Характеры и обстоятельства в мемуарной прозе В. Каверина
Алейникова З.Я.
В последние годы советское литературоведение и критика уделяют серьезное внимание изучению закономерностей развития мемуарно-биографической прозы. Исследователи объясняют своеобразный расцвет этого жанра историческим своеобразием современного этапа. «Интерес к история личности, к познанию ее и самопознанию возникает в пору глубочайших сдвигов, когда возникает необходимость подведения итогов жизни и деятельности человека, в пору, когда дается объективная оценка участия человека в общем деле и выявляется мера его личной ответственности. В послевоенные годы - годы подведения итогов (исторических, общественно-политических, идейно-нравственных) назревала необходимость осмыслить пройденный путь, собрать все значительное как из общей деятельности, так и из своего жизненного опыта, в особенности то новое, что связано с личностью».
В критических работах, посвященных «невымышленной прозе», достаточно часто приходится сталкиваться с противоположной точкой зрения, утверждающей, что для произведений этого типа показателен повышенный интерес к информационному ряду, что перевес обстоятельств над характерами составляет ведущую черту этого направления. На эту особенность, в частности, обращает внимание С. Залыгин: «В то время, как в системе образов мы чувствуем наличие некоторого лимита, событийность бесконечна. Время, наше время мы ощущаем сильнее в плане событийном, чем образном».
Такая точка зрения представляется недостаточно убедительной. Проблема характера является одной из главных в мемуарной и художественно-документальной литературе. Следует обозначить отличие характера в мемуарно-художественной литературе от того, который воссоздается в беллетристике. В литературе, основанной на документальных событиях, происходит обратный процесс: обращение к характерам существующим или действительно существовавшим и выявление в них того, что характеризует их как типические. Одним из лучших подтверждений тому служит автобиографическая трилогия В.А. Каверина «Освещенные окна», в которой как характер главного героя, так и характеры эпизодические даны в теснейшей связи с исторической эпохой, демонстрируя тем самым связь с идеологией, сопричастность и сопряженность эстетического и идеологического начал.
В произведении, которое мы рассматриваем, главной является проблема духовного становления личности в условиях переломной эпохи рождения нового общества и формирования новых человеческих отношений. Характер центрального персонажа создается в лучших традициях социалистического реализма: автор не только раскрывает связи героя со средой, с историческим временем, определившим развитие и становление личности, но также намечает перспективу судьбы как главного персонажа, так и характеров эпизодических.
Тематически «Освещенные окна» четко делятся на три части переменой места жительства героя - Псков, Москва, Петроград, Но гораздо важнее другое - субъективный фактор: эти три части соответствуют этапам духовного становления героя.
Повествование в трилогии ведется от первого лица, и автор не только оказывается в числе персонажей, но и является главным героем, поэтому самоанализ, исповедальность предстают в «Освещенных окнах» как главные принципы характеросложения.
Первая часть начинается вступлением, в которой мотивируется желание вернуться в город детства.
Главным обстоятельством, формирующим характер в этот период, в трилогии представлена семья. Читатель входит в мир трудовой интеллигенции, семьи, где отец и мать музыканты, где все старшие дети играют на нескольких инструментах. Музыка способствует формированию впечатлительного, неуравновешенного характера.
В семье мальчик впервые слышит о революции. Это заставляет его мыслить, смотреть на близких людей, на товарищей под углом их возможного отношения к будущему. Революция пока что привлекает героя как нечто необычное, романтическое, таинственное. При анализе принципов создания образа главного героя следует обратить внимание на наличие двух точек зрения на факты, события, поступи главного персонажа: во-первых, мальчика, подростка, юноши; во-вторых, человека, прожившего большую жизнь, писателя, с глубоким знанием действительности и умением проникать в тайники человеческой души. Как следствие этого принципа - легкая ирония по отношению к своему датскому максимализму, неуравновешенности, желанию быть похожим на кого-то. «Я мысленно разделял класс пополам. Будущая революция могла смело рассчитывать на Арнольда Гордина, Гирва, Рутенберга, который - это выяснилось в 1917 году - был сыном известного эсера, братьев Матвеевых и меня» .
Исследователи отмечают, что подобный «двойной взгляд» составляет одну из принципиальных художественных особенностей современной «невымышленной литературы». Так, например, Н. Банк, исследуя дневники и записные книжки писателей, приходят к выводу, что в дневниках К. Симонова «психологическое столкновение взглядов разных лет составляет один из драматических узлов документальной книги».
Мир семьи в трилогии Каверина не есть нечто раз и навсегда данное. Подспудно совершающиеся социальные перемены приводят к изменению семейных, отношений. Образ «разваливающейся», а затем окончательно распавшейся семьи проходит через все произведение, превращаясь в символ разрушения старых и рождения новых человеческих отношений. Время, а не воля отца, определило судьбы детей. «Жизнь отца была наконец полна: у него была семья, армия и скрипка Амати. Первой начала рассыпаться семья». Затем рушится царская армия с ее уставом и порядками, потом оказывается, что и скрипка только талантливая подделка под Амати. Отец не смог смириться с крушением идеалов, не сумел найти истинного призвания в новой жизни. Перед читателем предстает человек долга, влюбленный в свою профессию, но не способный подняться выше этих конкретных сфер или хотя бы интуитивно проникнуть в духовный мир близких людей. «Дети интересовались политикой, которая в сравнении с армией казалась ему ничтожной».
Каверин подчеркивает, что обстановка распадавшейся семьи - один из главных факторов, формировавших характеры детей, в том числе и главного героя. Эта атмосфера заставляла думать, определять свое отношение к родителям. «В ссору, то тлевшую, то разгоравшуюся стали с годами вмешиваться подраставшие дети. Были ничтожные поводы, возникавшие из-за самой атмосферы распадавшегося дома, но были и события, требовавшие выбора между отцом и матерью неотложные решения, опасные повороты».
Сначала призрак революции, а затем она сама врывается в жизнь псковского гимназиста и изменяет ее. Меняется даже ритм повествования - он становится более напряженным, прерывистым: мелькают события, лица. Герой от наблюдений и размышлений переходит к действию. Уже в конце первой части трилогии он член классного комитета, а затем его исключают из гимназии за участие в школьной забастовке. Но еще очень далеко до осознания своего места в мире, и все сильнее стремление найти его, поэтому все настойчивей звучит в сознании подростка вопрос: «Кто же я?».
Если в первой части произведения сфера жизни и действия героя - семья и гимназия, то во второй части этот круг значительно расширяется: библиотека, 144-я трудовая школа, «столовка на Девичьем Поле», коллектор Московского военного округа и т.п. Герой ищет и пока что не находит своего истинного призвания. Потребность писать становится для него все более неотвратимой, но именно в литературной среде пока что нет места для начинающего поэта. Хотя он и является членом «Зеленой мастерской», Балтрушайтис не обращает на него внимания, потому что для известного поэта он один из множества мальчиков, которые пишут стихи.
Для становления героя как писателя Москва почти ничего не дала, но она углубила и расширила его видение мира, знание людей. Подспудно, под влиянием социальных перемен, встреч с людьми, общения с миром художественной литературы в душе молодого человека создается идеал, еще не до конца осознанный. Это подтверждается содержанием размышлений героя после беседы со случайным попутчиком по дороге в Петроград. Внутренняя сущность незнакомца раскрывается в разговоре. Узнав, что перед ним будущий филолог, попутчик отмечает:
«Ну что ж! Поприще, естественно, не бесполезное, однако не для себя.
- А для кого же?
- Для других.
- Почему?
- Потому что на этом поприще крайне трудно ухватить идею. А если в наше время ее не ухватишь - в безбедности не прожить, если, разумеется, вы не гений». Далее попутчик рассказывает, как он «ухватил идею», в результате чего - сытая, благополучная жизнь.
Такая позиция чужда герою, хотя он еще не готов к тому, чтобы дать отпор в открытой словесной схватке, но уже не остается равнодушным к такой жизненной позиций: «Но ведь он же не сделал ничего плохого, - убеждал я себя. - Напротив, в сложном положении нашел выход... и справедливо получал благодарность. И все-таки, все-таки. Не даром он определил мою философию как дело «не для себя... Ну, а ты? - спросил я себя. Ты живешь для себя. Ты живешь для других?» Этот внутренний монолог свидетельствует о перспективности нравственных исканий главного героя трилогии.
Действие третьей части «Освещенных окон» происходит в Петрограде двадцатых годов. Мастерски рисует Каверин образ города. Петроград Каверина предстает свободным от прошлого в ожидании будущего. Облик города активно включен в сюжет, в мысли, чувства главного героя, для которого он стал второй и истинной родиной, ибо здесь окончательно определяются его интересы, начинается служение литературе, формируется активная жизненная позиция писателя-гражданина. Этой эволюции способствует главным образом окружение героя.
Для мемуарной литературы в целом, и для «Освещенных окон», в частности, характерен очерковый принцип создания тех характеров, во взаимоотношении с которыми самовыявляется центральный персонаж. Трилогия содержит целую галерею портретных очерков, свободно расположенных вдоль основной линяй повествования. Наряду е проблемой становления отдельной личности Каверин исследует категорию коллективного характера, тех свойств и особенностей, которые вызываются в героях острыми событиями общественной жизни.
От первой к третьей части наблюдается значительное увеличение такого рода эпизодических характеров, что объясняется и движением сюжета (выход из замкнутого мира семьи), и изменениями во внутреннем мире центрального персонажа: он все более формируется как писатель. Естественно, что в первой части наиболее подробно выписаны; характеры близких людей: отца, матери, братьев Вали. Во второй чести (московской по месту действия) увеличивается количество эпизодических характеров, исследование которых Каверин ограничивает возможностями литературного портрета, включенного в основной сюжет произведения.
В третьей части, озаглавленной «Петроградский студент», внимание автора сосредоточено на литературной жизни начала 20-х годов и подчинено исследованию родовых, профессиональных качеств молодых советских писателей. Каверин рисует общую атмосферу литературной жизни, в которой «ни зависти, ни борьбы честолюбий, только открытость и желание добра». Споры не разъединяли, а, напротив, объединяли молодых писателей даже тогда, когда их мнения были противоположны, потому, что «серапионов» соединяла общая цель найти истинные пути искусства. Во-вторых, автор выделяет крупным планом несколько фигур: Вс. Иванова, М. Зощенко, Л Лунца, К. Федина, М. Слонимского, Н. Тихонова.
Средства создания характера, прежде всего, портрет: «Плотный человек, лет двадцати пяти, в гимнастерке, в английских солдатских сапогах с обмотками. Это был Всеволод Иванов». Или: «Он был небольшого роста, строен и очень хорош собой. Глаза у него были задумчивые, темно-карие, руки - маленькие, изящные, рот с белыми, ровными зубами редко складывался в мягкую улыбку», - таким предстает перед читателем Михаил Зощенко.
Наряду с портретом Каверин использует для создания образов персонажей документальный материал: автобиографии и письма «серапионов». Автобиографии свидетельствуют о том, что большинство представителей этого поколения не выбирали себе биографий, характеры и судьбы определялись эпохой: «А после революции скитался но многим местам России. Был плотником, на звериный промысел ездил к Новой Земле, был сапожным подмастерием, служил телефонистом, милиционером был на станции «Лигово», был агентом уголовного розыска», - пишет о себе Михаил Зощенко.
Само напряженное, небывалое время врывается на серапионовскую субботу вместе с «рыжевато-белокурым солдатом-кавалеристом в длинной, сильно потертой шинели, с красно-кирпичным лицом, выше среднего роста, костлявым, решительным и, одновременно, застенчивым». И стихи этого человека - Николая Тихонова - рождены революцией и гражданской войной и отражают общее романтически приподнятое настроение тех, кто участвовал в этих событиях:
Праздничный, веселый, бесноватый,
С Марсианской жаждою творить
Понял я, что небо небогато,
А про землю стоит говорить.
Письма «серапионов» к Горькому и Лунцу подтверждают дружеское участив всех в судьбе каждого. «А Венька погибнет, если его будут «валить за его фокусы. Всякий фокус позволителен, если в его основе лежит интересная мысль, у Веньки один фокус. Венька знает не человека, а гомункулюса...», - такое отношение к первые произведениям Каверина высказывал Слонимский в письме к Л. Лунцу. А в письме другого «серапиона» содержится противоположная оценка: «Веня - мой друг, проклятый западник - он пишет одну за другой великолепные вещи: «Бочку» и «Шулера Дье». Здорово пишет, обалдело пишет» (Тихонов - Лунцу).
Беспощадная борьба в литературе изображается Кавериным как отражение времени, борьбы социальной. Отношения между начинающими писателями, строящиеся на принципах дружбы, уважения, заботы друг о друге, предстают как главное завоевание Октября. Такая атмосфера предстает как решающее обстоятельство формирования мировоззрения центрального персонажа. «Они не щадили моего честолюбия, и медленно, но верно оно становилось совсем другим - не беспредметным, но профессиональным. Они сделали то, что уже в двадцать лет ничто не могло выбить из моей руки перо, и, когда выбор остановился на прозе, научили меняться, оставаясь собою».
Характер центрального персонала «Освещенных окон» в сюжете трилогии не получает окончательного завершения, оставаясь отбытым, формирующимся. До конца определено только главное: позиция писателя-реалиста, хотя определенность эта пока только теоретическая. Практически герой трилогии - автор произведений еще далеких от реальной действительности. «Я продолжал надеяться на успех, переоценивал свое дарование, но уже догадывался, что моим средневековым схоластам нечего делать в современной литературе». П. Палиевский считает, что такая незавершенность образа в «невымышленной литературе» составляет ее оригинальное достоинство, ибо отражает самодвижение жизни: «В их (образов - З.А.) незаконченной сырой форме мерцают тысячи красок и закономерностей, идущих к нам изнутри».
Таким образом, отличаясь интересом к информационному ряду, художественно-документальная литература в то же время обнаруживает серьезные возможности для создания не только предельно детерминированных, но и обобщающих образов-персонажей.
В трилогии В.А. Каверина как характер главного героя, так и характеры эпизодические даны в теснейшей связи с исторической эпохой, демонстрируя тем самым связь с идеологией, сопричастность и сопряженность эстетического и идеологического начал.
Исповедальность как главный принцип характеросложения позволяет автору создать психологически разработанный образ главного героя произведения, проследить его эволюцию под влиянием обстоятельств происхождения, интимных отношений, эстетических вкусов, привходящих исторических и социальных перемен.
Следует отметить, что форма мемуарного романа, избранная писателем, предоставила ему широкие возможности для создания коллективного характера. Центральный персонаж в центре действия и окружения себе подобных несет родовые профессиональные черты, выявляя типическое в становлении первого поколения советской интеллигенции. При этом эпизодические персонажи эстетически уравнены в своих правах с главным героем и имеют не меньшее значение в решении проблем положительного героя эпохи, рождения советской литературы, взаимовлияния искусства и жизни.
Л-ра: Конфликты и характеры в современной советской литературе. – Москва, 1980. – С. 71-79.
Произведения
Критика
