Историческое «Вольномыслие» Юрия Трифонова в романе «Нетерпение» (серия «Пламенные революционеры»)

УДК 821.161.1.09 (Трифонов Ю.) ББК Ш5(2Рос=Рус)6-4

В.А. Жукова
(Уральский федеральный университет им. Б.Н. Ельцина,
г. Екатеринбург, Россия)

Аннотация: Статья посвящена роману Юрия Трифонова «Нетерпение», написанному для издательской серии «Пламенные революционеры». В кон­тексте отечественного разномыслия 1970-х годов анализируются способы включения в текст исторического романа проблематики, противоречащей официальной советской идеологии.

Ключевые слова: советская литература, исторический роман, разно­мыслие советской эпохи, Юрий Трифонов, «Нетерпение».

В 1968 году Издательство политической литературы ЦК КПСС запустило серию беллетризованных биографий революционных деяте­лей под общим названием «Пламенные революционеры». По словам её редактора В. Новохатко, «серия возникла по инициативе Союза писа­телей СССР и Политиздата»^[1].

Выбор времени для создания подобной серии несложно объяс­нить. В 1967 году СССР отметил пятидесятилетие Октября, но обще­ственный интерес к событиям тех лет был велик не только из-за исторической даты. Как раз на эти годы пришёлся всплеск революционно­го экстремизма во всем мире. Действия партизанских отрядов, воз­главляемых пламенным революционером Эрнесто Че Геварой в Конго и Боливии, организация молодежных террористических банд в Китае^[2], появление «левых» группировок в студенческой среде в разных стра­нах, а также энергичные попытки реформировать социализм в Восточ­ной Европе, - всё это достаточно бурно обсуждалось в советском об­ществе, усиливая те настроения, которые зародились в интеллигент­ских кругах во время судебных процессов над А. Синявским и Ю. Даниэлем в середине шестидесятых^[3]. Решение властей по делу писателей, равно как и сам суд, вызвал бурный протест, формой которого стало массовое «подписанство» в рядах интеллигенции, а также начало уличных действий со стороны её более радикальных представителей. Было очевидно, что общественное недовольство перерастает в движе­ние. И хотя в то время это движение еще не имело своих организационных структур, но «наверху» понимали всю необходимость в актив­ной государственной реакции.

Как отметил исследователь В.Н. Дмитриевский, в это время «[власть] судорожно укрепляет свой авторитет декоративными идео­лого-пропагандистскими акциями»^[4]. В качестве одной из них и заду­мывался новый проект Политиздата. Предполагалось, что позиция го­сударства будет проговариваться через рассказ «о том, что думали, чувствовали, о чем мечтали ... люди, совершая поступки, вошедшие во все учебники истории»^[5], то есть через привычное истории советской литературы «очеловечивание» легендарных революционеров, превра­щение их в героев для нового поколения читателей.

К тому времени проза революционного содержания уже успела утратить прежнюю значимость. В случае с серией «ПР» партийное начальство ставило перед собой цель заново привлечь внимание к ре­волюционной теме. И это исключало публикацию просто «проходных» текстов: «Литературной формой были избраны <...> живые докумен­тальные романы и повести, могущие увлечь за собой не только созна­ние, но и чувства, воображение читателя»^[6].

Был составлен список потенциальных героев. Серия была эф­фектно оформлена, регулярно обновлялась. Редакция привлекла к ра­боте над серией многих талантливых литераторов и историков тех лет (среди них - Ю. Трифонов, В. Аксенов, В. Войнович, Б. Окуджава, Н. Эйдельман и др.). Результаты этой работы были неоднозначными. С одной стороны, многие романы ПР имели читательский успех. Книги серии расходились огромными тиражами - «обычный тираж - 200 ты­сяч экземпляров, а то и больше»^[7], некоторые из них неоднократно пе­реиздавались. С другой стороны, наиболее популярные романы^[8] «не подтвердили ожидания «отцов» партийной идеологии»^[9]. Содержатель­но они были обращены к тем вопросам, от которых государство пыта­лось отвлечь общество. Архивы истории служили лазейкой для освое­ния современной, неугодной властям проблематики - общественные настроения после «заморозков», диссидентское движение, пересмотр некоторых глав советской истории. Большинство авторов прямо или косвенно объясняли свое согласие взяться за госзаказ возможностью «на историческом материале развивать сюжеты, которые нельзя было реализовать на современном материале»^[10].

Прохождение таких рукописей обеспечивалось стараниями ред­коллегии, заведующим которой был Владимир Новохатко. По словам В. Новохатко, в «Политиздат» он пришел, уже придерживаясь опре­деленной гражданской и издательской позиции. В воспоминаниях^[11] он пишет, что его понимание истории и советской действительности сформировалось во многом под влиянием работы в издательстве, вы­пускавшем публицистику на современные темы, - в нем он работал до того, как прийти в редакцию ПР. Книги, которые Новохатко удалось редактировать там (среди них - «Суть дела» А. Аграновского, «Спор идет» Н. Четуновой, «Что за словом» И. Зверева), убедили его в по­рочности советской системы (включая как идеологическую, так и экономическую ее составляющую). Также изданием книг занимались Алла Пастухова, Лариса Родкина и Галина Щербакова. Все они, по замечанию В. Новохатко, придерживались схожих с ним взглядов на советскую действительность. Это определило характер серии и выбор авторов.

В то время многое, что писалось «на злобу дня», не печаталось. Историческая проза была для советских писателей чуть ли не единст­венной возможностью обратиться к актуальным вопросам современности. Публикации проходили благодаря исторической тематике, казавшейся безобидной, а также «эзоповому языку», к которому прибе­гали авторы в стремлении обойти цензуру, чуткую к любого рода ал­легориям. В случае с книгами серии «Пламенные революционеры» к «эзоповому» языку добавлялась дружеская редакторская правка, бла­годаря которой тексты доводились «до такого вида, что проходило то, что хотелось сказать в подтексте, а, с другой стороны, не царапало, как говорится, партийные мозги»^[12]. Благодаря этому, а также тому факту, что выпускающим издательством было Издательство политической литературы ЦК КПСС, книги публиковались и доходили до своих многочисленных читателей. Литераторы получали возможность на историческом материале выразить свое отношение к событиям, проис­ходящим вокруг, и к актуальным проблемам.

Одним из приглашенных писателей был Юрий Трифонов. Среди причин, почему прозаик решился поработать в жанре историко­революционного романа, - предположение исследователя В. Огрызко о том, что ему «надоело постоянно находиться у властей под подозре­нием, и он сознательно обратился в Политиздат, попросил социаль­ный заказ, чтобы наконец доказать, что он - никакой не диссидент»^[13]. Аналогичного мнения придерживается литературовед Т. Патера: «...Он на некоторое время отошел от каверзных проблем современно­сти и углубился в безопасное героическое прошлое революционного движения в царской России»^[14]. Действительно, в шестидесятые годы проза Юрия Трифонова становится объектом нападок со стороны со­ветских критиков. И хотя в целом его творческая судьба складывалась относительно благополучно^[15], ему не удалось избежать по- настоящему критических отзывов. В шестидесятые годы, с выходом «московских повестей», рецензии на его прозу лишаются прежней благосклонности. Но желание прекратить болезненные уколы со сто­роны критиков вряд ли можно считать основной причиной, побудив­шей писателя взяться за госзаказ. Сам Трифонов писал о нападках критиков следующее: «Меня порядочно хвалили, когда я писал сла­бые вещи, потом достаточно ругали, когда я стал писать посильнее. Я доволен и тем, и другим»^[16].

Еще одной из версий, объясняющей участие Трифонова в созда­нии серии ПР, являются «гонорары по самым высоким ставкам»^[17]. На это, по замечанию исследователя Н. Ивановой, ссылаются многие за­рубежные литературоведы: «Западная критика <…> связывает появление романа «Нетерпение» в творчестве Трифонова всего лишь с про­фессионально-материальными нуждами»^[18]. Не исключено, что при заключении контракта с Политиздатом литератор действительно руко­водствовался именно финансовыми соображениями. За работу в серии хорошо платили. Писатель и публицист А. Житинский, выпустивший там книгу «Предназначение», в одном из интервью признался: «Я сра­зу получил аванс в полторы тысячи советских рублей плюс потиражные»^[19}. Напомним, что тираж составлял 200 тысяч экземпляров, «при­чем массовым тиражом считалось 50 тысяч, то есть гарантировался двойной гонорар» ^[20].

Но очевидно, что Трифонов писал роман не только ради денег. Критик А. Немзер так комментирует его участие в серии: «Сводить историю контактов [писателей] с политиздатовской серией “Пламен­ные революционеры” к словесам о “продажности” … было бы неправ­дой. Серия стимулировала “Нетерпение” - роман не лучший, но прин­ципиальный для эволюции Трифонова»^[21]. О серьезном отношении ли­тератора к выполнению госзаказа свидетельствует качество проделан­ной им работы: «Тщательнейшим образом Трифонов готовился к соз­данию [романа], <…> им было законспектировано свыше четырехсот источников»^[22]. Можно судить, что для Трифонова это занятие не явля­лось чем-то второстепенным. Получившийся текст не был проходным, что подтверждает его массовое признание советскими читателями. Опубликованный в 1973 году, роман «Нетерпение » стал одной из са­мых популярных книг серии. Его повторно выпускали дважды: в 1974 и 1988 году. По свидетельству заведующего редакцией В. Новохатко, он «был издан общим тиражом 900 000 экземпляров»^[23]. Читателей привлекало в «Нетерпении» то, что привлекало в этой истории наро­довольческого движения самого Трифонова, а именно - актуальность событий далекого прошлого. Подчеркивая близость истории и совре­менности, автор проводит в своем тексте прямые параллели с жизнью советского общества семидесятых годов XX века. Как и для многих других писателей серии, для Юрия Трифонова исторический материал был возможностью выразить свое отношение к тому, что творилось вокруг. Но в «Нетерпении» история не просто служила завесой для отвода глаз цензора.

Это было уже не первым обращением Трифонова к событиями прошлого. В 1965 году он возвращается к временам революции и гра­жданской войны в своей документальной повести «Отблеск костра». Повесть была посвящена памяти его отца Валентина Трифонова, профессионального революционера, убитого в годы сталинских репрес­сий. Поэтому, а также в силу бытовавшего тогда в шестидесятнической среде трепетного отношения к событиям Октября, образы рево­люционеров еще были окружены в повести Трифонова романтическим ореолом. Прочно засевшая в писательском сознании мифологема ре­волюционного подвига мешала связать времена революции, считав­шиеся легендарными, и годы большого террора. Но уже в этой повести сфера творческих поисков Трифонова обозначилась достаточно четко. Этой сферой стала история.

Вырастающий из личной трагедии (гибель отца - красного ко­мандира), интерес к истории лег в основу художнических исканий Юрия Трифонова. Для него она не была собранием скучных глав. В «Отблеске костра» он пишет: «История полыхает, как громадный кос­тер, и каждый из нас бросает в него свой хворост»^[24]. Здесь определена и роль человека. Он делатель истории. Но этой ролью не ограничиваются отношения между ними. Пусть и подспудно, но уже в «Отблеске костра» автор пишет о человеке, как о жертве истории. И в этих коле­баниях чувствуется неопределенность писательской позиции.

Поэтому не исключено, что участие в серии было во многом обу­словлено определенными творческими потребностями Трифонова - оно позволило ему еще раз обратиться к волновавшим его вопросам революционного прошлого и проблеме террора. В результате, работа над «Нетерпением» оказалась важным этапом в историческом самооб­разовании Трифонова - он отказался от революционно-романтической оптики. В романе писатель вновь обратился к непростой роли человека в истории, и здесь, уже более уверенно, чем в «Отблеске костра», про­говорил: пытаясь изменить ход истории, человек оказывается ее жертвой. С «Нетерпения» начинается пересмотр прежних взглядов Трифо­нова на революционное движение в России, меняется отношение к «пламенным революционерам», история становится предметом вдум­чивого анализа.

По свидетельству В. Новохатко, прохождение романа «Нетерпе­ние» через цензуру было очень тяжелым: «Чрезвычайные усилия по­требовались на то, чтобы отстоять название романа Трифонова. <...> А уж как проходил издательские рогатки сам его текст. <...> Цеплялись даже не за фразу, за отдельное слово. Главный редактор сказал мне, что за этот роман перед ЦК партии я буду отвечать головой (я был его редактором)»^[25]. Но благодаря стараниям редакции роман был все-таки опубликован. Попытаемся понять, что же именно «отвоевы­вал» Новохатко.

В отличие от, скажем, Василия Аксенова^[26], Трифонов выбрал от­носительно «безопасный», за давностью событий, исторический сю­жет - народовольческое движение. Сюжет развивался вполне хресто­матийно: в его основе лежала биография Андрея Желябова, несостоявшегося цареубийцы. Повествование выстраивается, главным обра­зом, как внутренний монолог Желябова, вспоминающего прошлое: как он попал в революционный кружок, как принимал участие в покуше­ниях на Александра II. Из воспоминаний Желябова мы узнаем и о дру­гих народовольцах. При этом, «Трифонов остается верен традицион­ному преклонению перед народовольцами: он рисует их людьми, бескорыстно преданными высокой идее освобождения народа»^[27]. Пожа­луй, этим связь с традицией и ограничивается. Автор подчиняет сюжет своему намерению - показать движение героев в сторону террора. В текст об истории Трифонов включает неожиданную проблематику - моральную: он оценивает методы революционной борьбы с позиций нравственности. Для этого он вводит в роман фигуру Нечаева. Нечаев является воплощением всего порочного, что таит в себе революция, а именно - кровавые расправы над врагами, убийство невинных людей, обман. Образ Нечаева становится мерилом, которое помогает судить о нравственных убытках человека, вставшего на путь революционной борьбы.

Изначально Андрей Желябов скептически относится к методу Не­чаева - цель оправдывает средства. Размышляя о «киевских бунтарях, которые собирались «с помощью самозванства и подложных манифе­стов будто бы от имени царя, поднять крестьянское восстание за душе­вой передел»^[28], он отмечает про себя, что «не мог идти к [ним] - там был обман, пахло нечаевщиной»^[29]. Первое время Желябов склоняется к революционному движению пропагандистского толка: «… тише едешь, дальше будешь, зато уж наверняка, но конечная цель все та же - бунто­вать народ! Все это было ведомо, слышано, Андрей сочувственно одобрял»^[30]. В разговоре с друзьями тестя он противопоставляет себя и своих соратников Нечаеву: «Нечаев-то - вчерашний день, его и не помнят, другие люди пришли, другие идеи владеют умами»^[31]. Уже ближе к концу романа Желябов на одном из последних собраний партий «На­родная воля» скажет о том, что они «заметно приблизились к [Нечаеву]»^[32]. Среди его аргументов - готовящееся ими покушение на царя, убийство Александра II («а он не шпион, не предатель, не личный враг»^[33]), то есть готовность пожертвовать чужой жизнью ради дела. Замечание Андрея воспринимается народовольцами в штыки: «Что ты говоришь? Доказательства! Такими обвинениями не бросаются!»^[34]. Андрей более сознателен в своем выборе, это отдаляет его от друзей и сближает с Нечаевым.

Автор показывает это сближение буквально, описывая встречу Желябова и Нечаева в равелине. Характерно, что в действительности этой встречи никогда не было, она была вымышлена писателем, чтобы указать на изменения, которые произошли с Андреем после того, как он встал на путь террора. Но для Трифонова Желябов и другие наро­довольцы, несмотря на свой нравственный расход, все равно лучше Нечаева.

В своей статье 1980 года «Нечаев, Верховенский и другие» писа­тель, продолжая размышлять о терроре, заметит: «Члены знаменитой «Народной воли», хотя и проклинали Нечаева за антинравственность, к концу деятельности во многом - силою обстоятельств и логикою движения - приблизились к Нечаеву. И все же глубинной своей при­родой они отличались от Нечаева бесконечно. <…> Тут очень сущест­венное различие. <...> возможность гибели людей сторонних приво­дила их в ужас и заставляла порой откладывать покушения»^[35].

В «Нетерпении» автор неоднократно указывает на то, что в своих действиях народовольцы отталкиваются от христианских идеалов. Так, на суде Желябов скажет: «Я признаю, что вера без дела мертва и что всякий истинный христианин должен бороться за правду, за права угнетенных и слабых, и если нужно, то за них пострадать»^[36]. А другой герой - Дворник в разговоре с Андреем заметит: «Нас с тобой назовут антихристами. <…> Мы ведь антихристами стали от Христа. Это я верно тебе говорю. На меня, к примеру, евангельская история не ме­нее влияла, чем история Гракхов и Вильгельма Телля. А «цель оправ­дывает средства»? Разве иезуиты придумали? Макиавелли? Неправда, это есть в самом христианском учении, в подкладке, за всей красотой»^[37]. Моральная дилемма, обозначенная Трифоновым, берет свои истоки в философии Ф.М. Достоевского. Ссылаясь в своей статье на роман «Бесы», Трифонов напишет о «двойном лике терроризма: бе­совское и святое»^[38]. Безнравственности действий народовольцев пи­сатель противопоставляет нравственность их намерений, которые он признает благими. Само же движение в сторону террора Трифонов оценивает как моральное заблуждение, способное привести к гибели - в том числе и духовной: «бес рано или поздно должен убить святого <...> сначала в себе»^[39].

Помимо встречи Желябова и Нечаева еще одной исторической вольностью - более серьезной, определившей в целом проблематику романа - являлся вопрос, который ставил Трифонов, описывая пагуб­ную эволюцию своего героя. Это был вопрос о целесообразности тер­рора. По словам редактора романа В. Новохатко, «всем строем романа, его смыслом, Трифонов отрицает результативность «подталкивания истории», то есть революционного пути для России, и утверждает пло­дотворность пути «либерального», то есть реформаторского»^[40].

В «Нетерпении» Трифонов касается одного из самых важных и злободневных вопросов второй половины 60-х годов - вопроса о необ­ходимости кровавых революции. В то время сотрудники Института истории РАН ставят под сомнение основные положения, на которые опиралась история революции. По свидетельству А.В. Шубина, иссле­дователи обратилась к проблемам, «наводившим на мрачные размыш­ления о советском опыте: <…> Возможны ли смены так называемых социально-экономических формаций без кровавых революций?»^[41].

Схожие сомнения терзают и героев трифоновского «Нетерпения». Неуверенность в правильности выбранного им пути подтверждается уже тем, что герои романа долго не могут решиться на «метод Виль­гельма Телля», осуждают Нечаева. А убежденность Желябова, все же решившегося на террор, соседствует с «голосом» сомнения Александ­ра Сыцянко («И вот тогда в разговоре я спросил Желябова: а если ги­бель врага повлечет за собой гибель близкого, невинного человека? Он, подумавши, ответил: «А вы готовы принести себя в жертву ради будущего России?» Я сказал, что лично себя - готов. «Так вот это и есть жертва: ваши близкие. Это и есть - вы». Признаться, его ответ показался мне чудовищным софизмом»^[42]) и «голосом» раскаяния Ни­колая Рысакова («О вы люди милые, что будете жить через сто лет, неужто вы не почуете, как воет моя душа погубившая себя навеки»^[43]). И Сыцянко, неудачно содействующий народовольцам и вскоре схва­ченный со всей семьей, и Рысаков, убийца царя, - случайные жертвы террора, недопустимые, по мнению Трифонова.

Далеко не все тексты ПР представляют собой вдумчивый анализ исторических событий, каким является роман «Нетерпение». Но имен­но этот роман определил основную задачу серии - «излучать трезвое аналитическое отношение к текущим общественным процессам, обучать самостоятельному политическому мышлению» ⁴⁴.

Тема революции в 1970-е годы является одной из важнейших. В это время кардинально, хотя и почти незаметно со стороны, менялись идеологические установки общества. Разномыслие проникало в разные его сферы. Благодаря идеологической неопределенности, множились точки зрения - в том числе и на историю. Серия романов, задуманная, чтобы отвлечь от «опасных» тем и воспитать в советском духе моло­дежь, стала одной из площадок для острожного пересмотра истории и господствующей идеологии. Именно романы ПР стали одним из цен­тров легального распространения новых, не слишком привычных для широкого читателя взглядов на революционные события и револю­ционеров как участников социальных процессов.

^[1] Тарощина С. «Острее стало ощущенье шагов истории самой...» // Литературная газета. - 1978. - 5 апреля. - С. 3.

^[2] Речь идёт о бандах хунвэйбинов. Их движение появилось после объявления культурной революции в Китае (1965-1976 гг.).

³ Суд над писателями А. Синявским и Ю. Даниэлем в 60-е годы спровоцировал сильный резонанс в интеллигентской среде. Строгий приговор (несколько лет лагерей за публикацию антисоветских текстов на Западе) вызвал недовольство у всех, кто следил за ходом процесса . Именно это громкое дело подняло общественное движение на новый уровень . Формой протеста стало массовое подписанство (до этого, по свидетельству исследователя А.В. Шубина [Диссиденты, неформалы и свобода в СССР. - М.: «Вече», 2008], петиционные кампании не имели такого широкого размаха). Также 5 декабря 1965 года на Пушкинской площади состоялся митинг в поддержку писателей.

^[4] Дмитриевский В.Н. Социальный заказ - театр - зритель: система взаимосвязей // Художественная жизнь России 1970-х годов как системное целое / Отв.ред.: Зор­кая Н.М. - СПб: Алетейя, 2001. С. 136.

^[5] Логинов В. О Романе Василия Аксенова «Любовь к электричеству» // Юность. - 1971. - № 3 - С. 32-33.

^[6] Новохатко В. «Так за царя, за Родину святую...» // Вопросы литературы. - 2004. - № 2 - С. 331-345.

^[7] Азольский А. Посторонний // А.Азольский [Электронный ресурс].

^[8] Среди них - «Любовь к электричеству» В. Аксенова , «Степень доверия» В. Войновича, «Глоток свободы» Б. Окуджавы, «Глухая пора листопада» Ю. Давыдова и т.д.

^[9] Новохатко В. «Так за царя, за Родину святую...» // Вопросы литературы. - 2004. - № 2 - С. 331-345.

^[10] Савченко В. Они дышали свободой (заметки о серии «Пламенные революционе­ры») // Знамя. - 1988. - № 11. - С. 204-210.

^[11] См. статью В. Новохатко «Так за царя, за Родину святую.» // Вопросы литературы. - 2004. - № 2. - С. 331-345.

^[12] См. интервью с А. Гладилиным [Электронный ресурс].

^[13] Огрызко В. Русские литераторы: Трифонов и Вампилов / В. Огрызко [Электронный ресурс].

^[14] Патера Т. Обзор творчества и анализ московских повестей Юрия Трифонова / Т. Патера [Электронный ресурс].

^[15] В отличие от других авторов серии - к примеру, В. Войновича и В. Аксенова, Ю. Трифонов не подвергался травле, не получал угроз из соответствующих органов.

^[16] Иванова Н. Занятия историей как оппозиционный акт / Н. Иванова [Электронный ресурс]. c

^[17] Огрызко В. Русские литераторы: Трифонов и Вампилов / В. Огрызко [Электронный ресурс]. c

^[18] Иванова Н. Занятия историей как оппозиционный акт / Н. Иванова [Электронный ресурс].

^[19] Троицкая Л. Писатель, публицист, создатель первой энциклопедии русского рока Александр Житинский: «Пытаясь устроить Гребенщикову квартиру, я познакомился со своей третьей женой / Л. Троицкая [Электронный ресурс].

^[20] Азольский А. Посторонний // А. Азольский [Электронный ресурс].

^[21] Немзер А. Литературное сегодня. Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. - М.: Новое литературное обозрение, 1998. - [Электронный ресурс].

^[22] Иванова Н. Занятия историей как оппозиционный акт / Н. Иванова [Электронный ресурс].

^[23] Новохатко В. «Так за царя, за Родину святую.» // Вопросы литературы. - 2004. - № 2 - С. 331-345.

^[24] Трифонов Ю.В. Отблеск костра / Ю.В. Трифонов [Электронный ресурс].

^[25] Новохатко В. «Так за царя, за Родину святую.» // Вопросы литературы. - 2004. - № 2 - С. 331-345.

^[26] В 1971 выходит его роман «Любовь к электричеству» о Л. Красине, соратнике самого Ленина.

^[27] Лейдерман, Н.Л., Липовецкий, М.Н. Современная русская литература: В 3 кн. Кн . 2 / Н.Л. Лейдерман, М .Н. Липовецкий [Электронный ресурс].

^[28] Трифонов Ю.В. Нетерпение. - М.: Изд-во политической литературы, 1974. - С. 20.

^[29] Там же. С. 21.

^[30] Там же. С. 28.

^[31] Там же. С. 100.

^[32] Там же. С. 468.

^[33] Там же.

^[34] Там же.

^[35] Трифонов Ю.В. Нечаев, Верховенский и другие / Ю.В. Трифонов [Электронный ресурс].

^[36] Трифонов Ю. В. Нетерпение. - М.: Изд-во политической литературы, 1974. - С. 538.

^[37] Там же. С. 169.

^[38] Трифонов Ю.В. Нечаев, Верховенский и другие / Ю.В. Трифонов [Электронный ресурс].

^[39] Трифонов Ю.В. Нечаев, Верховенский и другие / Ю.В. Трифонов [Электронный ресурс].

^[40] Новохатко В. «Так за царя, за Родину святую.» // Вопросы литературы. - 2004. - № 2 - С. 331-345.

^[41] Шубин А.В. Диссиденты, неформалы и свобода в СССР. - М.: «Вече», 2008. - С. 119

^[42] Трифонов Ю.В. Нетерпение. - М.: Изд-во политической литературы, 1974. - С. 270.

^[43] Там же. С. 529.

^[44] Новохатко В. «Так за царя, за Родину святую...» // Вопросы литературы. - 2004. - № 2 - С. 331-345.