Некоторые замечания по форме и семантике существительного в «Столбцах»

Марко Каратоццоло

(Бергамский Государственный Университет, Италия)

НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ПО ФОРМЕ И СЕМАНТИКЕ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО В «СТОЛБЦАХ»

Сборник стихов «Столбцы» Н.А. Заболоцкого выделяется изысканностью и точностью словаря, использованного поэтом, в котором пересекаются, как в разумно построенной структуре, слова из XVIII века и слова из советской современности. Эта пышность и это разнообразие сделали стихи из первого сборника поэта уникальными и породили за эти годы много споров в литературной критике и среди читателей. Очевидно, что работа над анализом поэтического языка Заболоцкого становится необходимой и может найти оправдание, особенно в сфере отношений между употреблением языка и философией поэта.

В русле такого анализа был составлен полный список всех существительных из стихов сборника, с указанием для каждого из них стихотворения, в котором данное существительное появляется. Этот словник содержит важные статистические данные о частоте или присутствии определенных существительных или групп существительных.

Как в одном известном образе, предложенном самим поэтом, слова из «Столбцов» похожи на точные работы слепого ремесленника: появление архаичных и высоких слов в поле, где пересекаются просторечные выражения и гиперболические образы, производит определенный эффект, который Каверин, друг поэта, первым назвал странностью. Словарь, которым пользуется поэт — во многих случаях представляется изысканным и очень часто ощущается влияние Хлебникова, т.е. первого мастера для самого Заболоцкого. От одного слова, воспринятого в качестве языкового образца и понятого читателем по его однозначности, поэт может отрезать конец, работать над аффиксами до создания неологизмов, увеличивая нюансы одного объекта и таким образом производя изменение семантического поля. Если составить полный список слов из «Столбцов», то можно заметить, что поэт работает над парами существительных (из которых только одно является образцом), которые имеют тот же самый корень, но различаются в результате элизии буквами и морфемами или добавлением префиксов, инфиксов и суффиксов. В сборнике «Столбцы» насчитывается 72 пары. Назвав некоторые из них, можно заметить сложную работу поэта над словом: яма/'ямка, каша/кашка, гроб/гробику луна/лунка, огонь/огонек, пароход/пароходик, птица/пташка, сапог/сапожек.

Выявив высокую частность этих пар существительных в 22 стихотворениях «Столбцов», нам кажется очевидным и вполне оправданным прийти к выводу, что в основе этой работы лежит философская стратегия, по которой развивается двоемирье поэтики «Столбцов». Из этих двух миров, один — мир идей, архетипов, высоких качеств и совершенства. Этот мир определяется нейтральной формой имени существительного, лексическим образцом, например, по вышеуказанным парам: яма, каша, гроб, крыло, лупа, огонь, пароход, птица, сапог. На мир этот указывает так же, как доказывается в наших предыдущих работах, появление образа сферы на разных уровнях (лингвистическом, тематическом, метафорическом, семиотическом) внутри 22 стихотворений сборника. Другой мир — мир человеческий, мелкий, испорченный, охарактеризованный бесполезными попытками сравняться с мифом, догнать архетипические формы человека и достигнуть власти: это мир русских нэпманов, который метафорически обозначается телесными увечьями, болезнями, неудовлетворенностью всех лиц «Столбцов». На лингвистическом уровне этот мир изображается поэтом при помощи нечистой, оттеночной лексемы, обогащенной пестротой уменьшительных и уничижительных суффиксов. Эти суффиксы делают слово очень конкретным, тесно связанным с контекстом, однозначным, даже непоэтическим, тяжелым. Не случайно, как увидим, всякий раз, когда предлагается образ мифа, он принижается своей конкретизацией в современном советском мире. Поэт пользуется приемом деградации мифа, чтобы упорно утверждать важность оппозиции между миром вечных идей и миром человека, между первобытным, платоническим понятием сферы и его уродливым отражением в земном мире.

Перейдем к семантике существительного. Большинство существительных, появляющихся в стихотворениях, нарицательные и с конкретным значением. Они обозначают людей, вещи и ситуации, связанные с темой сборника. Важность темы в поэзии Заболоцкий заявил в открытом письме А.И. Введенскому — авторитету бессмыслицы. Стихи, будучи отражением высшего мира, не могут сами содержать черты темы стихотворения, ибо тема является привилегией автора:

«Стихи не повествуют о жизни, происходящей вне пределов нашего наблюдения и опыта, — у них нет композиционных стержней. Летят друг за другом переливающиеся камни, и слышатся странные звуки — из пустоты; это отражение несуществующих миров».

Если считать это утверждение Заболоцкого путеводителем к пониманию философии, на которой основывается его сборник «Столбцы», то можно заметить, что частота слов, принадлежащих определенным семантическим группам, связана с точными смысловыми опорами и историческими и культурными тематиками, которые нельзя сводить ко всем известному официальному утверждению поэта:

«По выходе из армии я попал в обстановку последних лет нэпа. Хищнический быт всякого рода дельцов и предпринимателей был глубоко чужд и враждебен мне. Сатирическое изображение этого быта стало темой моих стихов 1927—1928 годов, которые впоследствии составили книжку «Столбцы»».

При анализе семантических групп, создаваемых из существительных сборника в варианте 1929 года, сразу выделяется основная двоичная структура, по которой существительные, связанные с человеческим миром, противостоят связанным с (самой большой из семантических групп, которые мы собирали) группой повседневные вещи. Человек «Столбцов» представляется в своем моральном остолбенении, в умственной скудности, отражающей идеалы нэпманов, новых мещан, в равнодушии к историческим ценностям, в грубости слов и жестов, которые характеризуют его групповые выражения — праздники, свидания, танцы, повседневность.

К примеру, тема маски в «Столбцах» открывается именно как в маскараде (и все же Заболоцкий парадоксально отрицает маску в начале «Белой ночи»: «Гляди. Не бал, не маскарад»), человек в «Столбцах» заполняет открытые и закрытые места, земные и потусторонние пространства с печатью своей законченности, которая часто соответствует физическому ущербу, с печатью вульгарности, характеризующей его всегда и везде, при всякой роли. В 22 стихотворениях «Столбцов» встречается более 60 разных масок, которые содержатся в семантической группе человеческая роль, музыкант, ополченец, пастух, пролетарий, сваха, жених, бек, чернец, генерал, гребец, кавалер, караул, ломовик. И во всех этих обличьях человек оставляет следы своей испорченной жизни, бесчеловечности, которые поэт нам передает, пользуясь образами из арсенала его восковых фигур, добавляя ссылки, которые обезображивают античные мифы:

Они простерли к небесам
эмалированные руки
и ели бутерброд от скуки.
(Красная Бавария)

Младенец нагладко обструган,
сидит в купели как султан...
(Новый быт)

Вон — бабка с пленкой вместо глаз
сидит на стуле одиноком...
(На рынке)

Но в процессе изображения этого неприкаянного человека, поэт отдается высокой поэтизации анатомических структур этих лиц: физические особенности, которые в «Столбцах» часто встречаются, имеют большое значение. Небесполезно, кстати, вспомнить поучение, которое поэт усвоил, рассматривая картины Павла Филонова, размышляя над проекциями его аналитического искусства в живописном тексте: в картинах Филонова человек всегда изображен в своем ничтожестве, без физической защиты, без лишней характеризации. Он рассматривается изнутри, поэтому видна его наглость, которую глаза художника видят до костей, до плоти, до самых скрытых тканей, где гнездятся развращенность, глупость, грех. Заболоцкий переводит в стихи образы человеческих уродов, которые в «Пире королей» Филонова кутят, сидя за столом, но поэт их обогащает густой тканью телесных частей и неприличных анатомических подробностей. Семантическое поле «Тело человека» состоит (не считая разные формы того же самого имени: нога/ножка, рука/ручка, лоб/лобик, глаз/глазки т.п.) из 60 существительных. Риторика тела Заболоцкого является структурой разумно организованной на появлении почти всех частей человеческого тела, как будто он хотел из стиха в стих строить образ человека, физически полный, но лишенный ума (на самом деле слово мозг никогда не появляется).

Рука — наиболее частотное слово в «Столбцах», появляется в 16 из 22 стихотворений сборника, затем следует нога, которое появляется в стихотворениях, однако очень часто встречаются и слова глаза, грудь, губы, живот, т.е. все части тела, тесно связанные с чувственным восприятием и с физическим усвоением. Поэт таким образом подчеркивает, что именно представляется темой предмет — важной частью его поэтики. Человек неотделим от физических природных элементов, с которыми приходит в соприкосновение и которые являются зеркалом его образа. Но этот человек неотделим и от мест, где он действует, т.е. города Ленинграда, который возникает ночью со своим искусственным светом при вторжении дорожных средств. Появляются емкости, вещи, пища, инструменты, идентифицирующие нэпмана, того же самого мещанина, над которым Маяковский смеялся в «Клопе» и в «Бане». Но в Заболоцком вещи идут по оборотному пути по сравнению с человеком: остолбенению этого последнего, его мозговому застою противостоят в стихах сцены внезапных одушевлений предметов, олицетворений пищи, гигантизаций вещей, гиперболическое умножение звуков, запахов и оптических иллюзий:

бокалов бешеный конклав
зажегся как паникадило.
(Красная Бавария)

летели огненные груши
(Белая ночь)

огурцы, как великаны, плавают
(На рынке)

О штык, летающий повсюду
(Пир)

огромный дом, виляя задом,
летит в пространство бытия
(На свадьбе)

Человек Заболоцкого стоит безоружным перед этой революцией, он изображен с жестами и в ситуациях, делающих его мелким, показывающих его бесцельную, механическую жизнь, например, когда он ест или чванится, вытаскивая из аляповатого цилиндра свою одежду, шляпы и фурнитуру низкого вкуса. В этом плане привлекает особое внимание использование существительных, намекающих на специи, мясо, сладости, блюда всякого рода, на вина и другие напитки, которые ненасытно усваиваются человеком и напоминают фигуры из фламандской живописи или еще более наглые кариатиды, сидящие за столом, на картине Филонова. Но для Заболоцкого показать наглость своих антигероев значило бы поставить их на пьедестал, превратить их в героев революции, пока нэпманы были самые страшные ее враги. Вот почему поэт покрывает их церковной фурнитурой, поясами, колпаками, воротниками, подвязками, бижутерией, пока у ленинградского «Обводного канала»

.....

Маклак штаны на воздух мечет,
ладонью бьет, поет как кречет:
маклак владыка всех штанов

Эта поэтика предмета конкретизируется под непрерывный звуковой фон, траурный или неистовый, по которому еще раз инструменты и танцы хозяйничают и подрывают порядок реальности, из несоразмерных городских пространств до самых тесных домашних углов и пекарней, где ночью природа совершает свою революцию против человека. Наравне с вездесущей гитарой, оставляющей несмываемую печать филистерства на всех лицах, которые ее носят или играют на ней, по стихам «Столбцов», если это не сами мельницы, сковородки, стаканы создают ритм, возникают самые разные и изысканные инструменты (барабан, бубен, цимбалы, дудка, кларнет, орган, скрипка, трубка), уличные танцы и камерная музыка. Семантическое поле слова музыка является основным в творчестве Заболоцкого и имеет двойную функцию — сопровождения человека по его пути ко дну и изображения кинетики города, где сам человек заперт.

Человек «Столбцов» — это эмблема подробности, лишнего. Заблудившись в этих городских джунглях среди безделушек и погремушек, этот homo sovieticus действует в соответствии со своими мелкими целями, не замечая присутствия природы, однако она обнаруживается непрерывно и тихо в ночное время, через те же самые чудеса, которые Заболоцкий описывал в своей известной поэме «Торжество Земледелия».

То открывается важная тема природы, которая в творчестве Заболоцкого соответствует определенной философии. В основе философии природы, по которой приближается идиллическое время, когда человек и животные имеют то же самое достоинство и, сотрудничая, будут строить лучший мир, лежало еще мышление художника Филонова, который на многих своих картинах десятых годов («Коровницы», «Крестьянская семья», «Ломовики», «Рабочие», «Животные») изображал одних рядом с другими, людей с обезьяньим видом и человеческие лица собак и коней. Человек сталкивается с образом мифического единорога (в стихотворении «Фокстрот») и теряется среди многочисленных творений, создающих семантическую группу животный мир — другая важная опора семиотической структуры сборника. Чтобы иметь представление об этой группе, приведем пестрый список ее элементов: чиж, цыпленок, единорог, глиста, горностай, гусыня, канарейка, конь, корова, кот, козерог, крот, крыса, кукушка, лошадь, налим, омар, орел, оселок, осетр, овечка, паук, пес, попугай, птица, собака, соловей, сурок, уж, змея.

В этой перспективе сборник «Столбцы» представляется плодотворным полем, на котором проверяется философия Заболоцкого. С этим сборником связываются следующие известные слова, которые поэт не боялся произнести в ленинградском отделении Союза писателей в 1936 году, хорошо зная, что это может привести к идеологической репрессии советского режима:

«Вместе с социалистической революцией человечество вступает в новую эру своего существования... Человек так далеко пошел, что в мыслях стал отделять себя от всей прочей природы, приписал себе божественное начало... Человек бесклассового общества, который хищническую эксплуатацию заменил всеобщим творческим трудом и плановостью, не может в будущем не распространить этого принципа на свои отношения с порабощенной природой. Наступает время, когда человек — эксплуататор природы — превратится в человека — организатора природы».

В «Столбцах» также присутствует это противоречие между человеком и природой, между конкретным, мелким, беспринципным миром и перспективой возвращения к новой цивилизации, к архетипу, ведущему человека к новому созерцанию природы. Подведем некоторые итоги нашего анализа. В «Столбцах» выделяется:

— присутствие словообразовательной игры, построенной на употреблении разных существительных с одним и тем же корнем. Эта игра производит оппозиции, которые свидетельствуют о том, как Заболоцкий обращается к философии двоемирья и видит в ней ключ к интерпретации человеческого существования;

— присутствие определенных семантических групп существительных, которые встречаются чаще и на самом деле связаны с основными принципами философии поэта.

В заключение подчеркнем, что изучение поэзии Заболоцкого не может, по нашему мнению, быть адекватным без учета этих координат. Текст, начиная с фонетических единиц, связывается с мышлением поэта, с его целью, в соответствии с которой использование определенного языка и тем неотделимы от авторской философии.

Пары существительных в «Столбцах»

(72 оппозиции, вообще 149 слов)

Баба — Бабка

Башня — Башенка

Блюдо — Блюдце

Бочка — Бочонок

Бубен — Бубенец

Бутылка — Бутыль

Венок — Венчик

Вершина — Верхушка

Глаз — Глазок

Голова — Головка

Гора — Горка

Гроб — Гробик

Грудь — Грудка

Дева — Девка

Дно — Днище

Дом — Домик

Дым — Дымок

Дыра — Дырочка

Жалость — Жаль

Жизнь — Житье

Каша — Кашка

Колено — Коленка

Кот — Котик — Кошка

Кожа — Кожка

Красота — Краса — Красотка

Крест — Крестик

Круг — Кружок

Крыло — Крылышко

Лампа — Лампочка — Лампада — Лампион

Лист — Листик

Лицо — Личико

Ложка — Ложечка

Луна — Лунка

Мама — Мамка

Младенец — Молодчик

Ночь — Ночка

Нога — Ножка

Огонь — Огонек

Окно — Окошко

Палец — Пальчик

Пароход — Пароходик

Пекарня — Пекарня — Пекло

Песня — Песенка

Печь — Печка

Пещера — Пещерка

Пожар — Пожарик

Птица — Пташка

Река — Речка

Рот — Ротик

Ручей — Ручеек

Рука — Ручка

Рыло — Рыльце

Сапог — Сапожок

Свеча — Свечка

Скрипка — Скрипочка

Собака — Собачка

Солнце — Солнышко

Стекло — Стеклышко

Стена — Стенка

Стол — Столик

Тело — Телец

Труба — Трубка

Труп — Трупик

Угол — Уголок

Улыбка — Улыбочка

Цвет — Цветочек

Цепь — Цепочка

Чашка — Чашечка

Яма — Ямка