Особенности воссоздания образа И. Д. Путилина в ретродетективах Л. Юзефовича
Н. Г. Гончарук
«Мы его ждали и получили наконец: И. Д. Путилин становится близким знакомым». «К нам вернулся еще один русский сыщик из прошлого столетия». Так в прессе была встречена серия детективов Л. Юзефовича о начальнике сыскной полиции Санкт-Петербурга И. Д. Путилине.
Путилин - знакомая фамилия; еще на рубеже ХІХ-ХХ веков он стал персонажем многочисленных литературных комиксов, так называемых лубочных брошюрок, на обложке которых рекомендовался как «российский Нат Пинкертон».
Историк и литератор Л. Юзефович приступил к сочинениям о Путилине еще в 80-х годах и подошел к сбору информации достаточно серьезно. Размышляя о своем герое в послесловии к пермскому изданию романа 1994 год, автор приводит исторический материал, связанный с жизнью и деятельностью выдающегося детектива своего времени, знавшего преступный мир Санкт-Петербурга как никто другой.
Достаточно сложным и противоречивым был сам прототип литературного героя. Возможно, этим объясняется определенное несоответствие и непостоянство в характере главного персонажа, объединяющего серию романов. И это закономерно, справедливо и честно по отношению к памяти о легендарном сыщике, в лице которого преступные элементы России имели достойного противника. По словам его современников, самых закоренелых злодеев и страшных убийц Путилин всегда допрашивал наедине, с глазу на глаз. А вместе с тем в его облике не было ничего пугающего - проницательные карие глаза, мягкие манеры, причудливые бакенбарды. В этом портрете есть нечто ироничное, и это не уходит от наблюдательного взгляда писателя. Поэтому у читателя есть возможность улыбнуться, потешиться над забавными выходками «грозы преступного мира», над комическими ситуациями, в которые попадает наш герой.
Юзефович не столько стилист и криминалист, сколько комедиограф и реформатор классического детектива. Именно в этом контексте следует смотреть на его романы и главного героя, который ведет себя крайне странно для образцового литературного сыщика как в реальной, так и книжной жизни. Есть достоверные факты о том, что он далеко не всегда пребывал в гармонии с законом, действовал, опираясь на свои собственные представления о справедливости, чести, которые явно не укладывались в строгие рамки уголовного кодекса. Возможно, поэтому безуспешные попытки беллетриста Сафонова изобразить его неподкупным стражем порядка лишь привели к тому, что в его книге Путилин как-то поблек, лишился ряда интригующих особенностей, которые и возводили его в ранг героев анекдотов и легенд, без которых он не знал бы так досконально городской топографии, этакой «физиологии Петербурга». Конечно, его профессиональному успеху сопутствовали не только актерские таланты, склонность к лицедейству, маскараду, но и особенности характера, выработанные жизненной необходимостью, - изобретательность, знание цены сильным мира сего, снисходительность к людским слабостям.
Сафоновский сборник «Сорок лет среди убийц и грабителей» не мог удовлетворить запросов осведомленной о талантах Путилина читающей публики. Образовавшуюся невостребованную нишу попытались заполнить иные сочинители, среди которых значительно преуспел драматург и фельетонист Роман Добрый (псевдоним Р. Л. Антропова). Определив настроения и эстетические запросы широких читательских масс, он сумел воссоздать более завлекательный и романтический образ выдающегося сыщика. Серия «лубочных» книжек о Путилине, созданных Романом Добрым, была адресована несколько иной читательской аудитории. Она была предназначена, в первую очередь, молодежи и малообразованным слоям населения. Отсюда и набор приемов, используемых автором: намеренно упрощенный, народно-сказовый стиль, лихо закрученная интрига, использование черно-белой (без полутонов) палитры для обрисовки персонажей. Принимая эстафету непосредственно от Сафонова и Доброго, Л. Юзефович отмечал, что последний не был лишен «просвещенного патриотизма»: было достаточно смело вывести на литературный олимп русского сыщика, в то время как
читающая публика с огромным восхищением и фанатической жадностью следила за таинственными похождениями заграничных детективов. Тем интересней выглядит попытка Юзефовича в конце XX столетия вернуться к полузабытому легендарному образу и познакомить нас с деромантизованным сыщиком, не джентльменом, на которого логические размышления наводят тоску, а поэтому во всем полагается на свою интуицию.
Так, в романе «Костюм Арлекина» в убийстве военного атташе князя Людвига фон Аренсберга, он единственный не ищет политической подоплеки, дипломатической игры. Надо отметить, что в этом искусно выстроенном повествовании автору удалось изобрести мастерски припрятанную деталь-ловушку (как в свое время Эдгару По тайну закрытой комнаты, где совершается убийство): о случившемся преступлении, моментально получившем резонанс, знают все, кроме самого убийцы, вернее, одного из убийц. И хотя Путилину для осмотра отведено лишь около получаса, у него не останутся без функции и объяснения ни одна деталь или подробность, примеченные проницательным взглядом. ’’Князь лежал на кровати лицом в потолок. На потемневшем, с выкаченными глазами лице, на кадыкастой шее видны синеватые пятна, показывающие, что курносая со своей косой побывала здесь уже несколько часов назад. Вообще кругом царил невообразимый хаос: князь отчаянно боролся за свою жизнь». И действительно, цепкая память начальника сыскной полиции очень внимательна к деталям: украденная с комнаты убитого серебряная мыльница никак не «увязывалась» с политической ситуацией на Балканах; тот факт, что во всем княжеском особняке, кроме комнаты, где был найден труп, скрипели дверные петли, безошибочно объясняет странную находку на подоконнике - чухонское масло. Безусловно, очаровывает и находчивость нашего героя: проверить вышеизложенную гипотезу о смазке петель может лишь эксперт - кошка «в щегольских панталончиках на задних лапах», случайно давшая о себе знать на предыдущих страницах романа.
Конечно, можно обвинить Юзефовича в том, что он не во всем логичен и последователен. Разве мог Пупырь, воинствующий и закоренелый убийца и грабитель, наводящий демонический страх на Петербург, покушаясь на Хотека, австрийского посла, вместе с заветным ключом от сундука не забрать бумажник? А может, это реванш, награда за столь длительную, часто безуспешную поимку Пупыря. Изображая некоторые неудачи в служебной карьере Путилина, автор сумел преодолеть существенный барьер детективного повествования - создание не живого многогранного образа сыщика, имеющего право на ошибки, а «машины по разгадыванию загадок».
Автор намерено стирает образ «высокого героя», перегружая текст излишними бытовизмами. Он показывает Путилина в кругу семьи, что практически не встречается в классических детективах, где герои-сыщики, как правило, одиноки. Единственным исключением в мировой традиции является инспектор Мегре в цикле романов Ж. Сименона. Путилин одолеваем излишней заботой супруги, просьбами маленького сына поиграть с ним и т. п.
Для понимания образа героя важны особенности взаимоотношений его с подчиненными и преступным миром. Поведение этого сотрудника уголовной полиции вряд ли соответствуют каноническим представлениям о работниках правоохранительных органов. Так, нигде у предшественников Юзефовича мы не найдем сцен «искушения» сыщика. Здесь же писатель неоднократно показывает ситуации, когда Путилин идет на сделку с совестью. Он, например, практически не отказывается от мелких взяток. Вспомним хотя бы поднесенную ему трактирщиком баночку с грибочками или эпизод, в котором Путилин соглашается посодействовать в поисках старушки-соседки:
- Извините, Яков Семенович, но за двадцать пять рублей я в это поверить не могу.
- А за сколько же?
- По крайней мере, за ту сумму, которую унесла Марфа Никитична (триста рублей).
-Ладно, - сдался он. - Красненькую накиньте, и я к вашим услугам.
Таким образом, характер Путилина становится более жизненным, правдоподобным.
Итак, говоря об особенностях ретродетективного жанра в творчестве Л. Юзефовича, следует отметить, что автору удалось не только приостановить дискуссии о кризисе жанра («Интерес к ретродетективу - признак стабильности в обществе»), но и воссоздать новый тип сыщика, героя, который реально противостоит всяческим устоявшимся теориям о создании детектива.
Л-ра: Наукові записки Харківського державного педагогічного університету імені Г. Сковороди. Сер. : Літературознавство. – Харків, 2002. – Вип. 1 (30). – С. 218-222.
Критика
