Романтические тенденции в творчестве С. Георге
Л. Н. Сорокина
В работах зарубежных исследователей, посвященных творчеству немецкого поэта-символиста С. Георге, высказываются различные мнения относительно тех литературных традиций, которые оказали воздействие на формирование его эстетических воззрений, определили поэтику произведений. Одни отмечают влияние на С. Георге французских символистов и парнасцев (Брейсиг, Клуссман; Мейер называет Георге «учеником французов»); другие отрицают факт воздействия литературных школ Франции на его творчество (Шеллер) или доказывают, что поэт усвоил лишь некоторые технические приемы их представителей (Гундольф).
В работе «Ранний С. Георге. Эстетика и поэзия» М. Дурцака высказана такая мысль: если принять во внимание утверждение О. Вальцеля и К. А. Клейна, что корни французского символизма уходят к немецкому романтизму, то тогда цикл «Альгабал» С. Георге является «отпрыском» не французских символистов, а немецкого романтика Новалиса. Но эта мысль не получает в работе М. Дурцака дальнейшего развития.
Из пяти написанных им «хвалебных речей» одна посвящена Жану Полю (И. П. Рихтеру), способствовавшему формированию эстетики романтизма, другая - романтику Ф. Гельдерлину, а третий панегирик - художнику Ф. Васману, в творчестве которого наиболее полно воплотились романтические образы. Поэт не принимает хорошо знакомого ему мещанского быта буржуа (его отец был трактирщиком). «Мрачная жизнь, которая окружает меня, не трогает мою душу, моя душа - одинокий дом», - пишет он. Пытаясь найти «дивную страну своих желаний», в «голубой бесконечности неба», С. Георге зовет в мир прекрасной мечты, «где щитоносные ладьи державно /плывут ли, спят в заливах ли, вдали; /где башни облаков клубятся плавно...».
Позже поэт попытается объяснить, почему он нуждался в юности во «внеземном» языке: «...Исполняя песню, которую никто не понимал, /мы были просителями и властелинами Вселенной». Эти слова С. Георге, свидетельствующие о его устремленности уже в юные годы к духовным сферам, созвучны признанию Гельдерлина: «Мне ясна, была лишь эфира/, Непонятна людская речь». В повести «Ученики в Саисе» Новалиса вставлена сказка о Гиацинте, который мечтает познать тайну мирозданья, воплощенную в покрывале богини Изиды. Юноша оставляет любимую девушку и отправляется на поиски истины. Но когда он открывает покрывало богини, то видит под ним свою возлюбленную. Таким образом, любовь оказывается тайной бытия, и именно в ней - любви сбывается истина. Отсюда - романтический культ любви.
Но более всего помогает преодолеть «земное притяжение» искусство. Новалис утверждает, что «поэзия, подобно сну, прерывает для нас обыденный ход жизни, чтобы обновить нас». Ему вторит С. Георге в своих «Наблюдениях»: «Сущность поэзии идентична сущности мечты; поставить рядом Я и Ты, Здесь и Там, Тогда и Сейчас, представить их как нечто единое». Поэт творит свой «искусственный мир» - подземное царство Альгабала и противопоставляет его реальной жизни: «Моему саду не нужны ни воздух, ни тепло».
Символом яркого, сверкающего драгоценными каменьями царства Альгабала - Нарцисса становится «черный цветок» в противоположность «голубому цветку» Новалиса. То есть, уже в раннем творчестве Георге намечаются и разногласия с романтиками, которые приведут его к декадансу.
С. Георге понимает, что создание «искусственного мира» - не выход, а тупик, проекции «мятущейся души в пустоту»: «Я должен запрячь серых скакунов/ И промчаться по серим полям,/ Пока не заблудимся в трясине/ Или пока не убьют меня молнии». Поэт пытается найти пути к воссоединению человека с реальностью. В финале «Альгабала» он пишет, что хочет вновь увидеть, «как летают ласточки», «как раскачивается в порывах ветра их серебристо-белоснежная стая». Но ему так и не удается установить равновесие между «я - миром» и «миром – природой». Лишь в «Книге пастушеских и хвалебных стихов, преданий, песен, висячих садов» между ними восстанавливается гармония («День пастуха»), но она тут же разрушается («Владыка острова»). «Спор человека с землей» продолжается в сборнике «Ковер жизни». В интересе Георге к «коллизии между человеком и материальным миром» вновь проявляется влияние творчества романтиков, например, Гельдерлина.
С. Георге воспринимает романтическую концепцию мира как загадочного и таинственного универсума и приходит к выводу, что только поэзия «знает тайну пробуждения и тайну смерти», поэтому она занимает особое место среди искусств. В стихотворении, посвященном Жану Полю, С. Георге славит его за то, что, во-первых, - он становится «проводником в лесу чудес», во-вторых, - «будит слабый дух россыпью звезд».
Призыв Георге к созданию «духовного искусства», утверждение его вневременности («В беге времен теряется старые имена, и пространство и бытие остаются только в образе»), надежда на «блестящее возрождение с помощью искусства» свидетельствуют об усвоении им основы основ эстетики романтиков, которые считали, что искусство - есть приобщение к высшему духовному началу, что оно - выше жизни, так как творит ее. В «Гимне Музе» Гельдерлин воспевает великую силу искусства: стоит только Музе взмахнуть своей волшебной палочкой и пышно зацветают пустынные поля, созревают надежды и высокие помыслы людей.
Устремленность к духовным сферам оборачивается и у Гельдерлина, и у Георге богоискательством. В стихотворении «К солнцебогу» Гельдерлин пишет о подчиненной роли поэтов: «...Мы - струны арфы: /Пока рука арфиста не тронет их/, Там смутный ветер будит неверный звук...».
Гельдерлин становится для Георге «глашатаем Нового бога». Считая поэтов «ораторами, посланными богом», Георге противопоставляет их толпе, и в этом он идет по пути Гельдерлина, утверждавшего: «Привлекает толпу лишь гомон рыночный/, И в чести у раба лишь сила властная...».
Восприняв идеи Гельдерлина, С. Георге пишет об обреченности поэта на непонимание и одиночество. Эпиграфом к циклу «Странствия пилигрима» служат слова: «...я искал кого-либо/, Кто разделил бы мою печаль».
Чувство одиночества усиливается в крикливой толпе людей, где «слишком шумно и слишком безмолвно».
Сочетание антонимов «шумно-бeзмолвно» подчеркивает никчемность, бездуховность «черной массы» людей, над которой простирается «беззвездная темнота неба». Для С. Георге звезды являются символом духовности, поэтому они не для лишенной духовных порывов толпы. Поэты оказываются скитальцами, бредущими «средь поношений, недобрых взглядов и угроз». В стихотворении «Данте и поэт о современности», Георге подчеркивает, что во все времена поэт вызывал осуждение и неприязнь общества: «Я за хвалу Пресветлой был осмеян».
Ребенку, по утверждению Гельдерлина, приоткрыты тайны природы: «Я тогда играл еще безбрежным/ Покрывалом тайн твоих, как друг...».
Поскольку «в детях максимум возможностей, которые рассеиваются и теряются позднее», «романтизм установил культ ребенка и культ детства». Вернуть «утраченный рай детства» стремятся Л. Тик, К. Брентано. В его «Песне» только дети верят в чудо и слушают рассказы батрака, пропавшего без вести ввернувшегося через семь лет из волшебного леса, а после его смерти поют песни о сказочной стране. Ребенок оказывается поводырем для заблудившихся в пути. В «Ландшафте-2» он помог отыскать путникам верную тропу в лесу «к желанной цели», туда, «где лучезарно золотели земля и воздух в заревой пыли».
Оказавший значительное влияние на формирование эстетики романтизма Шеллинг утверждал, что музыка оказывается не чем иным, как услышанным ритмом и гармонией зримого универсума». Известна высокая оценка музыки романтиком Л. Тиком: «Музыка - это крайнее выражение духа, тончайшая стихия и самые потаенные сновидения нашей души находят в ней свое питание».
«Самое сильное впечатление, самое глубокое ощущение недостаточности для хорошего стиха. И то, и другое требуют еще звучной настройки».
Стремлением к музыкальности обусловлен в его произведениях выбор слов: Георге использует слова с наиболее музыкальными сонорными звуками (л, м, н), в «Полосах в бури» 77 слов из 90 имеют в своем составе сонорные. Пытаясь сделать язык более благозвучным, поэт возвращает к жизни забытые слова, видоизменяет их. «Певкости» лирики Георге способствует использование им аллитерации, внутренней рифмы, сочетающейся часто с одновременной гармонизацией гласных.
Л-ра: Проблемы жанра и взаимодействие литератур. – Алма-Ата, 1986. – С. 90-95.
Произведения
Критика
