот домик мне удалось удержать за собой лишь благодаря соглашению с княгиней, которая числится его владелицей. С условием, что на июль и август дом будет сдаваться курортникам. «Чтобы не слишком выделяться», — заявила княгиня.
— Ко мне тоже каждые два-три дня является кто-нибудь, — а я ведь живу совсем на отшибе, — и спрашивает, не сдам ли я комнату.
— А помочь себе ни за что не дают. Чужане теперь ни в грош не ставят ту помощь, какую мы еще в силах им оказать. Вот я недавно пытался…
— Знаю, знаю, дорогой Альпинокс, и со мной то же самое. Еще и недели не прошло, как я…
— Мы пережили, себя, почтеннейшая, вот она, печальная истина. Чужанам мы теперь не нужны, поверьте.
— Разве единственная цель нашего существования — быть полезными чужанам? — Теперь настал черед Амариллис Лугоцвет уныло уставиться в свой бокал и затем осушить его до дна. — Вообще-то вы правы, и как еще правы, дорогой Альпинокс. Прибавьте к этому всякие распри и дрязги между нашими, которые мы сами поддерживаем и раздуваем тысячелетиями. Так поделом же нам.
— Как это говорят чужане, когда объединяют свои усилия? — задумчиво спросил Альпинокс.
— Кажется, в единении сила! Или что-то в этом роде, — ответила Амариллис. — Но в нашем случае…
— А почему бы и нет, почему бы и нет, почтеннейшая, почему бы и нам не объединиться, прежде чем мы окончательно откажемся от своего нынешнего образа? Поскольку умереть мы не можем, во всяком случае, век наш необычайно долог, нам остается только одно — вселиться обратно в материю, в растения, камни, вещи. Но тогда-то мы и окажемся всецело во власти чужан.
Разговор их был прерван громким возгласом: «Музыку!» Обе парочки возымели желание потанцевать и попросили Альпинокса замолвить словечко перед Евсевием, но этого и не требовалось, Евсевий сам уже достал свою цитру, поставил ее на стол, и вскоре зазвучали такие залихватские мелодии, что обе чужеземные феи, еще не сойдя с места, начали, в такт музыке, покачивать бедрами и ждали только, чтобы кавалеры научили их штирийскому танцу. А те, в свою очередь, ждали, чтобы Альпинокс первым начал пляску, и хотя Амариллис Лугоцвет сперва ломалась, она все же приняла приглашение. Тогда Альпинокс, — несмотря на свой внушительный вид, он был лихим танцором, — вывел ее на середину комнаты и весело закружил. Он знал все самые затейливые фигуры этого танца, ныне уже забытые, а его дама с удовольствием подчинялась ему, — по крайней мере, когда дело касалось танца.
Когда они кончили свое выступление, фея Наступающей Прохлады, которой редко случалось наблюдать такое непринужденное веселье, а вместе с ней и Пери Бану восторженно захлопали в ладоши. Благодаря их волшебной переимчивости долго учить их не пришлось, и они понеслись по комнатам старинного домика, — все двери тем временем были распахнуты настежь, — да так бойко притопывали, словно всю свою жизнь только и делали, что стучали по полу своими изящными ножками.
Можно сказать, что и гости и хозяева веселились вовсю, и не удивительно, что шум гулянки приманил сюда всевозможный ночной народец, который давно уже кружил возле охотничьего домика. Но те, что находились внутри, заметили это, лишь когда раздался стук в окно. Стучала Розалия Прозрачная, одна из последних лесных дев, какие еще водились в тех краях. За стеклом показалось ее бледное лицо, обрамленное рыжевато-белокурыми волосами. Она сделала пальцем знак, прося впустить ее.
— Нет, вы только полюбуйтесь, — сказала Амариллис Лугоцвет, — до чего навязчивая особа.
Альпинокс стал ее успокаивать.
— Вы всегда питали слабость к лесным девам, уж признайтесь, — обиженно заметила она.
— Вы клевещете на меня, почтеннейшая, — возразил Альпинокс. — Не забывайте, они принадлежат к нашему племени. Даже если иногда и заводят шашни с чужанами. Это ведь случается порой и с такими, как вы. — И он бросил взгляд на Пери Бану, — как раз в эту минуту ее целовал фон Вассерталь, а она нисколько не противилась.
— Да подите вы прочь, вы просто несносны! — Амариллис Лугоцвет легонько оттолкнула Альпинокса, и он счел это поводом подняться и жестами показать Розалии, что дверь не заперта. И тогда в комнату вступила лесная дева в белых прозрачных одеждах. От всего ее существа словно веяло ночной свежестью, и разгорячившиеся танцоры почувствовали, как их коснулось холодное дуновенье. Но в открытую дверь, должно быть, проникли и другие, пока еще невидимые, созданья, потому что дом вдруг наполнился шушуканьем и хихиканьем, и теперь никто не был огражден от злых проказ. Амариллис Лугоцвет почувствовала, что кто-то покрывает ее лицо быстрыми влажными поцелуями, и только когда она особым заклятьем заставила проказливое созданье принять зримый облик, узнала маленькую русалочку из домочадцев фон Вассерталя, которую уже встречала прежде.
А потом цитра Евсевия внезапно взлетела под потолок, и полилась дивная музыка.
— Клянусь всеми вещами и образами, — шепнула Амариллис на ухо Альпиноксу. — Тихий народец тоже здесь.
— Вы подразумеваете племя эльфов, некогда изгнанное из Альбиона? Малютки были крепко наказаны, шалить они больше не посмеют.
Но вот стали видимы наконец и эльфы со своими крошечными скрипками и флейтами, и под новую музыку ораву закружилось несколько пар.
— Они все-таки очень коварны, в этом вы меня не разубедите, — продолжала Амариллис, она никак не могла удержаться и не поносить эльфов, потому что давно имела на них зуб, а за что — это уже другая история.
— Нам надо теснее сотрудничать, почтеннейшая, нам всем — это относится и к тихому народцу, и к кому угодно еще.
— Вы меня ловите на слове, ладно. Но как же нам это осуществить?
— Собраться всем вместе и обсудить, что мы еще можем сделать.
— Ах, — вздохнула Амариллис Лугоцвет, — стоит мне только представить себе наши бесконечные споры и пререкания! Ничего из этого не получится!
— Быть может, для нас все-таки кое-что прояснится.
Между тем дева Розалия подошла к столу и так недвусмысленно воззрилась на Альпинокса, что тому ничего другого не оставалось, как пригласить ее на танец.
Пока Альпинокс кружился с лесной девой, фон Вассерталь и Пери Бану вернулись к столу.
— Дорогая Амариллис, этот праздник просто волшебный, все так своеобычно и непринужденно! — С этими словами персидская фея обхватила за шею Амариллис Лугоцвет, не выпуская в то же время руки фон Вассерталя. Потом парочка уселась за стол, вплотную друг к другу, и у Амариллис Лугоцвет зародилось подозрение, что под столом они нежно касаются друг друга ногами.
— Пока мы танцевали, — обратилась Пери Бану к Амариллис Лугоцвет, — вы тут строили какие-то планы. Все время сидели в уголке и тихо беседовали.
Амариллис Лугоцвет вздохнула — нельзя сказать, что так уж озабоченно, просто вздохнула — и рассказала об идее Альпинокса собраться всем вместе, она даже придала этой идее большую весомость, назвав предстоящую встречу конгрессом и тем подчеркнув, что короткая встреча ничего не даст, понадобятся дни, а быть может, недели, чтобы, как она выразилась, «надавав друг другу тумаков, до чего-нибудь доспориться».
— Раз сам альпийский король вносит такое предложение, то должен быть толк, — заметил грустно-задумчивый фон Вассерталь, не проявляя, впрочем, особого интереса к делу.
— Превосходная идея! — вскричала Пери Бану. — Будущим летом все мы съедемся на этом курорте, поселимся в одном большом отеле и будем совещаться. А уж какие мы станем закатывать пиры… В самом деле, превосходная идея.
И вот уже слово «идея» облетело всех присутствующих. Оно переходило из видимых уст в невидимые и будоражило умы.
— Блестящая идея, — заметила Розалия Прозрачная, когда Альпинокс подвел ее к столу. — Вы не находите, дорогая Амариллис?
Амариллис Лугоцвет легонько покачала головой
— Покамест все довольно туманно, — ответила она, — Даже вам подобных без хорошей подготовки не собрать.
— Знаете, — продолжала Розалия Прозрачная, — временами, когда я задумываюсь над своей судьбой, я чувствую такую гнетущую тоску, хочется поскорее раствориться в какой-нибудь полоске тумана. Не осталось уже ничего, на что можно было бы опереться. Большинство лесных дев рассеялось кто куда, а оставшиеся готовы на любую крайность. Ведь все так печально, вы не находите? Чужане стали совсем чужемерзкими, и уже почти не сохранилось мест, где можно порезвиться вволю.
— У каждого из нас свои депрессии, — сухо ответствовала Амариллис. Дело в том, что она терпеть не могла Прозрачную с тех самых пор, как та ни с того ни с сего явилась к ней в дом и принялась рассказывать о своих любовных похождениях, — но это уже совсем другая история.
Тем временем Драконит и фея Наступающей Прохлады, устав от танцев, тоже возвратились к столу.
— Я слышал, здесь принимаются важные решения, — обратился Драконит к Амариллис Лугоцвет. — Прежде всего надо будет выработать резолюцию, которая положит конец хищнической добыче драгоценных камней. Могу я рассчитывать, дорогой Альпинокс, что вы поддержите мое предложение?
Фея Наступающей Прохлады, с приближением утра становившаяся все более оживленной, с интересом прислушивалась и кивала головой.
— Да, да, милейший! — воскликнул Альпинокс, на которого теперь со всех сторон сыпались предложения и советы. — Мы все обсудим. В свое время.
— Такой конгресс, — включилась Амариллис Лугоцвет и с удовольствием отчеканила это слово, в конце концов оно было введено ею, — должен быть очень основательно подготовлен. Вы же видите — стоит только зародиться идее, как она сразу всех будоражит.
Пока горные и водяные духи продолжали плясать, Евсевий, с большим усердием исполнявший обязанности королевского кравчего, повесил над плитой котел с супом-гуляшом, и аромат этого острого кушанья стал приятнейшим образом щекотать ноздри гостям, успевшим проголодаться. Когда же суп наконец сварился и его можно было подавать на стол, то даже эльфы перестали играть на своих инструментах, дав себе передышку. Не потому, что им захотелось супа, — они питались исключительно росой, — но они тоже что-то пронюхали про «идею» и со свойственным их племени любопытством приблизились к столу. Некоторое время они молча прислушивались к разговорам, затем высший из них по рангу спросил, кто будет приглашен на конгресс.
— Конечно, все, — вскричал Альпинокс, — все, в чьей власти принять образ или вселиться обратно в вещи, не потеряв при этом себя, как это происходит с чужанами, — решительно все, будь то феи, гномы, горные духи, эльфы…
— Дорогой Альпинокс, — перебила Амариллис Лугоцвет, — это было бы просто бессмысленно и только повредило бы всей затее. Если мне будет дозволено высказать некоторые замечания…
— Ну, разумеется, почтеннейшая, прошу вас.
— Так вот, если уж мне дозволено высказаться, то я полагала бы более целесообразным, чтобы все существа, как-то: эльфы, гномы, горные и водяные духи, обязанные своим королям беспрекословным повиновением и живущие строго организованно, — прислали бы на конгресс лишь по одному представителю, в то время как вы, дорогой Альпинокс, и присутствующие здесь феи… — тут громко кашлянула Розалия, — а также лесные девы, по возможности, явились бы все.
— Принимается! — хором воскликнули названные, однако среди строго организованных существ поднялся тихий ропот, но никто на него не откликнулся, дабы не дать ему повода усилиться.
— Но у нас впереди еще много времени, — заявил Альпинокс, — пройдет не меньше года, пока мы сможем созвать конгресс, а посему я просил бы уважаемых гостей оставить дискуссии и отведать супу.
Этому призыву все дружно последовали, и раздавшиеся вскоре «ахи» и «охи» доказали Евсевию, что его поварское искусство получило общее признание.
Когда все насытились, — Евсевий каждому еще дал добавку, — и эльфы снова было взялись за свои инструменты, в окна проникли первые лучи солнца, напомнив всей компании, а в особенности тем, кто избегает дневного света, что пора расходиться по домам. Первыми исчезли эльфы, исчезли мгновенно, даже не попрощавшись, но горные и водяные духи тоже очень спешили. Оставшись в первоначальном составе, Альпинокс, три феи, Драконит и фон Вассерталь еще неторопливо допили свои бокалы, потом тоже поднялись и распрощались под звуки веселой «отвальной», которую Евсевий сыграл на своей вновь обретенной цитре.
Три феи решили не пользоваться ни одним из волшебных средств передвижения, а продолжить пешую прогулку вдоль озера и затем пойти по Трессенской дороге, ведущей прямо к дому феи Лугоцвет.
Макс-Фердинанд, мирно проспавший ночь в укромном уголке охотничьего домика, весело носился и прыгал впереди трех дам, обнюхивал все деревья и кусты и у каждого поднимал ножку.
Феи, которых весьма взбодрил свежий утренний воздух, резво шагали вперед и долгое время не произносили ни слова, пока Пери Бану не прервала молчание.
— Вот что я думаю: если мы пригласим на конгресс всех фей, нам понадобится уйма гостиниц, чтобы их разместить.
— Ну нет, так уж много нас не соберется, — возразила Амариллис Лугоцвет. — Не забывайте, дорогая, ведь перед нами еще стоит проблема Времени. Как вам известно, мы часто обходимся с ним весьма произвольно. Вспомните о принце Ахмеде, которому долгие годы, прожитые с вами, показались одним-единственным днем. Многих фей в течение года не удастся даже оповестить, ибо у них совсем другое исчисление Времени.
— Прежде всего фей из Китая, — заметила фея Наступающей Прохлады. — Большинство их во время Ихэтуаньского восстания решило заснуть на сто лет. Их так разбирало любопытство узнать, к чему это все приведет, что ждать они были не в силах, и тогда они решили заснуть, чтобы, пробудившись, сразу узнать, что и как. К счастью, я на это не согласилась, вот почему ваше любезное приглашение застало меня на месте, милая Амариллис.
— Вот видите, моя дорогая, — обратилась Амариллис к Пери Бану, — в чрезмерно большом количестве мы не окажемся.
Произведения
Критика
