Испытание буднями
М. Блинкова
Такое странное название для современного романа — «Семейное счастье»! Неужели действительно может быть само по себе, отделенное от всех дел большого мира счастье двух людей? Мы сразу настраиваемся на недоверчивый лад, настораживаемся. А если мы к тому же прочтем рецензию В. Стариковой на первую часть этого произведения, то у нас не останется никаких сомнений в том, что наше недоверчивое отношение к этому роману вполне правомерно.
«Герои не выходят за пределы четырех стен своего дома, а главное, не чувствуют в этом внутренней необходимости».
«Можно ли по-настоящему написать о счастье человека, всерьез ограничив круг своих наблюдений и размышлений одним прилагательным: семейное?»
Попробуем все же прочесть роман, отвлекшись от рецензии, и разобраться в том смысле, который вкладывает автор в его название.
С героиней произведения Сашей мы расстаемся в военные годы, а наше знакомство с ней началось с ее первого, очень раннего и счастливого брака. Писательница освещает и детские годы своих героев — в свойственной ей несколько пространной манере, почти не утаивая своей цели — объяснить, как сформировались особенности характера ее молодых героев.
Итак, первый брак Саши. Когда ей восемнадцать, а ему двадцать три, когда на душе спокойно и радостно, то две жизни легко сливаются в одну. Печали здесь были недолгими и не слишком глубокими, чаще всего они происходили оттого, что Андрею было трудновато приноровиться к семейному укладу Сашиных родных. В его семье владычествовали благоговейно-бережное отношение друг к другу, деликатность, тишина, задумчивое спокойствие. А семья Саши была большая, шумная, говорливая, бесцеремонная. Это были бесхитростные, открытые и простодушные люди: все происходящее в семье они считали бесспорно общим делом, общей заботой и не могли себе представить, что у человека могут быть какие-то свои тайны, что не все свои мысли и переживания ему хочется делать общесемейным достоянием. И хотя щепетильному Андрею было трудновато примириться с тем, что здесь за чаем могли заговорить о мужском нижнем белье, но все же он был по-настоящему счастлив. Как хорошо, что из-за этих мелочей не «разразилась гроза», как того требует другой критик, И. Мотяшов, обвиняющий Андрея в «покорности обстоятельствам».
Тепло, лирично, с легкой иронией рассказывает автор о радостном союзе Андрея и Саши, об их занятиях и увлечениях, о дружном и забавном «клане» Сашиных родных. Иногда перед нами мелькают какие-нибудь детали быта тех лет (вторая половина 30-х годов): то вдруг прозвучат песни, которые тогда пели, то в Сашином ворковании над грудной Анютой («Ты ребенок сознательный, передовой. Ну, по какому вопросу ты плачешь? Ну, прояви чуткость») услышим обороты, точно взятые из языкового пласта тех лет. А при описании Сашиного гардероба (черная юбка, две кофточки и одно выходное — «синее, в складку, с белым воротником» — платье) вспомнится скромный быт того времени, когда, скажем, никому не приходило в голову носить обручальные кольца, а обладание патефоном считалось признаком состоятельности.
Автор как будто намеренно ограничивает свое повествование бытом семьи и бытовыми деталями времени, и нам уже начинает казаться, что и в самом деле круг действия замкнут квартирой в уютном арбатском переулке. Но...
В это время в другой стране люди сражались за свою свободу. Под бомбами, пулями, в огне пожаров вместе со взрослыми погибало много детей, еще больше оставалось сирот. Люди, которые не могли быть равнодушны к чужой беде, съехались в эту страну со всего мира, И Андрей тоже. «Прости меня, что бы со мной ни случилось... — писал он жене в своем последнем письме, — я иначе не мог».
...Маленькая Анюта осталась сиротой, а в Сашиной жизни произошла первая катастрофа — сразу и безвозвратно рухнуло ее светлое семейное счастье. И случилось это потому, что в Испании шла гражданская война. Так первый раз трагедия из большого мира властно вошла в жизнь Саши. И знаменательно — как ни мучительна была ее утрата, Саше никогда не приходила мысль о неестественности ее горя, несправедливости судьбы к ней. И умом и сердцем она понимала, что Андрей «иначе не мог». Собственное ее возвращение к настоящей жизни было тоже связано со стремлением быть на самом ее переднем крае — на фронте. Ради этого она переменила профессию — ушла из гуманитарного вуза и стала медсестрой. Война тогда шла финская, она быстро окончилась, а Саша так и не попала на нее.
Не один год прошел, пока в Сашиной душе пробудились силы для новых привязанностей. И тогда она полюбила веселого и талантливого человека с легким и добрым характером. Он окружил вниманием Сашу и ее близких, он умел всем помочь и всех радовать. Кто бы мог подумать, что Сашина жизнь с ним будет трудна и горестна?
В дом Саши опять вошла беда.
В те годы (это было уже во время Отечественной войны) случалось иногда, что за человеком шло по пятам оскорбительное и непонятное недоверие. В разгар войны вернулся домой после тяжелой контузии Дмитрий Поливанов. Воевал он на одном из самых опасных участков фронта — в тылу врага, в авиации, и вот там с ним случилось несчастье: был подбит его самолет, он и его товарищ попали в плен. Чудом им удалось бежать и спастись: плен продолжался, очевидно, меньше суток; затем он был тяжело контужен. Так произошло, что Поливанов, который «привык, чтоб в самой гуще», «из дела выбыл»; но мало того — в его ушах непрестанно звучали слова: «Чего ты наобещал немцам?» В другом месте говорили вежливее: «У нас нет к вам никаких претензий. Но плен есть плен». С грузом этого недоверия, потерявший свою любимую профессию (он был кинооператором, а теперь у него дрожали после контузии руки), приехал в Ташкент к своей семье бывший офицер, бывший кинооператор Поливанов. Что ж, семья — жена, любви которой он долго добивался, и новорожденная дочь — у него осталась. «Кто бы думал? Вся жизнь, весь смысл вот в ней. И все», — сказал он, глядя на свою дочь. Семья есть, а счастья нет, потому что «он выбыл. Из дела выбыл...» Именно потому и пришло горе в семью Поливановых, что Дмитрий оказался выбит из привычной и необходимой для каждого человека общественной, активной жизни. Именно поэтому так резко изменился он: стал угрюмым, раздражительным и очень замкнутым, никого не впускал в свой внутренний мир, наполненный болью, тоской и обидой.
Наверное, если бы писатель показал, как врач борется за жизнь больного или как коллектив на предприятии помогает товарищу в беде, никто бы не отказал этому произведению в общественном звучании. Но роман Вигдоровой называется «Семейное счастье», и возвратить Поливанова к настоящей жизни выпало на долю его жены, молодой женщины, жившей так трудно, как жили все честные люди в войну; это она должна была на первых порах, в самое сложное для Дмитрия время, вынести на своих плечах тяжесть его беды, начало которой было где-то за линией фронта.
О доброте, о добрых делах все чаще говорится в литературе последних лет. Все более высоким утверждается критерий человеческого поведения, полнее делаются представления об истинной гуманности. А с этим неразрывно связано и другое: все решительнее правдивость и искренность вытесняют парадное, однобокое изображение жизни — то самое, из-за которого юноши и девушки, отправляясь а самостоятельный путь, часто теряются, потому что в жизни многое оказывается не так...
Если мы скажем, что главным началом Сашиного характера была доброта, то скажем почти все, потому что настоящая доброта включает в себя множество различных качеств. Например: чтобы не только хотеть, но и суметь помочь тому, кто в этом нуждается, действительно добрый человек должен быть умелым и неутомимым. Он должен быть волевым и настойчивым: слишком много разнообразных врагов у доброты, чтобы слабый, с вялой душой человек мог им противостоять. Или еще: иногда бестактность может ранить сильнее рассчитанного оскорбления. Действительно гуманный человек должен остро чувствовать боль другого, должен хорошо владеть собой, своими порывами. Как выразительна сцена в детской больнице, куда с жалким лакомством военного времени, леденцами, удалось пробраться Саше к своей больной дочери; Саша «ходит между кроватями и укачивает Аню. И вдруг останавливается. В углу кроватка. Малыш лет двух стоит, крепко ухватясь за перекладину, и глядит на Аню и Сашу. Большие глаза на исхудалом лице. В этих глазах отчаяние. И покорность. У этой девочки есть мама. А у него — нет. Он глядит, не смея надеяться и не отрывая глаз. Его глаза ни о чем не просят, они знают: он один.
Саша подходит к нему и говорит:
- На, держи. Открой рот. Это вкусно. Ну, голубчик мой, ну!
- Это Шурка Терешкин, — говорит Аня и крепче сжимает мамину руку.
А Шурка, перехватив Сашин рукав, смотрит на нее снизу вверх и молчит. И вдруг несмело улыбается. Саша сжимает зубы и отходит. Потом поворачивает обратно. Шурка смотрит так же неотступно, молча и пристально, и чем ближе подходит Саша, укачивая на руках свою Аню, тем шире становятся глаза ребенка, и вдруг опять робкая улыбка, и чем ближе Саша подходит, тем улыбка шире. И опять Саша поворачивается и снова идет к дверям, зная, что в спину ей глядят Шуркины глаза.
Она укладывает уснувшую Аню, осторожно разжимает ее пальцы, освобождая руку, и идет к Шуркиной кровати. Она берет малыша, всхлипывая, не смея заплакать, целует его тонкую шею, щеку.
- Ешь, — говорит она и сует ему в рот леденец,
- Эй! — слышит она позади свистящий шепот. — Обход! Давай уходи скорее!
Это Шарафат. Она почти выталкивает Сашу из палаты.
Саша бежит с лестницы, потом по темной ташкентской улице и плачет. Никогда, — говорит она себе,— ни за что, никогда. Чужих нет. Все мои. И как это я могла. Взяла Аню и хожу. Нет! Никогда! Ни за что!»
Душевная широта, отсутствие мелочности, амбициозности определяли и своеобразный этический принцип Сашиного поведения, который она сама изложила так: «Меня нельзя обидеть». Действительно, стоит ли обижаться на тех, кого не уважаешь или не любишь? «А если мне что-нибудь обидное говорят близкие люди, я тоже не обижаюсь. Они ведь не хотят меня обидеть. Я знаю, что не хотят». Да, от обид Саша была таким образом заговорена, а вот сердиться она умела и тогда уже никому не давала пощады. Очень выразительны в этом отношении сцены, когда Саша дает решительный отпор мещанке — квартирной хозяйке, которая стремится отравить мироощущение Сашиной дочери, Анюты.
Казалось бы, такому стойкому и сильному характеру, как Сашиному, вполне под силу справиться с любой бедой. Но одно казалось ей самым страшным — если ей отказывали в доверии, если она теряла веру в любовь близкого человека, если она чувствовала, что обрываются связывающие их внутренние нити. И всей историей ее трудных отношений с мужем писательница призывает людей к безоговорочному доверию, к взаимному уважению, к полному отсутствию недоговоренности и скрытности. Это серьезная философия человеческих отношений, и она далеко не ограничивается рамками семейного счастья или семейных невзгод.
Мы расстаемся с героями романа в тот момент, когда наметился перелом в их отношениях. Как это действительно часто бывает в жизни, новая беда заставила людей заново сплотиться, сломала инерцию пошедших по неправильному пути поступков и переживаний. Этой бедой была тяжелая болезнь Анюты.
В романе «Семейное счастье» присутствие детей усиливает и обостряет всю сложную семейную ситуацию. Дети — всегда чрезвычайно чуткий барометр атмосферы в семье, а особенно, если ребенок не родной кому-нибудь из родителей. Тяжелое моральное состояние Дмитрия, его болезненная раздражительность, Сашина растерянность и тоска — все это вызвало резкие перемены в характере и поведении ребенка. Анюта, в которой уже наметились было прекрасные человеческие качества — отзывчивость, деликатность, щедрость, — стала озлобляться, грубить, стала избегать родительского дома. И это обвиняет в наших глазах взрослого человека, не умеющего справиться со своими трудностями, больше, чем это сделали бы авторские декларации.
Но все-таки думается, что автору следовало бы более определенно выразить свое отношение к недостаточно мужественному поведению Дмитрия в семье. В конце концов его образ воспринимается скорее как объект Сашиных страданий, чем во всем сложном комплексе его собственных переживаний. Вероятно, виной тому некоторое нарушение пропорций, которым грешит роман. Последняя его часть, например, перегружена рассказами о том, как портился характер Дмитрия, как нарастало взаимное отчуждение, как «все тише и глуше становился Сашин отклик и все меньше запасы доверия и щедрости». Этот сюжет — нарушение гармонии в семье — так деликатен, что одна или две метко отобранные детали могут воздействовать на воображение с достаточной силой, а перебор этих подробностей грозит художественной бестактностью. Нарушение пропорций ощущается и в других частях романа. Так, очень подробно, во множестве эпизодов рассказано, как Саша не принимала любовь Дмитрия, но очень вскользь, неопределенно — о том переломе, что произошел в ней, и о пробуждении в ней ответного чувства.
[…]
Мы расстаемся с героями, поверив в их истинную человечность, поверив в то, что им органически необходимо быть нужными людям, быть «в самой гуще». И мы верим, что Дмитрий сумеет вернуться к настоящей, активной жизни, а Сашиных сил хватит и для больших общих дел. И тогда-то наладится и их семейное счастье — скромное счастье, для которого, оказывается, так много надо!
Л-ра: Новый мир. – 1962. – № 2. – С. 253-256.
Критика
