Г.С. Сковорода - украинский философ-проповедник
Я.Д. Верховец
Ревнитель истины, духовный Богочтец,
И словом, и умом, и жизнию мудрец.
Любитель простоты и истинной свободы,
Без лести друг прямой, довольный всем всегда
Достиг наверх наук, познавши дух природы,
Достойный для сердец пример Сковорода.
Григорий Саввич родился в селе Чернухах, Лубенского уезда, Полтавской губ., в 1722 году. Родители его были простолюдины, отец казак, мать казачка. Жили они бедно, но их честность, гостеприимство и миролюбие хорошо были известны в селе.
Гриша уже на 7 году имел наклонность к музыке и чтению. Сперва играл он на дудочке, а потом на флейте; один ходил по рощам и лесам, или, приютившись дома, сидел в уголке и на память повторял читанное им или слышанное. В церковь он ходил охотно, становился на клирос и отличался пением. Любимою песнею его был стих Иоанна Дамаскина: «Образу златому на поле Деире служиму, трие Твои отроцы нечегоша безбожного веления».
По охоте сына к учению, отец отдал его в Киевскую академию. Здесь приятным голосом и любовию к музыке обратил на себя внимание дирижера певческой капеллы и немедленно поступил в хор.
При восшествии на престол Императрицы Елизаветы Петровны в Малороссии набирали мальчиков для придворной певческой капеллы. Сковорода попал туда из первых. Находясь там около двух лет, он сложил голос духовной песни: «Иже Херувимы», который и доселе употребляется во многих сельских церквах на Украине.
Кроме того он же сложил радостный торжественный напев: «Христос Воскресе» и канон Пасхи: «Воскресения день», ныне употребляемый в церквах по всей России, вместо прежнего унылого ирмолойного напева.
В августе 1744 г. Императрица предприняла путешествие в Киев. Вместе с другими певчими прибыл туда и Сковорода. Но при отбытии
Двора в Петербург Сковорода получил увольнение с чином придворного Уставщика1 и остался в Киеве продолжать учение.
В Академии молодой Сковорода занялся еврейским, греческим и латинским языками, упражняясь в красноречии, философии, метафизике, естественной истории и богословии. Благодаря острому уму и редким способностям, он скоро превзошел своих сверстников. Соученик его Михаил Миславский, впоследствии Митрополит Киевский, во всем оставался ниже его, но Сковорода совершенно не имел расположения к духовному званию, для которого впрочем преимущественно отец назначал его, это нерасположение к духовному званию было поводом его исключению из бурсы. Этого то и хотел Сковорода, так как он пожелал видеть чужие края.
Скоро к тому представился удобный случай. Генерал-майор Вишневский посланный в Венецию, взял с собой Сковороду, Вишневский для находившейся там православной церкви, хотел иметь церковников, способных к службе и пению.
Сковорода известный уже знанием музыки, голосом и желанием своим быть в чужих краях, также знанием некоторых языков, был представлен Вишневскому и взят им под покровительство. Путешествуя с генералом, он с его позволения и с его помощью осмотрел Венгрию, Вену, Плат, Пресбург и другие местности Австрии, везде он старался знакомиться с людьми учеными.
Он говорил чисто и хорошо по латыни и по-немецки и порядочно понимал греческий язык, почему легко мог приобретать знакомство и расположение ученых, а с тем вместе и новые познания, каких не имел и не мог иметь на родине.
А потом, когда средства его поиссякли, он взял посох в руку и отправился дальше истинно философски, т. е. пешим и с тощим кошельком. Он странствовал в Польше, Пруссии, Германии и Италии. Тут он заметил, что не у нас только, но и везде, богатому поклоняются, а бедного презирают; видел, как глупость предпочитают разуму, как шутов награждают, а заслуга питается подаянием; как разврат нежится на мягких пуховиках, а невинность томится в мрачных темницах.
1 Этот чин давался обыкновенно всем лучшим придворным певчим, при оставлении ими капеллы, и означал запевалу в хоре, смелого и одаренного острым слухом. Уставщик же при Дворе носил особое платье и был с булавой.
Обогатившись нужными познаниями, Григорий Саввич, надеясь всегда на проворство ног, пустился назад. Сильно забилось сердце его, когда он издали увидел деревянную колокольню родимой своей деревушки. Идя мимо кладбища, где увидел много новых крестов, он думал «может быть, многих теперь заключает в себе мрак могилы!» Он перескочил через ограду, переходил с могилы на могилу, пока по одному из камней не узнал, что уже нет у него отца. Вербы, посаженные в отеческом дворе тогда, как он был еще дитятею, распространили свои ветви по крыше хижины. Здесь он узнал, что все его родные скончались, кроме одного брата, которого пребывание было неизвестно. Побывавши дома, он взял опять свой страннический посох и пошел в Харьков.
Возвратись из чужих краев, полный учености, но с весьма скудным состоянием и в недостатке всего нужнейшего, проживал он у своих приятелей и знакомых. Бедность крайне его стесняла, но Сковорода не просил помощи.
Помещику Тамара нужен был учитель для сына. К нему-то поступил Сковорода и принялся за воспитание молодого человека. Воспитанник привязался к нему. Целый год шло учение, но: чванный отец не удостоивал учителя взглядом, хотя он всякий день сидел у него за столом с своим воспитанником, во тут случилась одна неприятность: как-то разговаривал он с своим учеником и запросто спросил его, как он думает о том, что говорили? Ученик ответил неприлично. Григорий Саввич возразил, что значит он думает «как свиная голова!)» Слуги подхватили слово, передали его барыне, та мужу. Старик, ценя все-таки учителя, но уступая жене, которая требовала мести за сына, названного свиною головою, отказал Сковороде от дому и от должности. При прощании, он с ним впервые заговорил и прибавил: «Прости, государь мой! Мне жаль тебя!» И вот, за «свиную голову» он остался без места, но не без надежды.
В такой крайней нужде зашел он к одному приятелю. Тут ему представился случай ехать в Москву и оттуда в Троице-Сергиевскую Лавру. Наместник Лавры Кирилл, больших познаний человек, стал уговаривать Сковороду остаться в Лавре, но любовь к родине влекла его в Малороссию и он снова возвратился в Переяславль.
Не успел он устроиться в Переяславле, как помещик Тамара просил его вновь к сыну. Сковорода не согласился. Тогда один знакомый перевез его в дом Тамары сонного, ночью. Там его удалось уговорить остаться.
В 1759 году, по приглашению епископа Белгородского Иосафа, Григорий Саввич занял место учителя поэзии в Харьковском коллегиуме (университете). И здесь он продолжал вести скромную жизнь. Одевался просто, питался овощами, на сон тратил не более 4 часов; вставал до зари и любил совершать прогулки; несмотря на свой зрелый возраст был очень подвижен, легок и бодр; считал своим долгом посещать больных утешать печальных, делиться с неимущими.
Через год он навестил в Белгороде епископа Иосафа.
Последний с целью удержать его на более продолжительное имя при училище поручил игумену Гервасию склонить Григория Саввича к принятию монашества, обещая в скором будущем довести его до высокого духовного сана. Такое предложение не только не имело успеха, но, наоборот, заставило Сковороду расстаться с епископом. Отсюда он отправился к новому своему другу, в деревню Старицу, близ Белгорода, где принялся изучать себя и на эту тему написал несколько сочинений.
Соседи искали знакомства со Сковородою. Сам он посещал некоторых из них. Спустя некоторое время он побывал в Харькове и здесь познакомился с Коваленским, которого очень полюбил и ради которого даже остался в Харькове преподавать в Коллегиуме.
Григорий Саввич говорил, что «счастие есть ограничение желаний, обуздание воли и трудолюбивое исправление долга» и жизнь его соответствовала этим словам. В беседах с Коваленским, разделяя человека на внутреннего и внешнего, Сковорода утреннего человека называл Минервою (творческая сила, изобретательность). Часто, видя робкого военачальника, судью грабителя или хвастуна, он замечал с досадою: «вот люди без Минервы!» Часто он ходил с Коваленским на кладбище и здесь говорил о безумной людской боязливости при виде мертвых. Тогда он пел что-нибудь духовное или же, удаляясь в близ лежащую рощу, играл на флейте-траверсе, оставя своего ученика между могил одного, чтобы издали ему было приятнее слушать музыку.
Любимым занятием Сковороды была музыка. Он сочинял духовные концерты, положа некоторые псалмы на музыку, также стихиры для литургии. Все они гармоничны, просты, и проникают в душу. Кроме того он играл на скрипке, флейте, бандуре и гуслях, и вообще любил музыку и занимался ею с детства.
В Харькове однажды (в 1764 г.) произошел следующий случай: Губернатор Щербинин ехал по улице, в пышном рыдване в сопровождении гайдуков. Увидев Сковороду сидящим у гостинного двора на тротуаре, он послал за ним адъютанта.
— «Вас требует к себе его пр—ство». Какое пр—ство?
— «Г. Губернатор!» «Скажите ему, что мы незнакомы!» Адъютант, заикаясь, передал ответ Сковороды губернатору. Тот послал вторично.
— «Вас просит к себе Евдоким Алексеевич Щербинин!» «А! — ответил Сковорода: об этом слыхал! Говорят, добрый человек и музыкант!» И снявши шапку, подошел к рыдвану. С той минуты они сошлись. В первые дни знакомства Щербинин спросил его: «Честный человек, для чего не возьмешь ты себе известного состояния?» «Милостивый Государь, — отвечал философ: свет подобен театру. Чтоб представить на нем игру с успехом и похвалою, берут роли по способностям. Действующее лицо не по знатности роли, но за удачность игры похваляется. Я увидел, что не могу представить никакого лица удачно, кроме простого, беспечного и уединительного; я сию роль выбрал и доволен. Если бы я почувствовал сегодня же, что могу рубить турок, пошел бы служить в войско. А ни конь, ни свинья не сделают этого, потому что не имеют природы к тому!»
В 1766 году Сковорода был приглашен преподавателем правил благонравия в Харьковском коллегиуме и он охотно принял это место, даже без определенного жалованья, ссылаясь что это доставит ему одно удовольствие. В руководство ученикам он написал тогда известное свое сочинение: «Начальная дверь к христианскому добронравию для молодого шляхетства Харьковской губернии» (см. в конце сего жизнеописания).
Но у Сковороды нашлись завистники. Особенно напугали некоторых сказанные им при вступлении на кафедру слова: «Весь мир спит! Да еще не так спит, как сказано: аще упадет, не разбиется. Спит глубоко, протянувшись, будто ушибен! А наставники не только не пробуживают, но еще поглаживают глаголюще: спи, не бойся, место хорошее... чего опасаться!»
Григория Саввича отрешили от должности и он принужден был удалиться из Харькова в поместье любимых им помещиков Земборгских «Гуж-винское» и там поселился на пасеке. Отсюда пригласил его к себе помещик Изюмского уезда, Сошальский. Сковорода перебрался в дер. Гусин-ку, полюбил место и хозяев и пристроился опять-таки по обычаю своему на пасеке, в обществе старого пчельника и своей любимой собаки.
В 1775 г. Григорию Саввичу было уже 53 года, а он оставался все тем же беспечным старым ребенком. С этого времени его жизнь уже принимает вид постоянных переходов, странствований пешком за сотни верст и кратких отдыхов у немногих, которых он любил и которые гордились его посещениями. Слава о нем распространилась по всей Украине. Его посещение считалось благодатью. Многие хулили его, многие хвалили и все хотели его видеть. Постоянного жилища он нигде не имел. В крайней бедности переходил он из избы в избу, учил детей примером непорочной жизни и зрелым наставлением.
Одежду его составляла серая свита, пищу — самое грубое кушанье. Проживши несколько дней в одном доме, где летом ночевал в саду, под кустарником, а зимой в сарае, брал он свою Библию, в карман флейту, и пускался далее, всегда пешком. Чтобы ему не предлагали, он всегда отказывался, говоря: «Дайте неимущему!» Иногда жил он у кого-либо только для того, чтобы своими беседами нечувствительно привлечь человека в познание себя, в любовь к истине и в отвращение от зла.
Екатерина II знала о Сковороде, дивилась его жизни, уважала его славу и однажды, чрез Потемкина, послала ему приглашение переселиться из Украины в столицу. Гонец Потемкина застал Сковороду с флейтой, сидящего при дороге, близ него ходила овца хозяина, приютившего на время философа. Сковорода, выслушав приглашение, ответил: «Скажите Матушке Царице, что я не покину родины...
«Мне моя свирель и овца
Дороже Царского венца!»
Об остроумии Сковороды рассказывают следующее: Г., умный и ученый человек, но безбожник, хотел однажды осмеять его. — «Жаль — сказал он — что ты, обучившись так хорошо, живешь как сумасшедший, без цели и пользы для отечества!» «Ваша правда, я до сих пор еще не сделал пользы; но надобно сказать, и никакого вреда! Но вы, сударь, безбожием вашим уже много сделали зла. Человек без веры есть ядовитое насекомое в природе».
Императрица Екатерина, проездом чрез Украину, увидала Сковороду и спросила: «Отчего ты такой черный?» — «Э! Вельможная Мати, разве же ты где видела, чтобы Сковорода была белая коли на ней пекут да жарят и она все в огне?» — отвечал философ.
Сковорода учил простой народ всюду, на базарах, у кладбища, на папертях церковных, называл себя другом поселян и гордился именем народоучителя, презирая насмешки своих врагов.
Он говорил: «Добрый человек везде найдет насущный хлеб и людей, а воду дает ему земля без платы, лишнее не нужно».
*Не тот глуп, кто не знает (еще все перезнавший не родился), но только, кто знать не хочет!» Лучше мне сухарь с водою, чем сахар с бедою! Вот причины нашей бедности, что мы, погрузив все наше сердце в приобретение мира и в море телесных надобностей, не имеем времени вникнуть внутрь себе: очистить и поврачевать самую госпожу тела нашего, душу нашу. Забыли мы себе за рабом нашим, неверным телишком, день и ночь о нем одном пекущесь. Похожи на щеголя, заботящегося о сапоге, не о ноге, о красных углах, не пирогах, о золотых кошельках, не о деньгах. Есть в нас и душа, но такова, как у подагрика ноги, или матросский козырек. Она у нас расслабленна, грустна, нравна, боязлива, завистлива, жадная, ничем не довольна, сама на себя гневна, тощая» бледна, точно такая, как больной из лазарета, каковых часто живых погребают. Такая душа, если в бархат оделась, не гроб ли ей бархатный? Если в светлых чертогах пирует, не ад ли ей?
А вот его наиболее известная песня, которую украинские бродячие певцы, назыв. «бандуристами» и «кобзарями», распевали на больших дорогах и в селах, вместе с другими его же стихами:
Блажен муж, иже в премудрости умрет, и иже в разуме своем поучается святыне.
Сирах.
Всякому городу нрав и права,
Всяка имеет свой ум голова,
Всякому горлу свой есть вкус каков,
Всякому сердцу своя есть любовь.
А мне одна только в сердце дума,
А мне одна только не идет с ума.
Петр для чинов углы панские трет,
Федор — купец при аршине все лжет,
Тот строит дом свой на новой манер,
Тот все в процентах, пожалуй, поверь.
А мне одна только в сердце дума,
А мне одна только не идет с ума.
Тот непрестанно стягает грунта,
Сей иностранный заводит скота,
Те формируют на ловлю собак,
Сих шумит дом от гостей, как кабак.
А мне одна только в сердце дума,
А мне одна только не идет с ума.
Тот строить на свой лад юриста права,
С диспут студенту трещит голова,
Тех беспокоит Венерин Амур,
Всякому голову мучит свой дур.
А мне одна только в свете дума —
Как бы умереть не без ума.
Смерть с страшной замашкой колосс
Ты не щадишь и царских волос,
Ты не глядишь, где мужик, и где царь,
Все жрешь так, как солому пожар.
Кто ж на ея плюет острую сталь?
Тот, чья совесть, как чистый хрусталь...
Его канты (псалмы) слушались не высшим обществом, простым народом — поселянами, казачеством, чумаками, бурлаками и мещанами. Но сильнее всяких своих сочинений действовал он сам, своею собственною личностью, своим примером.
Заслуги Сковороды пред обществом и государством не оценены. Ему много обязан Харьковский университет, так как первые помещики, подписавшие в 1803 г. беспримерную сумму в 618 000 руб., для основания его, были большею частью все или ученики, или короткие знакомые и друзья Сковороды. Известно, что в местностях, куда приходил Сковорода, паны меняли свое обращение с рабами. Так сильно было его нравственное влияние! Своим незлобием и покорностью он являлся примером утешения и успокоения для тех, кто томился под игом рабства.
Григорий Саввич Сковорода скончался 29 Октября 1794 года, исполнив все положенное по уставу Церкви и приобщившись Св. Таин. Похоронен он в селе Ивановке, в 40 верстах от Харькова. На памятнике его вырезана составленная им самим надпись: «Мир мене ловил, но не поймал!» Более ста лет прошло со дня смерти философа-проповедника, но слава его жива между нами и доселе! (Соч. Г. П. Данилевского, т. V. соч. Г. С. Сковороды, юбилейное изд. Харьковского Ист.-Фил. Общества 1894 г.).
Начальная дверь к христианскому добронравию
Благодарение блаженному Богу о том, что нужное сделал не трудным, а трудное не нужным.
Нет слаще для человека, и нет нужнее, как счастье: нет же ничего и легче сего. — Благодарение блаженному Богу!
Царствие Божие внутрь нас. Счастье в сердце, сердце в любви, любовь же в законе Вечного.
Сие есть не престающее ведро и не заходящее солнце, тьму сердечные бездны просвещающее. — Благодарение блаженному Богу!
Что было бы тогда, есть ли бы счастье, пренужнейшее и любезнейшее для всех, зависело от места, от времени, от плоти и крови? Скажу яснее: что было бы тогда, если бы счастье заключил Бог в Америке, или в Канарских островах, или в азиатском Иерусалиме, или в царских чертогах, или в Соломоновском веке, или в богатствах, или в пустынь, или в вине, или в науках, или в здравии?.. Тогда бы и счастье наше и мы с ним были бедны. Кто б мог добраться к тем местам? Как можно родиться всем в одном коем-то времени? Как же и поместиться в одном чине и статье?
Какое же то и счастье, утвержденное на песке плоти, на ограниченном месте и времени, на смертном человеке? Не сие и есть трудное? Ей, трудное и невозможное. Благодарение блаженному Богу, что трудное сделал не нужным!
Ныне же желаешь ли быть счастливым? Не ищи счастья за морем, не проси его у человека, не странствуй по планетам, не влачись по дворцам, не ползай по шару земному... Златом можешь купить деревню, вещь трудную, яко обходимую: — а счастье, яко необходимая надобность, туне везде и всегда даруется. Воздух и солнце всегда с тобою, везде и туне: все же то, что бежит от тебя прочь, знай, что оно чуждое и не почитай за твое; все то чужое и лишнее. Что же тебе нужды? потому то оно и трудно. Никогда бы оно от тебя не разлучилось, есть ли бы было необходимо.
Благодарение блаженному Богу! Счастье ни от небес, ни от земли не зависит.
Скажи с Давидом: что ми есть на небеси? И от тебе что восхотех на земли?
Что же есть для тебя нужное? То, что самое легкое? А что же есть легкое? О! Друг мой! все трудное и тяжелое есть горькое и злое, и лживое. Однако, что есть легкое? То, друг мой, что нужное. Что же есть нужное? Нужное есть только одно:
Едино есть на потребу.
Одно только для тебя есть нужно, одно же только и благое, и легкое: а прочее все труд и болезнь. — Что же есть оное единое? Бог. Вся тварь есть рухлядь, смесь, сечь, лом, кружь, стень, и плоть: и то, что любезно и потребно, есть едино, везде и всегда. Но сие едино все горстию своею и прах плоти твоея, содержит. Благодарение ж блаженному Богу, за то, что все нас оставляет и все для нас трудно, кроме того, что потребно, любезно и едино.
Многие телесные необходимости ожидают тебя, и не там счастье: а для сердца твоего единость на потребу, и тамо Бог и счастье. Не далече оно, близ есть, в сердце, и душе твоей.
О страстях, или грехах
Страсть есть моровой в душе воздух. Она есть беспутное желание видимостей: а называется мучительный дух. Главнейшая всех есть зависть, мать прочих страстей и беззаконий. Она есть главный центр оной пропасти, где душа мучится. Ничто ее не красит и не пользует. Не мил ей свет, не люба благочинность: а вред толь сладок, что сама себя десять раз съедает. Жалом адского сего дракона есть весь род грехов, а вот фамилия его: ненависть, памятозлобие, гордость, лесть, несытость, скука, раскаяние, тоска, кручина, и прочий не усыпаемый в душе червь.
О любви, или чистосердечии
Противится сей бездне чистосердечие. Оно есть спокойное в душе дыхание и веяние Святого Духа. Оно подобно прекрасному саду, тихих ветров, сладко-дышущих цветов и утехи исполненному, в котором процветает древо нетленной жизни. А вот плоды его: доброжелательство, незлобие, склонность, кротость, нелицемерие, благонадежность, безопасность, удовольствие, крепость сил (кураж), и прочие неотъемлемые утешения. Кто такову душу имеет, мир на нем, и милость и веселие вечное над главою сего истинного Христианина.
Перепечатано целиком из книги «Незабвенное прошлое».
Печатается по изданию: Я.Д, Верховец. Г.С. Сковорода — украинский философ-проповедник. СПб, 1899.
