08.09.2018
Михаил Лермонтов
eye 1470

Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. Первая ссылка на Кавказ

Михаил Юрьевич Лермонтов. Критика. Жизнь и творчество. Первая ссылка на Кавказ. Читать онлайн

В половине марта Лермонтов выехал на Кавказ. Предстоял длинный-длинный путь через всю Россию, от Петербурга до Тифлиса, где стоял его полк.

Дорогой Лермонтов сильно простудился.

Он приехал в Ставрополь настолько больной, что его отправили в Пятигорск лечиться серными ваннами.

Лермонтов сообщал об этом С. А. Раевскому: «Простудившись дорогой, я приехал на воды весь в ревматизмах, меня на руках вынесли люди из повозки, я не мог ходить — в месяц меня воды совсем поправили...» К концу мая здоровье его восстановилось. Он писал М. А. Лопухиной 31 мая:

«...У меня здесь очень хорошее помещение; каждое утро из своего окна смотрю на всю цепь снежных гор и на Эльбрус; вот и теперь, сидя за письмом к вам, я по временам кладу перо, чтобы заглянуть на этих великанов: так они прекрасны и величественны... Ежедневно брожу по горам и уж от этого одного укрепил себе ноги; хожу постоянно: ни жара, ни дождь меня не останавливают... Вот вам мой образ жизни, милый друг; особенно хорошего тут нет, но... когда я выздоровлю... отправлюсь в осеннюю экспедицию против черкесов...»

Лермонтов не мог долго держаться в стороне от людей.

Как только он стал ходить, он стал завязывать новые знакомства с разными лицами. Познакомился с очень оригинальной личностью — доктором Майером, другом декабристов, умным, наблюдательным, смелым в своих взглядах и желчным в отношении к жизни и людям. Он вполне отвечал настроению Лермонтова, и они часто встречались. Доктор Майер послужил прототипом доктора Вернера в «Княжне Мери».

Вскоре Лермонтов встретился с товарищем по пансиону, другом Герцена и поэта Огарева, — Н. М. Сатиным. Сатин лечился от ревматизма ног и был почти недвижим. Лермонтов стал часто заходить к нему. Сатин в своих воспоминаниях пишет о Лермонтове: «Он был знаком со всем водяным обществом (тогда очень многочисленным), участвовал на всех обедах, пикниках и праздниках.

Такая, повидимому, пустая жизнь не пропадала, впрочем, для него даром: он писал тогда свою «Княжну Мери» и зорко наблюдал за встречающимися ему личностями».

При такой веселой, легкомысленной, как может показаться, жизни Лермонтов не только собирал материал для своих больших литературных замыслов, но продолжал интересоваться общественной жизнью, событиями передовой литературы. Это подтверждается найденными недавно эпиграммами Лермонтова на реакционного писателя Фаддея Булгарина. Булгарин — доносчик, агент Третьего отделения, был предателем, перебежчиком к Наполеону в эпоху великой войны двенадцатого года. Он издавал реакционную газету «Северная пчела», в которой печатал издевательские статьи против Пушкина и против всех прогрессивных писателей того времени. Пушкин написал несколько очень остроумных эпиграмм и памфлетов на него. Белинский постоянно обличал Булгарина в искажениях и передергиваниях мнений прогрессивных писателей.

В борьбе с таким махровым реакционером Лермонтов был единодушен с Пушкиным и Белинским. В 1837 году, как предполагают исследователи, Лермонтов написал в Пятигорске блестящую эпиграмму, изобличающую продажность и предательство Булгарина:

Россию продает Фаддей
Не в первый раз, как вам известно,
Пожалуй, он продаст жену, детей
И мир земной и рай небесный,
Он совесть продал бы за сходную цену,
Да жаль, заложена в казну.

После этой эпиграммы написана Лермонтовым вторая, сокращенная:

Россию продает Фаддей
И уж не в первый раз, злодей.

Эти эпиграммы Лермонтова продолжают традиции Пушкина и по остроте и мастерству не уступают его эпиграммам.

Лермонтов приходил к Сатину почти ежедневно после обеда поболтать. Он не любил говорить о своих литературных занятиях, но зато охотно рассказывал о своих светских развлечениях. В одно из таких посещений Сатина Лермонтов встретился у него с Белинским, лечившимся в Пятигорске. Белинский не любил светских разговоров о пустяках и заговорил с поэтом сразу на серьезные темы. Лермонтов же, не любивший серьезных разговоров с малознакомыми людьми, отвечал ему шутками. Белинского это раздражало. Он взял фуражку, молча кивнул хозяину и гостю и вышел.

Так эта первая мимолетная встреча двух гениальных людей сначала прошла бесследно для них обоих. Через два года они встретились снова и глубоко оценили друг друга.

В половине сентября Лермонтов из Пятигорска отправился на берег Черного моря, в Анапу, где находился эскадрон его полка.

Лермонтов приехал в отряд, когда военные действия против горцев были временно приостановлены. Войска были заняты укреплением и постройкой новых крепостей по всему черноморскому побережью. Лермонтов должен был отправиться в свой Нижегородский полк, в Тифлис. Путь лежал через Ставрополь, следовательно, обратно Лермонтов проехал по всей линии фронта. Пребывание на Северном Кавказе дало Лермонтову много впечатлений: он окунулся в атмосферу военных интересов, встретился с разнообразными людьми, с местным населением — казаками и горцами. Все эти впечатления нашли свое отражение в его романе «Герой нашего времени» и в очерке «Кавказец».

Сведений о жизни Лермонтова на Кавказе в 1837 году до нас дошло очень мало. Но сохранилось письмо Лермонтова к его другу С. А. Раевскому, в котором он перед отъездом с Кавказа в Россию в сжатых чертах сообщил о своем пребывании на Кавказе. Эти краткие сообщения вскрывают перед нами чрезвычайно богатые и разнообразные впечатления от беспрерывного странствования поэта по Кавказу и огромный, разносторонний интерес его к жизни Кавказа.

«С тех пор, — пишет Лермонтов С. А. Раевскому,— как выехал из России, поверишь ли, я находился до сих пор в беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом... переехал горы...

...Как перевалился через хребет в Грузию, так бросил тележку и стал ездить верхом; лазил на снеговую гору (Крестовая) на самый верх, что не совсем легко; оттуда видна половина Грузии как на блюдечке, и право я не берусь объяснить или описать этого удивительного чувства: для меня горный воздух — бальзам; хандра к чорту, сердце бьется, грудь высоко дышит — ничего не надо в эту минуту: так сидел бы да смотрел целую жизнь...»

Замечательно, что Лермонтов, который никогда не знал душевного покоя, которого ничто не могло отвлечь от мучительных дум, на Кавказе, среди величественной природы, почувствовал гармонию между этой природой и своей бурной душой, и тоска временно оставила его.

Какой прилив бодрости, нравственной и физической, дал ему Кавказ! Недаром впоследствии Лермонтов, вспоминая об этой поездке на Кавказ, писал:

И вновь меня меж скал своих ты встретил,
Как некогда ребенку, твой привет
Изгнаннику был радостен и светел,
Он пролил в грудь мою забвенье бед
И дружески на дружний зов ответил.

Временное забвение бед Кавказ дал Лермонтову не только красотой своей природы, но и богатством разнообразных впечатлений от жизни кавказских народов.

Везде, где бывал Лермонтов на Кавказе, он внимательно присматривался к особенностям быта, нравам горцев, интересовался историческими памятниками, легендами, народными сказаниями.

Лермонтов проявил такой огромный, живой интерес к жизни кавказских народов и желание глубже проникнуть в характер, в сущность народной жизни, что начал учить самый распространенный на Кавказе азербайджанский язык. Тогда называли его татарским.

Об этом Лермонтов писал Раевскому:

«Начал учиться по-татарски, язык, который здесь, и вообще в Азии, необходим, как французский в Европе, — да жаль, теперь не доучусь, а впоследствии могло бы пригодиться».

В общении с интеллигенцией Кавказа Лермонтов прекрасно обошелся бы русским и французским языками, но ему необходимо было знать народный язык Кавказа.

По приезде в свой полк Лермонтов побывал с одним из отрядов полка в нескольких Городах Закавказья. Об этом он писал Раевскому: «...был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с оружием за плечами; ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское даже... зато два раза в моих путешествиях отстреливался; раз ночью мы ехали втроем из Кубы, я, один офицер из нашего полка и черкес (мирный, разумеется), — и чуть не попались шайке лезгин...»

Некоторое время Лермонтов прожил в Тифлисе. Здесь он общался с самым широким кругом людей, интересных для него, и, видимо, время проводил оживленно и содержательно: он познакомился с известными писателями и общественными деятелями Грузии и Азербайджана.

«... Хороших ребят здесь много, — писал Лермонтов Раевскому, — особенно в Тифлисе есть люди очень порядочные...» Лермонтов бывал у известного поэта Грузии, переводчика Пушкина, А. Г. Чавчавадзе. А у него он, несомненно, встречал поэтов Г. Орбелиани и Н. Бараташвили. В Нижегородском полку Лермонтов встретил нескольких декабристов, переведенных из сибирской каторги. В те времена царь посылал в кавказскую армию политически неблагонадежных людей, сюда же переводили рядовыми из Сибири декабристов. Лермонтов охотно встречался с ними. Из них ближе всех он сошелся с поэтом А. И. Одоевским, замечательным по одаренности и душевному благородству человеком.

А. И. Одоевский до конца жизни сохранил свои революционные убеждения. Замечателен ответ Одоевского Пушкину на его «Послание» декабристам в сибирские рудники, которое начиналось такими словами:

Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье...

Одоевский ответил от лица всех декабристов:

Наш скорбный труд не пропадет,
Из искры возгорится пламя, —
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя.

Мечи скуем мы из цепей
И пламя вновь зажжем свободы:
Она нагрянет на царей,
И радостно вздохнут народы.

В Одоевском Лермонтов нашел наконец родственного по настроению и взглядам человека. Отношения между ними установились дружеские.

...В начале октября в Тифлис приехал царь делать смотр войскам. Он остался доволен Нижегородским полком. Это повлияло на судьбу Лермонтова. 11 октября царь указом перевел Лермонтова, по усиленной просьбе поэта Жуковского, в лейб-гвардии Гродненский полк, который стоял в поселении близ Новгорода.

В конце октября Лермонтов выехал из Тифлиса. Обратный путь он сделал тоже по Военно-Грузинской дороге.

В дороге Лермонтов набрасывал на скорую руку виды примечательных мест. По этим эскизам он потом нарисовал масляными красками несколько превосходных пейзажей Кавказа.

Казбек вдохновил Лермонтова на задушевное стихотворение «Спеша на север из далека», которое говорит об одной скрытой черте его натуры — способности глубоко, сильно привязываться к тем, кто был ему душевно близок.

Лермонтова тревожит мысль, не забыт ли он близкими, дорогими ему людьми.

Поэт обращается к Казбеку с молением:

Но есть еще одно желанье!
Боюсь сказать! — душа дрожит!
Что, если я со дня изгнанья
Совсем на родине забыт!

И с нежностью поэт вспоминает друзей своих:

Найду ль там прежние объятья?
Старинный встречу ли привет?
Узнают ли друзья и братья
Страдальца, после многих лет?

Или среди могил холодных
Я наступлю на прах родной
Тех добрых, пылких, благородных,
Деливших молодость со мной?

Из этого стихотворения мы еще раз видим, как горячо Лермонтов был привязан к людям, близким ему по духу.

Проехав горы, Владикавказ, Лермонтов сделал длительную остановку в Ставрополе.

В Ставрополе жил родственник поэта — генерал-майор П. И. Петров, начальник штаба войск Кавказской линии. Он относился к Лермонтову по-родственному, заботливо, участливо. Лермонтов отдохнул в дружеской семье Петрова после «беспрерывных странствований по Кавказу» й перед длинной зимней дорогой в Новгород, к своему полку.

Здесь, в Ставрополе, Лермонтов встретился с пятигорскими знакомыми — с Сатиным и доктором Майером; через них познакомился с декабристами, зимовавшими в Ставрополе. Все часто собирались вместе; вечера проходили оживленно, содержательно. Лермонтов, живя в это время в тихой, спокойной обстановке, много писал. Вероятно, здесь была написана им первая кавказская редакция «Демона». Это было главной причиной, задержавшей его здесь на целый месяц. Путешествия по Кавказу дали богатейший материал для творчества поэта, возродили его душевные силы, подняли еще более его творческую энергию, но они же мешали ему писать на Кавказе, так как он нигде не сидел долго на месте. Впереди его ждала беспокойная, шумная офицерская жизнь в глухой провинции.

В том же 1837 году Лермонтов написал горскую легенду «Беглец».

Лермонтов проник в психологию чуждого ему горского народа и понял всю силу его любви к родине и ее свободе, всю силу его ненависти к изменникам, трусам. Горец Гарун изменил чести и вольности и в страхе бежал с поля брани, но на родине ни у кого не нашел приюта. Старый друг и любившая его девушка отвергли его.

«Стыда и тайной муки полный», идет Гарун к старой матери и от нее слышит:

... Твоим стыдом, беглец свободы.
Не омрачу я стары годы,
Ты раб и трус — и мне не сын!..
Отвергнутый всеми, беглец покончил с собой, но
В преданьях вольности остались
Позор и гибель беглеца.

Лермонтов под впечатлением величественной природы Кавказа и отчасти под влиянием слышанных легенд, местных преданий переработал поэму «Демон» коренным образом. В прежних, докавказских вариантах действие происходит в Испании, на берегу океана — Демон пролетал под сводом голубым; в кавказской редакции поэт закрепляет его полет к определенному месту:

И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял...

Раньше героиней поэмы была испанская монахиня, в кавказской редакции — грузинка Тамара.

В поэму внесено много превосходных описаний величественной природы Кавказа. В этом произведении появилось так много реальных, жизненных, бытовых картин, что поэма получила иное освещение. Осталась неизменной основа поэмы, ее протестующая идея: образ Демона — «царь познанья и свободы», надменный, непримиримый «враг неба»; но в отношении Демона к Тамаре проявилось больше человеческих чувств и мыслей.

Из лирических стихотворений в 1837 году написан Лермонтовым «Кинжал», в заключительных стихах которого поэт после обращения к кинжалу говорит о себе:

Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный;
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный.

Лермонтов говорит о самом дорогом и ценном для него в его внутренней жизни — о неизменной верности тому высокому, чему хотел служить всю жизнь. Строка: «Да, я не изменюсь и буду тверд душой» — звучит как клятва борца. В ней отразилась вся сила, вся твердость его характера.

И Лермонтов остался верен своему обещанию. Ссылка не только не ослабила, а еще сильнее закалила его могучие силы.

Читайте также


Выбор читателей
up