Роман Г. Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит» в зарубежной мифокритике
Е. В. Беликова
Статья знакомит с основными тенденциями изучения романа Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит» в зарубежной мифологической критике. Впервые анализируются англо-американские исследования, посвященные изучению античных и библейских мотивов, египетских мифов, общей мифоритуальной основы произведения. В обзор также вошли работы, касающиеся проблемы отражения в «Моби Дике» национальных мифов Америки. Представленный в статье материал позволяет составить более полную картину изучения романа Мелвилла за рубежом.
Ключевые слова: Г. Мелвилл, «Моби Дик, или Белый кит», зарубежная мифокритика, миф, мифотворчество.
Возрождение интереса к творчеству выдающегося американского романиста Германа Мелвилла относится к двадцатым годам ХХ в. С этого времени «мелвилловский бум» породил огромную «мелвилловскую индустрию», демонстрирующую широкий методологический диапазон зарубежной критики. Творчество писателя, и особенно его главный роман «Моби Дик, или Белый кит», исследовали психоаналитики, структуралисты, неопозитивисты, неокритики. Отдельным ответвлением этой «индустрии» стала англо-американская мифокритика, предложившая целый ряд серьезных исследований в данной области.
Среди первых работ, касающихся историко-культурных мифов в творчестве Мелвилла, видное место занимает исследование М. Боуэн «Долгая встреча. Личность и испытание в произведениях Г. Мелвилла» (1960). Автор указывает на то, что тема изгнания, пронизывающая все творчество писателя, обусловила введение в его книги античного мифа о Титанах. В «Редберне», «Моби Дике», «Мошеннике», «Энкантадасе» и других текстах миф о героических изгнанниках присутствует и в непосредственных эксплицитных ссылках, и в скрытых мифологических аллюзиях. Интересно, что даже в негероическом облике писца Бартлби из одноименного рассказа ученый замечает прометеевские черты: «Что, в сущности, сказал Прометей, отвергая требование Зевса сдаться ему, как не то, что он «предпочел бы отказаться?» [1]. В то же время, по мнению М. Боуэн, трагическим героям Мелвилла ближе не столько терпеливое сопротивление Прометея, сколько бурное противоборство и бескомпромиссность гиганта Энкелада. Они не признают препятствий и, подобно черепахам с Заколдованных островов, всегда стремятся пробиться вперед, несмотря ни на какие преграды. «Поистине страшным проклятием кажется это их тупое стремление двигаться по прямой в перекореженном мире» [2], - пишет Мелвилл.
Д. Хоффман в статье «Моби Дик: Кит Ионы или Иова?» (1961) указывает на то, что в своем романе Мелвилл соединил примитивный ритуал, греческий миф, библейскую легенду, фольклорные рассказы о сверхъестественном и народные традиции фронтира - все это превратилось в единый метафорический язык романа. Поскольку тема охоты в «Моби Дике» осложняется мотивом бунта против Бога, то, по мысли Хоффмана, центральной метафорической силой произведения неизбежно становится библейская история об Ионе. Мифологические модели заглатывания героя во чрево кита и его освобождения, смерти и воскресения структурируют все повествование. «Кажется, что эти испытания Ионы являются прототипами нескольких приключений, которые пережили не только Измаил и Ахав, но и гарпунщики Тэштиго и Квикег, безумный юнга Пип» [3, р. 62].
Исследователь особо отмечает, что в испытаниях героев он различает не только библейские параллели, но и общую для них ритуальную праоснову. Библейская легенда об Ионе - это поздний вариант древнего ритуала инициации, и Мелвилл неоднократно воссоздает его. Он, например, рассказывает о падении Тэштиго в мертвую голову кита и о его спасении Квикегом, описывает «Пекод» как корабль-каннибал, борта которого, словно огромная челюсть, были унизаны острыми зубами кашалота, поэтому кажется, что он заглатывает китобоев. Д. Хоффман обращает внимание на в целом ритуальную структуру «Моби Дика»: «Разрывы действия скрепляются разыгрыванием ритуалов, среди которых самыми важными являются «свадьба» Измаила и Квикега, поклонение каннибала своему идолу, проповедь отца Мэппла и кока, черная месса Ахава на шканцах, очищение души Измаила в спермацете и финальная уничтожающая катастрофа» [3, р. 62].
Но все-таки в центре внимания Д. Хоффмана не обрядово-мифологические истоки романа, а проблема религиозных воззрений Г. Мелвилла. Вопрос, поставленный исследователем в заглавии своей работы, - «Моби Дик»: Кит Ионы или Иова?» - можно переформулировать так: «Какому религиозному контексту, новозаветному или ветхозаветному, ближе творчество Мелвилла?» Ответ ученого нетрудно предугадать: «Бог Мелвилла находится вне истин Евангелия. Он Бог Иова, а не префигурация Ионой воскресения Христа» [3, р. 70]. Герои Мелвилла знают не милосердного Бога-Отца, отклонившего требование Ионы наказать ниневийцев, а Бога грозного, карающего, наказующего.
В 1963 г. вышла монография Б. Франклина «Пробуждение богов: мифология Мелвилла». Это серьезное исследование подробно рассмотрено в книге А. Козлова «Мифологическое направление в литературоведении США» (1984), поэтому ограничимся лишь его общей характеристикой. Опираясь на этимологические и исторические источники, Франклин предполагает, что космическая борьба Ахава и Моби Дика базируется на египетском мифе об Осирисе и Тифоне. С последним древние египтяне связывали все враждебные силы природы и представляли его в виде водного чудовища. Франклин считает, что Мелвилл видел в египетской мифологии прямой источник еврейской религии, поэтому его Моби Дик - это и Тифон, и Левиафан, и мифологический дракон восточной и западной традиции, а Ахав, лежавший после боя с Белым Китом три дня и три ночи «как мертвый», - это и Осирис, и Христос. Хотя главная цель ученого состоит в том, чтобы доказать, что мифологическая структура «Моби Дика» определена не давлением архетипов, а сознательным заимствованием мифов, он не обходится вовсе без теории «первообразов». Франклин дает юнгианское объяснение неодолимого влияния Ахава на команду: капитан сумел преобразовать охоту за Моби Диком в демонический миф, взывающий к бессознательным глубинам психики людей.
По мнению Т. Вудсона, мифологические прообразы Ахава - Прометей и Нарцисс - получили типично романтическую обработку. В своей статье «Величие Ахава: Прометей как Нарцисс» автор указывает на то, что образ главного героя построен Мелвиллом в соответствии с романтической концепцией страдающего, борющегося, отчужденного от мира человека. Нельзя не согласиться с тем, что «Ахав - это не Прометей, укравший огонь у богов, а Прометей, страдающий в агонии внутреннего ястреба. В действительности, мелвилловская версия мифа является характерно романтической, потому что все действия перенесены вовнутрь - огонь и ястреб - оба существуют в сознании героя. Ястреб - это цель Ахава, которая его разрушает; но и объект поисков, человеческий облагороженный огонь, синонимичен ястребу» [4, р. 349].
Отождествление Ахава и Моби Дика, которое не раз встречается на страницах романа, исследователь интерпретирует в плане нарциссизма: когда капитан «Пекода» неутомимо преследует Белого Кита по мировому океану, он, подобно Нарциссу, безуспешно пытается «уловить» свой собственный образ. «Он Прометей, чей огонь его пожирает; выполняя пророчество Измаила из первой главы, он также и Нарцисс, «который, будучи не в силах уловить мучительный, смутный образ, увиденный им в водоеме, бросился в воду и утонул» [4, р. 349-350]. По Вудсону, тема Ахава - это поиски самого себя, своей самотождественности, что обнаруживается в насмешливо-двойственных тавтологических характеристиках и самохарактеристиках Ахава: «не набожный, но божий человек» («ungodly, god-like man»); «обезумевшее безумие» («madness maddened); «Ахав ли я?», «Ахав всегда остается Ахавом».
Трактовка Т. Вудсона, вероятно, нуждается в некотором уточнении. Акцентируя в нарциссизме Ахава его «поиски самого себя», своей идентичности, исследователь тем самым, на наш взгляд, ошибочно представляет героя самоуглубленной, умствующей натурой. Между тем, Ахав «никогда не думает, он только чувствует, только чувствует» [5]. Им руководит надрациональная сила чувства и инстинкта. Вудсон, конечно, прав, говоря о том, что Моби Дик в какой-то степени является отраженным «я» Ахава, ведь на протяжении почти всего романа Белый Кит присутствует не как зримая и осязаемая реальность, а как зыбкий образ, созданный сознанием Ахава, Измаила и других героев. Но все же в мифе о Нарциссе Мелвилла привлекал не столько мотив двойничества, сколько тема воды и гибели. Здесь главный момент не в эгоцентрической тяге человека к себе, а в самоубийственном влечении к воде и «непостижимому фантому жизни».
Совершенно новый подход к изучению мифологических «двойников» мелвилловских персонажей характерен для монографии Ж.М. Свинея «Классическая мифология у Мелвилла» (1975). По мнению автора, многие критики, исследовавшие мифологические аллюзии в творчестве Г. Мелвилла, не устанавливали, к какому конкретному источнику восходит у Мелвилла та или иная мифологическая фигура, не определяли, какой именно мифологический характер присутствовал в сознании писателя. Для большинства исследователей мифологический персонаж был только концептом, а не конкретным мифологическим или литературным образом, локализованным в определенном источнике. Данная же работа отличается от предыдущих своей сосредоточенностью на тех текстах, которые Мелвилл читал (устанавливая круг чтения писателя, Свиней ссылается на исследование M. Sealts Melville’s Reading: A Cheek-List of Books Owned and Borrowed. Madison, 1966). «Прежде всего, - подчеркивает ученый, - в мифологической подоплеке образа Ахава есть прометеевский миф в трех различных версиях: классическая интерпретация Эсхила в «Прикованном Прометее»; ренессансная интерпретация Роберта Буртона «Анатомия меланхолии» и Фрэнсиса Бэкона «Мудрость древних». Вдобавок, по крайней мере, два других мифологических образца значимы в «Моби Дике»: «Эдип» Софокла и миф о Нарциссе Овидия и Плутарха» [6].
Сопоставляя Ахава с Прометеем Эсхила, Свиней замечает, что, несмотря на то, что романтики героизировали и гуманизировали Титана, Мелвилл не мог не почувствовать, что для древнегреческого трагика Прометей был, прежде всего, нечестивым грешником, преступной натурой. Важно замечание автора об очевидном сходстве охоты Ахава и мифической кражи огня Прометеем, ведь цель китобойского ремесла - добыть спермацетовое масло для света, то есть та же добыча огня. Кроме того, Свиней убедительно доказывает, что в поведении Ахава во время разразившегося тайфуна (глава «Свечи»), например, в его схватывании громоотводов и размахивании огненным гарпуном, «точно факелом», можно усмотреть несомненные параллели к действиям Прометея. Исследователь утверждает, что здесь мы сталкиваемся с поразительными аллюзиями, показывающими, что при разработке концепции образа Ахава автор был поглощен фигурой Прометея.
Весьма ценны указания автора на хорическую функцию Измаила. «Он сродни «идеальному зрителю» драматурга, пребывающему на сцене на протяжении всей трагедии (как греческий хор), видящему и комментирующему конфликт и характеры. Его всегда присутствующий голос представляется в этом смысле нарративным эквивалентом драматического хора» [6, р. 47]. Функция хора в какой-то степени характерна и для Старбека, который чаще других общается с Ахавом, предостерегает его от опасности продолжать плавание. Эти наблюдения вновь подтверждают не раз отмечаемую в критике удивительную сценичность «Моби Дика». Драматургическое начало романа проявилось, к примеру, в ремарках, предпосланных отдельным главам, в театральном гиперболизме и риторичности монологов Ахава, наконец, в первых словах эпилога: «ДРАМА СЫГРАНА». То, что роли Измаила и Старбека в какой-то мере подобны античному хору, обусловлено общей ориентированностью «Моби Дика» на драматургическую организацию. Тем не менее, Свиней, безусловно, слишком увлечен величественной фигурой Ахава, в тени которого он словно растворяет всех других персонажей романа. Концентрируясь только на Ахаве, исследователь ошибочно сводит Измаила и Старбека к хоровому элементу, между тем как оба героя - это полноценные индивидуальные характеры, задуманные Мелвиллом глубоко и объемно.
Свиней полагает, что, хотя в характере эсхиловского Прометея и проскальзывают мотивы незнания себя и своей судьбы, они столь слабы, что Мелвилл не мог их использовать в качестве параллели к образу Ахава. Здесь писатель обращается к другому мифологическому герою - Эдипу. В монографии подробно прослеживаются частные аллюзии, подчеркивающие связь между этими героями. Среди них наиболее показательны образ Кита-Сфинкса, мотивы слепоты и хромоты в «Моби Дике». Оба персонажа горды, самоуверенны, болезненно подозрительны, оба пренебрегают пророческими предсказаниями. Но самое важное их сходство, пожалуй, в том, что, разгадывая мистерию зла, они совершенно не включают в нее себя, ошибочно видя во зле категорию, которая целиком вне их, к которой они никоим образом не причастны. Существенное различие же между этими двумя характерами состоит в том, что «Ахав сохраняет неведение о себе на протяжении всей трагедии, в то время как Эдип получает знание о себе в конце своей трагедии. В этом смысле личность Ахава - как и Прометея - статична; она не показывает развития реального характера. Он сильно страдает и физически, и психически, но никогда не подвергается неизмеримо более болезненному процессу открытия себя, который проходит Эдип. Следовательно, можно сказать, что Ахав является очевидным двойником незнающего Эдипа, но он противоположность Эдипа просвещенного» [6, р. 83]. В целом, исследование Ж. Свинея, безусловно, чрезвычайно ценно своей попыткой установить ближайшие литературные контексты мифологической темы романа «Моби Дик», стремлением определить те конкретные источники, которые были в поле зрения Мелвилла.
Критики неоднократно отмечали тот неоспоримый вклад, который внес роман Г. Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит» в становление национальных мифов, как возникших на заре развития американской нации, так и появившихся в процессе ее становления. В монографии Р.У.Б. Льюиса «Американский Адам. Невинность. Трагедия и традиция в XIX веке» (1955) формирование американского мифа связывается с этическими, религиозными и философскими исканиями Америки 1820-1860 гг. Методология исследования в этой работе основывается на концепции диалогического бытия культуры. В интеллектуальной жизни Америки середины XIX в. ученый различает три голоса: партии Надежды (Будущего), партии Памяти (Прошлого) и партии Иронии. Их спор способствовал формированию особого, «адамического мифа Америки», героем которого являлся человек, стоящий на старте истории.
Льюис приводит сравнение римского и американского мифов, проливающее свет на специфику последнего. Если римский миф получил свое пышное оформление в одном произведении - «Энеиде» Вергилия, то миф Америки, по словам Льюиса, «был и остается коллективным делом, он должен быть восстановлен подбором очерков, речей, поэм, рассказов, историй и проповедей» [7, р. 4]. Кроме того, американский миф отличается тем, что описывает мир и историю как только начинающиеся.
С точки зрения Льюиса, адамический миф служил своеобразным сопротивлением Америки болезненному процессу взросления, сопротивлением зрелости и одновременно он свидетельствовал о культурном возмужании нации, получившей богатый мифологический ресурс для новой «серии» невинных героев и героинь Г. Джеймса, Ф.С. Фицджеральда, У. Фолкнера. Все они стали героями «американской трагедии», потому что в их невинности заключена беспомощность и слабость перед миром. Автор также указывает на глубокую значимость того факта, что история об Адаме и Падении становится центральным мотивом «Мраморного фавна» Н. Готорна и «Билли Бадда» Г. Мелвилла, последних произведений двух великих американских писателей, в которых они, обобщая свое постижение Америки, максимально близко подошли к явной реализации национального мифа.
Роман «Моби Дик» анализируется Льюисом через актуальную для Америки середины XIX в. проблему «отношения к традиции». Европейское литературное наследие имело для Мелвилла очень большое значение, но каждый американский писатель, как утверждает ученый, никогда не претендовал на исходную общность с европейским прошлым, особенно же если он начинал так, как Мелвилл, «...вдохновленный антитрадиционалистскими принципами партии Надежды» [7, р. 144]. Исследователь подкрепляет это утверждение сопоставлением романа Мелвилла с гомеровской «Одиссеей», которую писатель читал до написания «Моби Дика». Находя в тексте поэмы биографически близкие себе мотивы отправления, путешествия, страдания и возвращения домой, Мелвилл преобразует «Одиссею», акцентируя тему зла и ужаса, бросающую глубокую тень на ровное течение древнегреческого текста. Но все же, как считает ученый, в своем последнем произведении Г. Мелвилл открывает новое, спасительное качество адамической мифологии Америки. В «Билли Бадде» «…американский герой как Адам стал героем как Христос и раз и навсегда вошел в мифологическое измерение» [7, р. 130]. Писатель показал в своей повести, что невинность и христианская кротость фатальны, но только они могут спасти мир. Достижение Мелвилла было двойным: он принес миф в современную жизнь и вознес жизнь до мифа.
Таким образом, представленный в данной статье обзор интерпретаций романа «Моби Дик» в зарубежной мифологической критике позволяет ввести в обиход отечественного литературоведения малознакомый или вообще неизвестный русскому читателю значительный научный материал. Зарубежные ученые углубили уровень постижения этого романа, исследуя прямое обращение Мелвилла к классической мифологии и древним религиозным верованиям, а также рассматривая мифотворческие построения и символы романа, инспирированные «американским» мифом. Данный подход к изучению «Моби Дика» является весьма плодотворным, поскольку в романе Мелвилла запечатлена мифопоэтическая картина Америки XIX в., память о которой станет неизменным спутником американской культуры последующих эпох.
Библиографический список:
- Bowen, M. The Long Encounter. Self and Experience in the Writings of Herman Melville / M. Bowen. - Chicago, 1963. - P. 134.
- Мелвилл, Г. Собрание сочинений : В 3 т. / Г. Мелвилл. - Л. : Художественная литература, 1987. - Т. 3. - С. 152.
- Hoffman, D. Moby-Dick: Jonah’s Whale or Job’s? / D. Hoffman // Twentieth Century Interpretation of “Moby Dick”/ Ed. by M.T. Gilmore. - N.Y., 1977. - P. 62-70.
- Woodson, T. Ahab’s Greatness’ : Prometheus as Narsissus / T. Woodson // Moby-Dick as Doubloon. Essays and Extracts (1851-1970) / Ed. by H.Parker and H.Hayford. - N.Y., 1970. - P. 349-350.
- Мелвилл, Г. Собрание сочинений : В 3 т. / Г. Мелвилл. - Л. : Художественная литература, 1987. - Т. 1. - С. 588.
- Sweeney, G.M. Melville’s Use of Classical Mythology / G.M. Sweeney. - N.Y., Amsterdam, 1975. - P. 14-83.
- Lewis, R.W.B. The American Adam. Innocence. Tragedy and Tradition in the Nineteenth Century / R.W.B. Lewis. - Chicago, 1955. - P. 4-144.
Произведения
Критика
