О. И. Сенковский – писатель и критик
Е. А. Зандер
Критическое наследие О. И. Сенковского весьма обширно и многопланово. В собрание сочинений писателя, выходившее в пятидесятые годы прошлого столетия, включена лишь незначительная часть его литературно-критических работ, поэтому считаем необходимым оговорить, что здесь мы остановимся лишь на статьях, посвященных восточной литературе. Выбор продиктован важным на наш взгляд, аргументом: именно в восточной литературе проявилась личность писателя и критика О. Сенковского наиболее ярко. Это было отмечено и таким непререкаемым литературным авторитетом, как А. С. Пушкин. В письме к Бестужеву-Марлинскому русский поэт выражал свой восторг по поводу арабской сказки О. Сенковского «Витязь буланого коня»: «Арабская сказка - прелесть. Советую тебе держать за шиворот этого Сенковского».
О. Сенковский, авторитет которого как ориенталиста был общепризнан в Европе, известен и как переводчик, и как автор оригинальных произведений на восточные сюжеты. Поэтому представляются важными его литературоведческие статьи, посвященные именно восточной литературе.
Заслуживают внимания прежде всего статьи «Восточная драма» и «Поэзия пустыни, или поэзия аравитян до Магомета». Первая из них появилась в печати в 1835 году, т.е. в период, когда восточная струя была уже настолько заметным явлением, что без нее трудно представить саму русскую литературу. Были известны уже не только многочисленные переводы различных восточных поэтов, но и целый пласт подражательной литературы.
И та и другая требовала своего осмысления. Статья «Восточная драма», таким образом, была продиктована самой жизнью и представляет первую серьезную попытку дать объективную оценку теперь уже относительно новому явлению в русской литературе.
В ней нет широкого обзора, как нет и критического разбора всех многочисленных произведений восточных или писавших о Востоке авторов. Тем не менее, сформулированные в ней основные требования, предъявляемые к писателю и его произведению на восточную тему, носят обобщающий характер.
Толчком к написанию статьи послужила появившаяся в печати восточная драма Н. Кукольникова «Роксолана», которого О. Сенковский несколько ранее назвал «молодым Гёте» в русской литературе в связи с его сочинением «Торквато Тассо» (1833). Такое сравнение, несомненно, ко многому обязывало и автора, и рецензента, вот почему «Роксолана» подверглась глубокому анализу, в результате которого драма не выдержала никакой критики. Отсюда и необычайно резкие даже для О. Сенковского ирония и сарказм с первых же строк. Мысль критика остра и целенаправлена. На первый взгляд, он излагает прописные истины, которые должны быть широко известны, но прозвучали они впервые. Его критика распространяется и на другие подобные произведения, которые встречались почти во всех альманахах и журналах того времени. Часть из них смело можно отнести к псевдолитературе.
Альманах «Полярная звезда» не нуждается в рекомендациях, но и в нем мы видим наряду с «Витязем буланого коня» О. Сенковского, удостоенного прекрасного отзыва А. С. Пушкина, и восточную повесть Ф. Булгарина «Раздел наследства», не выдерживающую никакого сравнения с произведением первого.
Прежде всего, О. Сенковский в своей статье «Восточная драма» стремится донести до широкого читателя огромную разность между миром восточным и западным, их отдельность и разнородность, поэтому восточная тема требует от писателя, обращающегося к ней, самой серьезной подготовительной работы, чтобы получить ясное представление о Востоке, его нравах и обычаях, законодательстве, вере, истории. Всего этого, подчеркивает критик, можно достичь лишь тремя путями: «Первое средство узнать Восток - путешествовать по нем довольно долго: путешествие доставляет более или менее точный обзор наружных форм его - что уже очень важно. Второе средство - читать его книги на собственных его языках: тогда проникаете вы во внутренность его понятий, духа, страстей, характера и образа действования, хотя и не можете ясно представить себе его наружности. Третье, последнее и лучшее средство - путешествовать и читать его книги: тут вы видите и лицевую и изнанковую его сторону. Восток вещественный и Восток нравственный. Чтение «Роксоланы» заставляет нас думать, что ее автор не употреблял ни одного из этих трех и единственных способов познания страны, людей, нравов, из которых хотел он построить драму». Критик раскрывает несерьезное отношение Н. Кукольника не только к Востоку, но вообще к писательской деятельности, иначе чем можно объяснить, что весной он еще блуждал в воображении в кровавом мраке междуцарствия, а летом «был уже» в Константинополе. О. Сенковский язвительно называет это «путешествием по двум мирам», хотя между своеобразием этих двух миров такая же разница, как между природой средней полосы России и пустыней бедуина. «Петербург и Константинополь, турки и европейцы - огромные, непримиримые противоположности», - читаем в статье, поэтому нельзя писать о Востоке, ни разу его не видев. Любые попытки, как это можно увидеть на примере Кукольника, обречены на неудачу. Это неизбежно приводит к тому, что герои, по сути дела, говорят европейским языком, действуют по-европейски, хотя и носят восточные имена, но восточностью и не пахнет. «Переменяя только имена лиц, драма будет то турецкою, то китайскою, то английскою, то индийскою», - иронизирует критик.
Он конкретизирует понятие Восток. Восток - это не абстрактное понятие, а вместилище разнообразных народов, живущих по своим народным представлениям. Есть Восток иранских народов, но и Восток семитов, индийцев, китайцев, тюрков и т.д. Он конкретен в каждом своем проявлении и требует уважения к его обычаям, нравам, традициям. Он сходен и вместе с тем разнолик.
В Европе подобное положение выдвигал В. Джоне, об этом писал Гердер, особенно Гёте в своих примечаниях к «Западновосточному дивану». Сенковсяий в России первым высказался о многообразии Востока и этим давал литературе выход на реалистическое воплощение действительных, конкретных народов Востока. В своей литературной критике он использовал это в таких произведениях, как «Бедуин», «Урок неблагодарным», «Деревянная красавица», «Витязь буланого коня» и др.
Статья О. Сенковского «Поэзия пустыни, или Поэзия аравитян до Магомета», написанная тремя годами позже, в 1838 году, продолжает разговор о своеобразии восточной литературы. На этот раз в поле зрения автора - проблемы перевода со значительно расширенными рамками охвата явления - европейскими, включая, конечно же, Россию. «Величайшее несчастие древней арабской поэзии, - пишет критик, - состоит, конечно, в том, что те, которые старались нас познакомить с нею посредством переводов, не видели никогда аравитян и неспособны были чувствовать никакой поэзии».Даже в творчестве лучших арабистов, как Сильвестр де-Саси, арабская поэзия теряла свою оригинальность; «бурная, кипучая речь бедуина» становилась бледной до крайности, будучи переодетой во французскую фразеологию. Последователи Сильвестра де-Саси «продолжали убивать ее в своих переводах, в которых отчаянная буквальность истребляет всю красоту, всю силу, весь характер оригиналов. Это деревянные переводы составляются без всякого чувства поэзии и даже без точного уразумения силы живописности выражений».
Критик остается верен своему испытанному оружию - иронии и излюбленному методу - прикрывать иронией основную идею, основные мысли. Ирония О. Сенковского существует не само по себе, чтобы показать его мастерское владение словом как оружием смеха. Она является уже в начале статьи своеобразным тезисом, суть которого раскрывается затем в цепи ярких, неопровержимых и убедительных доказательств. Автор заводит разговор о насморке, которого, утверждает, не бывает у бедуина. Казалось бы, что общего между восточной поэзией и насморком. Но оказывается, насморк имеет самое прямое отношение к авторской идее. Для северного человека повышенная влажность всегда связана с неприятными ассоциациями, поскольку зачастую является виновницей насморка и других болезней, а насморк, иронизирует критик, отражается на умственных способностях, Иное отношение к влажности у человека пустыни. С влажностью у него неразрывно связано понятие счастья, радости, отсюда своеобразное отношение араба к облакам, поэтому нельзя подходить к оценке одного и того же явления с одинаковыми критериями, поскольку реакция у человека севера и человека пустыни, как в случае с влажностью, может оказаться абсолютно противоположной.
Малоутешительным и безрадостным предстает под пером Сенковского поле европейского ориентализма, подверженное тем же болезням, что, в частности, и русское. Болезнь эта - прежде всего следствие недопонимания огромной разницы между двумя мирами - восточным и европейским, что и порождает все беды. Прикрываясь иронией, О. Сенковский вновь утверждает, что в основе восточной культуры лежит совершенно иная эстетическая система, обусловленная многовековой жизнью ее народов, что у них совершенно иное представление о предмете поэзии, о прекрасном, иные поэтические символы, что человек на Востоке отличается самой психологией мышления. Он не подвержен насморку, то есть холодной рассудочности, мысль его ясна и свободна» а горячее сердце напоминает аравийские пески. Своеобразие восточной поэзии критик раскрывает на примере поэзии арабов, поэзии пустыни, которая для них - что для нас океан: «Беспредельная пустыня, со своими раскаленным, движущимся песком, который безгранично изменяет ее поверхность, уподобляя ее океану; ее скалы, камни, потоки, редкие кустарники и еще более редкие зеленые оазисы с тенью; ее коренные обитатели - львы, тигры, гиены, барсы, волки, сайги, дикие козы, миловидные газели, пугливые страусы, зловещие вороны; солнце, пылающее над этою пустынею; воздух кипящий, наполненный огненными иголками, которые пляшут перед ослепленным взором...». И среди всей этой необычной для европейца картины человек с его надеждами и отчаянием, любовью и страстями, доблестями и моралью, со своими представлением о счастии и смысле жизни, способный один выйти в пустыню. Всего этого, читаем в статье, невозможно увидеть в тиши кабинетов, поэтому, естественно, кабинетное воззрение на восточную поэзию в корне отличается от ее сущности. Никакое воображение не способно создать такую страшную для северного человека и такую прекрасную для коренных обитателей картину. Она налагает неизгладимую печать на мысли, речи, поступки, на оценки явлений природы. Но все это, говорит О. Сенковский; к сожалению, исчезает в переводах, и человек пустыни вдруг начинает говорить и мыслить как человек холодного севера. Буквальность перевода убивает красоту оригинала, а чтобы ее как-то передать, необходимо преимущественно «придерживаться настоящего, внутреннего смысла, который до сих пор пропадал под пером европейских переводчиков».
Л-ра: Проблемы писательской критики. – Душанбе, 1987. – С. 9-14.
Произведения
Критика
