Пьер Грипари. Фея водопроводного крана

еподалёку от одной деревни, в источнике, обитала славная маленькая фея. Вы, конечно, знаете, то когда-то Галлия не была христианской страной и что наши предки, галлы, обожали фей. Вот как раз в те времена деревенские жители и поклонялись этой фее. Они приносили к источнику цветы, пряники и фрукты, а в праздники надевали свои самые нарядные одежки и приходили туда потанцевать.

А потом в один прекрасный день, Галлия обратилась в христианство, и господин кюре, священник, запретил местным жителям приносить дары к источнику и приходить к нему плясать. Он утверждал, что эти они губят свои души и что фея — орудие дьявола. Деревенские жители хорошо знали, что это неправда, однако не смели ничего сказать, потому что боялись кюре. Но те, кто постарше, по-прежнему украдкой приносили и клали к источнику подарки. Когда кюре об этом проведал, он ужасно рассердился. Он велел водрузить прямо рядом с источником большой каменный крест, потом устроил шествие и произнес над водой уйму латинских магических слов, чтобы прогнать фею. И люди в самом деле поверили, что ему удалось обратить фею в бегство, потому что целых полторы тысячи лет о ней не было ни слуху, ни духу. Старики, которые ей поклонялись, умерли, молодые постепенно о ней забыли, а их внуки уже и вовсе не знали, что когда-то она была на свете. Даже её недруги-священники перестали в неё верить.
А между тем фея никуда не делась. Она жила всё там же, в источнике, но пряталась: крест мешал ей выйти наружу. И вообще, она отлично поняла, что никто больше не хочет с ней водиться.
— Терпение! — думала она. — Наше время прошло, но время христиан тоже пройдет. Когда-нибудь этот крест рассыплется на куски, и я снова выйду на свободу…
Однажды мимо источника шли двое. Это были инженеры. Они заметили, что в источнике полным-полно чистой воды, и решили использовать её для снабжения ближайшего города.
Через несколько недель прибыли рабочие. Рабочие выкопали крест, который мешал им работать, а затем протянули трубы и отвели по ним воду до самого города.
Вот так фея очутилась в водопроводе и стала пробираться по нему ощупью, оставляя позади целые километры и гадая, что же с неё теперь будет. Чем дальше, тем труба становилась уже; время от времени она раздваивалась, фея сворачивала то вправо, то влево и под конец уперлась в большой медный кран, нависший над каменной мойкой.
Ей ещё повезло — ведь она могла угодить в бачок в уборной, и пришлось бы ей познакомиться не столько с цивилизацией, сколько с канализацией! К счастью, этого не произошло.
Кран и мойка находились на кухне, а кухня — в квартире, где жила рабочая семья: отец, мать и две почти взрослых дочери. Фея долго ждала, никак не объявляясь, потому что днём феи не показываются: они выходят на свет только после полуночи. В этой семье отец много работал, мать тоже, обе дочки ходили в школу, поэтому самое позднее в десять часов все уже ложились, и до утра никто не открывал воду.
Но вот однажды, когда пробило два часа ночи, одна из девочек, старшая, встала — она была капризуля и лакомка — и залезла в холодильник. Она взяла куриную ножку, обглодала её, съела мандаринку, обмакнула палец в банку с вареньем, облизнула его и ей захотелось пить. Девочка достала из буфета стакан, подошла к раковине, повернула кран… Но вместо воды из него появилась крохотная миловидная женщина в сиреневом платье, со стрекозиными крыльями; в руке у неё была палочка с золотой звездой на конце. Фея (это была она) устроилась на краю мойки и произнесла мелодичным голосом:
— Здравствуй, Мартина.
(Я забыл сказать, что девочку звали Мартина).
— Здравствуйте, мадам, — ответила Мартина.
— Будь добра, Мартина, — попросила фея, — дай мне капельку варенья.
Как вы уже знаете, Мартина была капризуля и лакомка. Но видя, что фея прекрасно одета, что у неё стрекозиные крылья и волшебная палочка, она себе сказала:
«Внимание! Это очень важная дама, с ней стоит подружиться!»
И девочка ответила с лицемерной улыбкой:
— Само собой, мадам! Сию минуту!
Она взяла чистую ложку, запустила её в банку с вареньем и протянула доброй фее. Та взмахнула крылышками, запорхала вокруг ложки, лизнула разок, и другой, и третий, затем опустилась на буфет и сказала:
— Спасибо, Мартина. В награду за твою доброту я сделаю тебе подарок: всякий раз, когда ты скажешь какое-нибудь слово, с твоих губ будет падать жемчужина.
И фея исчезла.
— Ничего себе дела! — сказала Мартина.
И пока она это говорила, изо рта у неё выпали три жемчужины.
Наутро девочка рассказала родителям, что произошло, выронив при этом горстку жемчужин.
Мать отнесла их ювелиру, и тот сказал, что жемчуг очень хороший, хоть и мелковат.
— Может, он станет крупнее, если она будет говорить слова подлиннее… — решили родители и спросили у соседей, какое слово во французском языке самое длинное. Образованная соседка объяснила им, что это слово «антиконституционный». Они заставили Мартину повторить его. Девочка послушалась, но жемчуг крупнее не стал. Разве что оказался чуть более вытянутым и какой-то причудливой формы. Вдобавок из-за того, что слово было очень трудное, Мартина выговаривала его плохо и жемчуг получался не очень качественный.
— Неважно, — сказали родители. — Так или иначе, теперь мы люди обеспеченные. Девочка больше в школу не пойдет. Пускай сидит весь день за столом и говорит в салатницу. И пусть только попробует замолчать!
Мартина, помимо прочих недостатков, была ещё болтунья и лентяйка, и поначалу такое решение привело её в восторг. Но на исходе второго дня ей надоело всё время разговаривать без слушателей и никуда не ходить. Через три дня её жизнь превратилась в муку, через четыре — в пытку, а вечером пятого дня, за обедом, она рассвирепела и принялась вопить:
— К чёрту! К чёрту! К чёрту!
По правде сказать, вместо «чёрта» она выкрикивала куда более крепкое словечко. И тут на скатерть выкатились три огромных, невиданной величины жемчужины.
— Это что ещё такое? — спросили родители. Но им тут же всё стало ясно.
— Понятно, — сказал отец. — Как это я раньше не догадался! Когда она говорит обычные слова, она выплевывает обычный жемчуг. Но стоит ей сказать смачное словцо, и жемчужина получается смачная.
Теперь родители стали заставлять Мартину ругаться в салатницу. Сперва это приносило ей облегчение, но вскоре взрослые стали бранить её всякий раз, когда она говорила что-нибудь приличное. Через неделю девочка поняла, что нормальная жизнь кончилась, и сбежала из дому.
Весь день она бесцельно бродила по парижским улицам, а вечером голодная, до полусмерти усталая, опустилась на лавочку. Она долго сидела в одиночества, а потом к ней подсел молодой человек. У него были кудрявые волосы, белые руки и очень ласковые глаза. Он приветливо заговорил с ней, и она рассказала ему свою историю. Молодой человек выслушал её с большим интересом, аккуратно собирая в кепку жемчуг, который она рассыпала во время своей исповеди, а когда девочка замолчала, он нежно заглянул ей в глаза.
— Говорите, говорите, — сказал он. — Вы такая необыкновенная! Если бы вы знали, какое блаженство вас слушать! Давайте больше не расставаться! Живите у меня, спите в моей спальне… Мы будем счастливы!
Мартине некуда было идти, и она, не раздумывая, согласилась. Молодой человек привел её к себе домой, накормил, уложил, а наутро, как только она проснулась, сказал:
— Теперь, моя крошка, поговорим серьезно. Даром я тебя кормить не намерен. Сейчас я уйду, а тебя запру на ключ. Вернусь вечером, и чтобы к моему приходу большая супница была полна крупного жемчуга, а иначе узнаешь, почем фунт лиха!
Весь этот день и все последующие дни Мартина сидела взаперти и наполняла супницу жемчугом. Молодой человек с ласковыми глазами запирал её утром, а вечером возвращался. И если в супнице не хватало жемчуга, колотил Мартину.
Но оставим Мартину с её горестями и вернёмся к её родным.
На младшую сестру Мартины, которая была доброй и послушной девочкой, вся эта история произвела сильное впечатление, и ей совершенно не хотелось встречаться с феей водопроводного крана. Однако родители, горько сожалевшие о побеге старшей дочки, всё время говорили ей:
— Знаешь, если тебе ночью захочется пить, почему бы тебе не встать и не сходить на кухню за стаканом воды…
Или:
— Ту уже большая девочка. Могла бы и помочь родителям. Мы столько для тебя сделали…
Но Мари (я забыл сказать, что младшую девочку звали Мари) притворялась, что не понимает.
Как-то вечером матери в голову пришла идея.
Она подала на обед гороховый суп, селёдку, солонину с чечевицей, а на закуску козий сыр, так что ночью Мари глаз не могла сомкнуть от жажды. Два часа она лежала в постели и твердила:
— Не пойду на кухню, не пойду на кухню…
Но, в конце концов, всё-таки пошла, надеясь, что фея не появится.
Увы, не успела она открыть кран, как оттуда выпорхнула фея и присела к Мари на плечо.
— Мари, ты такая добрая девочка, дай мне немножко варенья.
Мари при всей своей доброте была всё же не дурочка, и вот что она ответила:
— Нетушки! Не нуждаюсь я в ваших подарках! Вы принесли несчастье моей сестре, хватит с нас! И потом мне не разрешается лазить в холодильник, когда родители уже легли.
Фея за полторы тысячи лет отвыкла от человеческих обычаев, поэтому она обиделась и разочарованно ответила:
— Раз вы так нелюбезны, примите от меня подарок: при каждом слове, которое вы произнесете, с ваших губ будет соскальзывать змея.
И впрямь, на другой день, когда Мари принялась рассказывать родителям, что с ней случилось, после первого же слова изо рта у неё выпал уж. Пришлось ей прикусить язык и поведать родителям о ночном происшествии в письменном виде.
Родители чуть с ума не сошли и повели её к врачу, который жил в том же доме, двумя этажами выше. Врач был молодой, симпатичный, в квартале его очень уважали. Считалось, что его ждёт блестящая карьера. Он выслушал рассказ родителей, потом улыбнулся Мари самой своей чарующей улыбкой и сказал:
— Ну, не отчаивайтесь! Может быть, всё ещё не настолько серьезно. Пойдёмте-ка со мной в ванную.
Все вместе они прошли в ванную комнату. Там доктор обратился к Мари:
— Наклонитесь, пожалуйста, над ванной. Вот так. А теперь скажите какое-нибудь слово. Любое слово.
— Мама, — произнесла Мари.
В тот же миг в ванну шлёпнулся толстый уж.
— Прекрасно! — сказал доктор. — А теперь для ясности скажите какое-нибудь грубое слово.
Мари покраснела до ушей.
— А ну, давай, — приказала мать, — скажи для доктора крепкое словечко!
Мари застенчиво прошептала какое-то ругательство. В ванне в ту же секунду очутился извивающийся удав.
— Какая славная девочка! — взволнованно воскликнул врач. — Теперь, Мари, постарайтесь ещё разочек и скажите мне что-нибудь обидное.
Мари понимала, что надо слушаться. Но у неё было такое доброе сердце, что ей нелегко давались обидные слова: в мыслях у неё не было ничего подобного! И всё-таки она напряглась и промямлила:
— Дрянь паршивая.
Изо рта у неё тут же выскочили две свернувшиеся клубком гадюки и мягко плюхнулись на остальных змей.
— Всё в точности, как я думал, — с удовлетворением изрёк доктор. — При сильных выражениях выходят толстые, сильные змеи, а когда она говорит гадости — выходят гадюки…
— Что же делать, доктор? — спросили родители.
— Что делать? А вот что! Многоуважаемый сосед, имею честь просить у вас руки вашей дочери.
— Вы хотите на ней жениться?
— С её согласия, разумеется!
— Но почему? — удивилась мать. — Вы полагаете, что после замужества она выздоровеет?
— Надеюсь, что нет! — ответил врач. — Видите ли, я работаю в институте Пастера, создаю сыровотки-противоядия. Нам для работы как раз не хватает змей. Такая барышня, как ваша дочь, для меня настоящее сокровище!
Вот так Мари вышла замуж за молодого врача. Он был с ней ласков, и она была с ним счастлива, насколько это возможно при таком заболевании. Время от времени по его просьбе она говорила ему жестокие слова, чтобы предоставить в его распоряжение то гадюку, то кобру, то очковую змею, а в остальное время помалкивала, что, к счастью, не слишком её тяготило, так как она была простая и скромная девушка.
Вскоре водопроводная фея пожелала узнать, что сталось с обеими девицами. Как-то в субботу, в первом часу ночи, она явилась их родителям, когда они вернулись из кино и присели заморить червячка перед сном. Она расспросила их, и мать с отцом ей всё рассказали. Фея очень смутилась, когда узнала, что наградила плохую дочь и наказала хорошую, — и что, вдобавок, дурной дар пошел Мари на пользу, а жемчуг обернулся для бедной Мартины ужасным проклятием. Обескураженная фея сказала себе:
— Не стоило мне вмешиваться. Я отвыкла от человеческих обычаев, всё понимаю превратно и даже не предвижу последствий собственных поступков. Надо мне поискать волшебника помудрее, чем я, — пускай он на мне женится, и я буду поступать, как он скажет. Но где такого найдешь?
Раздумывая над всем этим, она выбралась из дома и полетела над тротуаром улицы Брока. Вдруг она заметила освещенную лавочку. Это была бакалейная папаши Саида. Сам папаша Саид как раз наводил порядок перед тем, как идти спать.
Дверь была закрыта, но фея сделалась совсем маленькой и пробралась в щелку под дверью. Дело в том, что она заметила на подоконнике толстую тетрадь и пенал с карандашами, которые Башир забыл убрать на место.
Когда папаша Саид ушел, фея выдрала из тетради листок (у Башира часто не хватает какого-нибудь листа в тетради). Потом она вынула из пенала цветные карандаши и принялась рисовать. Уходя, папаша Саид, разумеется, погасил свет. Но у фей превосходное зрение, они различают цвета даже в полной темноте. И вот водопроводная фея нарисовала волшебника в большой остроконечной шапке и просторном черном плаще. Закончив рисунок, она на него подула и запела:
Волшебник и маг,
Чёрный, как мрак,
На белой странице —
Хочешь жениться?
На лице у волшебника появилась гримаса:
— Нет, не хочу, — сказал он, — ты слишком толстая.
— Тем хуже для тебя! — заявила фея.
Она дунула ещё раз, и волшебник перестал двигаться. Тогда фея вырвала ещё один листок (в тетрадях у Башира часто не хватает и нескольких листов) нарисовала другого волшебника в красном плаще. Дунула и спросила:
Волшебник и маг,
Красный, как рак,
На белой странице —
Хочешь жениться?
Но красный волшебник отвернулся:
— Нет, не хочу, ты слишком тощая.
— Что ж, тем хуже для тебя!
Фея дунула на него, и волшебник снова превратился в неподвижный рисунок. Потом она порылась в пенале и обнаружила, что остался только один карандаш — синий. Все остальные карандаши Башир растерял.
— Этого мне нельзя упустить! — подумала фея.
С большим старанием она нарисовала на третьем листке третьего волшебника в синем плаще. Закончила и оглядела с любовью. Этот был самый красивый.
Лишь бы он меня полюбил! — подумала фея. Она дунула на него и запела:
Волшебник и маг,
Синий, как флаг,
На белой странице —
Хочешь жениться?
— Хочу, — сказал волшебник.
Тут фея дунула трижды. После третьего раза нарисованный волшебник стал объемным, потом отделился от бумаги, потом встал, взял фею за руку, они проскользнули под дверью и вылетели на улицу.
Прежде всего, — сказал синий волшебник, — я отниму твои дары у Мари и Мартины.
— Ты считаешь, так надо? — спросила фея.
— Это самое неотложное дело, — ответил волшебник.
И прочел магическое заклинание.
На другой день Мартина перестала плеваться жемчугом. Когда молодой человек с ласковыми глазами это заметил, он её для начала побил. Потом, видя, что побои не помогают, он её выгнал. Беглянка вернулась домой к родителям, но вся эта история пошла ей на пользу: она стала кроткой и доброй девушкой.
В тот же день Мари перестала плеваться змеями. Для института Пастера это было большой потерей, но муж ничуть не жалел, потому что теперь он мог поговорить с женой, что принесло ему большую радость, так как оказалось, что она столь же умна, сколь и послушна.
А волшебник и фея исчезли. Я знаю, что они живут и здравствуют, только не знаю, где. Они почти не творят чудес, ведут себя очень, очень осторожно и совершенно не стремятся привлечь к себе внимание.
Я забыл ещё добавить вот что: наутро после той достопамятной ночи мадам Саид, мама Башира, отперла лавку и обнаружила на подоконнике разбросанные карандаши, открытую тетрадь с тремя вырванными страницами и двух нарисованных волшебников. Ей это очень не понравилось. Она позвала сына и строго ему сказала:
— Что за безобразие! Как тебе не стыдно! Разве тебе для этого покупают тетради?
И как Башир ни уверял, что это сделал вовсе не он, никто ему не поверил.