Идиллии раннего Леопарди
И. К. Полуяхтова
Первый период творчества Джакомо Леопарди приходится на годы подъема первой волны карбонарского движения (1818-1822), ознаменованные в итальянской поэзии появлением и нарастанием романтических настроений.
Традиция классицизма в творчестве раннего Леопарди сказывается в этом разделении лирики на два компонента, но все свои стихи автор уже объединяет одним названием «канто», отвергая привычную классификацию жанров. И по внешней форме канто патриотического содержания и идиллии отличаются не очень резко — и в том, и в другом случае наличие неравносложных стихов, чередование рифмы с белым стихом. Идиллии лишь несколько однотоннее в своем ритме, и в них преимущество отдается нерифмованному стиху. Гражданские стихотворения раннего Леопарди восходят к поэзии революционного классицизма, к суровым сонетам Альфьери, а если проследить традиции до конца — к патриотическим канцонам Петрарки. Идиллии следуют канонам сентиментальной поэзии И. Пиндемонте, Дж. Пиндемонте и Дж. Парини, влияние Петрарки здесь также несомненно, ощутимы темы и мотивы поэзии певца Лауры. В ранней лирике Джакомо Леопарди идет становление романтического метода, сказавшееся и в героических, и в идиллических канто. Характерно для первого периода творчества существование двух различных лирических героев в разных произведениях. Героика патриотических канто и тонкая чувствительность идиллий — два слагаемых одного явления. Если принять сделанное Вальтером Бинни сравнение между лирикой Леопарди и музыкой Бетховена, можно сказать, что гражданская лирика — это громовое фортиссимо Леопарди, а ранние идиллии — его пьяниссимо.
Ранние идиллические канто Джакомо Леопарди были многократно, исследованы в итальянском литературоведении. Исследователи искусства, музыковеды нередко вспоминают о ранних идиллиях Леопарди, сопоставляя поэзию и музыку. Но до настоящего времени тема не считается исчерпанной, и никто не акцентировал внимания на ранних идиллиях, как компоненте ранней лирики, завершенном и равноправном. Многие итальянские исследователи считали идиллии главным стержнем во всей поэзии Леопарди и намеренно пренебрегали его патриотическими стихами, другие просто не соотносили их между собой. В отечественном литературоведении ранние идиллии итальянского поэта почти не привлекали внимания в силу того, что отдавалось предпочтение именно гражданским мотивам в творчестве этого автора. Задачей данной статьи станет анализ ранних идиллий Леопарди, ее целью — попытка проследить становление романтизма в первом периоде творчеству итальянского поэта.
К ранним идиллическим канто можно отнести «Одинокий дрозд» (Il passero solitario) 1819, «Бесконечность (L’Infinito) 1819, «Вечер праздничного дня» (La sera del di di festa) 1820, «К луне» (Alla luna) 1820, «Сон» (Il sogno) 1821, «Уединенная жизнь» (La vita solitaria) 1821. Все они появились в печати позднее, чем были написаны, их публикация относится к 1825-1830 годам. Каждое из них воспроизводит душевный мир героя на лоне тихой, умиротворенной природы.
Одиночество лирического героя идиллий резко контрастирует с его юностью, которая осмысляется поэтом как праздник жизни человека. Сама по себе тема «праздника» и тема «юности» превращается в один из лейтмотивов.
Отшельником, угрюмым чудаком
В местах моих родных
Весенние, дни жизни провожаю.
(Перевод А. Наймана)
Это строки «Одинокого дрозда», в котором поэт уподобляет себя птице, не приставшей к своей стае. Он так же отчужден от своих молодых сверстников, предающихся бездумному веселью праздника. Для поэта существует иное понятие о празднике — уединение и углубление в свои мечты, праздник души. Герой идиллий — созерцатель, и даже сама юность для него — предмет размышлений:
В дни юности, когда еще так длинен
Надежды путь, а памяти путь краток.
(«К луне», перевод А. Наймана)
Жизнь представляется поэту как бы лишенной деяния, состоящей из мысленных представлений о ней — надежд на будущее или воспоминаний о прошедшем, из жизни как будто уходит настоящий момент. Автор канто «К Италии» сопоставлял величавое прошлое своей родины с ее печальной современностью, сопоставление времен входит в лирику раннего Леопарди как один из первых признаков его романтического мироощущения.
Большинство идиллий раннего периода принадлежит к роду «ноктюрнов», столь характерных для романтической лирики и романтической музыки. Достаточно напомнить знаменитую «Лунную сонату» Бетховена или прославленные ноктюрны Шопена. Ночной пейзаж ценится романтиками не только за ее живописность. Ночной покров отделяет поэта от внешнего мира и заставляет его погрузиться в музыку своих грез, ощутить себя приобщенным ко всей необъятной вселенной, услышать музыку бесконечности. Самый образ ночи в его философском осмыслении символизирует тайну беспредельного. Так в «Гимнах к Ночи» Новалиса ночь выступает олицетворением непознанной и непознаваемой тайны необъятного космоса. Ночь в «Чайльд-Гарольде» и «Манфреде» Байрона возбуждает фантазию героя, блуждающего возле руин Колизея, стирает грани времени и воссоздает в воображении картины далекого прошлого.
В ранних идиллиях Леопарди время и пространство даются в двух измерениях. Время в контрасте мгновения и вечности, пространство — в антитезе узкого локального пейзажа и воображаемой поэтом бескрайности вселенной. Лирическое мгновение в поэзии открыто романтиками — это общеизвестная истина, в Италии Леопарди первым «почувствовал» его. Очень характерно в этом плане знаменитое канто «Вечер праздничного дня». Уже отмечалось, что в структуре этого лирического создания два главных компонента, данных в контрасте: образ удивительно сладостной ночи и образ мятежного, смятенного чувства героя. Есть особенное сходство этой лирической миниатюры с «Лунной сонатой» Бетховена — в начале какой-то совсем неподвижный, застывший «лунный пейзаж» и во второй части бурная и напряженная, энергий человеческой страсти.
Раскрывая ощущения, мысли и чувства одного момента, поэт взывает ко времени во всей его беспредельности. В этом канто звучат и мотивы патриотических канто Леопарди (Где слава могучих наших предков) Вопросы, заданные риторически, не имеют ответа — но характерное свойство романтических вопросов — постоянное их нарастание, создающее напряженное чувство. Сама интонация этих строк с их непременными переносами способствует созданию этого напряженного ритма. И резким контрастом этой мучительной тревоге лирического героя звучит следующая строка канто:
Все неподвижно, тихо все, весь мир Покоится, о них забыв и думать
Канто «Вечер праздничного дня» драматично по своей внутренней композиции. Лирический герой стихотворения резко противопоставлен всему мирозданию, всей мировой несправедливости. Поэт бросает вызов самому времени, как разрушительному началу. Напряженная энергия чувства контрастирует с абсолютной неподвижностью безветренной лунной ночи. Можно отметить еще одну характерную антитезу: мгновение, переживаемое поэтом, противостоит вечности; мгновение как бы остановлено, чтобы ощутить непрерывное движение веков.
Лирическое мгновение в романтическойпоэзии очень часто возникает как бы остановленным, — момент величайшего напряжения душевных сил. У Леопарди это мгновение чаще всего соотносится с вечностью, драматизм чувств лирического героя — с равнодушием и бесстрастием времени, неумолимо отсчитывающего часы, дни, месяцы и годы. Несколько по-иному раскрыта эта же тема в другом лирическом произведении Леопарди.
«Бесконечность», быть может, самое известное творение Леопарди, включает всего 16 строк, немногим длиннее сонета. Обаяние этого канто в сочетании конкретного с абстрагированным, реального с таинственным, конечного с бесконечным. Оно целиком отражает философские воззрения поэта, воспринимавшего мир как органичное сочетание конечности материи с бесконечностью времени и пространства. Канто «Бесконечность» не только философский тезис, воплощенный в поэтический образ, это лирическое восприятие философской истины, человек в момент ощущения своей материальности и одновременно своей причастности к космосу, не имеющему предела.
Внутренняя композиция канто имеет два компонента: конкретный пейзаж (холм и гряда деревьев неподалеку от маленького города) и образ беспредельного мира, встающий в воображении, поэта. Пейзаж подчеркнуто сужен:
Всегда был мил мне этот холм пустынный
И изгородь, отнявшая у взгляда
Большую часть по краю горизонта.
В подлиннике стихотворения конкретность подчёркнута частыми указательными местоимениями (местоимение «quesio» встречается 6 раз, «quello» два раза), прозаичностью лексики, хотя автор «Бесконечности» очень осторожен и никогда не вводит в свои поэтические строчки бытовых слов, старается придерживаться нейтральных...
Образ беспредельности передан через восприятие человеческой фантазии, от соприкосновения с бесконечностью сердце «почти в испуге», и в то же время это соприкосновение «сладостно». Метафора поэта завершает этот лирический образ — «море бесконечности». Сам по себе образ моря — один из самых любимых в романтической поэзии. Для английского поэта Байрона, для его соотечественника художника Тёрнера, для Генриха Гейне море — символ беспредельности, море — стихия, неподвластная никаким установлениям, море часто становилось олицетворением свободы и непокорности. Но у Байрона, Тёрнера, Гейне море конкретное водное пространство; По волнам бурного моря летит корабль Чайльд-Гарольда и Конрада («Корсар»), на берегу моря предается размышлениям лирический герой «Книги Песен». Море было для романтических поэтов и привычной метафорой, Гейне сравнивал с морем сердце поэта, исполненное бурных волнений, Гюго сравнивал народ с океаном, грозной стихией. Для итальянского поэта море является воплощением бескрайности, неподвластной даже человеческой мысли. И все же мысль поэта стремится обнять беспредельное.
В лирическом канто «Бесконечность» нет конкретного времени, поэт постоянно посещает свой любимый холм, действие повторяется. Нельзя даже точно установить, днем или вечером любуется он привычной картиной. И все же «мгновенность» происходящего ощутима в произведении:
... И когда
Услышу ветерка в деревьях шелест,
Я с этим звуком сравниваю то
Молчанье бесконечное...
Напряженность чувства лирического героя, сопоставление настоящего времени с вечностью усиливает это ощущение мгновенности.
Канто «Бесконечность» — одно из немногих гармоничных произведений итальянского поэта-романтика. В нем нет ни тревожащих вопросов, нет горькой скорби. Франческо де Санктис называл это канто Леопарди «молитвой атеиста», у которого не было другого божества, кроме бесконечности. Современные исследователи поэта видят в «Бесконечности» яркое подтверждение того, что его поэзия глубоко интеллектуальна. Психологизм Леопарди, уверяют они, тем и знаменателен, что его лирика воспроизводит не столько эмоции, сколько мысль.
Мне хочется обратить внимание на романтический характер «Бесконечности», проявившийся прежде всего в главной его проблеме. Романтизм имел ряд определенных тем и образов, составивших своеобразный романтический лексикон. Они отражают и романтическое мироощущение жизни, и особенности художественного мышления. Тема беспредельности у всех романтиков так или иначе присутствует, почти всегда она выражает их веру в беспредельность человеческих возможностей. Несомненно, есть этот мотив и у Леопарди. Отечественный исследователь Н. Я. Берковский усматривает в этой вере романтиков в беспредельное главный принцип романтического миросозерцания и видит его отраженным в поэтике романтических произведений. Нет никакого сомнения, что романтики, современники великих исторических перемен, наследники идеалов Великой Французской революции в самом деле воспринимали мир «разомкнутым», открытым для величайших преобразований. Они нередко возносились в своих мечтах к идеалам далекого будущего, в котором могут осуществиться самые дерзновенные мечты и апеллировали к будущему. И вместе с тем главным в эстетике романтиков было не воплощение идеального, но противопоставление идеального и реальности.
Тема беспредельности в широком смысле этого слова всегда сталкивалась у них с темой человеческой беспомощности перед силой тирании земной или небесной. Шелли, один из самых радостных романтиков, представил картины будущего в своем «Раскованном Прометее», но его герой был все-таки не «свободным» Прометеем, но именно освобожденным, раскованным. Радость освобождения, открывшая перед ним беспредельное счастье, пришла к нему после долгих веков рабства и мук. Образ узника, мечтающего об освобождении, — один из самых характерных романтических символов. Противопоставление свободы и несвободы, безграничных возможностей и жестокой реальности, слабости тела и духовной силы составляет главное в этом образе («Шильонский узник» Байрона, «Мцыри» Лермонтова).
В ранних идиллических канто Леопарди эта тема узника появляется лишь косвенно. Поэт чувствует себя узником маленького города. Романтики мало заботились о том, чтобы объяснить социальные причины пленения своих героев. Тема одиночества героя, его вынужденного бездействия, молодости, утраченной и бесполезной, приближают это же ощущение «закованности» героя, который может проявить себя лишь в активности мысли. Напомним, что героические стихи раннего Леопарди также передают это чувство, герой скорбит от сознания своего бессилия, жажда борьбы оказывается нереализованной и выливается лишь в страстный протест души.
В «Бесконечности» узость пространства, ограниченного изгородью, конечно, нельзя воспринимать как некие конторы невидимой тюрьмы. Но локальная точность и определенность контрастируют с бескрайностью пространства вселенной, создавая столь характерный для романтического образа дуализм.
Музыкальность характерна для всех лирических произведений Джакомо Леопарди, отличает она и его идиллические канто раннего периода. Поэзия Леопарди в принципе богата «звуковыми» образами, эпитетами, метафорами. У него гораздо более тонкое чувство звука, чем цвета. В «Бесконечности» нет ни одного цветового эпитета, красочность видимого мира исчезает для поэта, вслушивающегося в музыку далеких таинственных миров. В стихотворении упоминаются различною оттенки звуков («ветерка в деревьях шелест», «этот шум», «нынешнее звучное, живое») и различные для него оттенки тишины («молчанье неведомое», «покой глубокий», «молчанье бесконечное»). Идиллические канто как бы проникнуты музыкой, и этот факт тоже свидетельствует об их романтической природе. Поэзия тяготела к музыке, искусству менее всего описательному и более других условному и эмоциональному.
Ранние идиллические канто итальянского поэта — важный компонент его лирики. По тематике, по настроению, по художественной композиции и стилю они резко отличаются от его героических канто патриотического содержания, Созданных в то же самое время, но именно это расхождение знаменательно для понимания всей эволюции творчества Леопарди. Идиллические канто органично дополняют патриотическую поэзию раннего периода; развивая обе традиции раннего творчества, поэт шел к созданию своих философских канто второго периода: «Песни пастуха, кочующего в Азии», «Доминирующей мысли», «Любви и Смерти», в которых героическое, богоборческое начало соединяется со скорбью и жаждой человеческого земного счастья.
Л-ра: Литературные связи и проблемы взаимовлияния. – Горький, 1978. – С. 80-89.
Произведения
Критика
