Две книги Ивлина Во
И. Левидова
Впервые Во возник на нашем горизонте как автор «Незабвенной» (1948). Этот исполненный брезгливого сарказма бурлеск, изобретательная издевка над «американским образом смерти» (а значит — и жизни) характерен для Bo-разрушителя; но все же «Незабвенная» скорее — боковой побег, небольшое отклонение от главного ствола.
Англичанин и традиционалист до мозга костей, он во многом идет по стопам великих сатириков восемнадцатого века. Пикарескно-морализаторский роман, с его смачно и резко выписанными картинами социальных нравов, с хитросплетением интриг, с бесконечной портретной галереей эксцентричных джентльменов, симпатичных простаков и не лишенных шарма мошенников обрел новую жизнь в произведениях Во, пройдя сквозь толщу психологического реализма середины девятнадцатого века. Но, разумеется, изменился он при этом основательно. Щедрая плоть повествования старых мастеров — Филдинга, Смолетта, Стерна исчезла, контуры стали сухими, лаконичными, ломкими; недаром перед нами возникает Англия столь враждебного Во «нового времени» — от «потерянного поколения» до эпилога второй мировой войны, — общество, духовно разъединенное, фрагментарное, опустошенное... Эпиграф из «Бесплодной земли» Т.С. Элиота, предпосланный «Пригоршне праха», говорит не только о внутреннем пафосе книги, но и о внутренней родственности социально-философских взглядов этих разительно несхожих по своему методу художников, для которых избранный в зрелые годы католицизм стал единственным духовным оплотом.
Теперь издательство «Молодая гвардия» выпустило в одном томе два ранних произведения Во: «Пригоршня праха» (1934) и «Не жалейте флагов» (1942). Если «Пригоршня праха» единодушно признана вершиной раннего творчества Во, то «Не жалейте флагов» — роман о начале войны, вышедший в ее разгаре, роман разноплановый и, быть может, нестройный, — примечателен не только своими удачами, но и самой «промежуточностью» своей, в большой мере объясняющей эту нестройность. В нем уже явственно проступает контур наиболее внушительного здания, которое довелось воздвигнуть писателю, — трилогии «Почетный меч».
Во работал над ней в последнее десятилетие своей жизни; отдельные части: «Вооруженные люди» (1952), «Офицеры и джентльмены» (1955) и «Безоговорочная капитуляция» (1961) — в несколько переработанном и сокращенном виде вышли одной книгой, под заглавием «Почетный меч», в 1965 году. «Почетный меч» можно считать итогом пути Ивлина Во, а большую часть книг, написанных на протяжении этого пути, в каком-то аспекте — подготовкой к этой главной книге.
Действие ее развертывается в годы второй мировой войны, однако перед нами — все те же «герои» Во — участники «шутовского хоровода» и те же скромнейшие неприметные «антигерои» (употребим здесь этот термин не в нынешнем, авангардистском его смысле), старающиеся держаться от хоровода подальше; именно в них-то и теплится здравое и доброе начало, которое, терпя поражения на каждом шагу, самим фактом своего существования спорит с безумием и злом окружающего его мира. «Почетный меч» проясняет сложную, но весьма четко ограненную личность Во-художника; он позволяет до конца оценить эту пронзительную насмешливость, уживающуюся с сентиментальным тяготением к добродетелям вымирающих аристократических усадеб, этот трезвый острый ум, не свободный, однако, от социальных предрассудков и политических заблуждений, которые в свое время завели писателя весьма далеко. В середине тридцатых годов Во, незадолго до этого обратившийся в католицизм, питал иллюзии относительно «цивилизаторской миссии» Муссолини в Эфиопии и высказывал свои симпатии к Франко. Как известно, лишь начало второй мировой войны заставило писателя определить свое отношение к фашизму.
С выходом однотомника появилась возможность говорить о каких-то общих особенностях творчества Во, — произведения, в него включенные, образуют достаточно широкую амплитуду. Что может быть, кажется, общего между судьбой Тони Ласта из «Пригоршни праха», столь тривиальной в начале и столь фантастически завершающейся, и судьбой Англии, хаотично, хвастливо и растерянно вплывающей в свой первый военный год? Общее, однако, есть: люди, населяющие книги. А если большая часть этих людей может быть названа скорее плакатными персонажами, эксцентриками, клоунами, то они оказываются схожими по самой своей конструкции. Одинаковым остается и взгляд мастера на свои создания: прищурившись, чтобы фокус был порезче, всматривается в них автор то с нескрываемым отвращением, то с ледяной веселостью, иногда — с печальным, ироническим, но сердечным сочувствием, а порой — с невольным любованием, отдавая должное если не моральным, то иным качествам пикарескного героя или фривольной героини.
Тони Ласт из «Пригоршни праха» — последний в оскудевшем роде владельцев псевдоготической усадьбы Хеттон — принадлежит к числу немногих любимцев писателя. Собственно говоря, он и открывает маленькую процессию этих любимцев, потому что страдательные фигуры чисто комического плана из ранних романов Во («Грязная плоть», «Упадок и разрушение») своего лица не имели и показаны были нарочито плоскостно. Тони Ласт тоже дан скорее «в профиль»; в диалоге, реплике, в кратком авторском комментарии, внутреннюю жизнь его писатель оставляет в покое. Но здесь уже начинает работать подтекст, и перед нами вырисовывается, хотя и не очень четко, живое существо, безусловно симпатичное и автору и читателю и все же в чем-то комическое — не в диккенсовском милом плане, а несколько иначе.
Эффект получается сложный: комизм Тони Ласта, по-видимому, заключен в его безграничной доверчивости и наивности — но ведь этим-то он и привлекателен? Очевидно, в этих достоинствах Тони есть известный перекос — они переходят в душевную близорукость, в ограниченность видения. Столь же двойственной оказывается и другая симпатичная черта героя: его щепетильная сдержанность, то знаменитое британское stiff upper lip, которое диктует ему, только что увидевшему своего мертвого сына (мальчика убила лошадь на охоте), светские фразы, обращенные к малознакомой гостье, заботливые вопросы о соседке по имению — невольной виновнице гибели Джона. Отшлифованная поколениями, почти автоматическая воспитанность последнего из Ластов импонирует Ивлину Во как проявление дорогого его сердцу аристократизма, но, пожалуй, может показаться и чудовищно неуместной в данном случае. Однако существует огромное различие между душевной скованностью, внешней стереотипностью Тони Ласта, за которой угадываются глубокие чувства, и гротескной стереотипностью персонажей, его окружающих. Убийственно точен рисунок Во в этих фигурах, словно сошедших с гравюр Хоггарта, но вместе с тем абсолютно «привязанных» к своей эпохе, вписанных в ландшафт Англии 20-х годов нашего века.
Незабываемы Биверы — «мамчик» и преданный сын Джон — неутомимые, неистребимые строители (beaver — бобер) своего житейского благополучия: чужие деньги, души, а то и жизни — все идет в дело в качестве строительного материала. А чего стоят «княгиня» Дженни Абдул Акбар, обвешанная поддельными камнями и мучительно-экзотическими воспоминаниями; светский парламентарий, «обаяшка» Джок Грант-Мензис — бездельник, каких мало, но не без проблесков человеческой отзывчивости, и его независимая суровая подруга миссис Рэттери — спортсменка, авиатор, морфинистка, и — образ совсем другой тональности — конюший Бен, живописный жаргон и невероятные истории которого так аккуратно усваивает маленький Джон Эндрю. И, наконец, Бренда Ласт, обольстительная, эгоистичная, пустая, но честная перед собой — во всяком случае, ничтожество и расчетливость Джона Бивера она сознает отлично, несмотря на всю свою роковую страсть к нему.
В книге много сарказма, немало и просто комических, заразительно смешных эпизодов, но, когда закрываешь ее, остается чувство безграничной, полынной какой-то горечи. Писатель действительно вводит нас в мир, где от всех нравственных ценностей осталась лишь пригоршня праха, где торжествуют бездушие, зло и обман. Даже памятник «Энтони Ласту, исследователю» поставлен в Хеттоне наследниками Тони по инициативе (и к выгоде) ненавистной ему мамаши Бивер. А сам бедняга Тони, с горя ввязавшийся после смерти сына и ухода Бренды в дикую авантюру — поиски легендарного готического града в дебрях Бразилии (псевдоготика Хеттона оказалась мнимым убежищем), — обречен зачахнуть в плену у неграмотного маньяка, мистера Тодда, которому он читает, том за томом, полуистлевшее собрание романов Диккенса.
В обстоятельном предисловии Г. Анджапаридзе этому финалу придано особое, символическое значение: «Примитивное бытие героя в плену у Тодда, где у него нет иных обязанностей и забот, кроме чтения вслух романов Диккенса, есть не что иное, как точный и остроумный шарж на викторианский мир, существующий лишь в воображении Тони... Только там фантазер и мечтатель Ласт может, наконец, хотя и вопреки своей воле, обрести долгожданный покой. Таким образом, трагедия Тони в том, что он не понимает, какой подарок сделала ему судьба. А природа печали автора в том, что он не знает, как задержать проникновение ненавистной ему буржуазности во все сферы жизни Англии».
Этот «закругленный» вывод покоится на некоторых натяжках.
Ничего общего нет между викторианской Англией, а также хеттонским бытием Тони и дикой индейской деревушкой в джунглях, где правит мистер Тодд. И нет даже следа руссоистской тяги в девственную природу в натуре Ивлина Во — человека в высшей степени «западного» и до снобизма цивилизованного. А главное, как ни старомодны, как ни отдают анахронизмом «феодальные» порядки, которые Тони пытался поддерживать в Хеттоне, для Ивлина Во в такой жизни есть здоровый корень, для него это — оплот, пусть даже хрупкий, рушащийся под натиском торгашей и нуворишей, но осмеянию не подлежащий. К теме усадьбы он будет возвращаться не раз. Причем усадьба, потомственное владение старинного рода, существует для него не в изоляции, а как своего рода социальный центр, к которому лепятся скромные домики скромных жителей «зеленой Англии»...
Деревушка Мэлфри в романе «Не жалейте флагов» и усадьба того же названия — «великолепная, беззащитная, искусительная» — оказывается в нем, по сути, единственной «положительной героиней», одна- | ко, прежде всего, это повествование о том, как война вторгается и в усадьбу, и в город, и в образ жизни все тех же персонажей из гротескной портретной галереи Ивлина Во. Книге этой предпосланы эпиграфы, позаимствованные из афоризмов древних китайских мудрецов. В одном из них дается совет воину, захмелевшему на прощальной вечеринке: «...вели подать еще I вина и не жалей флагов — это умножит I твою воинскую доблесть».
Во рисует Англию, словно захмелевшую на прощальном пиру, пусть не слишком доброго, но относительно мирного времени, Англию в ажиотаже, лихорадочно вывешивающую флаги, но еще не дожившую до поры, когда можно проявить воинскую доблесть. Это снова Англия Ивлина Во, избирательно увиденная, общество бездельников и пустомелей, шарлатанов, клоунов и позеров с микроскопическим вкраплением Людей «истинно порядочных». Здесь это Седрик Лин, одержимый коллекционер гротов (разумеется, «из хорошего рода», бывший кадровый военный), героично, но бесполезно погибший в одном из первых сражений. Хотя Лину отведено очень немного места на страницах романа, он все же открывается читателю, как личность, больше, чем Тони Ласт. В трилогии «Почетный меч» этот герой — его будут звать Гаем Кручбэком — займет центральное место, во многом изменившись, увиденный в больших психологических подробностях; но в основе своей он останется для автора тем же — неприметной, «серенькой» как будто бы фигурой, в которой сосредоточено все истинно человеческое: доброта, ответственность, совестливость, достоинство, с которым Кручбэк несет бремя не только страстей, но и заблуждений — своих и чужих. Неизменным останется и отношение Во к своему незадачливому любимцу, которого судьба неизменно приводит к жестоко ироническому финалу, знаменующему тщетность добрых усилий. Но не абсолютную тщетность — в этой словно бы количественной уступке оптимизму заключен для Ивлина Во большой религиозно-философский смысл, на этом зиждется его вера. Если спасена хоть одна душа (здесь это — незаконный ребенок легкомысленной жены Гая, погибшей при бомбежке,— герой признает его своим сыном и наследником), значит, жизнь прожита не напрасно.
«Не жалейте флагов» — произведение на первый взгляд чисто сатирическое — идет ли речь об организованном хаосе и прелестном абсурде, царящем в военном министерстве, или о «подвигах» сверхбдительной британской контрразведки, или о застольном стратеге сэре Мейнуэринге, обладателе поистине мистического дара попадания пальцем в небо, или о болтливой псевдоинтеллигенции. Но все же дело обстоит не так-то просто. Даже патетический эстет Эмброуз Силк — по замыслу весьма неприглядная фигура — изображен не без сочувствия, хотя и иронического; что же касается главной «черной овцы», жизнерадостного аморалиста Бэзила Сила, то писателю он явно нравится (этот аристократический проходимец фигурирует и в других его книгах). Бэзил импонирует своей естественностью, остроумием, бесшабашной предприимчивостью, в которой корыстолюбие, как таковое, играет совсем неважную роль, — он авантюрист, но не накопитель. Беззастенчивая веселая греховность Сила, с точки зрения католика Во, очевидно, «ближе к богу», чем рыбьи добродетели какого-нибудь ханжи.
В этой книге светотени распределены более прихотливо, чем может показаться на первый взгляд. И если вчерашние, даже еще сегодняшние бездельники, неженки, комические персонажи вдруг оказываются к финалу в отряде особого назначения, готовом к отправке на фронт, то мы догадываемся, что дело тут не только в веревочной лестнице, которая входит в экипировку.
И этом нет ничего удивительного — о том, как вели себя его соотечественники во время войны, и в тылу, и на фронтах, писатель знал очень хорошо: он сам был фронтовым офицером, участвовал в трудных операциях и, по свидетельствам очевидцев, отличался храбростью и хладнокровием. Эта подспудная, в силу сатирической окраски романа, но вполне реальная тема собирания сил перед лицом небывалой в истории опасности будет развита в военной трилогии Во — в том же тесном переплетении с линией саркастического гротеска. Хотя сам Во отрицал возможность сатиры как жанра в современном обществе, так как восприятие сатирического произведения предполагает наличие моральных критериев, а их-то и нет больше, — он был все же истинным сатириком. Однако ничто не было более чуждо ему, чем риторичность, тяжеловесный обличительный пафос.
Ивлин Во — писатель до такой степени «читабельный», что английским критикам случалось порой сближать его чуть ли не с юмористами развлекательного толка; пожалуй, только в ретроспекте творчество этого прозаика обрело завершенность и подлинные масштабы. Но с первых же книг были замечены легкость, лаконичность, сухое изящество его стиля, сценическая выразительность диалогов, точность комических эффектов. Проза, как будто бы ясная, даже простая, без всякой вычурности, но оказывается, что все это сплетено очень тонко и держится очень крепко — словно кружево из сверкающей металлической нити.
Трудность и увлекательность работы переводчика над текстом Во заключаются в том, что надо передать многообразие оттенков этой энергической и ясной речи — юмор, иронию, грусть, горечь, сохранив ее непринужденную легкость. В обоих переводах («Пригоршня праха» переведена Л. Беспаловой, «Не жалейте флагов» — В. Смирновым) чувствуется стремление донести и комическую стихию прозы Во, и сложную ее «оркестровку». Многое здесь удалось, читается текст, в общем, легко — пока не «зацепишься» за какую-то фразу, вызывающую недоверие. И, сверяя выражения типа «расти над собой» или «положила глаз» с оригиналом, убеждаешься, что эти интересно работающие переводчики часто как бы не доверяют подлиннику, им кажется, что следует его усилить, усмешнить, осовременить, между тем Ивлин Во, отлично знавший богатства английского слэнга, пользовался им, лишь когда считал нужным. Вульгаризмы и вольности, к которым так охотно прибегают переводчики, порой бывают весьма неуклюжими. Все это «усиление» лексики оборачивается невниманием к ритму, к архитектурному началу в стиле писателя, а в оригинале на нем построено очень многое. Об этом стоит подумать серьезно, потому что тенденция к отсебятине — пусть не в смысле «приписок», а такого вот расцвечивания самых обычных выражений стала усиливаться в нашей переводческой практике.
Л-ра: Иностранная литература. – 1972. – № 2. – С. 265-268.
Произведения
Критика
