Сотрудница пушкинского «Современника» (Н. А. Дурова)
М. Ш. Файнштейн
Пушкин и русские писательницы... Мы уже знаем, как неоднозначно относился поэт к «женской литературе». Но писательский талант женщин не мог оставить его равнодушным. Поэту импонировала тонкость души, артистичность, врожденная любовь к искусству, обаяние и достоинство русских писательниц. Поэтому нас не удивляет высокая оценка Пушкиным З. А. Волконской, Е. А. Тимашевой, А. И. Готовцевой.
Пушкинский поэтический огонь давал живительные силы творчеству современниц поэта. К именам О. П. Крюковой, А. В. Зражевской, Н. С. Тепловой можно присоединить и популярную беллетристку конца 30-х гг. Е. А. Ган, литературный талант которой уже четко обозначился к последним месяцам жизни Александра Сергеевича. Он присматривался к литературной деятельности А. А. Фукс. Но почетное место на страницах пушкинского «Современника» успела получить только Надежда Андреевна Дурова — женщина-воительница, кавалер славного Георгиевского креста, участвовавшая в сражениях на полях Германии и России.
Будущая писательница родилась в 1783 г. Отец ее, офицер армейского гусарского полка, выйдя в отставку, поселился в захолустном городишке Сарапуле, где получил должность городничего. До шести лет единственным наставником девочки был «фланговый гусар» Астахов. В результате его воспитания девушка твердо знала все командные приказы, любила лошадей. Эти наклонности сыграли определенную роль в ее дальнейшей судьбе. В военных событиях 1807-1814 гг. исчезает Надежда Дурова и появляется вначале корнет Мариупольского гусарского полка, а затем штаб-ротмистр Литовского полка Александр Андреевич Александров.
Навсегда отрекшись от своего пола, что, впрочем, было вызовом духовно-нравственному положению женщин в российских семьях, она в течение десятилетий приучала общество к этому удивительному парадоксу.
Выйдя в 1816 г. в отставку, она обратилась к литературным занятиям. В своих многолетних походах Дурова вела записки — нечто вроде дневника. Чутье бывалого солдата подсказывало ей, что выбранный жанр будет более интересен и понятен современникам, чем наскучившие беллетристические «салонные» романы. В этих записках писательница выступила как вдумчивый, зоркий художник. Эту особенность и подметит позднее Белинский: «Боже мой, что за чудный, что за дивный феномен нравственного мира героини этих записок, с ее юношескою прозорливостью, рыцарским духом... Кажется, сам Пушкин отдал ей свое прозаическое перо, и ему-то обязана она этою мужественною твердостью и силою, этою яркою выразительностью своего слога, этою живописною увлекательностью своего рассказа, всегда полного, проникнутого какою-то скрытою мыслью».
Действительно, у истоков издания «Записок» Надежды Дуровой стоял великий поэт. История эта такова. В 1835 г. в одном из писем к Пушкину его хороший знакомый, сарапульский городничий В. А. Дуров, предложил поэту стать издателем мемуаров своей сестры. Ответом было следующее: «Если автор „Записок“ согласится поручить их мне, то с охотою берусь хлопотать об их издании. Если думает он их продать в рукописи, то пусть назначит сам им цену. Если книгопродавцы не согласятся, то, вероятно, я их куплю. За успех, кажется, можно ручаться. Судьба автора так любопытна, так известна и таинственна, что разрешение загадки должно произвести сильное общее впечатление». В успехе предполагаемого издания сомнений не было.
Обрадованная приятным известием, Надежда Андреевна решилась сама написать своему будущему издателю. В этом послании Дурова представилась в обычной для себя манере — в мужском роде, чем, думаем, немало смутила своего адресата: «Не извиняюсь за простоту адреса, милостивый государь Александр Сергеевич! Титулы кажутся мне смешны в сравнении с славным именем вашим. Чтоб не занять напрасно ни времени, ни внимания вашего, спешу сказать, что заставило меня писать к вам: у меня есть несколько листов моих записок; я желал бы продать их и предпочтительно вам. Купите, Александр Сергеевич! Прекрасное перо ваше может сделать из них что-нибудь весьма занимательное для наших соотечественниц, тем более что происшествие, давшее повод писать их, было некогда предметом любопытства и удивления...».
Рукопись пришла только к весне 1836 г. 17 марта поэт пишет В. А. Дурову, что предполагает поместить «Записки» во второй книжке «Современника». Просмотрев рукопись, Пушкин остался доволен: «Прелесть! Живо, оригинально, слог прекрасный. Успех несомнителен». Он ожидает воочию увидеть автора — Дурова обещала летом быть в столице.
И вот Надежда Андреевна в Петербурге. Сняв номер в Демутовом трактире, на Невском проспекте, она отправляет по городской почте письмо Пушкину, уведомляя о своем приезде. Их знакомство состоялось 7 июня. Впоследствии Дурова вспоминала: «На другой день, в половине первого часа, карета знаменитого поэта нашего остановилась у подъезда; я покраснела, представляя себе, как он взносится с лестницы на лестницу и удивляется, не видя им конца!.. Но вот отворилась дверь <...> Входит Александр Сергеевич!.. К этим словам прибавить нечего!..».
Во время беседы издатель «Современника» с похвалою говорил о литературных достоинствах «Записок», обещал посодействовать их отдельному изданию. Пушкину затруднительно вести этот разговор — ответы собеседницы «был, пришел, увидел» приводили его в явное замешательство. Но вот гость откланивается. «Он взял мою рукопись, говоря, что отдаст ее сейчас переписывать; поблагодарил меня за честь, которую, говорил он, я делаю ему, избирая его издателем моих записок и, оканчивая обязательную речь свою, поцеловал мою руку!.. Я поспешно выхватила ее, покраснела и уже вовсе не знаю для чего сказала: „Ах, боже мой! Я так давно отвык от этого!“ На лице Александра Сергеевича не показалось и тени усмешки, но полагаю, что дома он <...> рассказывая домашним обстоятельства первого свидания со мною, верно, смеялся от души над этим последним восклицанием».
Поэт, откланявшись, оставил Дуровой предисловие. Мемуары были озаглавлены им просто: «Записки Н. А. Дуровой, издаваемые А. Пушкиным», чем раскрывали полное имя автора. Ознакомившись с предисловием, Надежда Андреевна пришла в смятение. Тотчас Пушкину отправляется письмо, где она просит опубликовать «Записки» под фамилией «Александров», страшась, что «20 тысяч уст» прочитают ее настоящее имя. Пушкин постарался успокоить не в меру разволновавшегося «гусара» и посоветовал выступать «на поприще литературном столь же отважно», как и в прошлые, военные времена.
В предисловии же было следующее: «В 1806 году молодой мальчик по имени Александров вступил рядовым в Конно-Польский уланский полк, отличился, получил за храбрость солдатский Георгиевский крест и в том же году произведен был в офицеры в Мариупольский гусарский полк. Впоследствии перешел он в Литовский уланский и продолжал свою службу столь же ревностно, как и начал.
По-видимому, все это в порядке вещей и довольно обыкновенно; однако ж это самое наделало много шуму, породило много толков и произвело сильное впечатление от одного нечаянно открывшегося обстоятельства: корнет Александров была девица Надежда Дурова.
Какие причины заставили молодую девушку хорошей дворянской фамилии оставить отеческий дом, отречься от своего пола, принять на себя труды и обязанности, которые пугают и мужчин, и явиться на поле сражений — и каких еще? Наполеоновских! Что побудило ее? Тайные семейные огорчения? Воспаленное воображение? Врожденная неукротимая склонность? Любовь?.. Вот вопросы, ныне забытые, но которые в то время сильно занимали общество.
Ныне Н. А. Дурова сама разрешает свою тайну. Удостоенные ее доверенности, мы будем издателями ее любопытных записок. С неизъяснимым участием прочли мы признание женщины, столь необыкновенное; с изумлением увидели, что нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют и пером, быстрым, живописным и пламенным...».
Это предисловие предваряло часть записок, опубликованную во второй книге «Современника» (1836).
Ну а пока переписывалась рукопись для полного издания, поэт продолжал выказывать гостье знаки внимания. Однажды он пригласил ее на обед, чтобы представить близким. Это произошло 10 июня. По дороге на Каменный остров, где Пушкины снимали дачу, поэт показал Дуровой место, где десять лет назад у Петропавловской крепости были казнены пятеро декабристов.
Обедали в узком кругу: сестры Натальи Николаевны — Александра и Екатерина, сестра поэта Ольга Сергеевна Павлищева и близкий друг Петр Александрович Плетнев. Наталья Николаевна после родов была нездорова и к гостям не выходила. Гостью принимают радушно, хозяин был особенно деликатен, стремясь снять ее несколько напряженное состояние. Затем проходят две недели ожидания. Не получая никаких известий от Александра Сергеевича и беспокоясь о судьбе своих «Записок», Дурова приезжает на дачу к поэту. Но его нет дома. Вернувшись и узнав о визите Надежды Андреевны, Пушкин тотчас же отсылает ей письмо с просьбой по всем вопросам издания сразу же адресоваться ему.
Бездейственная жизнь в столице, нетерпение начинающего автора, подозревающего, что по вине издателя дело замедлилось, заставляет Дурову обратиться к поэту еще с одним письмом, в котором она просит его «действовать без отлагательств»: «...своеручные записки мои прошу вас возвратить мне теперь же, если можно; у меня перепишут их в четыре дня, и переписанные отдам в полную вашу волю, в рассуждении перемен, которые прошу вас делать, не спрашивая моего согласия, потому что я только это и имела в виду, чтоб отдать их на суд и под покровительство таланта, которому не знаю равного». Да и цензурные затруднения издателей для Пушкина, у которого сам государь — цензор, не помеха. Верная своему нетерпеливому кавалерийскому нраву, она предлагает поэту сейчас же снестись с Николаем и показать ему рукопись — «действуйте или дайте мне волю действовать: я не имею времени ждать».
В ответном послании Пушкин со всем возможным терпением объясняет, почему нельзя издать рукопись в одну-две недели (не завершена работа переписчика, цензура, поиски типографии), заверяя также о скорейшей высылке гонорара — пребывание в столице стоит недешево. Обещает в любом случае помочь Дуровой в издании полных «Записок». Но становится ясно, что чужие дела для издателя «Современника», загруженного сверх головы заботами журнальными и семейными, сейчас не под силу. «Я знаю человека, который охотно купил бы ваши записки, но, вероятно, его условия будут выгоднее для него, чем для вас. Во всяком случае, продадите ли вы их или будете печатать от себя, все хлопоты издания, корректуры и проч. извольте возложить на меня. Будьте уверены в моей преданности и ради бога не спешите осуждать мое усердие», — так уклончиво Дуровой была представлена свобода действий.
К счастью, ей удалось найти нового издателя, к тому же и родственника, Ивана Бутовского, и тем самым лишить их, по позднему признанию необычного автора-гусара, «блистательнейшего... украшения, их высшей славы — имени великого поэта!». Осенью 1836 г. книга Н. А. Дуровой «Кавалерист-девица. Происшествие в России» вышла в свет.
Отношения Надежды Андреевны с поэтом не прервались из-за неудачи пушкинского издания. Незадолго до смерти, в декабре 1836 г., Александр Сергеевич получил последнее письмо «кавалерист-девицы»:
«Милостивый государь Александр Сергеевич, имею честь представить вам вторую часть моих «Записок»; извините, что не сам лично вручаю вам их, но я давно уже очень болен и болен жестоко. Дела мои приняли оборот самый дурной; я было надеялся на милость царскую, потому что ему представили мою книгу; но, кажется, понадеялся напрасно: вряд ли скажут мне спасибо, не только чтоб сделать какую существенную пользу.
Простите, будьте счастливы.
Преданный слуга ваш
Александр Александров».
Такова «милость царская». Но «спасибо» скажут ей потомки...
Так завершились «пушкинские» страницы биографии Надежды Дуровой. Издание первой книги не принесло ей ощутимых финансовых выгод. И все же она не оставляет литературного труда. На рубеже 30-40-х гг. Дурова выпустила семь произведений — повесть «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения» (Спб., 1838), в которой писательница рассказала о своих встречах с Пушкиным, о том, какое горячее участие принимал великий поэт в издании ее знаменитой первой книги, роман «Гудишки» (Спб., 1839), «Добавления» к своим «Запискам» (Спб., 1839), «Повести и рассказы» (Спб., 1839), повести «Клад», «Угол» и «Ярчук, собака-духовидец» (Спб., 1840). Столь интенсивная писательская деятельность ее была отмечена в обстоятельном и почетном издании А. Смирдина «Сто русских литераторов» (1841). Это была вершина ее славы. Затем имя Надежды Дуровой исчезает из литературной жизни России.
Последние годы Надежда Андреевна проживала в городе Елабуге Казанской губернии, получая небольшое пособие из Литературного фонда (Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым).
Умерла Дурова весной 1866 г. Впоследствии о ней неоднократно вспоминали. Очерк об удивительном гусаре и писательнице был помещен в историко-литературном «женском» сериале Д. Л. Мордовцева. В наши дни ее история нашла свое отражение в киносценарии А. К. Гладкова «Гусарская баллада» (1962) и на сцене стокгольмского «Сёдра театерн», где в 1985 г. состоялась премьера музыкального спектакля С. Скотта и В. Бандлер «Кавалерист-девица». Тогда шведские зрители и познакомились с удивительной судьбой замечательной дочери России, патриотки, воина и литератора.
Л-ра: М. Ш. Файнштейн. Писательницы пушкинской поры. – Ленинград, 1989. – С. 154-160.
Критика
