Поэтика абсурда в русской литературной традиции XX века (Г. Сапгир)

УДК 82.09

М.П. Двойнишникова

Анализируются традиции русской авангардной поэзии начала ХХ века на примере лирики представителя «лианозовской школы» Г. Сапгира, в стихотворениях которого наследуются и переосмысляются, получают дальнейшее развитие художественные приемы не только футуристов, но и обэриутов.

Ключевые слова: абсурд, поэтика абсурда, языковая аномалия, футуристы, ОБЭРИУ.

М. Р. Dvojnishnikova

ТНЕ POETICS OF ABSURDITY lN ТНЕ RUSSlAN UTERARY TRADlTlON OF ТНЕ ХХ CENTURY (0N ТНЕ MATERIAL OF ТНЕ POETRY ВУ Н. SAPGIR)

In the article are analyzed the traditions of the Russian vanguard poetry of the beginning ofthe ХХ century оп the example of the lyrics by Н. Sapgir, the representative of «lianozovskoy school». In his poems are inherited, overthought, developped the artistic receptions of not оnlу the futurists, but also the OBERIU.

keywords: the absurdity, the poetics ofthe absurdity, the linguistic anomaly, the futurists, the OBERIU.

В современном литературоведении проявляется тенденция к изучению влияния поэтической литературной традиции начала ХХ века на современную поэзию. Такие авторы, как Д.Э. Мильков, Т.В. Казарина отмечают, что истоки современной русской поэзии конца ХХ начала XXI вв. следует искать в авангардных направлениях русской литературы, начинающихся с поэзии символистов и развившихся в творчестве футуристов и обэриутов. Последователями поэтики экспериментальной поэзии начала века называют поэтов «лианозовской школы», сложившейся в конце пятидесятых годов ХХ в., в числе которых находился и Г.В. Сапгир. Исследуя понятие абсурда в современном литературоведении, а именно работы Т. Арно, В. Флюссера, О. Бурениной, О. Чернорицкой, пришли к выводу, что важным составляющим элементом культурной модели русской авангардной поэзии является поэтика абсурда, функционирование которой целесообразно рассмотреть на примере творчества представителей футуризма, ОБЭРИУ и «лианозовской школы» (в частности, Г. Сапгира).

Определение понятия «абсурд» нуждается в точной формулировке, так как в современном литературоведении этот вопрос до сих пор остается спорным. Абсурд — явление междискурсивное, актуапьное в разных направлениях науки и искусства. Философскую интерпретацию абсурда разрабатывали в своих трудах Тертуллиан, Л. Шестов, Ф. Ницше, М. Хайдеггер и др. Предпринимались попытки соотнести понятие «абсурд» с направлениями изобразительного искусства (работы Л. Кофлера). Существует также целый ряд работ, анализирующих абсурд в рамках литературного произведения как категорию текста (В. Набоков, В. Шмидт, С. Великовский, Д.В. Токарев и др.). Одним из последних исследований, в котором на примере культурного пространства искусства и литературы ХХ века наиболее полно осмысливается понятие абсурда, является работа О.Д. Бурениной «Символистский абсурд и его традиции в русской литературе и культуре первой половины ХХ века», дающая следующее определение данного понятия: «абсурд — это констатация смыслового, логического, бытийного, а соответственно и языкового бессилия обнаружить организующее начало в окружающем мире»^1.

В рамках поэтики абсурда анализируются такие художественные средства, как гротеск, фарс, метафора, приемы народной смеховой культуры и фольклора и др. Традиционным приемом поэтики абсурда, по мнению исследователей (О.Л. Чернорицкая, О.Д. Буренина), является построение сюжета стихотворения в рамках традиционного принципа reductio ad absurdum (приведения к нелепости), т.е. принципа абсурдной ситуации основанной на приеме алогизма и нарушения логичных причинно-следственных связей.

Как отмечает Н.А. Масленкова, стихотворение «Иван Топорышкин» Д. Хармса построено по образцу народных нескладиц, в которых смысловые связи нарочито смещены, перепутаны, при этом именно на фоне первой строфы создается эффект несоответствия². В приведенных выше текстах Г. Сапгира несоответствие проявляется в первых строках, где представлена уже сама по себе нелогичная и абсурдная ситуация, все более усиливающаяся в последующих строфах, а в стихотворении «Дом из детства» используется аналогичный прием народной нескладицы.

Одним из ведущих абсурдистских мотивов является мотив абсурдного сна, ирреального бреда, вторгающегося в привычный ход жизни. Анализ мотива сна как набора обрывочных воспоминаний, ассоциативно вызванных в связи с какими-то событиями или явлениями, не объединенных логической последовательностью, является актуальным для понимания поэтики абсурда в текстах представителей экспериментальной поэзии начала ХХ века и Г. Сапгира.

В стихотворении Д. Хармса «Скупость» сон интерпретируется как волшебное, идеализированное явление, мечта, в которой не существует никаких ограничений (это сон — парение). В тексте Г. Сапгира происходит «обытовление» сна и включение в него элементов кошмара, ужаса («Вдруг // Зять схватил утюг»). Если у Д. Хармса раскрывается сюрреалистическая ситуация сна («ноги падали в овраг»), то у Г. Сапгира сон более социологизирован («спит старуха.../вышел зять»).

Разработка понятия абсурда неизбежно заставляет исследователей обращаться к зауми, занимающей особое место в поэтике абсурда. В связи с этим тезисом, само по себе явление зауми в качестве смысловой, формальной и/или семантической аномалии можно рассматривать как элемент поэтики абсурда. Творческий экстремизм в лирике футуристов и обэриутов проявился в поисках новых форм художественного выражения действительности, вследствие чего проводились различные эксперименты со словом, с традиционными правилами грамматики и синтаксиса, с визуальным обликом стиха, что привело к изобретению зауми, активно используемой футуристами и развившейся в творчестве ОБЭРИУ.

Исследователи (М. Ямпольский) отмечают, что в текстах таких поэтов, как В. Хлебников, А. Крученых, А. Введенский, Н. Олейников наблюдается явное или скрытое нарушение основных законов логики, в связи с чем они являются примерами логического абсурда в основном потому, что в них ломается механизм традиционной языковой коммуникации. По словам О.Д. Бурениной, «нарушение коммуникативных постулатов, обязательных для нормального дискурса, и есть проявление логического языкового абсурда»³. При изучении поэтики абсурда практически все исследователи упоминают факт противопоставления его нормам языка. По словам В.Ю. Новиковой, абсурд представляет собой аномалию, суть которой — нарушение лингвистической логики на разных уровнях языка⁴.

В лирике Г. Сапгира значительное место занимают эксперименты со словом. На языковом уровне нарушение коммуникативных постулатов реализуется в появлении слов с трудно определяемой семантикой, либо с графически необычным видом, т.е. стихотворения нередко состоят из языковых компонентов, построенных на нарушении традиционных правил грамматики, словообразования и синтаксиса, которые можно назвать языковыми аномалиями, во многом аналогичными «зауми» футуристов, в частности «заумному языку» В. Хлебникова, и «сдвигологии» А. Крученых. На это указывает и стихотворение «Кузнечикус», где в незначительно измененном виде интертекстуально употребляется «цитата — заглавие» известного стихотворения В. Хлебникова «Кузнечик» и в тексте стихотворения используется его окказионализм «зинзивер», что подчеркивает главную мысль произведения — создание собственного языка (по аналогии с «заумным языком»): «Оретикус моретикус кантарус! — / свою латынь теперь изобрету / я над любой фонемой ставлю парус / жив еретик вживлением в ничту». Очевидная отсылка к тексту В. Хлебникова, а также упоминание его фигуры в другом стихотворении книги «Чурзел», позволяет говорить о непосредственном знакомстве Г. Сапгира с творчеством футуристов и несомненной последовательной связи приемов и традиций при переосмыслении и дальнейшем развитии. Знакомство Г. Сапгира с текстами русской авангардной поэзии не раз отмечали люди, знавшие поэта, например, А. Кудрявицкий писал: «Мне кажется, что он поэт линии Хлебникова, прямой продолжатель Хлебникова в современной поэзии»⁵; а Вс. Некрасов отметил, что «на момент нашего знакомства Сапгир твердо ставил себе маяком Хлебникова и Заболоцкого»⁶.

Реализация абсурдных аномалий разных языковых уровней может быть наиболее полно продемонстрирована на примере лирической книги «Терцихи Генриха Буфарева», где нарушения на морфемном уровне (т.е. на уровне минимальных семантически значимых частей слова) проявляются достаточно редко, в основном встречаются корневые морфемы с трудно определяемой семантикой, например, корень «хрегот» в слове «хрегочут», или «биб» в слове «бибобус». Основная часть языковых аномалий касается именно лексического уровня, который представлен весьма многочисленными и разными новообразованными лексемами. В тексте книги «Терцихи Генриха Буфарева» ярко представлены новые слова разных частей речи, образованные по продуктивным моделям русского словообразования, но нередко с трудно угадываемым смыслом. Количественно преобладают имена существительные («мурелки», «стакелки», «пельсиски», «качурик», «жустик», «хрястик», «солдутики», «охрамина», «каменила», «ковыряла», «меднолюб» и т.д.). Также в стихотворениях в виде языковых аномалий присутствуют не только отдельные слова, но и фразеологические обороты, например, «нет пути обратус», «не в складь — не в мать», «хоть гнем гори!». Кроме имен существительных языковые нарушения наблюдаются в употреблении прилагательных («крявая», «златозубый», «майороглазый», «белоклочковатый», «озабыченный», «моксовые» и др.), глаголов («скрипачит», «сверкеет», «измысли». «глядти», «разволноволновывает», «перехлебнулось», «переберебирая», «грегочет», «бежа», «окружаются»), таюке встречаются новообразованные наречия («замрожено», «хухом»).

Поэтика абсурда в лирике Г. Сапгира становится концептуально важным и функционально значимым стилеобразующим приемом, определяющим специфику поэтики произведений и создающим гротесковую модель мира. Проанализировав творчество представителей русской экспериментальной поэзии начала ХХ века и лирику Г. Сапгира в аспекте поэтики абсурда, мы пришли к выводу, что в традиционно выделяемую исследователями наследования традиций и приемов поэтики, включающую в себя футуризм и «лианозовскую школу» (а именно, Г. Сапгира), вполне оправданно можно включать пропущенное звено — поэтов ОБЭРИУ. В поэтических текстах Г. Сапгира наследуются и переосмысляются, получают дальнейшее развитие художественные приемы не только футуристов, но и обэриутов, что доказывает полноценное функционирование культурной модели русской экспериментальной поэзии начала ХХ века в лирике Г. Сапгира.

¹ Буренина О.Д. Символистский абсурд и его традиции в русской литературе и культуре первой половины ХХ века. СПб., 2005. С. 34.

² Масленкова Н.А. Поэтика Даниила Хармса (лирика и эпос): Автореф. дис. к.ф.н. Самара, 2000. С. 111.

³ Там же. С. 45.

⁴ Новикова В.Ю. Семантика абсурда. Краснодар, 2005. с. 28.

⁵ Беседа с Анатолием Кудрявицким о Генрихе Сапгире. Не здесь и не сейчас. СПб, октябрь 2000

⁶ Некрасов Вс. Сапгир // Великий Генрих (1928—1999). Сборник памяти Генриха Вениаминовича Сапгира.

Поступила в редакцию 30 мая 2008 г.

Maria Р. Dvojnishnikova, teacher of the Russian language and literature departnent of South Ural State University.