Поэтика антиутопии в произведении Питера Акройда «Повесть о Платоне»

Поэтика антиутопии в произведении Питера Акройда «Повесть о Платоне»

М. С. Ковалева

Аннотация

В данной статье рассматриваются черты классической антиутопии в романе Питера Акройда «Повесть о Платоне». Также изучаются отличия современной постмодернистской антиутопии от традиционной.

Действие «Повести о Платоне» происходит в будущем, что характерно для классических антиутопий. Перед нами Лондон 3700 года. Образ Лондона - одна из основных тем в творчестве Акройда: в своих романах автор широко изучает историю родного города, а в произведении «Биография Лондона» город предстает основным действующим лицом. В «Повести о Платоне» Акройд пытается представить будущее города, как до него уже делали основоположники жанра антиутопии - Г. Уэллс, Дж. Лондон, Дж. Оруэлл и О. Хаксли. Даже Евгений Замятин упоминал, что пейзажи Единого государства были навеяны ему видами Лондона. Таким образом, «Повесть о Платоне» продолжает традицию романов-антиутопий, в рамках которых уже сложился некий «лондонский городской текст».

Лондон снова предстает в виде архетипа утопического острова. Один из героев говорит Платону: «Мы росли в нашем городе все вместе. Мы подчинялись его предписаниям. Нас посвятили в его тайны. ... Мы проводим жизнь в раздумьях о благости города, в созерцании его красоты. ... Зачем же искать иное за пределами его Стены?» [1, 154].

Действительно, в романе несколько раз упоминается о наличие Городских Стен, в поэтике антиутопии они призваны «разделять и отделять два мира, реальный и искусственный, неидеальный и искусно смоделированный по утопическим законам» [4]. Но не только они удерживают жителей. «Мы потому не выходим из города, что для этого нет причин. Здесь наше сообщество. Свет вокруг нас - это свет человеческой заботы. Он и есть жизнь. Зачем нам выходить вовне - туда, где мы можем только устать, истощиться?» [1, 49]. Такой образ мыслей жителей так же характерен для антиутопического романа.

Городом управляют некие хранители, очевидно аналогичные Хранителям Единого государства Замятина и Полиции мыслей Оруэлла. Цитата одной из хранительниц города приводится в начале произведения среди других цитат прошлых и нынешних жителей города: «Город дает нам опору. Город любит нас - свою ношу. Питайте его взамен. Не покидайте его пределов» [1, 14]. Из этого можно сделать вывод, что стены вокруг города возведены не столько с помощью камня и цемента, сколько посредством внушения и воспитания.

Как правило, жанр антиутопии предполагает, что процесс воспитания гражданина происходит вдали от семьи. Правительство само берет на себя это функцию, чтобы сформировать у молодежи одинаковый ход мыслей и внушить им необходимый свод правил. Мы можем сделать вывод, что в Лондоне 3000 происходит то же самое из следующего диалога:

«Орнат. Подойди-ка, Миандра, поближе. Сядь около меня. Я вижу, ты плакала.

Миандра. Ты знаешь почему, отец. Мне сказали, что я должна буду теперь жить в другой части города.

Орнат. Да, как и все дети с определенного возраста. Таков обычай. Он даст тебе новые возможности молитвы и понимания» [174].

И если в классических антиутопиях описаниям воспитания молодежи, политического строя, работы спецслужб, образа жизни жителей отводилась огромная роль, то в романе Акройда мы можем наблюдать общественное устройство посредством таких вот фраз, брошенных героями. Так характерные для антиутопии черты всплывают на протяжении всего произведения с помощью мимолетных упоминаний и намеков.

Следующая важная для поэтики антиутопии черта - это подавление эмоций, отсутствие тесных связей - то, к чему стремится правительство любого тоталитарного общества.

«Мы из одного прихода, и в Академии я сидела рядом с тобой. Более тесных уз и быть не может» [1, 217] - говорит Сидония Платону, из чего мы можем предположить, что люди в этом обществе не склонны испытывать сильных эмоций по отношению друг к другу.

Помимо архетипа острова используются и другие основные для антиутопии архетипы. Любое утопическое и антиутопическое общество строится на крови - так или иначе в произведениях этого жанра присутствует архетип катастрофы. Построению идеального общества предшествует война или природный катаклизм, а в произведениях последних лет - это все чаще Апокалипсис. Жители нового Лондона знают, что была некая техногенная катастрофа - «Потеряв контроль над своей вселенной, они вместе с ним утратили и веру в сотворившую ее цивилизацию. В ночи, которая окутала их мир, словно саваном, их вычислительные орудия, их средства связи и передвижения - все это теперь показалось им ненужным и бессмысленным. И они со всем этим разделались - уничтожили, сожгли дотла. И лишь тогда, среди изнеможения и безмолвного отчаяния, которыми был отмечен конец эпохи Крота, начал распространяться благодетельный человеческий свет» [1, 92]. Жители Лондона думают, что, уничтожив машины, они осознали всю гибельность своего прошлого пути и вышли на новую, правильную дорогу. Только, в большинстве своем, они не осознают, что эта дорога никуда их не ведет.

Довольно ярко в повести выражено традиционное противостояние «Я» - «Мы». Жители Лондона высоки и красивы. И только один Платон, подобно главному герою «Дивного нового мира», не вышел ростом, некрасив и несуразен, его соотечественники считают Платона «хилым». «Моя фигура не вписывается в узор божественной гармонии. Поэтому я понял, что должен искать собственный путь. Вы говорите, что я тем самым уклонился от верной дороги; но позвольте мне обнародовать мой личный закон гармонии. Я скорее готов презирать весь мир, чем выпасть из гармонии с самим собой. Если другие меня осудят - что ж, останусь один» [1, 60].

Таким образом, о том как «Я» выделяется среди «Мы» героя, как и Бернарда из произведения Хаксли, заставила размышлять его внешность. Он попытался открыть глаза и своим слушателям: «Взгляните друг на друга: вы такие разные! Сын Артемидора более высок и белокож, чем сын Мадригала; у дочери Орната руки и ноги тоньше, чем у дочери Магнолии. Можно предположить, что вы различны и в иных отношениях. И если так, то каждого из вас, несомненно, ждет миг открытия, какой однажды настал для меня. Я крикнул тогда: «Я - это я! Я - и никто другой!» Ну вот. Я прокричал это еще раз, и городские стены, как видите, не рассыпались» [1, 169].

В поисках своего «Я» герой антиутопии в определенный момент проходит процесс инициации, который окончательно рушит его упорядоченный мир. Как правило, инициацию герой проходит при помощи женщины (I в Мы, Джулия в 1984). В «Повести о Платоне» роль такой женщины берет на себя Душа Платона. «Путешествие Платона в прошлое есть не что иное, как его психоаналитическое (сюжет сравним с экскурсом внутрь собственного подсознания с целью обнаружения травмирующего фактора) погружение в себя, что вписывает роман П. Акройда в контекст инициационной литературы» [3, 27].

Но, как и в любом антиутопическом обществе, «мы» значительно сильнее, чем «Я». «Совесть - это совесть, совместное ведание, общее знание. Мы - единый город. Он - тело, а мы - его члены. Как можешь ты желать отделения от нас?» [1, 172] - говорят Платону хранители. То, что индивидуальное «Я» полностью растворяется в коллективном «Мы», понятно и из следующей фразы: «Мне было видение, и я должен о нем рассказать. По-другому я поступить не могу. - Ты прекрасно знаешь, что у нас не бывает раздельных видений. Это невозможно. Хуже: это кощунство» [1, 191].

Интересен хронотоп произведения. Мифологическое безвременье антиутопии разворачивается здесь во всей красе и приобретает множество новых смыслов. Платон много размышляет про время, потому что с трудом представляет себе, что это такое.

«Время всегда интересовало меня - по крайней мере, пока оно существовало» [1, 69].

Время - настолько чуждое понятие для новых лондонцев, они настолько находятся вне его, что воспринимают эту категорию как часть материального мира: «Запястье у каждого из них было окольцовано временем, которое, словно наручник, приковывало их к миру пещеры. Они существовали в мелких отрезках времени, в его фрагментах, постоянно предвосхищая и предвкушая завершение отрезка, как будто весь смысл деятельности заключался в ее прекращении» [1, 153]. «Первоначально, возможно, существовали крытые рынки, где люди могли приобретать Время, но в период, когда Поэт писал данные сочинения, люди уже научились делать компактные механизмы, производившие Время с помощью разнообразных колесиков и дисков» [1, 69].

И только погрузившись в прошлое, Платон осознал главное отличие старого мира от нового: «Ну что, начали вы понимать, какая занятная то была цивилизация? Время наделяло их ощущением поступательного движения и перемен, оно же давало им перспективу и чувство отдаленности. Оно дарило им и надежду, и забвение. У них цвело нечто, называвшееся искусством, и своим существованием оно было обязано опять-таки времени. И многое другое было достигнуто благодаря времени, во имя времени, и в древности горожане, жившие в столь малом числе измерений, были заворожены им» [1, 163].

Столкнувшись со временем, главный герой понял, что жизнь в городе слишком статична и время давным-давно остановилось для его жителей. Одна из героинь говорит: «Но зачем вообще перемещаться? На рынке и на улицах я видела горожан, которые вечно стоят на одном месте» [1, 49]. Характерная для антиутопии энтропия показывает, что вся цивилизация застыла на месте и тем самым зашла в тупик.

То, что автор сознательно использует утопическую форму понятно из упоминаний, встречающихся в тексте: «Мы читаем об огромных кораблях из золота, приплывающих из Эльдорадо с грузом золотых плодов и златокрапчатых обезьян, о послах из Утопии, много веков скитавшихся по морям, прежде чем достичь лондонской гавани. Именно тогда поднялась из океана Атлантида, именуемая также Авалоном, Кокейном и островом Блаженных; в эпоху Крота она лежала ниже поверхности, доступной человеческому зрению, но теперь восстала из вод во всей своей красе и славе» [1, 97]. С гибелью цивилизации появляются на свет Утопии. И Лондон 3000 становится воплощением одной из них. Но, наученные опытом предыдущих авторов антиутопий, мы понимаем, что рано или поздно любое утопичное общество обретет приставку «анти» по тем или иным причинам. Утопия недостижима в этом мире. И, по мнению Акройда, недостижима даже в мире идей.

Еще один намек на сознательное обращение к Утопии - это имя главного героя. Оно не только отсылает нас к платоновскому миру идей, но и к его же «Государству» - первой в мировой культуре описанной утопии.

Тот факт, что все черты антиутопии преподносятся очень поверхностно, отсутствуют подробности устройства антиутопического общества, возможно говорит о том, что Акройд не видит смысла в описании того, что неоднократно в разных вариациях было описано до него. И в этом можно увидеть одну из черт новой постмодернистской антиутопии - отказ от классической формы антиутопии. Изображение антиутопического общества теперь не цель, а средство.

Идеи тоже выходят за узкие рамки, обусловленные жанром. Современная антиутопия тоже может пытаться предупредить об опасности прогресса и тоталитарного режима, но все это уже было неоднократно сказано ранее, поэтому эти идеи используются мимолетом, иногда подразумеваются как нечто само собой разумеющееся или пересматривается.

«Постмодернистская антиутопия заставляет сомневаться в однозначности выводов, объективности свидетельств, адекватности человеческой памяти, непредвзятости историографов, справедливости исторических истин» [4]. Мы наблюдаем в «Повести о Платоне», что город в свое время погиб из-за техногенной катастрофы, из-за слишком развитой цивилизации. Но, оглядываясь назад, Платон выдвигает крамольную идею о том, что прогресс - это позитивное движение, а машины приносили людям не вред, а пользу. Он считает, что лучше уж такое движение, непременно ведущее к гибели, чем отсутствие всякого движения. Так, пользуясь фоном из старых форм, идей и смыслов, автор постмодернистской антиутопии строит свою конструкцию, обрастающую новыми смыслами и идеями.

Литература

  1. Акройд П. - Повесть о Платоне, Астрель, 2010.
  2. Любимова А.Ф. Жанр антиутопии в ХХ веке. Содержательные и поэтологические аспекты. Пермь, 2001.
  3. Васютина Н. К. Город будущего в романе П. Акройда «Повесть о Платоне» (Известия Уральского государственного университета. - Екатеринбург, 2004. - № 33. - С. 122-128).
  4. Шишкина С. Г. Истоки и трансформации жанра литературной антиутопии 20 века [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.fedy-diary.ru/html/052011/13052011-04a.html

Л-ра: Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. – 2013.

Биография

Произведения

Критика


Читати також