Николай Заболоцкий и кино
Игорь Лощилов
(Новосибирск)
НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ И КИНО
Никита Николаевич Заболоцкий вспоминает: «В театр и кино отец ходить не любил. <...> Что касается кино, то отец, посмотрев в кинотеатре какой-нибудь фильм, что бывало редко, обычно утверждал, что он ничего не понял. До сих пор не знаю, прикидывался ли он таким простачком, спал ли во время сеанса или действительно не улавливал хода действия. Однако по телевизору отец фильмы иногда смотрел. Почему-то запомнилось, что накануне инфаркта в 1954 году отец смотрел фильм «Юность Максима», а вечером накануне смерти — «Летят журавли». В пользу интереса отца к кинематографии говорит и сохранившийся сценарий для детского фильма «Барон Мюнхгаузен», написанный в 30-х годах»1.
1. Известно об участии поэта в создании по меньшей мере двух советских полнометражных фильмов: игрового («Одна», 1931)2 и мультипликационного («Снежная королева», 1957)3.
Фильм «Одна» был задуман бывшими ФЭКСами в 1930 г. В этом году, уже после выхода в свет «Столбцов» (1929), Заболоцкий пишет хронологически последнее из стихотворений, вошедших в узаконенный «Завещанием» раздел «Столбцы и поэмы» Свода 1958 г.4. Это столбец «Самовар»; в комментарии к трехтомному собранию сочинений указано, что он «связан с замыслом, возникшем на Ленинградской фабрике Совкино, создать фильм на тему о мещанском быте и о борьбе с ним»5. Можно предположить, что речь идет о фильме «Одна».
Приведем текст песни, написанный Заболоцким для фильма, в окружении необходимых комментариев, которыми была сопровождена публикация в книге Григория Михайловича Козинцева (1905—1973) «Глубокий экран», создававшейся режиссером в 1960-е годы.
"Завязка сценария была нарочито простой. Девушка, совсем еще юная, не сталкивавшаяся с какими-либо сложностями жизни, закончила педтехникум. Она счастлива. Она любит большой прекрасный город, где прожила всю свою недолгую жизнь, свою профессию, любит веселого парня-физкультурника. Безбедное и бездумное существование нашей героини - первую часть фильма - хотелось выразить особой, иронически показанной поэтичностью обыденного. На предметный мир как бы переносилась внутренняя идиллия девушки, наивная и пошловатая. <...> Иронически высветленным захотелось сделать и звуковой ряд. Настроение девушки как бы переносилось на шумы города, по-особому окрашивало их. Временами должна была слышаться потешная песенка, нет то мечты героини, не то бездумное сочетание первых попавшихся слов, пришедших в голову. Кто же лучше Маршака (тогда все зачитывались его детскими стихами) смог бы написать такую песенку? Самуил Яковлевич согласился, стал импровизировать: не зря названия плохих, холодных месяцев заканчиваются дрожью - октяБРРР, нояБРРР, декаБРРР... И совсем иное май, июнь, июль - легкие, ласковые слова. Может быть, переименовать плохие месяцы, убрать из них БРРР, и погода зимой станет теплее? Но сложность в том, предупредил Самуил Яковлевич, что пишет он медленно. Перед разговором о сроках он хотел бы для примера прочесть стихотворение, занявшее год работы. Правда, он сам остался им доволен. Мы устроились поудобнее, приготовились слушать. Самуил Яковлевич вытянул губы и торжественно, с чувством прочел произведение полностью. Вот оно:
По проволоке дама
Идет как телеграмма.
С Маршаком мне удалось встретиться в работе позже. <...> А для "Одной" песенку написал Н. Заболоцкий (стихи не вошли в собрание сочинений). Мне хочется привести ее как пример особой тональности начала фильма, пародийно-наивного, важного по контрасту с реальностью жизни, открывшейся потом девушке.
Как хорошо, как хорошо,
Когда весна, когда светло.
Когда под вечер погулять,
Когда под утро крепко спать.
Когда одет, когда умыт
И чай на примусе кипит,
Проходит сон, проходит лень,
Приходит милый новый день.
Он очень-очень деловой,
Он очень-очень трудовой.
Но этот день, когда живешь,
Необычаен и хорош.
Когда хорош? Тогда хорош,
Когда ты вечером придешь,
Придешь гулять, придешь мечтать
И день веселый провожать.
Романс должен был впервые слышаться при особых обстоятельствах, и исполнение его предполагалось довольно своеобразное. Во время прогулки будущие молодожены останавливались у витрины, выбирали предметы для хозяйства. Прекрасный сервиз, как в сказке, обращал внимание на молодую пару, вступал в разговор. Чайники поворачивались к ним носиками и пели тоненькими фарфоровыми голосами: "Как хорошо, как хорошо!.. " Чуть звеня, подпрыгивали и подпевали чашки и полоскательницы: "И чай на примусе кипит... " Гудели в такт автомобильные гудки: "Проходит сон, проходит лень... " Вызванивали трамваи: "Приходит милый новый день". Улица гулом голосов и всеми своими шумами подтверждала: "Но этот день, когда живешь, необычаен и хорош". Концерт витрин и улиц переходил в кадры мечтаний девушки: огромный парадный класс с выкрашенными белой краской стенами, нарядные пионеры, учительница в светлом платье у прекрасной географической карты, только что принесенной из магазина, - все показательное, опрятное, светлое. Она и он - веселая молодая семья в стерильной кухне у сверкающего примуса, наконец, они вдвоем едут в трамвае. Но это особенный вагон, площадка разукрашена (как 1 Мая), убрана цветами. Когда они вскакивают на подножку, городской концерт переходит в торжественную кантату, вступают духовые и медные, гремит хор, цветы на площадке загораются, мигают яркими красками (кадры раскрашивали от руки), заливаются певцы: "Придешь гулять, придешь мечтать и день веселый провожать". Вагон уже не едет по рельсам, а летит высоко в небе, мимо кудрявых белых облаков. На этом заканчивалась пародийная образность, где реальность переходила (без каких-либо наплывов или шторок) в мечты, в городскую сказку. С неба девушка спустилась на землю. Кадр перехода был выбран тщательно. Улицу делила надвое тень от дома. Белая фигура перебегала улицу, скрывалась в подъезде Наробраза. Вместе с дипломом девушка получила и назначение в далекую деревню - там необходим учитель" (Козинцев 1982, с. 192-195).
2. Участие Николая Заболоцкого в создании полнометражного мультипликационного фильма по мотивам сказок Ганса Христиана Андерсена "Снежная королева" и "Оле Лукойе" отмечено в биобиблиографическом указателе "Русские советские писатели: Поэты" (Указатель 1986, с. 193). Если не считать разбойничьей песни, текст для которой сочинил Михаил Светлов, поэтическая речь звучит в фильме дважды, и оба раза в устах главной "отрицательной героини". При первом же своем появлении на экране Снежная Королева, роль которой озвучила М. Бабанова, начинает говорить белым пятистопным ямбом без цезуры, с женскими клаузулами:
Я заклинаю вас, осколки ледяные,
Я заклинаю вас моей волшебной властью:
Летите прочь, и в диком шуме ветра
Носитесь над землею и впивайтесь
В глаза, в сердца людишек этих глупых;
И тот, кому осколок в глаз вонзится,
Пусть видит всюду лишь одно дурное,
А тот, кому стекло вопьется в сердце,
Пусть станет злым, и только зло на свете
Творит всегда! Пусть будет так. Летите!
(Можно предположить, что мы имеем здесь дело с ритмической автореминисценцией, отсылающей к одному из шедевров 1931 года, поэме "Безумный волк", которую поэт называл "своим Фаустом". Безумный Волк обращается к силе, способной творить чудеса, подобно тому как заклинает подвластную ей стихию Снежная Королева (правда, чередуя при этом мужские и женские клаузулы):
Иди ко мне, моя большая сила!
Держи меня! Я вырос, точно дуб,
Я стал как бык, и кости как железо:
Седой как лунь, я к подвигу готов.
Гляди в меня! Моя глава сияет,
Все сухожилья рвутся из меня
(Заболоцкий 2002, с. 165).)
И еще раз, по дороге в свое снежное царство, обращаясь к уже похищенному ею и сидящему в санях Каю, Королева говорит:
Доверься мне, мой мальчик! Мы отсюда
Умчимся в удивительное царство;
Попав туда, ты обо всем забудешь,
Холодной льдинкой сделается сердце;
Не будет в нем ни радости, ни горя,
Но лишь покой и холод; это - счастье!
Смонтированная "встык" реплика рассказывающего сказку Оле-Лукойе на мгновение "подхватывает" размер ("Прошла зима, но Кай не возвращался... "), затем "маленький волшебный человечек" переходит на прозу.
Отметим, что в титрах двух фильмов имя Н. Заболоцкого "встретилось"с именами выдающихся художников русского советского искусства - Д. Д. Шостаковича (единственного почитаемого поэтом композитора-современника [Заболоцкий 1984, с. 268], Н. Р. Эрдмана, М. А. Светлова, Е. Е. Енея, Л. З. Трауберга, Г. М. Козинцева, Я. Б. Жеймо, М. И. Бабановой, Б. П. Чиркова. Возможен и другой контекст: ряд имен крупных поэтов XX в., работавших для кино, - будь то Жан Кокто, Жак Превер или Владимир Высоцкий.
К началу 1950-х годов относится участие еще в одном кинофильме, при посредничестве композитора Гавриила Николаевича Попова (1904 - 1972), автора музыки к фильму "Чапаев": "По заказу композитора Заболоцкий написал слова для песни в каком-то кинофильме. Щедрый гонорар был истрачен на покупку коричневого линолеума, которым застелили досчатые полы квартиры" (Заболоцкий 1998, с. 440). (К сожалению, пока нам не удалось выяснить, о каком фильме идет речь. [Гипотетически: это могли быть фильмы "Неоконченная повесть" (1955) и "Поэма о море" (1958) ].)
3. В 1936-м году на одном из собраний возглавляемого А. Гитовичем "Молодого объединения" Заболоцкий подверг уничтожающей критике сборник стихотворений поэта Вл. Лифшица "Долина". Единственное стихотворение, заслужившее одобрение и похвалу Заболоцкого называлось "Последний сеанс" и было посвящено кинофильму братьев Васильевых "Чапаев". Художник Б.Ф. Семенов вспоминал: "Говорил он очень темпераментно и доказательно - крыть было нечем. Помню, я, обидевшись за друга, возражал ему и приводил почему-то к примеру портреты Валентина Серова с их языком жеста. Все эти возражения были, конечно, наивны. В ответ Заболоцкий спокойно улыбался" (цит. по Заболоцкий 1998, 246).
С кинематографом связано одно из стихотворений 1954 года, исключенное из подборки по инициативе редактора Гослитиздата А. Котова из подборки, подготовленной для первого выпуска альманаха "Литературная Москва". Никита Николаевич вспоминает: "Однажды, еще в 1954 году, Николай Алексеевич, Екатерина Васильевна и В.С. Гроссман пошли отдохнуть в парк стадиона "Динамо" и после прогулки зашли в кинотеатр, расположенный под трибунами, окружающими футбольное поле. До начала сеанса в фойе выступал с комическими рассказами в коричневом костюме. Но ни этот примитивный остряк, ни фильм (кажется, он назывался "Робот") не занимали Заболоцкого. Наблюдая за зрителями, он заметил в толпе грустную, усталую женщину и обратил на неё внимание своих спутников. Прошло совсем немного дней, и он написал стихотворение "В кино". С точки зрения "инстанций" плохо в нём было и скептическое отношение к массовому искусству, и образ женщины, измученной тяжёлой жизнью, и особенно намёк на судьбу её мужа, по всей видимости, - заключенного" (Заболоцкий 1998, с. 490).
Насколько нам известно, в советском кинопрокате 1950-х годов не было фильма, который назывался бы "Робот". (Возможно, речь идет о фильме "СЕРЕБРИСТАЯ ПЫЛЬ" (СССР: Мосфильм, 1953. Цв., 10 ч., 102 мин. По пьесе Аугуста Якобсона "Шакалы". Авторы сценария: А. Якобсон, А. Филимонов. Режиссер: А. Роом. Оператор: Э. Тиссэ. Художник: А. Уткин. Композитор: М. Чулаки. В ролях: М. Болдуман, В. Ларионов, Р. Плятт, Л. Смирнова, С. Пилявская, В. Ушакова, Н. Тимофеев, В. Белокуров, Г. Кириллов, А. Ханов, В. Лекарев, Г. Юдин, З. Зонони, Д. Комогоров, О. Абдулов и др.). "Официально фильм не объявлялся идейно ошибочным. Утверждают, что американское посольство в Москве, встревоженное явным перебором глупостей (едва ли не правительство США якобы санкционирует опыты над людьми), заявило настолько решительный протест, что до скандала дело не стали доводить, а просто убрали "Серебристую пыль" из проката" (Мокроусов 2001). Отказавшись от попыток интерпретации, укажем, что, согласно "Завещанию", стихотворению "В кино" предшествует стихотворение "Шакалы": "И звери по краю потока / Трусливо бегут в тростники, / Где в каменных норах глубоко / Беснуются их двойники". Идёт ли речь о распространенных в актуальной для поэта (во всяком случае, в молодые годы) оккультной литературе представлениях ('животный магнетизм', 'астральное тел'), или о перемещениях теней на киноэкране под открытым небом - навсегда останется тайной творческой лаборатории поэта.) Несомненно, однако, что присутствие на киносеансе под открытым небом позволило острее ощутить границу жизни и искусства в его узаконенном официозом варианте. Конфликт предельно отчетливо заявлен в центральном четверостишии:
Озабоченных черт не меняли
Судьбы призрачных, плоских людей,
И тебе удавалось едва ли
Сопоставить их с жизнью своей (Заболоцкий 2002, с. 256) 12.
Эта коллизия ещё острее ощущается в фильме Алексея Германа "Двадцать дней без войны" (1976), главный герой которого, писатель Василий Николаевич Лопатин (роль играет Юрий Никулин), присутствует на съемках пропагандистского фильма в Ташкенте. Алексей Герман неоднократно говорил в интервью, что в становлении замысла фильма "Мой друг Иван Лапшин" (1984) поэзия Николая Заболоцкого сыграла такую же роль, как поэзия Киплинга в истории замысла фильма "Хрусталёв, машину! (1998). Хотя стихи Заболоцкого не разу не звучат и не цитируются в фильмах Германа, незримое "присутствие" его во многом определяет константы этого художественного мира. Поэтический мир Заболоцкого трансцендирован здесь в органике киноповествования.
"Работая над фильмом, я постоянно обращаюсь к стихам, они вообще во всем, что я делаю, имеют колоссальное значение, из них проистекает все" (Липков 1988, с. 198). "Наше искусство зависит от состояния литературы, и, особенно, поэзии. Во всяком случае, близкое к моей эстетике кино. Мы больше всего питаемся стихами. Поэзия для на ключ к постижению действительности" (Герман 1986а).
Режиссер вспоминает: "Отец очень дружил с Заболоцким и Шварцем. Из них троих болтать любили папа и Шварц, а самым осторожным был Заболоцкий, но это его не уберегло" (Герман 1986b, с. 134). Но связи с Миром Заболоцкого не ограничиваются детскими воспоминаниями и память о фамильном кресле, в котором сидел когда-то поэт. "От постоянного перечитывания стихов у меня даже депрессия может начаться. Светлана их иногда от меня прячет. - Заболоцкого, Мандельштама. Но без стихов я вообще не могу сделать никакое кино" (Герман 1986b, с. 126). "- А еще кого любите? - Я уже говорил. Мандельштама, Заболоцкого, в основном раннего. Очень люблю Твардовского. Это был великий поэт (Герман 1986b, с. 128). В другом интервью режиссер признается: "Очень люблю Пушкина, Пастернака, Заболоцкого. Ольга Берггольц вдруг выручает иногда. Иногда Симонов. Иногда сам сочиняю какую-то полупоэтическую абракадабру. Понимаете? Очень помогает... " (Герман 1986а).
4. Неприятие киноискусства, рожденного, согласно концепции Владимира Паперного, в контексте культуры 2, вполне закономерно для художника, выросшего в контексте культуры 1, хотя бы и на самом её исходе (Паперный 1996). Если Заболоцкий-поэт ищет возможных путей перевода ("перекодировки") культурной информации с языка культуры 1 на язык, допустимый для циркуляции в культуре 1930-1950-х, то Заболоцкий-кинозритель однозначно не приемлет фальши, присущей этому кино.
Приведем фрагмент из воспоминаний кинорежиссёра и кинодраматурга Климентия Борисовича Минца (1908-1995), где отражено участие мемуариста в знаменитом вечере "Три левых часа" 24 января 1928 года в ленинградском Доме Печати.
"Поэты отбирали стихи, а кинематографисты - я с А. Разумовским - занимались монтажом своего обэриутского фильма "Мясорубка № 1" и безвылазно сидели в маленькой комнате А. Разумовского, заваленной пленкой к ужасу домашних, опасающихся возможного пожара. <...> Началось третье отделение вечера обэриутов - кинематографическое. Публика встретила мое появление на сцене в нелепом пестром халате и в шлепанцах смехом. Кто-то под веселое улюлюканье крикнул: " Анатоль Франс в халате! " Раздался хохот, и мне пришлось, перекрывая шум в зрительном зале, сообщить несколько фраз из нашего манифеста: "Кино как принципиально-самостоятельного искусства до сего времени не было. Были наслоения старых "искусств" и, в лучшем случае, отдельные робкие попытки наметить новые тропинки в поисках настоящего языка кино. Так было... Теперь для кино настало время обрести свое настоящее лицо, найти собственные средства и свой, действительно свой язык. "Открыть" грядущую кинематографию никто не в силах, и мы сейчас тоже не обещаем этого сделать. За людей это сделает время. Но экспериментировать, искать пути к новому кино и утверждать какие-то художественные ступени - долг каждого честного кинематографиста. И мы это делаем". Я, конечно, не мог дословно повторить декларацию, но все-таки зал утих, заинтересовался и оживился, когда я сказал: "Некоторые горе-теоретики говорят, что кино - это дочь прозы, другие из них утверждают, что кино - это сестра поэзии. Продолжая такие изыскания, можно будет не без успеха сказать, что кино - это родной брат живописи, зять скульптуры, племянница музыки. При таком обилии близких родственников легко потерять собственное лицо... " "А вы нашли? " - раздался чей-то зычный голос из зала. "Ищем! - я крикнул ему в ответ. - И сейчас рады вам показать нашу первую экспериментальную работу фильм "Мясорубка № 1". Авторы-режиссеры: Александр Разумовский и Климентий Минц". Я поклонился и покинул сцену, путаясь ногами в длиннополом халате. Жидкие аплодисменты. В зрительном зале наконец-то стало тихо. Из будки доносилось стрекотанье проекционного аппарата. На экране появились первые кадры фильма: это были бесконечные товарные поезда с солдатами - на фронт. Они ехали так долго, что публика потеряла терпение и стала кричать: "Когда же они приедут, черт возьми?! " Но поезда с солдатами все ехали и ехали. В зрительном зале стали свистеть. Но как только события стали развиваться на театре военных действий - во время сражений, кинематографические кадры стали все короче и короче, в этой кошмарной батальной мясорубке превращаясь в "фарш" из мелькающих кусочков пленки. Тишина. Пейзаж - вместо паузы. И снова поехали нескончаемые товарные поезда с солдатами!.. Этот обэриутский фильм "Мясорубка № 1" был задуман нами как первый из серии антивоенных фильмов. Из-за своей острой и необычной формы картина была встречена свистом и аплодисментами. Как всегда, нашлись и поклонники, и противники. <...> А что же произошло после выступлений обэриутов в Ленинградском Доме Печати? Киносекция после "выхода в свет" фильма "Мясорубка № 1" прекратила работу" <...>" 14.
В книге Никиты Николаевича Заболоцкого есть и еще одно свидетельство о кинематографических пристрастиях поэта периода "Столбцов" и "Торжества Земледелия": "Великим грехом считалось писать о природе вне контекста классовой борьбы или не по установившемуся трафарету. В этой связи интересна рецензия на известный кинофильм Довженко "Земля", который очень нравился Заболоцкому. В газете "Смена", № 11/12 за 1930 год, рецензент писал: "Пытаясь показать классовую борьбу в украинской деревне, Довженко местами сбивается с тона и принимается любовно обыгрывать природу. Биологические моменты (смерть старика, беременность женщины, любовь девушки, цветение яблонь) порой начинаю преобладать над социальным" (Заболоцкий 1998, с. 211-212; курсив мой - И.Л.).
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Заболоцкий H. Н. Об отце и о нашей жизни / Воспоминания о Заболоцком. 2-е изд. М., 1984. С. 269
2 «ОДНА», 1931, «Ленсоюзкино». Авторы сценария и режиссеры-постановщики Г. М. Козинцев, Л. 3. Трауберг; оператор А. Москвин; художник Е. Еней, композитор Д. Шостакович, звукооператор И. Волк, звукорежиссер Л. Арнштам. В ролях: Е. Кузьмина, П. Соболевский, С. Герасимов, М. - Бабанова, Ван Люйсян, Я. Жеймо, Б. Чирков.
3 «СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА», 1957, ФГУП «Киностудия «Союзмультфильм»». Сценарий Г. Гребнера, Л. Атаманова, Н. Эрдмана; стихи Н. Заболоцкого; текст песни М. Светлова; режиссер-постановщик Л. Атаманов; художники- постановщики А. Винокуров, Л. Шварцман; режиссер Н. Федоров; оператор М. Друян; композитор А. Айвазян; звукооператор Н. Прилуцкий; монтажер Л. Кякшт; директор картины Ф. Иванов. Главные роли озвучивали: Оле-Лукойе — В. Грибков; Герда — Я. Жеймо; Кай — А. Комолова; Снежная Королева — М. Бабанова; Маленькая разбойница — Г. Кожакина.
4 Лощилов И. Феномен Николая Заболоцкого. Helsinki, 1997. С. 205—233.
5 Заболоцкий Н. А. Собр. соч.: В 3 тт. М., 1983-1984. Т. 1. С. 605.
6 Козинцев Г. М. Собр. соч.: В 5 тт. Л., 1982. Т. 5. С. 192—195
7 Русские советские писатели: Поэты. Биобиблиографический указатель. М., 1986. Т. 9. С. 193).
8 Можно предположить, что мы имеем здесь дело с ритмической автореминисценцией, отсылающей к одному из шедевров 1931 года, поэме «Безумный волк», которую поэт называл «своим Фаустом». Безумный Волк обращается к силе, способной творить чудеса, подобно тому как заклинает под- властную ей стихию Снежная Королева (правда, чередуя при этом мужские и женские клаузулы):
Иди ко мне, моя большая сила!
Держи меня! Я вырос, точно дуб,
Я стал как бык, и кости как железо:
Седой как лунь, я к подвигу готов.
Гляди в меня! Моя глава сияет,
Все сухожилья рвутся из меня
(Заболоцкий Н. А. Поли. собр. стихотворений и поэм. М., 2002. С. 165).
9 Заболоцкий H. Н. Об отце и о нашей жизни / Воспоминания о Заболоцком. 2-е изд. М., 1984. С. 268.
10 Заболоцкий 1998, с. 490.
11 Возможно, речь идет о фильме «Серебристая пыль» (СССР: Мосфильм, 1953. Цв., 10 ч., 102 мин. По пьесе Аугуста Якобсона «Шакалы». Авторы сценария: А. Якобсон, А. Филимонов. Режиссер: А. Роом. Оператор: Э. Тиссэ. Художник: А. Уткин. Композитор: М. Чулаки. В ролях: М. Болдуман, В. Ларионов, Р. Плятт, Л. Смирнова, С. Пилявская, В. Ушакова, Н. Тимофеев, В. Белокуров, Г. Кириллов, А. Ханов, В. Лекарев, Г. Юдин, 3. Зонони, Д. Комогоров, О. Абдулов и др.). «Официально фильм не объявлялся идейно ошибочным. Утверждают, что американское посольство в Москве, встревоженное явным перебором глупостей (едва ли не правительство США якобы санкционирует опыты над людьми), заявило настолько решительный протест, что до скандала дело не стали доводить, а просто убрали «Серебристую пыль» из проката» (Мокроусов А. Архивы и драконы: Фестиваль «Белые Столбы» и белые пятна истории / Индекс: Досье на цензуру. 2001, № 14.
12 Заболоцкий Н. А. Поли. собр. стихотворений и поэм. М., 2002. С. 256.
13 Паперный В. Культура «Два». М., 1996.
14 Минц К. Обэриуты // Вопросы литературы, 2001, №1. С. 285, 292-293.
ЛИТЕРАТУРА
1. Заболоцкий Н. А. Собр. соч.: В 3 т. М., 1983-1984.
2. Заболоцкий H. Н. Об отце и о нашей жизни / Воспоминания о Заболоцком. 2-е изд. М., 1984.
3. Заболоцкий Н. А. Поли. собр. стихотворений и поэм. М., 2002.
4. Козинцев Г. М. Собр. соч.: В 5 т. Л., 1982. Т. 5.
5. Лощилов И. Феномен Николая Заболоцкого. Helsinki, 1997.
6. Минц, К. Обэриуты // Вопросы литературы, 2001, №1, 277-294.
7. Мокроусов А. Архивы и драконы: Фестиваль «Белые Столбы» и белые пятна истории / Индекс: Досье на цензуру. 2001, № 14.
8. Паперный, В. Культура «Два». М., 1996.
9. Русские советские писатели: Поэты. Биобиблиографический указатель. М., 1986. Т. 9.
