Людопёсы
— Твой ребенок будет таким же, как воспитанная и выращенная тобой собака!
Вспоминаю я когда-то сказанную моей подругой шутливую фразу. И нет-нет, да задумаюсь: а шутила ли она?
Конечно, шутила! Но иногда...
Мой пёс породист. И это серьезное обстоятельство не забывает мне частенько продемонстрировать: «Ты меня воспитывай, конечно, но не забывай, с кем дело имеешь!» Говорит его сосредоточенный на моей мало породистой персоне взгляд.
«Спать на коврике, пусть даже в специальном собачьем домике? Хорошо ли ты подумала? Лапки у меня коротенькие нежные, шерстка гладенькая: я же г-л-а-д-к-о-ш-е-р-с-т-н-ы-й, а не лайка какая-нибудь сибирская, на которой шерсти, как на мамонте, — мне ночью грелка под боком нужна. Сон у меня тревожный: сколько собак во дворе днем облаял, как за вырезку переживал — достанется или нет? Не идет ночью сон ко мне. Да и о тебе ночью думать приходится: на месте ль ты, одеяло не слетело ли с тебя, с кровати не упала ли? А вдруг на тебя нападет кто? Муха прожужжит, комар накинется? Пока я из угла до тебя добегу, налечу на него, — все, он кровку-то твою попил! А если одеялко с тебя упало? Замерзнешь как пить дать, простынешь, а потом как гулять со мной будешь?»
В общем, аргументы у моей собаки всегда железные! И мое слабенькое возражение:
— Да ворочаюсь я во сне, придавить тебя могу, — не очень-то и действует.
«Не беспокойся, я в ногах прилягу!» — всем видом сообщает мне мой визави.
— Забирайся, — вздыхаю, проигрывая битву за кровать и за сон в одиночку на ней.
Под утро нас двое на подушке: я и ты. Ты храпишь мне в ухо, развалив во все стороны четыре конечности, совсем даже по-человечески дрыхнешь на спине.
Толкнуть барина нельзя, чтобы на бочок перевернулся — барин во сне и сам упрется в тебя всеми четырьмя лапками, да так, что остается одно: перебраться на край кровати, чтобы не мешать священному сну императора. Тем более скоро рассветет, и ты, следуя генетике поведения, скоро проснешься. Почему только «следуя»? Да потому, что охотишься ты исключительно на колбасу в холодильнике и за папиными вкусно пахнущими носками и тапочками, последнее — настоящий деликатес, который ты, не сдержавшись от свалившегося на твое тонкое обоняние счастья, повизгивая, позволяешь себе немного пожевать. «О вкусах не спорят!» Говорит в этот момент твой торжествующий взгляд.
Проснувшись, ты внезапно подскочишь, превратившись в выпущенную стрелу, и в радостном экстазе запрыгнешь на мое тельце, которое из последних сил пытается притвориться спящим. Но не тут-то было! Сейчас последует умывание! Самое что ни на есть настоящее. Широко открыв свою пасть и высунув длиннющий язык, ты облизываешь все то, что неосмотрительно оставлено поверх одеяла: нос, лоб, глаза. «Ну что, соня, ты еще не посмела встать? Тогда я залаю! Мой звонкий бас-баритон, ты не смотри на мой мелкий размер, разбудит не только тебя, но и соседей. А-а-а, ты уже шаркаешь тапочками, ну, молодца! Пойду охранять тебя под дверь ванной комнаты — вдруг не дойдешь? Или что еще хуже, уснешь там невзначай? Не бойся, я с тобой!» —говорит твоя счастливая морда.
Выползаю из ванной и вижу, что мой страж исчез. «Где ты?» Вяло беспокоюсь я, натягивая зимнюю одежду и готовя «сбрую» для тебя: ошейник, поводок, попонку на меху. Где ты, мой жаждущий прогулки генерал?!
Слышу шарканье тапочек из комнаты родителей, и ты, довольный, несешься в мою сторону: «Вот, отца поднял, сегодня холодно, пойду с ним погуляю. А ты поспи!» Лупишь ты хвостом по полу, радуясь своей гениальной идее.
Не веря свалившемуся счастью, ползу в комнату, чтобы упасть на кровать и, если повезет, то заснуть.
Но мой легкомысленный дружок запрыгивает ко мне на кровать вновь и шальными, счастливыми глазами гипнотизирует меня: «Я передумал — будем играть в снежки! А это — только с тобой.»
Опять прыжок в сторону с поводком в зубах, которым при следующем прыжке, ты тычешь мне в нос. «Ты что, не поняла?»
Сползаю в одежде с кровати. Иду в коридор, там уже стоит одетый «вовсезимнее» отец, поджидая их величество. Их Величество, со своей стороны, с поводком в зубах наконец появляется из спальни родителей, представ во всей красе перед своими вассалами.
«И они все со мной?»
Говорит твой торжествующий взгляд, скользящий от меня к отцу.
И тут начинает «закипать мой котел со сна»:
— Пошли уж, подставляй свою ослиную шею!
«Ч т о?!» Выражение явного ужаса обозначилось на твоей артистичной морде.
«Как грубо, фи, я пошел за мамой!»
Хватаем пройдоху на лету и опытным движением — не первый день выходим на прогулку!— набрасываем лассо на мустанга. Все! Готов.
Косой обиженный взгляд попранного достоинства еще долго прожигает меня, пока мы спускаемся в лифте на первый этаж, вызывая в недрах моего еще не вполне проснувшегося сознания чувство вины.
Но снег, его так много на улице, что ты, залаяв от восторга, забываешь свои обиды и несешься вперед, перебрасывая свое длинное, на коротких лапках тельце через сугробы. Прыжок вверх — и ты пропал: снега так много, что ты полностью погрузился в него. С лаем выбравшись из-под завала, ты вновь несешься вперед. А я за тобой, я на поводке у тебя, да-да! Именно я, а не ты на поводке у меня: ты тащишь меня туда, куда неведомыми дорогами ведет тебя твое охотничье обоняние. Часто мы делаем остановки, чтобы передать приветы подружкам и рассказать конкурентам, что здесь прошёл Я, могучий и вонючий, но это, конечно, не о тебе. Ты — сильный, грозный и любвеобильный.
А как же снежки? Я бросаю их в тебя, и ты, подпрыгнув, на лету хватаешь зубами этого белого зверька, терзаешь его плоть, осыпая белые комочки снега. Еще! Ты падаешь на передние лапы, смешно приподняв зад с мечом-хвостом. Он у тебя, как антенна для передачи информации: чем интенсивнее амплитуда ударов, тем выше азарт! Я бросаю снежки, а ты с рычанием и радостным лаем «уничтожаешь» врага!
Мокрые и счастливые мы возвращаемся с прогулки домой, где нас ждет завтрак. Завтрак! Вот оно счастье после прогулки!
Но накормить Его Величество не просто: конечно, мяско, да кусочками, а еще лучше вырезка, а может, и мозговая косточка — это она, королевская еда, достойная породы! Ах, мечты-мечты, где ваша сладость, мечты прошли осталась...к-а-ш-а.
«С кем приходится жить?» Вопрошает твой взгляд оскорбленного достоинства.
«Как это есть? А-а-а, вижу редкие островки мясные для затравки. Что, думали меня обмануть? А на что мой длинный язык муравьеда? На него налипает только то, что пригодно для переваривания тонко организованного желудочно-кишечного тракта породистого создания, а все остальное язык проворно выпихивает в дырку — промежуток меж коренных зубов.»
Пять минут работы – и щедро вспаханная острой мордой каша на месте, а мяса нет: оно употреблено по назначению!
«Теперь можете выбрасывать сей непригодный для гурмана продукт, ну, или соседскому Шарику предложите.» Говорит твоя перемазанная в каше морда.
Великодушный наш!
Узнав, что к вечеру мы ожидаем гостей, «прынц» воодушевляется, каждые пять минут подпрыгивает к пункту наблюдения, сооруженному для его низкорослой фигуры возле окна. Наблюдательный пункт состоит из кресла и заботливо сложенных на нем мягоньких подушек. Кто ж будет ждать на твердом, неудобном месте?
«Где они? Император готов, а где китайцы?!» Вопрошаешь всем своим видом ты.
И звонким лаем встречаешь каждого проходящего под нашими окнами человека и не только. Особенно неистовствуешь ты при виде собаки или кошки, которые посмели прогуливаться в нашем дворе в твое отсутствие! Какая наглость!
«Я вас и отсюда достану, ну, если не достану буквально, то уж точно разорву в клочья ваши барабанные перепонки своим консерваторским голосом. Ну нет, дайте только мне спуститься во двор, и я покажу всем кузькину мать или где раки зимуют!»
И это чистая правда: наш завоеватель бесстрашен, а в гневе способен напасть и на слона, совершенно не подозревая о своих собственных миниатюрных размерах. Иногда мы пытаемся ему рассказать об этом, но тщетно: «твоя моя не понимает» — ясно говорит лукавая морда пса.
И наконец тот час настал — гости робко переступают порог нашего дома. Робко, поскольку не все осведомлены о наличии у нас мелкокалиберной собаки, а басовитый лай за дверью вызывает у них ассоциации с ротвейлером, никак не меньше! Но, увидя источник громкого заливистого шума, гости начинают умиляться, пытаясь фамильярно потрепать тебя за ушком.
«Негодяи!» Говорит твой отрывистый лай, и рука, неосмотрительно протянутая к собачке для поглаживания, резко взлетает вверх.
Ты с лаем провожаешь гостя к столу. Но, о чудо, как только незнакомец/ка присядут к этому изумительно пахнущему чревоугодию, твой лай резко обрывается, а ты спешишь встретить следующую жертву в коридоре.
Когда последний гость сопровожден тобой к столу, начинается вторая часть марлезонского балета: окучивание и дипломатическое налаживание кулинарных отношений с помощью «я самый милый песик», «я самый голодный песик». В ход идет все, вплоть до шантажа: «дай, или облаю» — заключительная стадия этого переговорного процесса. Обычно до нее не доходит, и либо тебя выдворяют временно в коридор, либо уже на первой стадии «милого песика», ты хрустишь угощеньем под столом, несмотря на мой перекрестный огонь взглядом в твоем направлении.
Вообще, гости — это тот самый случай, когда ты становишься и слеп, и глух к моим командам: «нельзя» и «выйди вон». Последнее замечание ты считаешь адресованным гостям, а не коронованным особам, тебе то есть. И когда они «делают выйди вон» в твоем понятии, собираясь отправиться восвояси, ты с еще большей нетерпимостью бросаешься на жертву, отпавшую от спасительного стола и покинувшую территорию временного покоя.
«Я здесь и я грозен, несмотря на ваши подачки!» Говорит твоя поза витязя в тигровой шкуре. Исключение составляют дамы, наладившие с тобой какой-то особенный, телепатический контакт, и джентльмены, имеющие сучек на содержании — собачек противоположного пола. О чем тебе, видимо, своевременно докладывает твоя обонятельная лаборатория, работающая круглосуточно.
И я могу писать о тебе бесконечно много: светлые воспоминания обрушиваются на меня, словно теплый летний дождь из благодатного неба, заставляя заново переживать те прекрасные мгновенья, когда ты был рядом.
Собаки и люди встречаются не случайно, а встретившись, идут рядом по этой и, надеюсь что и по той, другой жизни. А пока я ищу твои глаза в глазах других собак: породистых и не очень, дворовых и домашних. Мы, людопёсы и пёсолюди, хорошо чувствуем друг друга: у нас взаимное круглосуточно работающее обоняние и телепатический контакт!
