28.08.2018

Михаил Лермонтов

Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. Переезд Лермонтова в Москву. Поступление в университетский Благородный пансион

Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. Переезд Лермонтова в Москву. М.Ф. Николева. Читать онлайн

Поступление в университетский Благородный пансион

В 1827 году, когда Лермонтову исполнилось тринадцать лет, Елизавета Алексеевна решила переехать в Москву, чтобы подготовить внука к поступлению в учебное заведение.

С переездом в Москву наступила новая эпоха в жизни Лермонтова.

Не было уже ни свободы, ни простора, ни простоты деревенской жизни, ни общения с крестьянами.

Их заменили условия большого города, светская среда, усиленные и более систематические умственные занятия, иные развлечения.

Елизавета Алексеевна поселилась рядом с отдаленными родственниками своими — Мещериновыми, у которых было три сына, приблизительно однолетки Лермонтова. Один из них, ровесник Лермонтова, учился в университетском Благородном пансионе. Решено было Лермонтова отдать в тот же пансион. Для подготовки пригласили из этого пансиона преподавателя русского и латинского языков А. 3. Зиновьева, который пользовался репутацией прекрасного педагога. Это был человек очень серьезный, вдумчивый, широко образованный. Приглашены были по указанию Зиновьева и другие учителя. Любимый Лермонтовым гувернер Капэ тоже продолжал заниматься с ним. Решено было учить Михаила Юрьевича, кроме общеобразовательных предметов, игре на скрипке; игре на рояле он учился еще в Тарханах, продолжал учиться и в Москве. Приглашен был специальный учитель по рисованию, так как Лермонтов любил рисовать и обнаруживал большие способности.

В семье Мещериновых в это время гостил ровесник Лермонтова, будущий художник Меликов, который потом дал в своих воспоминаниях несколько черт для характеристики Лермонтова того времени. Вспоминая игры с Лермонтовым в этот период, Меликов рисует его живым, изобретательным руководителем их забав.

«Помню,— пишет Меликов,— что, когда впервые встретился я с Мишей Лермонтовым, его занимала лепка из красного воска... Кроме того, маленький Лермонтов составил театр из марионеток, в котором принимал участие и я с Мещериновыми; пьесы для этих представлений сочинял сам Лермонтов. В детстве наружность его невольно обращала на себя внимание: приземистый, маленький ростом, с большой головой и бледным лицом, он обладал большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остается для меня загадкой. Глаза эти с умными, черными ресницами, делавшими их еще глубже, производили чарующее впечатление на того, кто бывал симпатичен Лермонтову. Во время вспышек гнева они бывали ужасны».

Среди этих новых товарищей Лермонтов был более активным и инициативным, а потому и властным.

Поражает кипучая энергия тринадцатилетнего мальчика. Он много читал, с интересом занимался учебными предметами, устраивал театр, сочинял для постановок пьесы, лепил из воска артистов — и на все это находил время, делал все с увлечением, легко, свободно, весело. Ко всему этому нашел еще время и охоту сделать бисерный ящик в подарок кузине Шан-Гирей.

Энергия в нем была неистощима.

Бабушка не могла нарадоваться, глядя на внука. По воспоминаниям учителя А. З. Зиновьева, она не забывала своих горьких утрат — потери мужа, дочери; всегда ходила печальная, любила говорить лишь о своем Мише, радовалась лишь его успехам... «И было чему радоваться, — замечает А. З. Зиновьев, — Миша учился прекрасно, вел себя благородно, особенный успех оказывал в русской словесности». Под руководством А. З. Зиновьева Лермонтов знакомился с русскими и иностранными классиками, начал составлять себе библиотеку из художественной русской литературы. Лермонтов необыкновенно быстро развивался и мужал, а главное, в нем пробудился поэтический талант.

Первый год жизни мальчика в Москве омрачился печальным событием: умер любимый гувернер Капэ.

1 сентября 1828 года Лермонтов поступил после экзамена сразу в четвертый класс университетского Благородного пансиона. Бабушка, чтобы не расставаться с ним, определила его полупансионером, то-есть приходящим только на занятия. С поступлением в пансион начинается для Лермонтова новый период — он входит в организованную общественную среду.

Университетский пансион был лучшим учебным заведением в России. До Лермонтова в его стенах в свое время воспитывались Жуковский, Грибоедов, Чаадаев, В. Одоевский, А. Тургенев и многие декабристы. Пансион был очень хорошо поставлен и в учебном и в воспитательном отношении: прекрасный состав преподавателей, хорошо разработанная учебная программа, богатейшая библиотека, прекрасно обставленные кабинеты для практических занятий, простые, свободные отношения преподавателей с учащимися, режим был лишен казенного формализма. Преподавание проводилось живо — чувствовалась любовь к науке и литературе. Исключительно интересно преподавал физику выдающийся русский ученый — профессор М. Г. Павлов, инспектор пансиона.

Павлов вносил в свое преподавание философский элемент.

Его глубокие, блестящие по форме лекции расширяли умственный горизонт, пробуждали в слушателях пытливое отношение к явлениям природы, самостоятельную работу научной мысли. Лермонтов высоко ценил лекции Павлова. Большое влияние на учеников имел преподаватель русской словесности С. Е. Раич, видный переводчик и поэт, сотрудник журнала «Московский вестник». Он организовал при пансионе литературное общество и руководил самостоятельными занятиями воспитанников по русской и иностранной литературе. В этом кружке Лермонтов скоро занял видное место. Здесь издавалось несколько рукописных журналов.

Преподаватель русского языка Дубенский был тоже очень образованный человек, интересовался народным творчеством, тогда еще мало изученным. Он умел этот интерес передать ученикам. Лермонтов очень живо воспринял значение народного творчества.

Непосредственное общение с преподавателями, проникнутыми широкими научными и литературными интересами, объединенная общей жизнью товарищеская среда, свободный дух школы — все это оказало благотворное влияние на Лермонтова: в нем стал быстро развиваться поэтический дар. Поэзия стала его первенствующим интересом.

Осенью 1828 года приехал в Москву из Тархан Аким Шан-Гирей, который вспоминал потом: «В Мишеле нашел я большую перемену, он был уже не дитя, ему минуло 14 лет... Тут я в первый раз увидел русские стихи у Мишеля: Ломоносова, Державина, Дмитриева, Озерова, Батюшкова, Крылова, Жуковского, Козлова и Пушкина. ..»

Вскоре была написана Лермонтовым первая поэма — «Индианка»; начал издавать он и рукописный журнал «Утренняя заря». Поэма «Индианка» до нас не дошла. После «Индианки» Лермонтов написал несколько стиховорений и «Кавказский пленник».

На поэме «Кавказский пленник» сильно отразилось влияние Пушкина. Лермонтов благоговел перед Пушкиным, знал его стихи и поэмы наизусть, учился у него. Лермонтов взял из поэмы Пушкина заглавие, взял его образы, его стих. И тем не менее во всей поэме Лермонтова чувствуется оригинальная особенность автора — или тонкая психологическая черта, или энергичная, сильная фраза. Конец поэмы выявляет большую самобытность Лермонтова: у него он носит более трагический характер, чем у Пушкина.

В ранних поэмах, особенно в поэме «Черкесы», очень сильно отразилось влияние русских поэтов: Дмитриева, Козлова и преимущественно Пушкина.

О творческом влиянии, о воздействии гения на молодой талант говорил в кратких, глубоких словах сам Пушкин: «Талант неволен, и его подражание не есть постыдное похищение — признак умственной скудости, но благородная надежда на свои собственные силы, надежда открыть новые миры, стремясь по следам гения...»

Эти слова величайшего поэта в полной мере относятся к его гениальному поэтическому наследнику — Лермонтову, который, идя «по следам гения» и открыв «новые миры», двинул русскую литературу вперед, дал новое направление поэзии.

Лермонтову пошел пятнадцатый год. Наряду с поэзией юноша стал интересоваться общественной жизнью: он читал прогрессивные журналы, с захватывающим интересом читал запрещенную политическую лирику Пушкина и декабристов. Запрещенная литература проникала в стены пансиона и ходила по рукам воспитанников. Лермонтов воспринимал свободолюбивую поэзию глубоко и творчески. В его первых же стихах зазвучали мотивы гражданской поэзии, поэзии декабристов.

Лермонтов, горячо любящий свой народ и родину, с глубокой скорбью и негодованием написал о русской жизни стихотворение, которое он из осторожности назвал «Жалобы турка».

В этом стихотворении Лермонтов дал краткую, но сильную оценку русского общества после разгрома декабристов. Он точно определил положение людей с большими духовными запросами.

Поэт говорил о стране,

... где являются порой
Умы и хладные и твердые как камень?
Но мощь их давится безвременной тоской,
И рано гаснет в них добра спокойный пламень.

С такой же силой говорит он и о тяжести положения крепостных:

Там рано жизнь тяжка бывает для людей...
Там стонет человек от рабства и цепей!..
Друг! этот край... моя отчизна!

Последняя строчка особенно выразительна. В ней и глубокая любовь к родине и мучительная скорбь за нее.

Чем вызвана так рано, на заре сознательной жизни поэта, эта скорбь о родине? Чем объясняются эти горькие, протестующие ноты в первых же творческих опытах поэта, полного радости и энергии?

Молодой читатель в нашей свободной стране может понять это, бросив хотя бы беглый взгляд на эпоху, в которую жил Лермонтов.

Политические взгляды Лермонтова начали складываться в самую удушливую, самую мрачную пору самодержавия в России — в пору жесточайшей реакции правительства Николая Первого.

Николай Первый — «недоверчивый, холодный, упрямый, безжалостный, с душой, недоступной высоким порывам», как характеризовал его великий революционер-демократ Герцен, — начал свое царствование с жестокого подавления восстания декабристов. Первым его шагом при восшествии на престол был приказ направить артиллерию на Сенатскую площадь против восставших. Первые его зловещие слова, сказанные сановникам: «Революция на пороге России. Но, клянусь, она не проникнет в Россию, пока во мне сохранится дыхание жизни». Этими словами царь определил программу всей своей будущей политики.

Царь сам принял участие в следствии над декабристами. Последовали казни, тюрьмы, ссылки на каторжные работы. Отдаленный намек на сочувствие идеям декабристов вызывал в отношении гражданских лиц арест и ссылку на поселение, а в отношении военных — разжалование в рядовые и ссылку в армию на Кавказ. Все живое, деятельное было вырвано из русского общества. Уцелевшие оппозиционные элементы оказались разрозненными и были бессильны продолжать дело декабристов.

Следствие над декабристами не было еще закончено, как начались крестьянские волнения. Бунты крестьян возникали в разных местах России стихийно, неорганизованно, по разным поводам, но основная причина их была всюду одна и та же — протест против крепостного права. Положение крепостных было невыносимое: непомерно тяжкие подати; изнурительная работа на барщине отнимала все время, все силы крестьян и доводила их до нищенского положения. Николай двинул войска против крестьян и подавил восстания. С зачинщиками бунтов расправа была зверская: замучивали людей насмерть. Были погублены тысячи крестьян, мужественных, сильных, защищавших свое право на землю и свое человеческое достоинство. Но народ, доведенный до последней грани терпения, заставить замолчать было трудно. По всей России из конца в конец летели слухи, что «новый царь даст мужикам волю и землю». Николай Первый немедля, 26 мая 1826 года, издал угрожающий указ, что распространители слухов будут преследоваться «по всей строгости законов», то-есть так же беспощадно, как и участники бунтов.

Бунты крепостных тем не менее всё учащались, всё усиливались, несмотря на зверские расправы властей. А страшнейшее зло всего общественного строя тогдашней России — крепостное право со всеми ужасами безграничного произвола помещиков и местной администрации над крестьянами — оставалось неприкосновенным.

Но Николай проводил свою политику с неумолимостью упрямого, ограниченного человека, с полным непониманием новых запросов, нарождающихся в экономической жизни страны.

Когда некоторые более просвещенные сановники при обсуждении «крестьянского вопроса» осторожно намекали, что крепостное право есть зло общественного строя, тормоз в развитии сельского хозяйства, Николай заявлял: «Отмена его будет еще большим злом».

Две такие великие силы в борьбе с отживающим строем и в завоевании нового — всё учащавшиеся крестьянские восстания и движение декабристов с целью совершить революцию — оказались побежденными. Произошло это потому, что декабристы, мечтая о преобразовании общества в интересах народа, выступили в отрыве от народных масс, хотели совершить революцию без участия народа, а крестьянство, не имея руководящего центра, не могло устоять против войск.

Ничтожный же царь, «с кругозором ротного командира», как характеризовал его Энгельс, опираясь на крепостников и войско, на устаревшие традиции в общественном укладе, оказался победителем.

В спешном порядке Николай начал проводить свою программу подавления революции и укрепления самодержавия в России. Прежде всего он решил усилить деятельность политической полиции и поставить ее под свой личный контроль. Он издал особый указ, которым в составе «собственной его величества канцелярии» было образовано Третье отделение. Этому отделению поручались все дела высшей полиции: оно обязано было выслеживать и преследовать «государственных преступников».

В распоряжении Третьего отделения находился вооруженный корпус жандармов. Тайные агенты корпуса должны были наблюдать за «направлением умов», следить, не возникают ли тайные общества, не распространяются ли запрещенные книги. Словом, Третье отделение должно было стать вездесущим, всеведущим органом, иметь всевидящее око и всеслышащие уши. Облеченное доверием царя, Третье отделение поднималось над всеми государственными учреждениями как самая могущественная сила и угрожало всем свободомыслящим.

Эта твердыня и опора николаевского самодержавия возглавлялась остзейским¹ немцем, графом Бенкендорфом, жестоким, подлым, низким человеком. Во время следствия над декабристами он всеми силами старался возможно больше обнаружить сочувствующих идеям декабристов и доложить о них Николаю. Ему царь безгранично верил. Начальником жандармского управления был назначен Дубельт, тоже немец.

После декабристского восстания подозрительный Николай не доверял даже высшей русской аристократии.

На ответственные посты Николай ставил не способных людей (способные, талантливые люди могли только мешать ему), а тех главным образом, кто наиболее демонстративно проявлял свое несочувствие декабристам во время следствия над ними. Николай оказывал гораздо большее доверие немцам — остзейским землевладельцам — и охотно привлекал их на государственные, ответственные посты. Остзейские бароны охотно шли на русскую службу, получали от царя высокое назначение и материальные блага и за это усердно служили самодержавию. Это всё были люди, не знающие России, ее народа, презрительно относящиеся к нему, не знающие даже русского языка.

Война 1812 года, победоносная, героическая защита родины народом дала сильный толчок к пробуждению в нем чувств человеческого и национального достоинства.

В народе зарождалась страстная жажда учиться грамоте. Многие из крепостных стремились при малейшей возможности, с огромными материальными лишениями учиться дальше. Тяготение народа к знанию вызвало страх и самые решительные запретительные меры со стороны правительства.

«Для детей нижнего состояния» допускалось только одногодичное приходское училище с самой скудной программой. Училище по уставу обязано было воздействовать на детей в духе смиренного преклонения перед царем и властями, перед догмами церкви и религиозными обрядами. Закон божий был основным предметом в программе. Категорически было запрещено принимать крепостных в средние школы.

Для детей городских жителей — ремесленников, купцов, мелких служащих—допускались только трехклассные уездные училища. В городской разночинной среде сильно возросло стремление к широкому просвещению, к поступлению в гимназии и университеты. Правительство всячески старалось остановить это стремление разночинцев к высшему образованию, «ибо, — по словам Николая, — составляя лишнюю роскошь, оно выводит их из круга первобытного состояния без выгоды для них и государства». Дети чиновников и дворян пользовались всеми преимуществами и в области просвещения.

Вся политика Николая Первого проводилась в интересах дворянства. «Вся моя сила в вас, — говорил он уполномоченным от дворянства, — во главе вас я непобедим». И дворянство, находя в политике царя охрану своего господства в стране, отвечало ему полной преданностью.

С особой подозрительностью Николай и Третье отделение относились к литературе и науке. В области печати свободнее всего могло сказаться движение передовой мысли и легко проникать в общество, поэтому решено было заранее пресечь проявление свободного слова: царь решил «обуздать распустившуюся печать». Был издан цензурный устав. Для его проведения в жизнь создали целую сеть цензурных комитетов. Цензорам были даны подробные указания, какого рода суждения они не должны были пропускать. Цензурный запрет касался безусловно тех произведений, в которых хотя бы иносказательно, отдаленным намеком подрывалась почтительность к правительству, монархической форме правления. Произведения, которые могли вызывать сомнения в догмах религии и заключали в себе «бесплодные и пагубные мудрования», должны были строго преследоваться.

Всякое свежее слово можно было подвести под эти «мудрования».

Этот цензурный устав, по мнению современников, лег «чугунной плитой» на передовую литературу и придавил общественную мысль.

Цензура того времени была так свирепа, что впоследствии получила в передовом обществе название «классической».

По мнению Николая Первого, «Россия есть особое государство, которому совершенно чужды потребности европейских народов — свобода, гласность... В ней одной господствует истинный порядок вещей, согласный с требованиями религии и истинной политической мудрости». А вся мудрость этой политики состояла в утверждении монархизма, крепостного права и беспощадном подавлении личности. Ведь не только обсуждать правительственные меры нельзя было, но и запрещалось даже выражать свое согласие: от «подданных» требовалось лишь беспрекословное повиновение.

Драгоценно свидетельство великого революционера-демократа Герцена о действии николаевской реакции на передовых людей того времени:

«Первые годы, следовавшие за 1825-м, были ужасающие. Потребовалось не менее десятка лет, чтобы в этой злосчастной атмосфере порабощения и преследований можно было прийти в себя. Людьми овладела глубокая безнадежность, общий упадок сил».

В эти ужасные десять лет определялся поэтический гений и формировался героический характер Лермонтова.

И наряду с влиянием на поэта традиций свободолюбивой литературы прошлого, начиная с великого революционера Радищева, наряду с влиянием Пушкина и декабристов еще в большей мере определило характер поэзии Лермонтова воздействие мрачной российской действительности.

Исключительно чуткий и проницательный юноша, Лермонтов глубоко почувствовал социальный и политический гнет, тяготевший над родиной. Юный поэт уловил самые существенные черты своей эпохи — те страшные общественные условия, в которых задыхались все передовые люди его времени. Лермонтов ясно понял душевное состояние передовых людей, вступивших в жизнь после разгрома декабристского движения, их мысли и чувства. Обращаясь к другу, он пишет стихотворение «Монолог», замечательное по глубине скорбного чувства, по силе гражданского сознания, по широте обобщения:

Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете. —
К чему глубокие познанья, жажда славы,
Талант и пылкая любовь свободы,
Когда мы их употребить не можем.
Мы, дети севера, как здешние растенья,
Цветем недолго, быстро увядаем...
Как солнце зимнее на сером небосклоне,
Так пасмурна жизнь наша. Так недолго
Ее однообразное теченъе...
И душно кажется на родине,
И сердцу тяжко, и душа тоскует...
Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,
Средь бурь пустых томится юность наша,
И быстро злобы яд ее мрачит,
И нам горька остылой жизни чаша;
И уж ничто души не веселит.

Скорбью за родину, обреченную на тяжкие страдания, горячим сочувствием к передовым современникам проникнута каждая строчка этого стихотворения.

Гнев и протест против того, что ни талантов, ни любви к свободе «мы... употребить не можем», порождают в деятельной и пылкой душе поэта жажду борьбы за свободу и права человека, жажду героического дела на благо родины.

Это страстное протестующее чувство против угнетения становится основным мотивом всего творчества Лермонтова, основным двигателем его поведения.

Русская действительность определила направленность творчества Лермонтова. И поэт во многих ранних стихотворениях отразил русскую действительность с такой точностью и верностью, с такой творческой силой, что они являются самыми ценными художественными документами к характеристике последекабристской эпохи.

В жизни пятнадцатилетнего Лермонтова это была пора быстрого внутреннего роста; духовные силы его мощно развернулись, Лермонтов осознал, что в нем бурно расцвел дар поэта. Поэт почувствовал, что в нем загорелся «чудный пламень» поэзии, что «лава вдохновенья клокочет» в груди его, что «страшная жажда песнопенья» и «буря чувств» с неудержимой силой охватили все его существо. Вся сложность пробуждения творческих сил поэта отразилась в удивительном, вдохновенном стихотворении «Молитва».

Таким пламенным, вдохновенным поэтом Лермонтов остался на всю жизнь.

Способность сильно, глубоко чувствовать — вообще одно из характерных свойств Лермонтова.

Исключительную пылкость чувств Лермонтов проявил и в отношении своих пансионских друзей.

Я рожден с душою пылкой,
Я люблю с друзьями быть, —

писал Лермонтов в одном из посвящений своим товарищам.

Но первый друг его, Сабуров, повидимому, был неглубокий и неустойчивый юноша, он не понимал Лермонтова. Характерно признание Лермонтова в посвящении Сабурову:

Вот, друг, плоды моей небрежной музы,
Оттенок чувств тебе несу я в дар.
Хоть ты презрел священной дружбы узы,
Хоть ты души моей отринул жар...
Я знаю все: ты ветрен, безрассуден,
И ложный друг уж в сеть тебя завлек...

Разрыв с ним Лермонтов переживал тяжело. Дружба с Сабуровым причинила много огорчений Лермонтову, и он сам потом недоумевал, почему он дорожил ею.

В посвящении новому другу, Дурнову, Лермонтов пишет:

Я думал: в свете нет друзей! —
Нет дружбы нежно-постоянной,
И бескорыстной, и простой;
Но ты явился, гость незваный,
И вновь мне возвратил покой!..

Лермонтов любил этого товарища за его искренний, открытый характер.

Протестующее отношение к социально-политическому злу в русской действительности и жажда борьбы с этим злом подготовили поэта к глубокому восприятию негодующей поэзии «властителя дум» того времени — Байрона.

На втором году пансионской жизни Лермонтов начал учить английский язык. Учитель Виндсон вел занятия с Лермонтовым по Байрону, и через несколько месяцев Лермонтов читал Байрона свободно в подлиннике.

Поэзия Байрона произвела на Лермонтова сильное впечатление. Он сразу почувствовал в английском поэте что-то родственное.

Прочитав биографию Байрона, Лермонтов написал стихотворение, в котором отметил свое сходство с ним:

Я молод; но кипят на сердце звуки,
И Байрона достигнуть я б хотел:
У нас одна душа, одни и те же муки; —
О если б одинаков был удел!..

Обоих поэтов роднил мятежный дух, присущий их натурам. Байрон подвергался преследованиям со стороны английской буржуазии и аристократии, его выслали из Англии. Байрон принял участие в революционном движении Италии, но и оттуда вынужден был уехать. Он переехал в Грецию, где начиналось освободительное движение против владычества над ней Турции. Байрон готовился к активному участию в борьбе греков за свободу, и только болезнь и смерть помешали ему в этом.

В Лермонтове дух борьбы против насилия так сильно уже определился, что поэт не только был готов принять удел Байрона, но и желал этого, то-есть желал общественной борьбы за свободу, какой бы ценой ни оплачивалась эта борьба.

В период пансионской жизни Лермонтов проявил не только разностороннюю одаренность, но и необыкновенную работоспособность. Он прекрасно знал те только русских, но и всех европейских писателей, много написал стихотворений и поэм, написал драму «Испанцы», насыщенную протестом против социального и национального неравенства.

Он много уделял времени своему общему образованию, знал три языка.

Для такой продуктивной умственной работы надо было, кроме исключительных способностей, любить еще труд, проявлять настойчивость в нем.

Своей трудоспособностью поэт поражает. На Лермонтове, при его исключительной одаренности, подтверждается простое, но мудрое изречение Пушкина, что и талантливым людям «необходим постоянный труд, без коего нет истинно великого».

В начале 1830 года до Николая Первого через шефа жандармов графа Бенкендорфа дошли слухи, что в московском университетском пансионе господствует «вольный дух», что воспитанники пансиона заражены либеральными идеями, верят в возможность конституционного правления в России.

11 марта Николай Первый неожиданно явился в пансион во время большой перемены. Воспитанники приняли его просто за генерала, за отца кого-нибудь из учеников, бегали, играли, кричали. Они оглушили царя, а может быть, и толкнули не раз... Ни в зале, ни в коридоре воспитателей не было. Через несколько минут прибежали перепуганные педагоги пансиона. Николай пришел в бешенство. Порядками пансиона он остался недоволен и 29 марта издал указ о закрытии его и преобразовании пансиона в гимназию.

После пансиона Николай посетил одну из гимназий. Всех учеников колоннами выстроили в актовом зале. Царь со свитой стояли посередине зала. Все оцепенели, была мертвая тишина. Выступил директор с докладом о состоянии гимназии, о занятиях учеников. В конце доклада он несколько взволнованным голосом доложил царю, что в одном из старших классов есть ученик необыкновенно способный, который сделал самостоятельные выводы по физике, производит самостоятельные опыты и сделал открытие. Добавил, что гимназия ждет от него вклада в науку. Пример его увлечения наукой благотворно действует на других учеников. Николай обвел своими холодными, навыкате глазами весь зал, подошел и взял за руку громадного, широкоплечего детину с тупым выражением лица, самого бестолкового и ленивого ученика в классе, подвел его к директору и сказал: «Мне вот какие нужны!»

Море николаевской реакции не могло не залить такой единственный цветущий остров, каким был университетский пансион.

После преобразования неизбежно должен был измениться и весь дух учебного заведения: учебные программы вводились в более тесные рамки, сильно менялась и воспитательная сторона. Вводились, согласно уставу гимназии, как мера наказания розги.

И преподаватели и ученики очень жалели о закрытии пансиона. Многие из них отказались переходить в гимназию. Отказался и Лермонтов. На семейном совете было решено, что летом он подготовится и осенью поступит в университет.

Эти события совпали с обсуждением другого трудного и сложного вопроса для Лермонтова: с кем будет он жить дальше — с бабушкой или с отцом? Приближался срок, указанный бабушкой в завещании. Для решения этого вопроса нужно было участие отца поэта. Бабушка с глубоким волнением и нетерпением ждала приезда Юрия Петровича. Он приехал и очень определенно выразил желание, чтобы сын жил с ним. Положение Михаила Юрьевича было тяжелое: он любил обоих. Бабушка не допускала мысли, что Михаил Юрьевич будет колебаться между нею и отцом. Ее страстная, безграничная привязанность к внуку, страх потерять его нарушили равновесие ее нервных сил, и вражда ее к Юрию Петровичу выявилась в полной мере. Юрий Петрович настаивал на своем желании жить с сыном. Он не понимал переживаний сына и не щадил его.

Отрицательные стороны характеров бабушки и отца, неизбежно открывшиеся в этой страстной, длительной борьбе из-за него, потрясли чуткую, пылко воспринимающую душу Михаила Юрьевича. Это ярко отразилось в той же автобиографической трагедии «Menschen und Leidenschaften». Свои переживания в этой борьбе Лермонтов выразил словами главного героя — Юрия, который говорит своему товарищу: «...ты знаешь, что у моей бабки, моей воспитательницы — жестокая распря с отцом моим, и это все на меня упадает...» «...я не тот Юрий, которого ты знал прежде, не тот, который с детским простосердечием и доверчивостью кидался в объятья всякого, не тот, которого занимала несбыточная, но прекрасная мечта земного, общего братства, у которого при одном названии свободы сердце вздрагивало и щеки покрывались живым румянцем — о! друг мой! — того юношу давным-давно похоронили. ..»

«...Помнишь ли ты Юрия, — восклицает с горечью он дальше, — когда он был счастлив; когда ни раздоры семейственные, ни несправедливости еще не начинали огорчать его? — Лучшим разговором для меня было размышленье о людях. — Помнишь ли, как нетерпеливо старался я узнавать сердце человеческое, как пламенно я любил природу, как творение человечества было прекрасно в ослепленных глазах моих — сон этот миновался, потому что я слишком хорошо узнал людей...»

О раздорах близких людей, происходивших из-за него, Юрий говорит: «Несправедливости, злоба — все посыпалось на голову мою, — как будто туча разлетевшись упала на меня и разразилась...»

Михаил Юрьевич оказался в безвыходном положении: столкнулись «долг природы и благодарность». И положение его тем более было мучительно, что сердце у него было такое, которое «любит и ненавидит до крайности...»

В трагедии «Menschen und Leidenschaften» много картин, в которых Лермонтов с резким осуждением описывает нравы крепостников. Силен в ней и антирелигиозный мотив. Драма написана Лермонтовым после пережитых событий в семье.

В связи с автобиографичностью этого произведения возникает вопрос: насколько верно изображены в ней характеры? В том настроении разочарования в людях, в каком находился Лермонтов после пережитой им трагедии, он так остро воспринимал недостатки обоих близких людей: бабушки и отца, что мог единичные отрицательные проявления их характеров принимать за основные и преувеличивать их. Когда после некоторого времени страсти улеглись, отношение к бабушке и отцу установилось прежнее.