Григорович и Кольцов (к проблеме народного характера в русской литературе 40-х годов XIX века)

Григорович и Кольцов (к проблеме народного характера в русской литературе 40-х годов XIX века)

М. В. Отрадин

Особенно ощутима связь с кольцовской традицией в прозе Григоровича 40-х годов. Но и в этот период автор «Антона-Горемыки» не только стремится развить достижения Кольцова, но и пытается найти принципиально новые пути в осмыслении народного характера.

Повесть «Деревня» представляет собой сочетание очерка о жизни крестьян с жизнеописанием главной героини. Судьба Акулины подается не как исключительная история, а как обобщение, где опущены полутона и нюансы, оставлено только самое существенное. Автор освещает только главные вехи в ее жизни: рождение, детские страдания, замужество, унижения в доме свекра, смерть. В описании судьбы крестьянки автор проявляет себя не только как объективный наблюдатель, он старается передать, что происходит в душе героини главным образом в минуты острых переживаний, например, когда она оказывается на кладбище, у могилы матери, во время сватовства и т. д.

Объяснение героини «Деревни» через прямые авторские суждения или через сопоставление ее видения, ее переживаний с видением и переживаниями автора было важным, но не единственным средством раскрытия интимного мира Акулины. Существенную роль в этом плане играют эпиграфы к отдельным главам, повести. В качестве эпиграфов Григорович использует отрывки из русских народных песен и стихотворения А. Кольцова. В «Деревне» три из семи эпиграфов — кольцовские. Строки из русских народных песен и стихов Кольцова в значительной мере определяют тот лирический настрой повествования, который так много значит в «Деревне». «Энергия лиризма» (Чернышевский) стихов Кольцова и народных песен как бы распространяется на всю повесть. Смысл душевных движений героини, описанных в той или иной главе, передается уже в эпиграфе. Существенно, что четыре эпиграфа представляют собой стихи, написанные от первого лица. Чувства, выраженные в этих строках, прямо соотнесены с героиней повести. Вот, например, эпиграф к 6-й главе:

Что без ветра, что без вихоря
Воротички отворилися.
Как въезжал на широкий двор
Свет Григорий, господин,
Свет Силантиич, сударь.
Увидала Акулина, душа,
Закричала громким голосом:
«Сберегите вы, матушки, меня!
Вот идет погубитель мой!»

Имена героев песни и повести совпадают. Григорович «отредактировал» народную песню в соответствии с повестью.

Главная героиня «Деревни» произносит в повести лишь несколько фраз. Но это не значит, что ее внутренний мир остается для читателя закрытым. В стихах эпиграфов выражены чувства и мысли Акулины, которые ей не случилось высказать в жизни:

Тяжелей горы,
Темней полночи,
Легла на сердце
Дума черная!

Фольклорно-песенное начало, проявленное в кольцовских стихах, использованных Григоровичем, сближает их с народными песнями и придает эпиграфам легко улавливаемую однородность. «Кольцовская песня, — пишет Н. Скатов, — народная песня по характеру героя, вернее, по отсутствию его, потому что сам характер не есть этот, индивидуальный характер. И всегда у Кольцова в стихах выступает не этот человек, не этот крестьянин, не эта девушка, как, например, у Некрасова или даже у Никитина, а вообще человек, вообще крестьянин, вообще девушка». Лирическое «я» в эпиграфах — обобщенное, собирательное. Эпиграфы не противоречат обобщенному рассказу о жизни крестьянки, которая показана как судьба, как «доля», о которой так часто поется в народных песнях и о которой писал Кольцов. Если не просто жизнь, а судьба, значит, нет случайностей, только неизбежное.

Герой кольцовских стихов, так же как и герой народных песен, при всех жизненных невзгодах — духовно значительная личность. Поэтому стихотворные строки эпиграфов помогают Григоровичу выделить в героине общечеловеческое, показать ее как существо, внутренний мир которого не сводится к влиянию среды. Стремление к индивидуализации пока этим и ограничивается. Но при наличии «усредненного», поданного в духе физиологии фона такая обрисовка крестьянки воспринимается как ее идеализация.

В повести можно выделить ряд мотивов, характерных для народных песен и стихов Кольцова: подневольное замужество, горькая жизнь в доме свекра, ранняя смерть (ср. у Кольцова «Без ума, без разума», «Ах, зачем меня»). Каждый из этих традиционных мотивов усиливает атмосферу безрадостного существования Акулины. Но есть в «Деревне» мотив, который хоть и не разрушает эту атмосферу, но явно вносит в нее некоторые коррективы. Это мотив загадочного, таинственного, сказочного в жизни. Вводится он стихами Кольцова:

Вьюги зимние,
Вьюги шумные,
Напевали нам
Песни чудные!
Наводили сны,
Сны волшебные,
Уносили в край.
Заколдованный.

Акулина слушает рассказы про чудеса, «о деяниях одноглазого лешего, чужого домового, моргуньи-русалки, ведьмы киевской и сестры ее, муромской, бабы-яги костяной ноги и птицы гаганы», слушает, что говорят калики-перехожие о Киеве, о Иерусалиме, и, хотя автор замечает, что «трудно сказать, о чем могла думать тогда деревенская девочка», читатель понимает, что в эти минуты она переживает что-то очень значительное. Душа Акулины в «краю заколдованном», учится распознавать красоту. Этот мотив при всей его традиционности обретал в повести глубокий социальный смысл: способность воспринимать красоту, облагораживаться под ее воздействием заложена в природе любого человека, в том числе и простой крестьянки.

И в дальнейшем, когда средства индивидуальной характеристики у Григоровича станут значительно разнообразнее и выразительнее, чем в первой повести, этот мотив приобщения к миру сказки, искусства как пути к духовному раскрепощению останется.

Внешняя жизнь героини повести целиком обусловлена обстоятельствами, не зависящими от ее воли, а ее внутренний мир почти полностью освобожден от влияния этих обстоятельств. Высокий строй души Акулины существует вопреки тяжелым условиям жизни. На несоответствие между тем, что произошло в жизни крестьянки, и тем, что мыслится как возможное и должное для человека с ее душевным складом, основан традиционно гуманистический, просветительский пафос повести.

В художественной системе повестей Григоровича 40-х годов («Деревня», «Антон-Горемыка») сосуществуют образы, осмысленные на основе совершенно различных принципов: герои, детерминизированные общественной средой, «жанровые» и герои, свободные от этого воздействия, во всяком случае по отношению к ним это воздействие не мыслится как определяющее. В сущности жизнь (судьба, доля) каждой из крестьянок в повести «Деревня» могла бы быть соотнесена с песенно-фольклорным вариантом судьбы, данным в эпиграфах. У Акулины «формально» нет никаких преимуществ. Но у второстепенных женских персонажей повести и у Акулины — совершенно различные «функции» в художественной системе повести. Образ Акулины позволяет читателю понять, какие, по мнению писателя, задатки присущи женщине-крестьянке. Что касается других женских персонажей, то Григорович в первую очередь показывает влияние жизненных обстоятельств на их внутренний мир.

Обобщенно-типовой вариант характеристики встречаем и в повести «Четыре времени года» (1849). Но проблема влияния среды на формирование характера здесь решается уже по-другому. Само название повести (жизнь всякого крестьянина регламентирована самим естественным ходом, сменой времен года) настраивает на обобщенное повествование о крестьянине. Начинается оно с весенней пахоты, заканчивается зимними праздниками. Шести главам повести из восьми предпосланы эпиграфы из Кольцова. Его стихи составляют своеобразный эмоционально окрашенный комментарий к повествованию. Если в «Деревне» эпиграфы раскрывали смысл интимных переживаний героини, то здесь они поэтически освещают общий ход крестьянской жизни:

Заодно с весной
Пробуждаются
Их заветные
Думы мирные.

Драматизм повествования — достаточно внешний. Петруша сможет жениться на Параше, дочке старосты, в том случае, если отец согласится продать очень полюбившуюся ему корову, — иначе неоткуда взять деньги на выкуп невесты. К нужному сроку все препятствия устраняются, и любящие получают возможность соединиться. Если в «Деревне» жизнь крестьянки показана, как злая доля, — Акулина «обречена» на несчастную жизнь, то в этой повести оптимистический финал «запрограммирован» самим характером повествования. В повести лишь слегка намечен конфликт, который был затронут еще в «Деревне» (Карп, Григорий) и который будет подробно разрабатываться в прозе Григоровича 50-х годов: патриархальная «высокая» нравственность (Петруша) и развращенное воздействие фабричной жизни (Домна).

Единство быта, привычного крестьянского существования и нравственной сущности героев — в этом смысловой центр повести. Герой повести, находящиеся в центре внимания автора, могут быть поняты только как часть этого единства. Обобщенный характер повествования, ориентация на типовой вариант характеристики героев позволяют соотносить повесть с песенно-фольклорными или кольцовскими вариантами крестьянских судеб. Вот, скажем, Петруша. Он, как и герой кольцовского «Косаря», собирается жениться на дочке старосты, «Прощай, Параша, прощай, навеки... пойду из Деревни, куда глаза глядят, загублю свою голову», — эти слова героя повести звучат как прозаический вариант размышлений кольцовского молодца о несчастной доле.

Ах, вчера по мне
Ты так плакала;
Наотрез старик
Отказал вчера...

Типовые характеристики главных героев повести включают в себя достаточно традиционный набор таких качеств, как патриархальная нравственность, вера в провидение, некоторая доля суеверия и т. д. Но особенно существенная деталь в этой характеристике — отношение крестьянина к труду. В этой повести и некоторых более поздних произведениях Григоровича исследователи порой склонны видеть в первую очередь отход от его главной темы: калечащее судьбу человека воздействие крепостного права. Но в «Четырех временах года» писатель хочет показать жизнь крестьянина как особое существование на земле. Это уже не только быт, но и бытие. Как и в физиологическом очерке, Григорович описывает обычную жизнь человека. Но смысл его существования, в отличие от «физиологии», этими описаниями не исчерпывается, он как бы «просвечивает» сквозь эти обычные ситуации. Если не только быт, но и бытие (при всех жанровых подробностях описаний) и даже такой важный социальный мотив, как крепостное право, может быть приглушен (он не выключен совсем: Демьяну трудно собрать деньги на свадьбу сына, потому что ему надо в срок выплатить подати).

Повесть «Четыре времени года» может показаться неожиданной на фоне социально острых произведений Григоровича 40-х годов. Закономерность ее появления проясняется в свете кольцовской традиции. Крестьяне у Григоровича ведут «мирную речь о жатвах, покосах и засевах», и это мыслится как важные речи и значительные дела. Жнецы и жницы идут с поля, «затянув веселую песню», а фраза «веселый скрип тяжелых телег» воспринимается как цитата из Кольцова (ср. в его «Урожае»: «От возов всю ночь Скрыпит музыка»). Труд в «Четырех временах года» понят не только как «тяжкие работушки» (см. эпиграф к повести: «Ох, весною да беспольице, Летом тяжкие работушки...»), но и как дело и переживание, удовлетворяющие духовные потребности человека. Не случайно в качестве эпиграфа к первой главе повести Григорович взял строки из кольцовского «Пахаря»:

Ну, тащися, сивка,
Пашней, десятиной!
Выбелем железо
О сырую землю...

Именно в этих стихах В. Майков видел «гуманизирование русского крестьянского быта». Труд как потребность души — эта черта станет одной из важнейших в характеристике главных героев Григоровича 50-х годов: Глеба Савинова («Рыбаки»), Анисимыча («Пахарь»), Катерины («Переселенцы»).

При всей схожести характеристики главных действующих лиц повести «Четыре времени года» оказываются неоднородными. Так, если Петруша воспринимается на уровне обобщенно-типовой характеристики (достойный сын доброго поселянина), то Демьян показан как человек с индивидуальными качествами, несводимыми к влиянию среды. Это важно отметить и потому, что опыт построения эпического характера будет использован Григоровичем в «Рыбаках». В Демьяне есть черты, которые если и не противоречат его типовой характеристике, то делают ее не столь абсолютной. Это человек себе на уме, он не всегда бывает откровенен даже с близкими, а иногда и упрям. Так, он долго не хочет поддаваться на уговоры жены и сына продать корову. И дело здесь не в жадности. Демьяну не нужны большие деньги, которые ему предлагают за корову. Он не хочет и покупать взамен этой коровы другую. Ему нужна корова, которой он может гордиться. Автор несколько раз говорит о «самодовольстве» Демьяна. А это чувство «запретное», грешное с точки зрения общинной морали. Поэтому и жена Демьяна просит его «не спесивиться»: «Что она тебе полюбилась? напустил, знать, на себя лихой человек, выманил лестию из тебя душу...».

В отличие от «Деревни» и «Антона-Горемыки», в повести «Четыре времени года» главные герои показаны не как исключение в крестьянской среде, а как ее наиболее характерные представители. В этой повести намечается то будущее сближение Григоровича со славянофилами, которое выглядит неожиданным (скажем, в «Рыбаках»), если не учитывать, как эволюционирует его понимание крестьянской жизни.

Стремление показать гармоничность и значительность духовного мира крестьянина как отражение его глубинной связи с патриархальными устоями деревни обусловило появление обобщенного, неиндивидуализированного образа главного героя в рассказе «Пахарь» (1856). Мы видим не конкретного крестьянина (хотя автор и дает некоторые факты его биографии), а некий обобщенный образ. Дело, как отметил сам Григорович, «идет о человеке вообще».

В повести «Антон-Горемыка», которая была написана после «Деревни», но до «Четырех времен года», в творчестве Григоровича намечается стремление к индивидуализации крестьянского характера. Более высокая степень индивидуализации главного героя «Антона-Горемыки» уже не позволяет впрямую соотносить его с героем лирики Кольцова. Но некоторые параллели возможны и здесь. Как часто и у Кольцова, в «Антоне-Горемыке» герою противостоит чужой и враждебный ему мир людей. Антон, подобно фольклорному герою или герою Коль­цова, уезжает из дому навстречу «большому» миру: только там он может найти спасение себе и своим близким. Все путешествие героя — ряд встреч с различными людьми — превращается в цепь обманов и оскорблений, которые ему приходится пережить. В Антоне есть какая-то детская открытость, незащищенность перед «злым» миром (в этом он уже не совпадает с героем Кольцова); события, описанные в повести, обнаруживают максимальную нравственную несовместимость героя и людей, с которыми он сталкивается.

Антон по своей нравственной сущности оказывается чужим в крестьянском мире. Характер не только не сводится к влиянию среды, но и как бы не очень зависит от нее. Например, Антон грамотен, и это воспринимается скорее как необъяснимая черта характера, чем результат каких-то жизненных обстоятельств: он единственный в деревне грамотный мужик, как будто таким и родился. Стремление к индивидуализации характера оборачивается идеализацией героя. «Разрыв между избранным героем и окружающей его крестьянской средой, — пишет Г. А. Бялый о прозе Григоровича 40-х годов, — был... разительным и необъяснимым».

Проблема «человеческая натура и влияние дурной среды» совсем иначе осмыслена в истории родного брата Антона, ставшего разбойником, убийцей. Причем это уже не кольцовский вариант разбойника — доброго молодца («Оберу купца, Убью барина, Мужика-глупца За железный грош!» — «Удалец»). У Григоровича больше социальной конкретности: Ермолая управляющий имением незаконно отдал в солдаты, он сбежал и стал разбойничать. Но если у Кольцова правде удальца-разбойника противостоит слова попа Ивана: «Что душой за кровь Злодей платится», то поведение Ермолая осмыслено как зло с точки зрения общечеловеческой морали: он жесток и несправедлив к брату, убийство для него стало привычным делом. Однако Ермолай не только разбойник, но в некоторой степени и бунтарь. В его словах слышится насмешка над смирением брата, над односельчанами, которые выступают как равнодушные зрители разыгравшейся на их глазах трагедии.

Жизнь главного героя повести «Антона-Горемыки», в отличие от жизни Акулины, уже не осмысляется как вариант фольклорно-песенной судьбы, «доли». Это следует не только из общего характера повествования о злоключениях Антона, но и из способа обрисовки главного героя. Самое существенное здесь — сугубо бытовая атмосфера, особенности поведения героя в конкретных, детально описанных ситуациях: в своем доме, у старосты, по дороге в город, на ярмарке и т. д.

Смысл душевных движений героя ясен автору только в общих чертах. Он может заметить, например, что у «Антона захолонуло в сердце», но более подробного представления о состоянии героя он не дает. Точные пояснительные реплики относятся обычно к крайним по своему характеру состоянием героя, когда происходит что-то необычное в его жизни, когда амплитуда эмоциональных колебаний героя выходит за черту привычного, нормы. Писатель еще не ставит себе задачу показать как процесс обычное, «среднее» состояние героя.

Драматизм повествования в «Антоне-Горемыке» обусловлен внешними обстоятельствами жизни героя. Никогда этот драматизм не бывает вызван противоречиями в душе героя. Реакция героя на мир, проявленная как его высказывание, размышление или как-то иначе выраженная эмоция, однозначна. Она легко «прочитывается»: сострадание к близким, страх перед старостой, горе по поводу пропавшей лошади и т. д. Но в «Антоне-Горемыке», по сравнению с «Деревней», более существенную роль играет речевая характеристика. В этой повести Григорович впервые в своем творчестве использует внутренний монолог. Учитывая, что героем его является простой крестьянин, это надо расценивать как очень смелый шаг в раскрытии интимного мира персонажа. На это в своей крестьянской прозе не отважился (или не счел нужным?) даже Тургенев.

Но в основном все-таки читатель судит о герое по авторским описаниям. Как правило, замечания автора служат тому, чтобы вызвать в читателе сочувствие, жалость к герою. Но — в этом, очевидно, сказалась школа автора «Записки Пиквикского клуба» — Григорович сознательно вызывает совершенно невозможную для повествования о положительном романтическом герое или даже сельской идиллии реакцию читателя — смех (сцена на ярмарке, когда Антон пытается проскакать по полю перед покупателями на своей Пегашке). Такой ход усиливает эмоциональный контакт читателя с героем, которого он хочет: показать как существо, обладающее только положительными качествами. Подобный прием был, конечно, совершенно немыслим в «Деревне». Хотя и Акулина, и Антон рисуются автором как исключительно положительные герои, но в самой художественной природе этих образов есть существенная разница. В «Деревне» — вообще судьба, вообще крестьянка, и поэтому невозможна ситуация, в которой героиня выглядела бы смешной. А в «Антоне-Горемыке» Григорович стремится к тому, чтобы герой предстал как особый характер, как индивидуальность.

Крестьянские романы Григоровича 50-х годов («Рыбаки» и «Переселенцы») позволяют проследить, как эти две тенденции: использование обобщенно-типовой характеристики (кольцовская линия) и стремление к индивидуализации характера (несомненно, связанное с опытом русской литературы этого периода) соединятся. Так, в романе «Рыбаки» Глеб Савинов, пожалуй, самый значительный образ, созданный Григоровичем, показан не только как носитель коллективного, типового сознания, но и как конкретная личность.

Л-ра: Вестник ЛГУ. Сер. 2. – 1982. – Вып. 1. – № 2. – С. 38-45.

Биография

Произведения

Критика


Читати також