Дэвид Стори. Нынешние времена
И. Васильева
В творчестве Д. Стори, одного из ведущих писателей в сегодняшней английской литературе, есть ярко выраженная идейная и тематическая цельность — при том, что Стори проявляет склонность как к прозе, так и к драматургии. Большое место в произведениях Стори уделено судьбам героев, потерявших связь с рабочей средой и болезненно ощущающих свою социальную неприкаянность.
Неприятие ценностей британского «истэблишмента» роднит героев Стори с персонажами «рассерженных» писателей. Однако их бунт гораздо пассивней, это скорее недовольство, загнанное внутрь, мир подавленных страстей, «обузданного» бунта. Есть что-то общее у большинства главных героев Стори, словно писатель рассказывает историю с вариациями одной и той же жизни: футболиста Артура Мейчина, художника Колина Фристоуна, учителя Колина Сэвилла и вот теперь — безработного спортивного журналиста Фрэнка Эттерклифа; все они «выпали» из своего класса (их отцы были рабочими), всем им неуютно в мелкобуржуазной среде, куда они попали волею случая или благодаря полученной профессии, все они тщетно пытаются приспособиться к окружающему, постоянно ощущая острый конфликт с ним и рвущийся наружу протест.
По мере того как герой Стори все больше стареет, а всевозможные «бунты» (молодежный, женский, сексуальный) все больше вырождаются, приводя не столько к разрушению буржуазных ценностей, сколько к саморазрушению личности, человеческих ценностей вообще (именно таковы результаты перегибов леворадикальных движений на Западе), писатель все больше обращается к защите «вечных» ценностей — человеческого достоинства, устойчивости семейных отношений, надежности родительских и сыновних чувств — того, что основательно пошатнула как мораль общества «массового потребления», так и разные «революции».
Последний роман Д. Стори — «Нынешние времена» — новое подтверждение того, что внимание писателя к неблагополучным проблемам, буквально опутавшим сегодня всю жизнь англичан, не пошло на убыль. Падение традиционной морали, углубление пропасти между поколениями, развал самого института семьи — эти проблемы в центре новой книги. Они рассмотрены не изолированно, не сами по себе, но в контексте основных социальных явлений, определяющих характер жизни большинства англичан: безработицы, проблем молодежи (в том числе цветной молодежи), феминистского движения в его экстремальных проявлениях, неблагополучия в таких социально важных областях, как медицина и образование.
Как видим, спектр вопросов, попавших в поле зрения писателя, весьма широк. Характерная черта поэтики Стори — рассмотрение той или иной проблемы в проекции ее на жизнь коллектива, даже самого маленького: семьи, группы людей, связанных профессиональными узами (спортсменов, строителей). Это особенно присуще драматургии Стори, все черты которой несет на себе и новый роман. Строго говоря, по жанру он являет собой сочетание повести и пьесы и построен на явном преобладании диалога над прозаическим повествованием, которое сведена до минимума и временами напоминает развернутые драматургические ремарки. По существу, в романе отсутствуют какие бы то ни было авторские характеристики персонажей: как и в пьесе, характеры героев выявляются только в прямой речи.
Итак, в романе рассказывается о нескольких месяцах жизни семьи Эттерклифа, — несчастливых месяцах, в течение которых сам он теряет работу и фактически семью, самоотверженно, но тщетно пытаясь спасти: ее от полного развала. Нарисованная Стори картина поистине удручающа. Два с половиной года назад жена Фрэнка, Шейла, оставила мужа и двух старших дочерей и ушла с младшей дочерью и двумя сыновьями-подростками к богатому любовнику, которого потом сменила на другого — бунтуя таким образом против «тирании традиции, предписывающей ей быть женой и матерью». Теперь она желает вернуться назад — полностью игнорируя несогласие Эттерклифа. Более того, она препятствует ему в продаже дома (хотя он намерен отдать ей половину денег), устраивает безобразные сцены и скандалы и в конце концов вынуждает Эттерклифа переселиться в жалкую квартирку. Неуравновешенная истеричка, нахватавшаяся феминистских идеек об «абсолютной свободе» (понимаемой как отсутствие каких бы то ни было обязанностей), Шейла бессовестно злоупотребляет порядочностью Фрэнка.
Ее пример пагубно отражается на судьбе двух ее старших дочерей, Кэтрин и Элизы. Поведение этих девушек — типичная иллюстрация моральных установок «общества вседозволенности» и гримас «сексуальной революции». Им всего по пятнадцать-семнадцать лет, этим девочкам, но, оболваненные радикально-феминистскими лозунгами, они уже вдоволь, хлебнули «свободы» и всевозможных разрушительных удовольствий. Они более чем неразборчивы в выборе своих друзей и возлюбленных. Кэтрин, к примеру, ничуть не смущает, что ее друг, негр Бенджи, промышляет воровством и при случае может пустить в ход нож. Он «жертва общества», не обеспечивающего таких, как он, работой, отнимающего у них право на человеческое достоинство, и это позволяет ему, по мнению девочки, ответить на притеснение насилием.
Дочери смеются над устаревшими в «нынешние времена» взглядами отца на жизнь («папа — динозавр», «его идеи нелепы»), им кажется бессмысленным его чувство ответственности за семью, весь его образ жизни, в основе которого — работа; даже его неизменная забота о благе семьи квалифицируется ими как «эгоизм». «Ты отстал от времени, ты ничего не смыслишь в свободе», — говорит ему жена, и дочери дружно поддерживают ее. В их затуманенных «псевдореволюционными» лозунгами головках все перемешалось, безнадежно перепуталось («справедливое стало несправедливым, правда — неправдой», — с горечью думает Эттерклиф). Такие понятия, как любовь, верность, с их точки зрения, устаревший анахронизм. Так, Элиза заявляет, что верит в «жизнь по инстинкту», что любовь не более чем «условный рефлекс, вызванный биологической необходимостью». С убежденностью и горячностью, достойными лучшего применения, она ополчается против «таинства брака» И «лицемерия любви». На вопрос отца, в чем она видит смысл жизни, Элиза не задумываясь отвечает: «В удовольствиях». Работать — тяжкое наказание, по мысли этой девушки.
Кэтрин явно идет по стопам старшей сестры. Устав от разлада в семье и скуки школьных занятий, она уходит из дому, найдя пристанище в коммуне таких же неприкаянных и распущенных молодых людей.
Вскользь, но довольно точно намечена в романе проблема пагубного влияния на молодежь «массовой культуры». В количествах, вредных для здоровья и морали, поглощают дочери Эттерклифа ее отравленные плоды: в их доме не умолкая гремит бьющая по нервам поп-музыка или разносятся раскаты телекакофонии. Впрочем, последнее — не только черта молодежного быта: телевизор постоянно включен на полную мощность в больнице (в психиатрическом отделении!), куда в конце концов попадает Шейла. Да и сама больница производит на Эттерклифа удручающее впечатление: женщина-врач, которая лечит его жену, лишь разжигает ее бредовые идеи о мести мужу-эксплуататору.
Острие критики Стори в этом романе — помимо проблем семьи, — безусловно, направлено против серьезных недостатков британского образования, падение уровня которого с тревогой отмечают многие английские писатели и социологи. Эттерклиф, чьи сыновья учатся в некой экспериментальной школе, озабочен их вопиющей безграмотностью, перманентным бездельем — им не задают домашних заданий, ибо... не хотят угнетать их, проявлять насилие. «Это демократическая страна, — вещает директор школы на родительском собрании. — У каждого ученика, если на него не давить (не учить, не воспитывать. — И. В.), есть свой шанс». Многих родителей поражает почти полное отсутствие дисциплины в школе — видимо, во имя все той же «демократии». Однако, сколь ни удивительно, у иных эта «методика» вызывает не негодование и протест, но, наоборот, поддержку. «Я не хочу, — говорит один из ее сторонников, — чтобы моим детям указывали, что и когда учить. Долой домашние задания, долой расизм, долой учение по принуждению».
Весь груз вышеназванных проблем: неуравновешенная жена, хиппующие дочери, потеря работы и невозможность найти новую, зыбкая неопределенность будущего — тяжким бременем ложится на плечи главного героя, человека мягкого, глубоко порядочного и абсолютно бессильного перед громадой свалившихся на него неурядиц.
Как и многие другие герои Стори, Эттерклиф вышел из рабочей семьи (его отец был кочегаром), в молодости стал футболистом, добился немалой известности, затем работал спортивным журналистом. Он привык всего добиваться трудом. Ни одиночество в семье, ни смерть единственного близкого друга, ни потеря работы — короче, полная, казалось бы, безрадостность существования — не могут сломить или хотя бы озлобить Эттерклифа. Он не теряет своего человеческого лица — продолжает трудиться (пишет пьесу о спортсменах, которая принята к постановке в местном театре), продолжает надеяться, что ему удастся справиться хотя бы с семейным кошмаром.
Новому роману Д. Стори не откажешь в актуальности поставленных проблем и проницательной критичности их трактовки, в наблюдательном и точном воспроизведении нравов английского провинциального «среднего класса». Пожалуй, основной недостаток романа лежит в сугубо художественной сфере — произведению явно не хватает романной «фактуры», колорита деталей, живости и жизненности описаний: гибрид драматургического и прозаического жанров имеет очевидные минусы.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – Москва. – 1985. – Вып. 5. – С. 18-20.
Произведения
Критика
