Джанни Родари. Игра в домики
Е. Солонович
Представляя читателям эту книгу, Итало Кальвино нашел простые, идущие от сердца слова о том, чему все еще трудно поверить вопреки неумолимой логике фактов: «Очень больно говорить о Джанни Родари в прошедшем времени, ставить рядом с его именем две даты, 1920-1980, чтобы обозначить пройденный и завершенный путь».
Подобно «Сказкам по телефону» (1962), «Игру в домики» можно считать книгой не только для детей, но и для взрослых; если же представить непосредственного адресата, книга, скорее всего, обращена к читателю среднего школьного возраста.
«Игра в домики» состоит из девятнадцати рассказов, причем только два из них — «Серенада Пакета» и «Матч» — связаны между собой сюжетно, остальные совершенно самостоятельны, и это делает книгу сборником со свободной композицией. Сборником рассказов и, пожалуй, сказок, ибо к этому именно жанру ближе всего стоит повествование о корове, съевшей радугу.
По нескольким фразам скромного почтового работника его невозможно спутать с разбитным агентом фирмы, поставляющей национальные флаги международным отелям и ресторациям на Адриатике, или со смотрителем космического радиомаяка, побывавшего на таких планетах, о каких мы и не слышали.
Первые сказки или рассказы книги рождаются из неожиданной ситуации, обозначенной двумя рифмующимися словами без малейшей логической связи между ними. Как тут не вспомнить «Грамматику фантазии» того же Родари, его «введение в искусство придумывания историй»? В «Грамматике фантазии» читаем: «Если отправной точкой может служить одно-единственное слово, то «фантастическая тема» наверняка возникает при весьма странных словосочетаниях, когда в водовороте образов, в их причудливых переплетениях появляется непредвиденное родство между словами, принадлежащими к совершенно различным рядам». Рифмуя то радугу, то цесарку, то холодильник с соответствующим итальянским городом, Родари начинает рассказ с парадокса, который уже через несколько строк обретает контуры действительного события, по какому бы смелому пути ни увлекло писателя его воображение. Перевести на другой язык один из таких зачинов «с ходу» трудно, просто невозможно, тут, по-видимому, надо искать город с иным названием, созвучным ключевому слову. Ну, а как быть, скажем, с Вероной (Родари рифмует Verrona — gallina faraona) в одной из сказок, где упоминается связанная с этим городом легенда о Ромео и Джульетте, как быть с подобного рода реалиями?
Интересно, что в одном из рассказов («Справочник фантастических индексов») названия итальянских городов обыгрываются в том же духе уже как бы не автором, а персонажем — почтовым работником, упомянутым выше, предлагающим превратить сухой перечень почтовых индексов в книгу для занимательного чтения. Рассказ этот воспринимается как приглашение к игре, стимулирующей быстроту реакции, выдумку, остроумие, поощряющей словотворчество, расширяющей исподволь запас сведений по географии, причем дидактическая подоплека рассказа нисколько не умаляет его художественной сути, воплощенной в форме докладной записки министру связи.
Есть в книге страницы, дойдя до которых мы услышим голос живого Родари, готовящегося к встрече с ребятами из Турина. «Слово Турин» — так назвал писатель эти раздумья, подсказавшие ему пестрый ворох невероятных сюжетов, чтобы поделиться ими с маленькими туринцами, раззадорить аудиторию, помочь преодолеть инерцию сознания, нередкую косность мысли. «Слово Турин» занимает особое место в книге и могло бы по праву открывать ее, быть своего рода запевом.
Всего два персонажа, например, в «Выгодном деле» — вор по кличке Мускусная Крыса, специализирующийся на этрусских захоронениях, и один из его клиентов, секретарь районного административного управления, «этрусколог-любитель», как он сам себя называет. В роли рассказчика выступает «этрусколог-любитель». В экспозиции «Выгодное дело» строится по простейшим и очевиднейшим канонам реалистического повествования: место действия — один из районов известных этрусских поселений, «могильный» вор — довольно распространенное явление в Италии. Чем дальше, тем правдоподобнее и обстоятельнее живописует рассказчик ночное путешествие, свое и Мускусной Крысы, к захоронению, с которым «могильный» вор связывает предстоящее выгодное дело. Соблюдая всяческую конспирацию, дабы не «навести» других воров или археологов на обнаруженное Мускусной Крысой захоронение, «этрусколог-любитель» как бы переводит повествование в разряд детективного: «Скажу только, что, оставив машину, где следовало, мы направились, куда нужно, проходя там, где необходимо...» Когда же далеко не бескорыстные искатели приключений достигают цели своего похода, тут уже на передний план выступает историк-писатель, который, оказывается, знает все о могильных склепах этрусков, о способах погребения, о видах погребальных урн.
В «Шлепанце и Пекаришке» — другом «детективном» рассказе — знаменитый римский вор снимает под покровом ночи купол Микеланджело с собора святого Петра. Пропажу обнаруживает дежурный полицейский, но, пока он обсуждает неслыханное происшествие со случайными прохожими, купол благополучно возвращается на привычное место. Бдительный страж — в дураках, выходит, что все ему только померещилось, но его не жалко: так ему и надо, чтобы рук не распускал при полицейских дознаниях!
Впрочем, не обязательно, наверно, сводить каждый из рассказов книги к непременной морали: ее просто может не быть (рассказ и сказка — не басня) или она может представляться одному читателю так, другому — этак. Оценивая книгу Родари, говоря о ее достоинствах, хотелось бы прежде всего отметить импульс к удивлению, что ли, который она сообщает читателю, ведь человек, если ему скучно, неинтересно, если он не умеет удивляться, — такой человек не узнает радости ни в чем: ни в работе, ни в творчестве, ни даже в отдыхе, никогда не изведает торжества первооткрывателя. Он, наверно, не дочитает до конца рассказ о чудаковатом шведском этологе, изучающем не поведение животных, а «поведение» колокольни Джотто во Флоренции («Жизнь для этологии»), ни разу не улыбнется, слушая болтовню некоего коллекционера о семейном хобби и невероятных коллекциях, собранных предками («Люди в поезде»), не проводит взглядом ковер-самолет, поднимающий над берегом бродячего торговца покрывалами («Пляжи Комаккьо»),
К Родари как-то не подходит формула «писатель борется с...», «писатель выступает...», хотя в своем творчестве он действительно и «борется», и «выступает». Рядом с героем рассказа «Пляжи Комаккьо» мы идем вдоль летнего моря — и при нашем приближении умолкают шумные, назойливые транзисторы... А вот мы ошеломлены электронной игрушкой, способной в мгновение ока перенести человека из тесной итальянской лавочки на палубу парохода, плывущего вниз по Волге («Игрушка к рождеству»), и уже готовы купить ее, но вовремя узнаем, что среди кнопок, на которые сможет нажать обладатель игрушки, имеются такие, что сделают новинку опасным оружием в детских руках...
Родари-сказочник, Родари — мастер детективного повествования представлен в книге еще одним жанром: научно-фантастическим, завоевавшим большую популярность среди читателей за последние десять-пятнадцать лет (рассказы «Невеста-сирена», «Агент Икс-99» и, пожалуй, «Небо и земля»). Остановимся на «Агенте Икс-99», рассказе из XXI века.
Рассказ построен в виде интервью, которое Икс-99, проведший долгие годы на необитаемом астероиде в обществе козы Ренаты, дает журналисту, остающемуся как бы за кадром. Не вызывает сомнения пародийность истории Икса-99; занятно, что этот новый Робинзон, большой любитель козьего молока, не расставался со своей Ренатой, даже когда вылетал на ответственные задания в другие галактики. Воспоминания агента о том, как на планете Миро он превратил обезьяну в человека, научив ее добывать огонь (при этом интервьюируемый удивительно похож на нашего доброго старого знакомого — барона Мюнгхаузена), сменяются описанием чудесных деревьев планеты Парк, разговаривающих друг с другом на языке жестов; Икс-99 рассказывает о двух мальчиках, семилетнем и восьмилетием, затеявших в космосе игру в морской бой, для чего они разбили космическое пространство магнитными линиями на клетки... В «Агенте Икс-99», по-видимому, одном из самых значительных и многоплановых рассказов сборника, Родари прекрасно использовал эффект неожиданности. Читателей, приученных литературным, кино- и телевизионным ширпотребом к тому, что под именем «номерных» агентов обычно выступают этакие супермены, оснащенные стреляющими авторучками и прочим безобидным с виду оружием, поначалу, быть может, даже разочарует миролюбие Икса-99, но скоро они проникнутся симпатией к нему, флегматичному чудаку, бывшему смотрителю радиомаяка на далеком астероиде, выразившему свое благородство в короткой фразе, обращенной к деревьям планеты Парк (разумеется, на их языке жестов): «Люди и деревья — друзья».
Для читателя встреча с Джанни Родари — это встреча с верным другом. Другом, с которым всегда интересно, другом, умеющим, не впадая в назидательность, дать нужный совет, поддержать шуткой, ободрить улыбкой, поделиться своими знаниями, жизненным опытом, пониманием жизни, представлением о добре и зле.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1981. – № 4. – С. 92-95.
Критика
