25-02-2020 Элиас Канетти (Elias Canetti) 50

Модификация классического канона автобиографии в мемуаристике Элиаса Канетти

Я. В. Ковалева

В русле общей для всей науки XX в. тенденции гуманизации жанр воспоминаний, в целом, и автобиографии, в частности, пробудили пристальное внимание литературоведов и заставили заговорить о себе как о «самостоятельной эстетической системе со своими приемами организации текстового пространства, повествовательной, временной и образной системами».

Автобиография как литературная форма самовыражения имеет далеко не столь почтенную традицию, как роман, лирика, драма. Тем значительнее представляются поиски истоков жанра в литературном прошлом. По мнению зарубежных исследователей - Боллахера, Витте, Айглера - в немецкоязычной литературе жанровая форма автобиографии восходит к гетевскому произведению «Поэзия и правда» («Dichtung und Wahrheit»), «наметившему основные линии последующего развития жанра», разработавшему доминанту жанровых свойств, со временем получивших статус канонических.

Такие гетевские требования, как «изображение индивидуальной жизни человека в контексте эпохи», «телеологическая организация текста», «интегральность воспоминаний», «интерпретация прошлого с позиций настоящего опыта», конституированы в современной автобиографии, хотя и модифицированы в силу изменившейся социально-исторической и духовной ситуации в европейском обществе XX ст.

Достаточно развернуто литературная традиция автобиографии представлена в мемуаристике австрийского писателя Э. Канетти, как известно, лауреата Нобелевской премии 1981 г.

История жизни на страницах автобиографии австрийского писателя демонстрирует противоречиво-неисчерпаемую сущность человека, реализуемую в органичной связи с миром «не-Я», что созвучно гетевскому представлению о диалектической взаимосвязи внутреннего мира человека и его внешнего окружения.

Разоблачая конфессиональный принцип самопознания («erkenne dich selbst»), подразумевающий исключительно внутреннее самосозерцание, Гете предложил изучать жизнь индивидуума «в зеркале обусловивших ее отношений действительности», подчеркнув при этом зависимость судьбы человека от исторического времени: «... каждый, родившийся десятилетием раньше или позже, - писал Гете, - должен бы был, относительно своего развития и деятельности, быть совершенно другим».

Следуя гетевскому принципу изображения жизни человека, Э. Канетти намеренно акцентирует специфичность собственного видения окружающей действительности. Он оставляет исторические и общественные события на периферии художественного произведения, выстраивая рефлектируемую вокруг авторского «Я» «бесконечную цепочку человеческих портретов». Автор изображает их как бы в мгновенной скорописи, одним штрихом, многозначной деталью, подчас гиперболизированной, с тем, чтобы заострить субъективный смысл присутствия каждого персонажа в своей жизни и многогранно осветить процесс собственной идентификации.

Другой особенностью содержания автобиографической прозы Э. Канетти можно назвать подчеркнуто «внешний» характер воспоминаний, наглядно реализующий авторское кредо «интегральности воспоминаний». «Я преклоняюсь перед воспоминаниями, - заявляет писатель во втором томе автобиографической трилогии, - я хочу сохранить их такими, какими они принадлежат человеку, отстаивающему свою свободу, и не скрываю своего отвращения перед теми, кто подвергает воспоминание хирургическим вмешательствам с целью отождествления его с другими воспоминаниями». Тем самым писатель демонстрирует свое неприятие популяризующейся в XX ст. аналитической психологии и разработанного ею метода для познания душевного опыта (Erfahrungsseelenkunde), в чем литературоведы усматривают преемственность с гетевской традицией, требующей изображения «предметности» взамен описания и анализа «психологических мучений». Примечательно, что под пером Канетти «предметность» перерастает в подчас «изощренную детализацию», вызывающую со стороны одних исследователей несправедливые критические замечания о «застойности в развитии действия», а у других - весьма поверхностно интерпретируемую «реалистическую характеристику канеттевского произведения».

Нам видится в этом мнимом противоречии безусловное следование немецкоязычной литературной традиции, направленной на фиксацию предметного стиля жизни, - в канеттевской модификации расслоенного, наполненного реминисценциями из скрытой действительности духовного мира.

С художественным аспектом автобиографии, в гетевском смысле «Dichtung», подразумевающим доминирующую роль автора-творца, соотносится гетевское требование «телеологической» или «символической» организации текста, возведенное на сегодняшний день за рубежом к «нормативному критерию эстетического качества автобиографии». Его суть, определяемая как приятие некоего глубинного единства, смысла жизни, на текстовом уровне реализуется в отборе, презентации и интерпретации действительных фактов, что в гетевском произведении звучит как «заполнение пробелов», «восстановление фрагментов» в авторской жизни.

В автобиографии Э. Канетти, говоря словами Гете, «восстановление фрагментов» авторской жизни проявляется в ином, противоположном гетевскому замыслу виде. Синтезировать фрагменты художественного текста австрийский писатель преимущественно предоставляет читателю. Свою роль повествователя он скорее видит в своевременном умолчании, обрывании нити повествования. Автор исключает отдельные воспоминания или сжимает их до намека, что никак не противоречит принципу символической организации автобиографии, а в канеттевском произведении создает своеобразный «баланс интимности и дистанции».

Телеологическая организация текста у австрийского художника слова основана на известном среди ученых-германистов принципе «префигурации», обнаруживающем параллель с гетевской автобиографией, где классик писал: «Авторский текст в идеале должен разворачивать уже в зародыше заложенный план развития индивидуума». Аналогично уже в первых главах повествования Канетти в «префигурациях» намечает лейтмотивные темы, связывающие на протяжении всего текста разноплановые воспоминания.

Очевидно, что выбор префигураций определяется опытом, приобретенным автором к моменту написания своей истории жизни, что также обусловливает художественность органики автобиографии, реализуемую со слов Гете, в посредничестве современности рассказчика и рассказываемого прошлого («Vermittlung von dem Gegenwart-Erzählter und der erzählten Vergangenheit»).

Сопоставляя некоторые теоретические принципы разработки автобиографического материала Гете и Канетти, мы памятуем о том, что речь идет о в принципе несходных художественных текстах. Так, если Гете, преломляя в себе просветительские идеи, предстает в качестве «классического образца гармоничной, ... прислушивающейся к своему интеллекту личности», то «страх» типизирует героя Канетти, являясь рефлексией по поводу современной автору «слепо распадающейся действительности».

Тем более интересной представляется глубоко закономерная перекличка отдельных принципов архитектоники и форм автобиографии, показанная в этой работе.

Л-ра: Від бароко до постмодернізму. – Дніпропетровськ, 2002. – Вип. 5. – С. 246-249.

Биография

Произведения

Критика