08.09.2018
Михаил Лермонтов
eye 1175

Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. ​Переезд в Петербург

Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. ​Переезд в Петербург. М.Ф. Николева. Читать онлайн

В августе 1832 года Лермонтов с бабушкой переехали в Петербург. Михаил Юрьевич должен был поступить в университет.

Сохранилось несколько писем и стихотворений, написанных Лермонтовым по приезде в Петербург, которые служат ценным материалом для понимания его душевного состояния в то время.

Петербургское общество нисколько не заинтересовало Лермонтова. «Видел я образчики здешнего общества, — писал Лермонтов М. А. Лопухиной: — дам очень любезных, молодых людей очень воспитанных; все они вместе производят на меня впечатление французского сада, очень тесного и простого, но в котором с первого раза можно заблудиться, потому что хозяйские ножницы уничтожили всякое различие между деревьями». В другом письме Лермонтов пишет: «...одну добрую вещь скажу вам: наконец я догадался, что не гожусь для общества, и теперь больше, чем когда-нибудь; вчера я был в одном доме, где просидел 4 часа, я не сказал ни одного путного слова; у меня нет ключа от их умов — быть может, слава богу!»

И Лермонтов очень остро почувствовал свое одиночество. В письме к М. А. Лопухиной он выразил это в стихотворении:

Ужасно стариком быть без седин; —
Он равных не находит; за толпою
Идет, хоть с ней не делится душою; —
Он меж людьми ни раб, ни властелин,
И все, что чувствует, — он чувствует один!

В Петербурге, несмотря на новизну обстановки и впечатлений, мучительные вопросы о назначении в жизни не оставляют его ни на минуту. Даже в такой момент, когда жизнь как будто выбила Лермонтова из колеи, неотступная мысль о том, что он не осуществит в жизни своего высокого призвания, не оставляет его в покое.

Ответное чувство В. А. Лопухиной дало поэту счастье, но это счастье Лермонтов понимал по-своему, как подсказывала ему натура борца: он видел в любимой девушке товарища грозных бурь, который разделит с ним и его торжество и его гибель в борьбе.

В стихотворении, обращенном к В. А. Лопухиной, Лермонтов пишет:

Будь, о будь моими небесами.
Будь товарищ грозных бурь моих;
Пусть тогда гремят они меж нами,
Я рожден, чтобы не жить без них.
Я рожден, чтоб целый мир был зритель
Торжества иль гибели моей,
Но с тобой, мой луч-путеводитель,
Что хвала иль гордый смех людей!

В одном из первых писем из Петербурга Лермонтов писал: «...ибо Москва моя родина и такою будет для меня всегда: там я родился, там много страдал и там же был слишком счастлив!»

Горячая сыновняя любовь Лермонтова к Москве осталась в нем навсегда.

С Москвой связывала поэта его любовь к родине, которая была в нем так сильна и неизменна до конца жизни.

Родственнице своей, кузине Бахметевой, Лермонтов в конце августа писал (письмо это является для нас драгоценнейшим биографическим документом): «Странная вещь! Только месяц назад я писал:

Я жить хочу! хочу печали
Любви и счастию назло;
Они мой ум избаловали
И слишком сгладили чело.
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман: —
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?»

Вдумайтесь в эти последние строки. Какое спокойствие тяготило поэта? Какие печали были нужны ему?

Так характерны для Лермонтова два первые, рядом стоящие горячие восклицания, полные силы и энергии: «Я жить хочу! хочу печали...» Для него «жить» и «страдать» — неразрывные понятия, и это потому, что спокойная, созерцательная жизнь, примиряющаяся с «гнусной русской действительностью» Лермонтову была абсолютно чужда. Основное свойство его души — в беспокойном и страстном искании высших ценностей в человеческой жизни: свободы, красоты, справедливости. Эти поиски, сталкиваясь со злом, косностью, прозой жизни, вызывали в душе поэта разлад, который причинял ему жестокие страдания. Но без высоких стремлений, без борьбы за лучшую жизнь Лермонтов жить не мог. Для него спокойствие, примиренность с недостатками жизни хуже смерти. Хотеть жить в том смысле, какой придавал ему Лермонтов, значило неизбежно хотеть и печали. Бури и страдания ему нужны были так же, как счастье и любовь, а может быть, и больше. Год назад Лермонтов сравнивал движущую силу человеческой воли с потоком:

Пускай же мчится мой поток
Неистовый и бурный...

Но этот бурный поток, его кипучая героическая натура не находили исхода ни в чем и нигде.

Бесплодные поиски великого дела вызвали в душе Лермонтова глубокое, мучительное сомнение в осуществимости своего высокого назначения. В этом же письме Лермонтов продолжает дальше:

«Одна вещь меня беспокоит: я почти совсем лишился сна — бог знает, надолго ли; не скажу, чтобы от горести; были у меня и больше горести, а я спал крепко и хорошо; — нет, я не знаю: тайное сознание, что я кончу жизнь ничтожным человеком, меня мучит».

Но могучая натура Лермонтова не слабела под тяжестью этого сознания, основная стихия его души прорывалась сквозь скорби и сомнения.

2 сентября Лермонтов посылает Лопухиной стихи, которые он писал на берегу моря. Стихи эти дают гениальный образ бунтующей, мятежной души поэта:

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом. —
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?

Играют волны, ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит;
Увы, — он счастия не ищет
И не от счастия бежит! —

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой: —
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Сколько поколений с глубоким волнением читало это стихотворение и вдохновлялось им на борьбу за лучшее будущее! Некрасов считал лермонтовский «Парус» самым любимым своим стихотворением во всей русской поэзии.

В половине сентября выяснилось, что в Петербургском университете не зачисляют Лермонтову двух лет, проведенных в Московском университете. Приходилось, таким образом, поступать на первый курс. Кроме того, как раз с этого учебного года вводился еще один курс — четвертый. Поэту хотелось скорее вырваться на волю, на простор жизни, занятия же в университете ему были скучны, порядки тягостны. Он так и писал А. Верещагиной: «...ибо прибавляют еще год к трем невыносимым годам».

После долгих семейных совещаний Лермонтов решил поступить в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, которую он мог окончить в два года. Вот, повидимому, мотив, определивший этот крутой поворот в жизни Лермонтова, этот роковой шаг.

Кроме желания поскорей стать свободным человеком, Лермонтова могла привлекать в офицерской карьере ее деятельная сторона. Так это и было понято другом юности Лермонтова Алексеем Лопухиным. Он писал Лермонтову: «Право, мой друг Мишель, я тебя удивлю, сказав, что не так еще огорчен твоим переходом; потому что с живым характером твоим ты бы соскучился в статской службе».

Не без внутренней борьбы Лермонтов принял такое решение. По этому поводу он писал своему другу М. А. Лопухиной:

«Не могу представить себе, какое впечатление произведет на вас моя важная новость; до сих пор я жил для литературной карьеры, принес столько жертв своему неблагодарному кумиру и вот теперь я — воин...

...Теперь я более, чем когда-либо, буду нуждаться в ваших письмах; они доставят величайшее наслаждение в моем будущем заключении и послужат единственной связью между тем, что было, и тем, что будет; мое прошлое и будущее и теперь уже идут в разные стороны, и между ними барьер из двух печальных тяжелых лет...»

Из этих последних слов ясно видно, что, поступая в школу, Лермонтов не обольщал себя никакими надеждами и руководился одной мыслью — мыслью о близкой свободе.

В ответ на сообщенную новость Лермонтов получил от М. А. Лопухиной письмо, которое показывает нам, какое теплое и глубокое сочувствие к Лермонтову проявляли те, кто понимал его. Мария Александровна, умная, сердечная, больше, чем кто-либо другой, понимала сложную душу юноши Лермонтова, понимала его горячее, доброе сердце и своим чутким отношением облегчала душевные страдания поэта. «Не могу вам выразить, — пишет она, — то огорчение, которое причинила мне сообщенная вами неприятная новость. Как, после стольких страданий и трудов, лишиться надежды воспользоваться их плодами и быть вынужденным вести совершенно новый образ жизни? Это поистине неприятно... С умом и способностями можно быть счастливым повсюду. К тому же вы столько раз говорили мне, что если война загорится, вы не захотите остаться праздным (курсив мой. — М. Н.). Вот теперь сама судьба бросает вас на путь, который даст вам все возможности отличиться и стать знаменитым воином.

...Итак, милый мой, сейчас для вас настал самый критический момент, ради бога помните, насколько возможно, обещание, которое вы мне дали перед отъездом. Остерегайтесь сходиться слишком быстро с товарищами, сначала хорошо их узнайте. У вас добрый характер, и с вашим любящим сердцем вы тотчас увлечетесь. Особенно избегайте молодежи, которая изощряется во всякого рода выходках и ставит себе в заслугу глупые шалости. Умный человек должен стоять выше этих мелочей, это не делает чести, наоборот, это хорошо только для мелких умов, оставьте им это и идите своим путем».

Это письмо прекрасно характеризует Марию Александровну как вдумчивую, отзывчивую, преданную поэту. Нам становятся понятными привязанность и доверие Лермонтова к ней в течение всей его жизни. Отношение поэта к Марии Александровне как бы возмещало не испытанное им чувство к матери1.

Мария Александровна много читала; видимо, очень интересовалась сочинениями Белинского. В 1861 году она писала своей племяннице, чтобы ей прислали «остальные тома сочинений Белинского».

Других сведений об этом самом близком друге поэта до нас не дошло. Необходимо обратить внимание в этом письме М. А. Лопухиной на ее слова:

«У вас добрый характер, и с вашим любящим сердцем вы тотчас увлечетесь».

Никто, может быть, не знал Лермонтова так хорошо, как Мария Александровна, и ее свидетельство о способности Лермонтова горячо относиться к товарищам чрезвычайно ценно для характеристики Лермонтова.


1 Недавно найдено несколько писем М. А. Лопухиной от 1851 года к ее приятельнице. Все письма рисуют ее необыкновенную сердечность, отзывчивость и деятельное участие в жизни близких людей, которые нуждались в ее помощи.
Личной жизни у нее не было. Все свои силы и время она отдавала на помощь другим, и ей казалось, что иначе в ее жизни и не может быть. В одном из писем она писала:
«... все в нашей жизни устроено таким образом, что никогда нельзя быть спокойной: как можно хорошо себя чувствовать, когда постоянно приходится за кого-нибудь волноваться».

Читайте также


Выбор читателей
up