Михаил Слонимский. Романтик
Жюль Буше, владелец небольшого ресторанчика на окраине Парижа, решив нанять еще одного официанта, долго и внимательно выбирал подходящего. Выбрал он одного русского, который явился к нему с хорошими рекомендациями. Русский лакей — это становилось модой, к этому уже привыкали. Буше рассчитывал на честность, исполнительность и выносливость эмигранта: ведь этот русский должен быть благодарен за то, что его предпочли французу. Кроме того, самый краткий опрос обнаружил, что жизнь этого русского была полна романтических событий и переживаний, не менее интересных, чем романы Декобра. А все романтическое, все необыкновенное всегда прельщало Буше.
От двенадцати до двух и от шести до восьми ресторанчик Буше был всегда полон парижской окраинной мелкоты. Все эти людишки изо дня в день обедали и ужинали у Буше, их вкусы и средства известны были хозяину. Когда же появлялся новый посетитель, Буше особенно старался угодить его желудку, чтобы превратить его в постоянного клиента.
Новый официант показал себя прекрасным работником. Никаких жалоб на него не поступало, а мелким служащим и дельцам даже нравилось то, что им прислуживает русский князь. Княжеское достоинство русский принял от Буше, который уговорил его согласиться на этот выгодный для чести ресторана титул.
В свободные минуты Буше подзывал своего официанта и заговаривал с ним о его прошлом. Тому очень приятно было рассказывать милому, ласковому французу обо всем, что пришлось испытать: о войне, о бегстве из России, о странствиях по Турции, Болгарии, Франции. Сколько раз он думал, что уже погиб, погиб окончательно, сколько раз в отчаянии сам искал гибели, но смерть жалела его. И вот теперь ему так повезло: он служит у хорошего хозяина в прекрасном ресторане. Так обычно заканчивал русский все рассказы о необыкновенных приключениях своей жизни.
Буше развлекался и отдыхал, слушая нового официанта. Свою-то жизнь он считал вполне удачной и счастливой. Он не был одинок, как этот русский, жена и дети ждали его в уютной квартирке на Avenue d'Orléans, он имел дело в жизни — вот этот ресторанчик, и в банке отложен был у него и рос не большой, но и не малый капитал. Все это далось ему не просто: и семья, и ресторанчик, и капитал. Он добивался этого долго и упорно, трудился, экономил — и вот достиг. И он учил русского, ставя тому в пример себя и свою жизнь:
— Если вы будете честны и трудолюбивы, то, может быть, и вы станете когда-нибудь хозяином.
И, восхищаясь романтическими приключениями русского, он все же относился к ним как к выдумке, как к чему-то нереальному, существующему только в романах и созданному для развлечения вот таких людей, как он, Буше. Все это было тем более интересно и занимательно, что никогда не могло случиться в настоящей, реальной жизни, которую знал и любил Жюль Буше.
Однажды, после трудового дня, тронутый усталым и мрачным видом незадачливого князя, Буше посадил его с собой как равного за столик и выставил ему вина.
Русский напился удивительно быстро. Буше не опорожнил еще и полбутылки, когда русский был уже совершенно пьян. Это даже обеспокоило Буше: не болен ли официант? Здоровый человек не пьянеет так быстро.
И словно в первый раз увидел он своего официанта — его скуластое, желтое, как у покойника, лицо, совсем без мяса на щеках, его потерявшие цвет и блеск глаза, ушедшие глубоко в глазницы, его бескровные губы и шею — длинную и худую, как у жирафа.
Русский, облокотившись о стол и зажав голову ладонями, всхлипнул вдруг. Он вспомнил одно из самых грустных приключений своей жизни.
Это случилось восемь лет тому назад, на фронте, когда еще Россия воевала в союзе с Францией. В те времена русский был прапорщиком. Однажды перед боем он перекидывался со своим ротным, штабс-капитаном, в chemin de fer, чтобы как-нибудь провести время и не думать о предстоящей атаке. Ротный ошибся, меча банк, и прапорщик указал ему его ошибку. Штабс-капитан, приняв невинное замечание за обвинение в шулерстве, ударил своего полуротного по щеке. Дуэль была решена. Но уже пришел час атаки, и офицеры условились драться после боя. Однако же в этом бою штабс-капитан попал в плен, а прапорщик был ранен. С тех пор прапорщик так никогда и не встречал обидчика.
Русский от жалости к себе плакал. Но, должно быть, он сквозь пьяную муть и усталость сообразил все же, что этот эпизод не стоило рассказывать, что это не слишком лестный для него случай. И он воскликнул:
— Но я найду его и смою оскорбление кровью! Он не уйдет от моей пули!
Он сам не верил своим словам, но они были необходимы для восстановления его достоинства.
— О-ла-ла! — восхищенно воскликнул Буше. — Вы найдете, вы найдете его!
Эта история чрезвычайно понравилась ему. Все это было так романтично: русская гвардия, честь мундира, дуэль. И все это вновь уводило русского и его жизнь в заманчивую нереальность.
Рассказ о пощечине Буше не забыл. Он иногда таинственно подмигивал официанту и шептал:
— Значит, дуэль?
Или вздыхал, качая головой:
— Бедный капитан! Он и не знает, что ждет его.
И все это настолько нереальным представлялось ему, что он не понимал, почему лицо русского дергается при этих намеках и мрачнеет. Русский даже попросил Буше не разглашать этого случая — он боялся, что хозяин опозорит его перед не столь романтически, как хозяин, настроенными клиентами, перед его двумя коллегами-официантами, перед поваром.
Буше понимающе кивнул головой:
— О да! Тайна! Честь мундира!
И эта история с пощечиной тем более, в отличие от других рассказов русского, запомнилась ему. И тем чаще, оставаясь со своим официантом наедине, он, значительно подмигивая, намекал на будущую встречу с обидчиком.
Пришла осень. Стали забредать к Буше новые клиенты, которых хозяин, как всегда, старался закрепить за своим рестораном. Однажды, направляя к одному из таких клиентов русского, Буше сказал:
— Это, кажется, ваш соотечественник. Понравьтесь ему.
Русский взглянул на того, кого указал ему хозяин. За столиком, недалеко от двери, сидел грузный мужчина в коричневой в зеленую полоску тройке. Усы, украшавшие его лицо, были необыкновенно пышны, цвет их был густо-соломенный.
Официант обратился к соотечественнику на родном языке:
— Что прикажете?
— Вы русский? — осведомился усач.
— Так точно.
— Ладно, — одобрил грузный мужчина.
— Я тоже русский. Дайте мне на первое консоме. И, будьте любезны, поскорей.
Поедая обед, усач брезгливо морщился. Про шато-бриан сказал:
— Совсем не прожарено.
— Прожарено, как всегда, — объяснил официант.
— Значит, всегда плохо, — возразил усач, сердито взглянув на соотечественника.
И, получив картошку, спросил:
— И картошка всегда у вас такая?
— Всегда, — недоумевающе ответил официант.
Это в первый раз он видел такого нервного и привередливого едока.
Счет грузный усач проверял оскорбительно долго и внимательно.
— Ну и подвалили, — сказал он наконец, вынимая монеты из жилетного кармана.
— Счет правилен, — обиделся официант, краснея и чуть возвысив голос.
— А вы не кричите, — предложил усач, и в голосе его послышались полковничьи басовые раскаты. — Я сказал, что подвалили чего-то.
— Счет правилен, — повторил официант, принимая деньги. — Зачем вы так говорите?
— Не извольте делать мне замечания, — обозлился усач. — Получайте.
Обеспокоенный Буше приближался к столику, прислушиваясь к словам непонятного ему языка.
Усач, выложив франки, ушел не попрощавшись.
— Что такое? — спрашивал раздраженно русского Буше. — В чем дело?
— Да это так, — неохотно отвечал официант.
Он не хотел признаваться в том, что его заподозрили в нечестности. Но Буше настойчиво добивался, что раздражило этого хорошо одетого клиента.
— Да это к вам не относится, — объяснил официант. — Это так, личные счеты.
— Какие это личные счеты в моем деле? — совсем уже взволновался Буше. — Извольте объяснить!
— Да это, — путался лакей, — это один офицер. Он хотел даром пообедать.
— Даром пообедать? — Буше покачал головой. — Я не такой глупый. Это неправда. Этот monsieur не хотел пообедать даром. У меня есть взгляд на клиента.
— Хотите верьте, хотите нет. — И русский отошел от француза, вновь приступая к исполнению своих обязанностей. Он постарался сразу же забыть об этом пустяковом, но все же неприятном происшествии.
Буше присвистнул, задумавшись. Ему этот случай показался весьма странным. Он видел, что русский выдумывает, не хочет сказать правду. Тут что-то кроется неладное, может быть, опасное для дела. Никаких столкновений с посетителями не было до сих пор у русского. И с чего это именно с этим своим соотечественником так бранился официант? Ведь это же не первый русский клиент. И какие такие личные счеты могут быть у лакея с усатым monsieur? Все это очень странно.
Он привык, ложась спать, рассказывать жене обо всем, что случилось за день. На этот раз, раздеваясь, он делился с женой сомнениями, возникшими у него сегодня.
— Я даже знаешь что подумал? — сказал он. — Знаешь что?
— Не знаю, — отвечала жена. — Раздевайся скорей и ложись. Поздно уже.
Муж стоял у кровати — маленький, толстенький, черноволосый. Черный волос вился у него и на груди. Он присел на красное одеяло, снял носки и задумался.
— Не был ли этот офицер тем самым, которому он хотел отомстить? Помнишь, я тебе рассказывал? О пощечине?
— Вечно ты выдумаешь что-нибудь, — недовольно отвечала жена. — Ложись спать.
На следующий день Буше ни разу не подозвал русского и не заговаривал с ним.
«С этих русских все станется, — думал он. — Они все там у себя привыкли убивать друг друга. Этак он может и меня убить».
А то, что вчерашний усач не явился, как будто подтверждало предположение Буше. Может быть, официант уже убил своего обидчика? Или только вызвал его и убьет на днях? И Буше с упреком разглядывал узкую фигуру официанта, как будто этот человек обманул его и отплатил ему неблагодарностью за ласку и внимание. Русская гвардия, честь мундира, пощечина — все это превосходно, но за стенами заведения, вдалеке, в нереальности, а не в его ресторане. Ведь убийство клиента официантом, если оно откроется, скомпрометирует дело. Опасно держать при себе убийцу; Буше потеряет всех клиентов, дружба с полицией рухнет, его будут таскать на допросы, может быть заподозрят в соучастии, его честное имя будет замарано в репортерских заметках. Ужасные картины представлялись взволнованному французу: разорение, позор, крушение всей жизни! И все из-за этого русского. Нет! Это надо пресечь в корне.
Усач больше не показывался в ресторане Буше. Русский на вопросы хозяина отвечал, пожимая плечами:
— Не знаю, почему его нет.
В непрерывных сомнениях, советах с женой, страхах и волнениях прошли для Буше четыре дня. На пятый день Буше был уже вполне уверен в том, что его официант убил исчезнувшего усача. И Буше решился. Придя утром в ресторан, он выдал официанту полный расчет и на вопросы растерявшегося, недоумевающего официанта отвечал сухо:
— Вы не умеете обращаться с клиентами и привлекать их. Пятнадцать франков я вычел с вас за вино. Даром я вас угощать не обязан.
Ночью, рассказывая жене о том, что он рассчитал преступного официанта, Буше, вздыхая, говорил:
— Все-таки ты права. Я — сумасброд. Ужасный сумасброд. Ведь не только дело, а собственную жизнь — мою жизнь! — я подвергал все время опасности. Этак ведь он мог и меня убить. Но что делать! Душа у меня доверчивая, нежная, поэтическая. Вот я и попадаюсь постоянно на убийц и мошенников. А уж эти русские — это такой народ, такой народ…
С этих пор он часто рассказывал приятелям о том, как служил у него, официант, русский князь, знаменитый дуэлянт, и как этот князь признал однажды в одном из посетителей своего давнего врага и обидчика и убил его на дуэли в Булонском лесу. И он искренно верил в то, что рассказывал.
Критика
