Путь Германа Гессе к созданию концепции совершенной личности
А. Э. Гутманна
Кризисное состояние современной буржуазной системы заставляет многих художников и мыслителей Запада задуматься о самом бытии культуры, о ее возможном будущем. К числу таких художников, глубоко переживавших утрату личной и исторической перспективы, разорванность и противоречивость общественной жизни, принадлежал и Герман Гессе.
Прогрессирующая дегуманизация западного общества воспринималась им как всеохватная катастрофа, которая может привести к уничтожению всей духовности. Поэтому творчество писателя посвящено решению главной мировоззренческой проблемы прогрессивной части буржуазной интеллигенции эпохи империализма — возможности спасения духовности в современном мире.
После эпохи, когда «умерли все боги», когда ощутимо заколебались основания, на которых покоилось все здание буржуазного миропорядка, его философских, этических, эстетических понятий, в творчестве художников-гуманистов Запада активизируется тенденция поиска новых положительных идеалов для будущего. Стремление к новому мировоззренческому синтезу характерно и для философского романа Гессе.
На протяжении всего творческого пути писателя главные усилия его сосредоточены на создании образа совершенной личности, которая была бы способна выполнить миссию сохранения духовности в современном мире.
Уже в произведениях первого периода творчества, который завершается циклом рассказов «Кнульп» (1915), Гессе решал проблему совершенной личности в явно романтическом духе. Художник тем самым становился похожим на всесильного бога, на непрестанно созидающую природу и в своем творческом даре обретал способность выносить жестокость реального бытия. При этом все герои Гессе вплоть до Кнульпа сохраняли простодушную чистоту детства — тоже чисто романтическая черта; они как бы остановились на первой ступени развития личности, и это состояние детской неискушенности давало им силы спокойно и умиротворенно принимать даже смерть.
Начавшаяся Первая мировая война с ее массовой истерией убийства разрушила многие иллюзии Гессе; все прошлые идеалы и моральные нормы предстали ему теперь лживыми и бездейственными.
В этой ситуации Гессе глубже осознаёт проблему ответственности художника как носителя духа. Он начинает более пристально интересоваться особенностями психологии интеллигента XX в., «куда менее целомудренной, куда более патетичной и разорванной, чем душа Кнульпа».
Перенесение акцента с панорамного изображения внешней действительности на картину внутреннего мира человеческой души, попытки радикальной субъективизации реальности были характерны для целого ряда западных художников-гуманистов, но, в отличие от писателей декаданса, они не ограничивались фиксацией признаков упадка. И хотя Первая мировая война, а затем и приближающаяся угроза фашизма заставляли писателей в 10-20-е годы вновь и вновь возвращаться к обнажившимся темным сторонам сознания современника, энергия их мысли была сосредоточена на поисках возможностей противодействия распаду личности и в первую очередь личности художника. Определяющим при этом были желание разобраться в самом себе и в своем отношении к эпохальным противоречиям современного мира, попытка противопоставить дегуманизирующим силам окружающей действительности неисчерпаемые духовные возможности, заложенные в самом человеке.
Свойственная немецкой культуре повышенная активность абстрактного мышления способствовала преобладанию в творчестве многих немецких художников XX в. анализа именно сознания. Это сказалось и в стремлении Гессе аналитически углубиться во внутренний мир человека. Весь второй период творчества писателя — от «Демиана» до «Степного волка» (1927) — посвящен главным образом размышлениям о соотношении светлых и темных сторон в человеческой личности.
Эту антиномию Гессе воспринимает в самом широком, философском смысле — как некий закон всеобщей биполярности, наличествующей в мире. В таком представлении отчасти своеобразно преломился реальный опыт Первой мировой войны, отчасти сказались и уроки психоанализа. Биполярен прежде всего человек: дух его, поднимаясь в мир идей, в мир вечных ценностей, становится сопричастным миру бессмертного, но как земное, плотское существо человек во многом обусловлен потребностями сиюминутной действительности и брошен в поток преходящего. Соединение этих противоположностей, примирение полюсов возможно, по Гессе, в личности художника. А обретение духовной гармонии «в свою очередь восстанавливает и целостность мира, воспринимавшегося до сих пор расщепленным на бесчисленные пары противоположностей».
Первым романом Гессе, в котором предпринималась попытка художественного воплощения «пути вовнутрь», был «Демиан». Принципиально важно в нем то, что писатель уже не оставляет своего героя на низшей ступени развития личности — он вводит его в хаос человеческого мира, в состояние отчаяния, вызванного познанием этого хаоса. Однако предложить какие-либо положительные решения проблемы Гессе еще не готов. Образы в романе весьма абстрактны — они скорее воплощения определенных идей, нежели живые люди, в чем и сказалась установка Гессе на предельно обобщенное, символико-философское осмысление проблем современности.
В следующих двух произведениях — «Последнее лето Клингзора» и «Сиддхарта» (1922) — писатель стремится положительно решить проблему, изображая героев, преодолевающих по крайней мере противоположность мира и индивида. Клингзор показан как демиург, заново создающий идеальный мир силой своего творческого гения. В итоге как будто достигнуто единство всего: человека, мира, бога; восторжествовал «магический пантеизм». Но создано это единство «дионисийски опьяненным художником-экстатиком»; подобное условие гармонии, конечно же, делает решение проблемы не только чиста по-гессевски умозрительным, но и односторонним и, что не менее существенно, лишь окказиональным, эпизодическим.
То, что для Клингзора становилось возможным в кратковременных экстатических порывах творчества, получает, по-видимому, большую длительность у Сиддхарты: снятие противоположности мира и индивида удается ему в медитациях. Но это в свою очередь означает пренебрежение активностью и как следствие обрекает Сиддхарту на жизнь в мистической идиллии — другое, но столь же умозрительное и одностороннее решение. К тому же «как ни прекрасен был образ мировой гармонии, созданный Гессе посредством идей древневосточной культуры, он все же лишен почвы, тех сущностных корней, которые позволили бы ему стать реальным преодолением кризиса культуры западноевропейской. «Прорыв» необходимо было осуществить изнутри этой культуры, глубоко и всесторонне продумав ее собственные духовные возможности».
Не случайно мудрость вымышленного Сиддхарты сменилась в реальной жизни новым глубоким внутренним кризисом. Страдания от дисгармонии мира и собственной души привели Гессе даже к мысли о самоубийстве, о чем он писал друзьям в 1925-1926 гг.
Произведением, в котором получили художественное воплощение и гессевский духовный кризис этих лет, и борьба писателя за обретение нового смысла жизни, стал «Степной волк». Вся история Гарри Галлера в принципе может быть сведена к одной краткой формулировке: «...история вырастания человека из своей внешней, оболочки, поступательное высвобождение личности из своего «я» и ее стремление к идеалу «бессмертных». Этот идеал в романе воплощен в образах Гёте и Моцарта — они и есть «бессмертные». Преодоление жестокой реальности мира, противоположности мира и индивида мыслится опять-таки в сфере культуры.
Путь приобщения к классическим ценностям культуры предполагает, по мысли Гессе, прежде всего преодоление индивидуального сознания. Не случайно Гарри Галлер, ощущая свое «я» как крайне болезненное, считает эту болезненность следствием процесса индивидуации. Страдания порождают у него единственное желание: раствориться в мире, вернуться к прасущности бытия. Для подобного растворения в романе «взвешиваются» две диаметрально противоположные возможности. Одна из них — возвращение к «природе», к «волку», к вседозволенности необузданных страстей (эту возможность Гессе окончательно отвергнет лишь в романе «Нарцисс и Гольдмунд» — в образе Виктора). Другой путь, путь к высшей духовности — это путь к «бессмертным». Но и эта возможность в романе еще не реализуется, а лишь намечается как более достойная цель. Для ее достижения Гарри Галлер еще должен научиться игре противоположностей у Гёте и Моцарта, осознать тайну тождества Пабло и Моцарта, вырастающую из гессевского принципа биполярности, т. е. пройти путь преодоления хаоса ко все большему очеловечиванию.
Как указывал сам Гессе, в «Степном волке» его целью была не столько критика буржуазной действительности, сколько достижение в своем творчестве гармонии Гёте и Моцарта — их опыт приобретает для позднего Гессе большое значение.
Но и мир «бессмертных» у Гессе идеален вовсе неоднозначно. Он благороден, возвышен и существует в ином измерении, вне обыденной жизни, вне времени, а потому нерушим и вечен. Однако Гессе сам указывал и на оборотную сторону величия «бессмертных»: искусственность, безжизненность, абстрактность. Так, в «Степном волке» он отмечает, что в мире «бессмертных» холодно, их окружает разреженный ледяной воздух.
И все же Гессе, обращаясь к Гёте, воспринимает своего великого предшественника как «мудреца, преодолевшего время и собственную личность и приобщившегося к сонму «бессмертных», подобно безликим (или многоликим) индийским святым». В его лице он видит идеал человека, который уже преодолел конфликт со своей истинной природой, поскольку сумел гармонизировать в себе рациональное и эмоциональное начала. Такой человек, находящийся в мире с самим собой, обладает, по убеждению писателя, большей сопротивляемостью к силам зла, к проявлениям антигуманности.
Огромное значение для позднего Гессе приобретает идея служения. Она все больше становится у него непременным атрибутом совершенной личности, признаком высшей ступени ее развития. В этом смысле Гарри Галлер, не владеющий пока искусством служения, является итоговым героем второго этапа творчества Гессе, подобно Кнульпу в первом периоде его писательской деятельности.
Идея служения вызывает существенное смещение акцентов у позднего Гессе: для совершенной личности на высшей ступени ее развития все большее значение приобретают окружающий мир, общество; она постепенно начинает включаться в единое целое, осознает себя в сложных связях с другими людьми; ее отношение к миру характеризуется любовью ко всему существующему, к самому бытию — мысль, прозвучавшая уже в «Сиддхарте».
Это распространяется, конечно, и на художника. Подлинный смысл существования художника, как и человека вообще, заключается в служении людям своим искусством или знаниями. Эта идея составляет основу романа «Нарцисс и Гольдмунд» (1930). Его отличают кажущееся спокойствие, отсутствие резких диссонансов, кричащих противоречий стиля и тона, характерных для «Степного волка». Но тематически эти произведения близки. Конфликт идеала и действительности, духа и страстей в «Степном волке» был показан как борьба сил, происходящая в душе одного героя. В «Нарциссе и Гольдмунде» оба принципа воплощены в двух протагонистах, которые взаимодополняют Äpyr друга. К тому же «Нарцисс и Гольдмунд» — роман о художнике; искусство выступает посредником между полюсами бытия (подобная роль искусства уже была предвосхищена образом Моцарта в финале «Степного волка»).
Гольдмунд — первый из литературных героев Гессе, который достиг высшей ступени развития личности. Однако важно и другое: если считать, что Нарцисс — это символ духа и разума, то путь Гольдмунда можно представить как путь от духа к жизни и снова к духу, но уже на более высоком уровне. Тем самым противоречие между духом и жизнью формально кажется преодоленным. Духовное начало остается ведущим, и в то же время Гольдмунд, благодаря своей любви к людям, объективно служит им своим творчеством.
Предельные границы индивидуализма были обозначены писателем еще в «Степном волке», где Гессе констатировал, что индивидуализм исчерпал свои возможности, что современная эпоха требует иной организации духовной деятельности. Критику буржуазного индивидуализма с его трагическим мироощущением можно расценить как акт высокого интеллектуального и творческого мужества Гессе. Он попытался преодолеть мировоззренческий пессимизм западной культуры и сделать ставку на оптимизм и веру. На этой идее основан его роман «Игра в бисер» (1943), где писатель стремится «создать модель культуры, в которой подлинность духа уже не зависела бы от колебаний индивидуальной веры, где дух сам, собственными средствами смог бы постоянно удостоверять свое бытие».
Однако независимость системы духа от индивидуального сознания предполагала одновременно и независимость от самой жизни. Гессе, понимая эту логику, сам ее декларировал, осознавая одновременно всю ее опасность. Выход из этого противоречия он искал в этике. Принцип «игры в бисер» оправдан лишь в том случае, когда он зиждется на нравственных основаниях. Если дух самоуспокаивается, если он забывает, что его цель — служение, а не бесконечное самопознание, если дух изменяет нравственному закону, он вновь, как в «эпоху фельетона», теряет самого себя. В романе «Игра в бисер» главному герою Кнехту предоставлена возможность осуществить высшую цель духовности — нравственное воспитание человека. В конечном счете Кнехт решает вечный спор между этическим и эстетическим в пользу этического. Только нравственно осознавший себя дух может стать созидателем жизни, оказывать на нее действенное влияние.
Л-ра: Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. – 1987. – № 6. – С. 27-31.
Произведения
Критика
