«Ты достойный прапрадедов сын!» (А. И. Полежаев и Н. Е. Струйский)
H. Л. Васильев
В истории русской поэзии найдется не так уж иного имен, связанных между собой близкородственными отношениями, представляющими ветви одной дворянской «фамилии». В этом плане примечательна преемственность лирического дарования А. И. Полежаева по линии его деда — Н. Е. Струйского (1749-1796), самобытного писателя и владельца одной из первых в России частных типографий.
Имя Струйского окружено целым рядом легенд, представляющих его в карикатурном виде — как графомана, помещика-самодура, полусумасшедшего чудака и т. д. Лишь в последнее время наметился объективный подход к оценке личности, общественных и эстетических устремлений этого человека. Хорошо известно о сельской типографии Струйского, где было опубликовано немало ныне раритетных книг; его многолетней дружбе с живописцем Ф. С. Рокотовым, несколько картин которого находилось в рузаевской галерее; службе поэта в одном полку с Державиным, откликнувшимся, хотя и иронически, на смерть современника. Среди знакомых Струйского были Екатерина II, И. И. Шувалов, А. Г. и Г. Г. Орловы, Г. А. Потемкин, писатели Н. И. Новиков, Ф. Г. Карин, С. Г. Домашнев, артист И. А. Дмитревский, гравер Е. П. Чемесов... Помимо помпезных од, обращенных к императрице, и дежурных откликов на общественные события своего времени Струйский являлся автором оригинальных произведений, отражающих его незаурядный гражданский и личный темперамент, образованность, утонченность. В качестве иллюстрации сказанного процитируем строки из «Стихов на себя» Струйского, перекликающиеся с основным мотивом нашей статьи — размышлениями об исторической памяти и литературной преемственности:
Смерть, возьми мое ты тело,
Без боязни уступаю!
Я богатства не имею,
Я богатство, кое было,
Все вложил душе в богатство.
Хоть душа через богатство
И не станется умнее,
Но души моей коснуться,
Смерть, не можешь ты вовеки
Среди потомков Струйского было немало людей, в той или иной мере причастных к литературному творчеству, например, переводчица М. Н. Струйская, поэт и музыкант Д. Ю. Струйский (Трилунный), мемуарист Е. М. Сушкова.
Наиболее заметной фигурой в этом ряду является А. И. Полежаев, получивший свою фамилию и отчество от приемного отца, но биографически тесно связанный, особенно в детские и юношеские годы, с семьей Струйских. Известно, что с 1811 г. отец Полежаева — Л. Н. Струйский занялся воспитанием своего незаконнорожденного сына, позже определив его в один из московских пансионов. Благодаря Струйским — их стремлению поддержать даровитого юношу на поприще наук и искусств, материальной помощи — Полежаев закончил Московский университет. После смерти отца его опекал дядя А. Н. Струйский, живший в Петербурге. Долгие годы о Полежаеве заботилась бабушка — П. Струйская, пленительный образ которой запечатлен кистью Ф. С. Рокотова (1772) и стихами H. A. Заболоцкого: «Ты помнишь, как из тьмы былого, / Едва закутана в атлас, / С портрета Рокотова снова / Смотрела Струйская на нас? <...>» («Портрет», 1953).
Но оставим биографию Полежаева и поговорим о его творчестве. В произведениях поэта можно найти упоминания о многих предшественниках и современниках — Феофане Прокоповиче, А. Кантемире, М. Ломоносове, Петрове, Г. Державине, Н. Карамзине, И. Крылове, А. Пушкине, П. Шаликове... В них прослеживаются реминисценции из поэзии Майкова, И. Баркова, В. Капниста, А. Радищева, А. Котельницкого, Н. Арцыбашева, И. Пнина, А. Бенитцкого, Ю. Нелединского-Мелецкого, Марина, К. Батюшкова, В. Пушкина, А. Грибоедова, А. Мерзлякова, Н. Гнедича, Ф. Глинки, Д. Давыдова, И. Козлова, П. Вяземского, С. Раича, С. Аксакова, П. Катенина, И. Долгорукова, П. Яковлева, К. Рылеева, А. Бестужева (Марлинского), В. Раевского, В. Кюхельбекера, Е. Баратынского, А. Дельвига, Н. Языкова, П. Плетнева, А. Писарева, Л. Якубовича, А. Хомякова, М. Лермонтова...
Между тем, мы не встречаем в литературном наследии поэта, — что, казалось бы, напрашивается само собой, — ни упоминаний о Н. Е. Струйском, ни бесспорных свидетельств знакомства с его творчеством. В то же время в поэме «Сашка» (1825) Полежаев описывает обстоятельства своего детства, роль «отца» в его воспитании, характер и петербургский быт А. Н. Струйского; в послании к А. П. Лозовскому (1828) просит прощения у своего дяди, неоднократно вспоминает об А. П. Струйской и Д. Ю. Струйском в письмах к Л. Якубовичу в 1830-х гг. Это умолчание о родственнике-поэте достаточно интригующе и может объясняться как случайными причинами, так и желанием Полежаева не касаться того, что напоминало о его двусмысленном происхождении.
Помимо кровных уз, Струйского и Полежаева сближает единство «действия» и отчасти «времени» (общее литературное пространство, в котором они преемственно существовали), а также «место действия» — село Рузаевка, где обосновался Струйский, заведя там собственную типографию, помечая свои творения указаниями на Пензу, Саранск и наследственное имение, питавшее его вдохновение... Предполагают, что Полежаев родился именно в Рузаевке. По семейному преданию Струйских, там же в 1827 г. им было написано стихотворение «Четыре нации». Очень вероятно, что Полежаев упомянул о родовом гнезде Струйских, наряду с губернским и «заштатным» городами, в «Сашке»: «Быть может, в Пензе городишка / Несноснее Саранска нет, / — Под ним есть малое селишко, / И там мой друг увидел свет... », — хотя нет полной уверенности, что речь идет не о деревне Покрышкино Саранского уезда, где частично прошли детские годы поэта.
Зато можно констатировать, что мимо творчества Струйского и его «поэтической» Рузаевки не прошел П. А. Вяземский, написавший в том же 1827 г. пространную рецензию на «Сочинения» почившего автора и упомянувший о нем в письме к И. И. Дмитриеву: «... вообразите, что я был в двадцати верстах от Рузаевки, деревни поэта Струйского, о котором писал я в «Телеграфе». Вдова его и два сына еще живы. Попалась ли им моя статья? <...> жалею, что я не успел по обещанию своему <...> поклониться памяти поэта <...>; но летом, когда буду опять в здешней стороне, с набожной точностию исполню свой сердечный и журналистический обет».
Итак, неужели побочный внук Струйского остался равнодушным к сочинениям своего экстравагантного деда? Нам, кажется, что в поэзии Полежаева есть, хотя и малозаметный, след знакомства с лирикой рузаевского стихотворца — в переводе стихотворения Э. Легуве «Фалерий» (не ранее 1832 г.). Ср.: «[Лукреция]: «Увы, несчастная кончина! / Он пал, муж брани и мечей... / Греми, греми, мой стон, теките из очей / Потоки слез красноречивых!» (Полежаев); «Злосчастии мои кто сможет описать! <...> / Теките из очей ключом слез горьких реки, / Олимпиады мне драгой не зреть вовеки» (Струйский. «Елегия от автора, в воспоминание первой ево супруги О. С. урожденной Балбековой. Скончалась 1769 в Москве»). Стихотворение Струйского — отклик на смерть его первой жены — О. С. Балбековой, после которой на руках у поэта остались две дочери, вскоре последовавшие за своей матерью. Неизвестно, знал ли Полежаев обстоятельства семейной драмы деда, но указанное стихотворение могло произвести на него впечатление эмоциональностью и искренностью лирического переживания автора. Здесь Струйский, в частности, так говорит о своих чувствах к жене:
Незнающу любви я научал любити!
Твоей мне нежности нельзя по смерть забыти!
Ты цену ведала, чего в жизнь стоил я?..
И чтит тебя за то по днесь душа моя! <...>
Душа моя тобой в центр солнца возлетала!
И растоплялася божественным огнем.
Увы! пресеклось все, и все сим страшным днем!
В который ты, свой плод рождая, обмирала.
Где, им кончался, мне сердце раздирала.
Прости, сладчайший друг, я плачу по тебе
И подкланяюсь я разящей мя судьбе.
Перекличка — вероятней всего, неосознанная — с творчеством поэта XVIII в. мотивируется здесь не только тематически, общим мотивом переживания смерти человека, но и стремлением Полежаева стилизовать путем архаизации манеру причитаний плакальщиц в переведенном им отрывке. Для этого потребовалась не свойственней ему как романтику и отчасти реалисту элегическая палитра поэта-предшественника.
Сочинения Струйского распространялись не только при дворе Екатерины II, но и среди рядовых ценителей типографского искусства. Одна из его книг — «Апология к потомству от Николая Струйского, или Начертание о свойстве нрава Александра Петровича Сумарокова и о нравоучительных его поучениях», написанная в 1784 г. в Рузаевке, находилась в библиотеке A. C. Пушкина. С собранием стихотворений Струйского Полежаев мог познакомиться не только в Рузаевке, где долгие годы сохранялся культ покойного поэта, но и в доме своей московской тетки H. H. Свищевой (Струйской) или у своего дяди в Петербурге.
Л-ра: Филологические науки. – 2001. – № 2. – С. 104-108.
Критика
