Юстас должен умереть
Тот самый случай, когда и хотел бы, чтобы автор был внесен в перечень регулярно читаемых, и вместе с этим - не хотел бы. Хотел, потому как пишет очень толково, а не хотел - потому что викторианская Англия - одна из моих нелюбимых тем в литературе.
Завязка сего романа больше всего напоминает жизнеописание: воспитывающий главного героя по имени Юстас дядя сумел дать ему какое-никакое образование, отправив в школу, после которой юный мистер Адэр за отличную учебу получает... грант на обучение в Оксфордском университете. При этом само описание детства Юстаса не является сухим перечислением событий в его жизни, напротив - оно построено на образах, ставших кирпичами, из которых выстроилась сама его личность. Юстас - замкнутый одиночка, почти отшельник, с головой окунувшийся в учебу, при этом вся его жизнь начисто лишена студенческих, так сказать, забав. Оно и понятно: во-первых, такие забавы невозможны в Англии 1865 года, какие там были нравы, все и так знают, во-вторых, сам он, попав в круг отпрысков богатых и знатных семей, многие из которых совершенно не утруждены обучением, попав по гранту, как "приживалка", вряд ли смог с кем-то там сойтись, ибо большинство из студентов учебой озабочены мало. Даже там.
Все это происходит ровно до того момента, как опоздавшему Адэру приходится одолжить чернильницу - свою он в спешке забыл. Студента, к которому он обратился с этим вопросом, звали Себастьян Дроуэлл - он принадлежал к старинному дворянскому роду, а еще был младшим братом, если можно так выразиться (и автор почти так и выражается) звезды Оксфорда тех времен - Энтони Дроуэлла. Правда, если старший брат - компанейский, веселый гуляка, известный не столько успехами в учебе, сколько гульбищами на отцовские деньги, то младший - "юноша бледный со взором горящим", потому как даже взор у Себастьяна настойчиво требует не замечать его. И спустя две недели Адэр понимает, что до кончиков волос проникся благоговейным восхищением. "Я узрел Антиноя" - говорит он себе. Правда, дабы не окунать лишний раз читателей рецензии в лишнюю и ненужную ложную интригу, заранее оговорюсь, что это восхищение совсем не мужеложского свойства (или таки да? В любом случае, если это и так, то очень неявно: было бы явно - не было бы этой рецензии). Нет, Дроуэлл занимает голову Юстаса каким-то совершенно иным макаром. Трудно сказать однозначно, каким именно.
Вообще, в литературе, написанной и/или описывающей девятнадцатый век, много персонажей, с которыми происходят вещи, по нынешним прагматичным временам кажущиеся странными. Если бы дело было сейчас, можно было бы заявить, что Юстас либо подвержен содомскому греху, либо нездоров на голову, и с примерно 90-процентной вероятностью один из вариантов окажется истинным. Тому есть, может, и шаткое, но объяснение: человек того времени, будучи уже достаточно начитанным и культурно просвещенным, тем не менее, не мог употреблять свои знания и порожденные ими эмоции и чувства на свое усмотрение - было слишком много ограничений: нравственных, религиозных, государственных. Куда же их деть? И вот под этим излишне тяжким гнетом они часто трансформировались в странные вещи с точки зрения житейской логики. Поэтому не стоит удивляться, почему же Юстас, ни в чем дурном не замеченный, воспылал этой неясной природы страстью к Себастьяну. И нет, самое тупое из всех существующих объяснений "нет доступа к девочкам, приходится с мальчиками" не выдерживает критики, даже если вдруг оно и окажется в конкретно этом случае близко к правде, нельзя распространять его на все подобные случаи. Их природа иная.
Чего нельзя, по мнению Юстаса, сказать о Себастьяне Дроуэлле: тот слишком уж подозрительно крепко сдружился с другим "грантоедом" - Лайнусом Ньювиллом, бледным, некрасивым, скверно одетым, тоже из небогатой и незнатной семьи - сыном знаменитого инженера. Адэр даже не сомневается, что между Дроуэллом и Ньювиллом существует мужеложская страсть, открыто употребляя слово "возлюбленный". Более того, он однажды замечает сцену, которая не оставляет ему никаких поводов усомниться в этом. И вместе с тем не все здесь так просто, но Юстас об этом еще не знает. Он вообще много чего не знает - и потому решает умереть.
Не тихо сгинуть в своей постели от какой-нибудь малопонятной докторам болезни "на нервной почве", не утопиться или удавиться, а демонстративно - пусть эти грязные содомиты все увидят и все поймут.
Однако и тут все проходит вовсе не так, как изначально задумывал Юстас. И - давно пора об этом сказать - сама книга дальше поворачивается совсем не тем путем, которого мог бы ожидать читатель; первым делом следует упомянуть, что именно здесь проходит смена фокального персонажа. Следующие несколько глав будут развернуты через взор Себастьяна в основном и Ньювилла в меньшем, но статистически значимом количестве сцен.
В принципе, Юстаса можно понять в вопросе его увлечения фигурой Себастьяна. Тот и впрямь интересная личность - даже с учетом того, что Адэр ничего о его жизни не знает, кроме того, из какого семейства Себастьян происходит, какую славу снискал себе его старший брат и то, что мать семейства умерла под Рождество на первом году их учебы в Оксфорде. Но Юстас не знает, а читатель именно с этого места начинает узнавать. Можно и понять его пренебрежение фигурой Лайнуса Ньювелла: таких Лайнусов в Оксфорде не то что не замечают - их не принято замечать, пробившийся в элитный университет милостью Короны гипотетически светлый ум плебейского происхождения считается среди "полноправных" студентов "неподходящей компанией". Но Себастьян кладет с прибором на местные порядки и общается не с теми, с кем ему "полагается", а с теми, кто ему интересен. Блеклый заморыш, скверно одетый, с изможденным недоеданием серым лицом, однажды занял облюбованное Себастьяном кресло в университетской библиотеке и отказался прогнуться под порядки, поджав хвост и убежав по первому повелению отпрыска знатного рода. А потом, когда Себастьян в душевных метаниях (повод там совершенно законный) прожег себе сигарой руку до кости - именно Ньювелл залечивает ожог и предоставляет Дроуэллу койку на ночь в своей убогой квартирке, снятой на присланные отцом скудные средства. Отец-то - никакой не аристократ, а инженер, пусть и прославленный. И Себастьян потом, придя на почту, оплачивает письмо заодно и Лайнусу, которому не хватило денег, а Лайнус в другой день стережет на вокзале вещи, оставленные Себастьяном, который погнался за оборванцем, укравшим у него папку с бумагами. Этих двоих слишком часто сталкивает сама жизнь.
И постепенно они открываются друг другу, происходит множество событий разного калибра - от смерти покинувшего Оксфорд Энтони Дроуэлла при странных обстоятельствах в Индии до появления в тексте старшей сестры Лайнуса, Евы Ньювелл, тоже при обстоятельствах не то чтобы странных, но неожиданных, и много чего еще...
Весь текст выписан на образах. Более того: он и сам по себе написан в очень характерной манере, с характерной лексикой, постоянными отсылками на доступные тогда и занимавшие умы произведения культуры, цитированием, и - что самое важное - завернут в погребально шелестящую черно-серую оболочку этой холодной, неуютной, неприветливой и несправедливой викторианской культуры. Нет, несправедливой не тем, за что опять зацепился бы определенный сорт читателей - педерастов не любят нигде. И сейчас не любят. И есть за что. В сюжете вскрывается действительный изъян тогдашних нравов, но это будет слишком толстым спойлером, чтобы разводить дискуссию именно на его счет.
Умереть хочет не только Юстас - умереть здесь хотят все. Себастьян рассказывает историю из своей жизни - непонятно достоверно, как это стало ему известно, но он родился в голодный для своей семьи год, и его мать хотела было уже прибегнуть к так называемому "постнатальному аборту", который в те времена широко практиковался повсюду. Точнее, даже к его упрощенному варианту - просто прикопать младенца в заранее подготовленной яме под кустом в саду, даже не крестя и не дожидаясь, пока тот умрет сам, как это делали при постнатальном аборте. Искать никто не будет, да и осуждать особо, если даже вскроется - вряд ли... спасает Себастьяна дядя Кристофф, вечно искавший приключений то в крымских войнах, то в Новом Свете, то еще где-нибудь. Мать семейства Дроуэллов, немолодая уже леди (двое взрослых сыновей), умирает именно сразу после разрешения от третьей беременности, а отец запрещает прислуге ее хоронить, вытащив труп в столовую и усадив за стол. Читает мертвой супруге газеты и призывает послушать крики родившегося здоровым младенца, названного Маркусом. А потом, не выдержав "положенного срока", женится на простолюдинке, повергая старшего сына в лютый гнев - тогда как младший скорее на стороне отца. Себастьян постоянно разглядывает след от мухи на оконном стекле, когда-то прихлопнутой еще старшим братом. Все вертится вокруг смерти. Все думают, когда и как правильно умереть. Кроме, может быть, куда более жизнелюбивого - даже из самих этих образов видно - дяди, но он давно уже в Новом Свете, где явно повеселее.
И даже если кто-то по жизни своей весел, на него силой наденут эту маску печали. Потому что потому. Так принято. Так положено. Такое время и место. А даже если и акцентировать внимание на немногих доступных и приемлемых в те времена забавах, весь этот английский туман сам стянется в маску печали, накрывающую любой еще не умерший объект.
А кому-то и маска не нужна - родился живым, но мертвым. Впрочем, то уже лучше вычленить из самого текста, не отсюда.
И именно соприкосновение со смертью дает силы жить... не всем, но как минимум одному из действующих лиц в этой истории. Соприкосновение именно с самой Смертью как явлением, которое нужно принять и понять, а не просто мертвой материей или свидетельством чужого Соприкосновения. От человека к человеку этот спасительный вирус не передается - нужно найти и поселить его в себе самому. Правда, велика вероятность, что откажут ноги. Или что-нибудь другое. Или дозу не рассчитаешь. Радикальный метод, но только он смог привести в разум одного из соприкоснувшихся, прорвать эту приросшую к лицу и чуть ли не напрямую к мозгу серую маску печали (нет, не ту, под которой написано "ВИД" - он очень даже веселый временами).
Наверное, за рецензию я взялся слишком рано и стоило пару раз перечитать эту книгу. В оправдание себе скажу то, что это именно психологический триллер - элементом трилла здесь является то, как еще вывернется мышление персонажей, а не одно лишь чье-то конкретное действие, а также то, что текст написан на языке не столько действий, сколько образов, сравнений, выводить суть из которых читателю предоставляется самому. Вот я в паре мест поймал себя на том, что не до конца понял: а что тут вообще имелось в виду? Вернулся, перечитал и все равно не уверен стопроцентно, правильно ли понял автора. Потому и решил не особо вгрызаться в анализ предоставляемой социальной ценности, сосредоточился на культурной. Тяжелый, но красивый текст этой истории прячет под собой огромное поле для анализа чуть ли не каждой выкуренной папиросы, выпитой чашки чая и размазанной по стеклу мухи, и именно поэтому впихивать невпихуемое я попросту не взялся. Нет, ну... Чуть-чуть.
Книга не дает рецепта, как содрать с себя маску печали, да и не работают в таких условиях никакие доступные человечеству методики. Кроме, конечно, культурной революции. Но у монархий с этим в принципе, наверное, еще туже, чем у диктатур. А особенно - полтора века назад.
Оценка по критериям:
Стиль и слог автора: 11/12. Долго думал, так как изначально собирался, не парясь, ставить сразу 12. Текст выверен, вычитан, нашпигован образностью и красив в целом, но... тяжел. Слишком характерная манера - тягучая, продрогшая. Опечатки встречались раза два-три (без учета периодического сливания фамилии Юстаса со следующим словом в последних главах). Хотя ценителям эпохи, наверное, понравится.
Сюжет: 10/12. В принципе, триллерный элемент на месте, но часть того, что как будто бы предназначается к раскрытию через сюжетные линии, словно ушла в чисто текстовую образность. Это не хорошо и не плохо, просто размывается градация между восприятием самого текста как языкового явления и восприятием сюжета как истории.
Проработка персонажей: 12/12. Образы выписывают чаще персонажей, чем события. И даже мелкие проходные персонажи, вроде учителя из школы Юстаса или "полноправного" студента по имени Колин, подкалывающего Лайнуса в одной из сцен, легко встают перед глазами.
Социально-культурная ценность: 10/12. С этим параметром было сложнее всего. Хотя, сказать честно, у книги про викторианскую эпоху может быть сколько угодно высокая культурная ценность, но в наше время уже не может быть высокой социальной. Просто потому, что слишком много различий между культурами. Тем не менее, одна проблема "на базовом уровне", общечеловеческом, актуальном всегда и везде, поднята - пусть даже и слишком радикально все это прошло.
Обложка и аннотация: 10/12. Аннотация как таковая отсутствует. Пугающая инфернальная рожа на обложке при этом недурно передает сам дух происходящего без лишних слов, и этим все сказано.
Общая оценка после округления: 11/12. Книга отличного качества. Рекомендуется к прочтению.
