«Пишу, как живу, и живу, как пишу»

Н. Кузина

Мы называем Пришвина певцом природы. Судя по его книгам, сокровенным и глубоким раздумьям, он прежде всего призывал нас войти в согласие с природой, помнить о родстве с ней, потому что сам человек – часть природы. Об этом он неоднократно упоминает в своих дневниках: «Чтобы понимать природу, надо быть очень близким к человеку, и тогда природа будет зеркалом, потому что человек содержит в себе всю природу. Вся природа содержится в душе человека» [4, с. 195].

Длительное время позицию Михаила Михайловича Пришвина в советской литературе трактовали односторонне. В его адрес звучали неоднократные обвинения в том, что он «бежит в природу» [5, с. 43], отворачиваясь от сложностей и задач сегодняшнего дня, и только очень немногие критики способны были увидеть в нём художника, стремящегося соединить интеллектуальное постижение и образное восприятие окружающего мира.

Основной для Пришвина является традиционная тема – человек и природа. Писатель считал, что, познавая мироздание, частью которого он является, человек познаёт сам себя. Поэтому собственный духовный путь осознавался Пришвиным как поиск гармонии и единения с природой. Закономерно, что подобное мировоззрение обусловило исключительную роль автобиографического начала в его творчестве.

Летом 1906 года Пришвин отправляется в Заонежье записывать былины. Он попадает в Выговский край неисследованного, дикого в те времена севера, на берега Надвоицкого водопада. «Именно это место, Выговский край – вот эти Выговские воды были родиной моей, как писателя» [3, с. 11], - вспоминает Пришвин. Привезённые им вместе с образцами фольклора путевые заметки оказались художественным произведением.

Описание далёкого края и путешествия по нему представлено в виде незатейливых очерковых заметок о севере России, каким его застал Пришвин в начале века. Но так лишь на первый взгляд. Рассказ предваряется коротким вступлением «На угоре», где совсем в ином, чем вся последующая книга, ключе заявлена раз и навсегда пришвинская тема. Автор, которому «снится страна непуганых птиц», спорит с местным полесником, «огромным Мануйлой»:

«Нет такой птицы», - говорит он.

«Есть, есть, - спокойно твердит Мануйло. - …обязательно есть такая птица. В нашем-то лесу – да и не быть!» [3, с. 24]

Пришвин рассуждает: «Меня куда-то повело по пути страданий к блаженству… Природа откликнулась на этом пути: я стал записывать эти сказки и тем удостоверять других в действительности существования страны непуганых птиц.

- Есть такая страна! – вот и вся тема моего писательства» [3, с. 12].

После таких слов становится совершенно очевидным, что тема природы и человека, «родственного внимания» [6, с. 87] человека к миру станет сквозным мотивом его творчества, его натурфилософией, его взглядом на мир, согласно которым и будут формироваться морально-этические критерии, творческий метод.

С первых же страниц книги обнаруживается особенность пришвинского поэтического реализма. Это – своеобразный оксюморон: единство поэзии и действительности, быта и легенды. Сам писатель признаётся: «…до того много я чувствую в жизни поэзии, начиная с северных былин, кончая шёпотом двух женщин у калитки, что как-то даже и стыдно себя самого называть поэтом» [4, с. 85]. Судьба М. М. Пришвина – это характерная судьба русского человека именно тем, что почти всегда истинная жизнь его проходит в тени. Она никогда о себе не заявляет громко и в то же время присутствует каждое мгновение в писательском слове. Отсюда и стыд за то, чтобы назвать себя поэтом.

В Обонежье, этой державе леса, воды, камня и непуганых птиц, писателю открылся мир народной жизни. Пристально вглядываясь в него, Пришвин увидел не зачарованную страну-сказку, а просто исполненную суровой борьбы за существование человеческую жизнь. «И здесь, за тишиной озёр, идёт распад большой крестьянской семьи. И здесь кормит человека “труд беспрерывный, тяжёлый, круглый год без отдыху, одинаковый и весной, и осенью, и зимой, и летом”. Но его захватывает непобедимая энергия народной жизни, спокойствие ритма истории, влекущего легионы людей “вперёд и вперёд” через будни неласкового к человеку времени» [1, с. 446].

Общение с северянами пронизало Пришвина – человека и художника – тем оптимистическим народным мироощущением, которое станет крепнуть и углубляться в нём. Он увлекательно и точно описывает крестьянский быт на Севере. Мелькает в книге множество своеобычных местных слов, передающих неповторимый колорит жизни. Сколько записано названий одного только ветра на озере: это и шалоник, и летний, и сток, он же побережник, обедник, полуночник, торок, жаровой, а то и просто походный ветерок…

В этих первых очерках возникают темы, не только не ушедшие для нас сейчас в прошлое, но ставшие ещё более актуальными в нашей современности. Это темы о спасении природы, о бережном сохранении народного живого слова

Пароход плывёт по Свири: «Берега… какие-то невесёлые… Хороши они, вероятно, были раньше, когда на них были вековые леса. И теперь лес тут всюду, только и слышишь слово “лес”, но с прилагательным: пиленый, строевой, жаровой, дровяной и т. д.» [3, с. 75]. Бесчисленное количество леса пропадает даром.

«Онежское озеро называется местными жителями просто и красиво “Онего”, точно так же, как и Ладожское в старину называлось “Нево”. Жаль, что эти прекрасные народные названия стираются казёнными… и это не пустяки» [3, с. 32].

Всё богатство наблюдений добыто Пришвиным утомительным хождением по камням, спаньем с охотниками и рыбаками у костра или в курной избе, беседами в прозрачные белые ночи с разными местными людьми, души у которых – как эти чистые ночи, как сама северная природа.

История края, мало исследованного, особенно в начале века, кажется у Пришвина сказкой, но тем не менее она – подлинная правда. Есть в творчестве писателя эта невероятная «страна непуганых птиц», где дышит нетленный русский дух, где жива народная душа, где прошлое и настоящее сходятся в пространстве русского Севера с его чарующими сказками, древними поверьями, былинами, где люди всё ещё чисты и правдивы, где зверь покорён человеку. «Огромный Мануйло» - знак величия, полноты и богатства народной души, её подлинного превосходства над этим «маленьким» духом неверия, выгоды.

Духовная культура народа, сочетающая христианские и языческие основы, свидетельствует о «параллельном существовании двух мироотношений» [2, с. 46]. Это понимает Пришвин, который не берётся сказать, есть ли ещё такое место, как Выговский край, где бы языческий мир так тесно переплетался с христианским.

Духовные подвиги перекликаются с подвигами «славных, могучих богатырей», напоминая о величии прошлого.

Пришвин точен во всём: в передаче имён и фамилий, подробностей быта. Основой многочисленных сказаний, легенд и преданий остаются исторические события. Народ рассказывает о Смутном времени и его герое Гришке Отрепьеве, о его жене Марине Мнишек, улетевшей сорокой в окно, о грабежах польских ханов и о их бесславной гибели, о простом крестьянине Койко, повторившем подвиг Ивана Сусанина. Автора поражает красота преданий о горных пещерах, где «течёт струя чистого золота», о прежней разудалой жизни», о «соловьях, которых здесь никогда не видели… о зелёных дубравушках… о широких чистых полях».

Отблеск вечности, играющий со временем, лежит на всех вещах окружающего мира, где оборотничество естественно, где стихии олицетворены.

Пришвин одинаково внимателен и к взаимоотношениям человека и вещи, и к скрытым мистическим связям между ними. «Я чувствую жизнь природы всю целиком,… со всей летающей, плавающей, бегающей тварью я чувствую родственную связь, и для каждой в душе образ-памятка. …мы в родстве со всем миром, мы теперь восстанавливаем связь силой родственного внимания и тем самым открываем своё же личное в людях другого образа жизни, даже в животных, даже в растениях» [6, с. 92].

Список литературы

1. История русской советской литературы / Под ред. П. С. Выходцева. – 3-е изд. – М.: Высш. шк., 1979.
2. Левитанская М. П. Поэзия Берендеева царства // Литература в школе. – 1991. – № 6.
3. Пришвин М. М.. Избранные произведения. – Т. 1. – М.: Худ. лит., 1972.
4. Пришвин М. Творить будущий мир. – М.: Молодая гвардия, 1989.
5. Русская литература ХХ века / Под ред. Л. П. Кременцова. Т. 2. – М.: Академия, 2003.
6. Серафимова В. Д. Русская литература ХХ века. – М.: Владос, 2002.