История немецкой литературы. Предмартовский период. Иеремия Готхельф
Не с целью прославления соотечественников рассказал швейцарский пастор Иеремия Готхельф (1797—1854) в более чем четырнадцати романах об эмментальских крестьянах. Но он не нашел своего героя, как мечтал, среди крестьянского люда; этот герой оказался горожанином, хотя Готхельф с неприязнью относился к городу. Вместе с Зилсфилдом и Штифтером Готхельф разделил славу новеллиста предмартовского периода, однако вплоть до XX столетия имя его было незаслуженно забыто.
Произведения Готхельфа отражают реалистическую направленность деревенского рассказа — несколько ослабленную Ауэрбахом и его последователями; они раздвигают узкие границы этого жанра: Готхельф не чурается социальных и политических вопросов, он противится бегству из общества и требует страстного и активного вмешательства в окружающую действительность.
Воспитанный в традициях народно-просветительской и в то же время христианско-назидательной литературы Швейцарии (Песталоцци, Цшокке), Готхельф писал свои произведения в тот период, когда его родина стала единым буржуазным государством. Деревня из идиллии превратилась в место борьбы спровоцированных цивилизацией и «духом времени» конфликтов, которые отражали основные черты переходного периода. Готхельф встретил новое время насмешкой, которая затем перешла в горечь и, наконец — когда была постепенно уничтожена основа его патриархальных представлений, — вылилась в сильный гнев.
Поначалу Готхельф придерживался взглядов либерального реформизма и категорически отвергал идеи прогрессивных писателей предмартовского периода; хотя, как и они, он тоже считал первоочередной задачей слияние литературы с жизнью, однако речь шла лишь об антикапиталистическом гражданском воспитании — что было оправдано уровнем развития Швейцарии, — воспитании общины, семьи. В таком воспитании работа рассматривалась как творящий добро элемент, а противоречие между индивидуумом и обществом — как тормоз. Готхельф был идеологом. Сущность его воспитательных мер заключалась в христианском — недогматическом — консерватизме, который не только твердо придерживался «угодной богу» старины, патриархальных отношений, царивших в среде зажиточных крестьян, но и пытался глубже обосновать эти отношения и обновить их.
В течение всей жизни Готхельф был пастором и школьным комиссаром эмментальской деревни Лютцельфлу и потому писать начал лишь в сорок лет. Воскресными проповедями он стремился побороть недуг времени. Но и став писателем, он по-прежнему продолжал наставлять людей. У него не было ярких литературных образцов классики и романтизма или воспитательного романа, которым бы он мог подражать или которые он должен был бы превзойти. Поэтому он приводил своим крестьянам, служанкам и батракам, равно как и их угнетателям, простые примеры литературы: выпускал календари, помещая в них рассказы и романы. Он воспевал христианский образ жизни, способствовавший укреплению общины, и порицал нарушителей нравственных норм.
Готхельф не стремился к стилистической безупречности, определенной форме или стройной композиции произведения — Келлер подчеркивал отсутствие какой бы то ни было эстетической культуры у Готхельфа, — он учил, воспитывал, при этом во имя действительности он жертвовал приукрашенным ее изображением. Это был самобытный и необычайно продуктивный талантливый рассказчик, его произведения, касающиеся жизни лишь маленького Эмменталя, являются больше чем простым вкладом в общественную историю Швейцарии, они изображают не только человека как продукт социальной среды; некоторые из них вырастают до поэтических метафор исторических перемен.
В своей первой книге, «Крестьянское зерцало, или История жизни Иеремии Готхельфа» (1837), Готхельф создал неприкрашенную картину жизни швейцарского крестьянина. Как и в других его ранних произведениях, здесь преобладают теневые стороны и нравственная деградация деревенского быта («Страдания и радости школьного учителя», 1838—1839, и др.). Однако показ судеб, чувств и страданий обиженных и обездоленных свойствен и более поздним его работам, когда Готхельф отказался от идей либерализма и выступил за крестьянство как силу, поддерживающую «здоровый» мир и «божественный» порядок. В самых известных его романах «Как батрак Ули становится счастливым» (1841; новый вариант вышел под названием «Батрак Ули», 1846) и в его более слабом продолжении «Ули-арендатор» (1849) патриархальная модель мира превращается в фикцию, ибо образец и его отражение не совпадают.
В этих произведениях показано превращение босяка в зажиточного крестьянина: добротное крестьянское хозяйство воплощает истинную мораль; в городском предпринимателе, как и в наемных сельскохозяйственных рабочих, автор усматривает угрозу личности, в стремлении крупнопоместных крестьян к обогащению — предосудительные действия. Эти произведения пронизаны духом кальвинизма, ибо достигнутое благополучие отождествляется с богоугодностью, а счастье человека в этой жизни зависит от нерушимого, установленного богом порядка. Несмотря на эти идеи, Готхельф все сильнее противится «духу времени» («Дух времени и дух бернцев», 1852) — равно как и проникновению капитализма и радикальному оппозиционному движению; в романе наглядно представлены социальные противоречия между батраками и крестьянами, обостряющиеся по мере проникновения капитализма в сельское хозяйство.
В рассказах Готхельф значительно приглушил нравоучительный тон. В них в полной мере раскрывается его поэтический дар. «Черный паук» (1842), «Эльзи, странная служанка» (1843), «Ганс Йоггели, наследник кузена» (1848) являются примерами захватывающего повествования и реалистического изображения людей и событий. Готхельф сочетал в своих произведениях сочный бернский диалект и исконный немецкий литературный язык.
История о чуме под названием «Черный паук» по праву причислена к произведениям мировой литературы. В рассказе реальная современность переплетается с вневременностью, историческое с мифическим, что символизирует ответственность индивидуума за общество.
Готхельф был гениальным прозаиком, но он не понимал, что защищаемый им мир неминуемо обречен на гибель. Келлер, несмотря на различие политических взглядов, так оценил своего земляка: «Это величайший эпический талант... какого долгое время не знала земля и, быть может, еще долго не будет знать»*.
