Лирико-философский роман Н. Уэста «Подруга скорбящих»
И. П. Кривенко
Имя талантливого американского прозаика Натанаэла Уэста (1903-1940) в последние десятилетия приобретает все большую популярность у читателей, привлекая внимание исследователей как в США, так и в других странах. Однако творчество этого художника вызывает много дискуссий. Объективный источник полемики — не только в различии применяемых литературоведами методологий, но и в оригинальности постановки остро социальных проблем, интеллектуальной глубине их разработки, своеобразии художественных решений в произведениях Уэста, а также в сложности эволюции этого автора от авангардизма к реализму.
В раннем дадаистском романе «Видения Болсо Снелла» (1931) уже можно обнаружить мировоззренческие и эстетические предпосылки перехода автора на позиции реализма. Второй роман Уэста — «Подруга скорбящих» (1933), - явившийся реакцией писателя на кризис 1929-1933 годов, фиксирует перелом в его творческой биографии: под воздействием действительности абстрактный гуманизм авангардиста углубляется, трансформируется в глубокое сострадание к обездоленным труженикам, в тревогу за судьбу «каждого сломленного». Эстетическая непоследовательность дадаиста сменяется довольно стройной системой творческих принципов. В «Подруге скорбящих» Уэст стремится достичь единства и силы впечатления, свойственных краткому лирическому стихотворению, сохранив при этом глубину социальной проблематики и широту охвата действительности, присущие роману. Отсюда — небывалая «поэтическая плотность», выделяющая лучшие произведения этого автора из потока лирической прозы XX века.
Сюжет «Подруги скорбящих» прост: профессиональный «утешитель» из нью-йоркской «Пост диспетч» проникается страданиями своих корреспондентов, в мучительных поисках выхода едва не лишается рассудка и бессмысленно гибнет. Однако, по меткому замечанию Б. Л. Сучкова, «иносказательность вообще неотделима от образности». Образность в романе сгущается до символики, аллегории, под которой скрыта тема — роль художника в обществе. Символично уже амплуа главного героя — положение газетного «врачевателя душ» — аллегория творческой личности, трудной дорогой идущей к осознанию своей гуманистической миссии. Вначале, по его словам, «он смотрит на работу как на шутку. Но проходит несколько месяцев, и шутка перестает его смешить... Впервые в жизни он вынужден рассмотреть ценности, составляющие основу его бытия». Неизменный псевдоним героя — Подруга скорбящих — пример той вдумчивой целенаправленности, с которой писатель трудился над сгущением образного смысла романа. Отказавшись от имени Томас Мэтлок, затем отказавшись вести повествование от первого лица, Уэст предпочитает анонимность героя, ярче подчеркивающую иносказательность, расширяющую горизонты аллегории, заостряющую идею гуманистического предназначения художника.
Обширный жизненный материал — основа нравственного опыта Подруги — концентрируется в присылаемых в редакцию письмах, «нарубленных из теста бед сердцевидным ножом», что позволяет предельно уплотнить сюжет. Письма представляют собой неотъемлемую часть художественного исследования нравственной стороны социально обусловленных и исторически конкретных человеческих взаимоотношений, несут большую социально-аналитическую нагрузку.
«В поисках зацепки для искреннего ответа» своим корреспондентам герой стремится добраться до истоков их духовной безоружности: «Он направил наметанный, взгляд на небоскребы, угрожавшие скверу со всех сторон». Идея неестественности, извращенности буржуазного прогресса воплощается в емких метафорах, достойных лирического стиха самого высокого уровня: «В этих тоннах изнасилованного камня и замученной стали он обнаружил то, что ему показалось разгадкой. Американцы растратили национальную энергию в Оргии камнедробления. За короткий свой век они разбили больше камня, чем египтяне при всех фараонах. Они занимались этим истерически, исступленно, словно зная, что в один прекрасный день камни раздробят их самих». Этот образ Нью-Йорка сродни художественной идее целого произведения; изучение стиля романа показывает, что все предельное, сгущенное в нем является выражением высокой степени обобщения. У экстремальных типов и интенсивной эмоциональной окраски лексики единая художественная природа. Погружая экстремальный образ или «картинку» (описание интерьера, пейзаж), «готовую» образность (письмо, газетную заметку) в философски обобщающий контекст, автор приподнимает каждый элементарный образ над конкретной ситуацией, переводит его в ранг символа: «Он увидел, как мужчина шагами смертельно раненного вошел в кинотеатр, где показывали фильм «Красавица блондинка». Он увидел, как лохматая женщина с громадным зобом вытащила из урны журнал любовного содержания и была очень взволнована своей находкой. Люди всегда боролись с невзгодами при помощи мечты». Тем самым увеличивается социально-философский охват образов, расширяются смысловые рамки романа.
То, что герой видит («небо выглядело так, будто его стерли грязной резинкой»), слышит («его голос был как флейта — вибрировал»), обоняет («воздух пах так, будто его пропустили через калорифер») опредмеченно, свидетельствует о главной претензии автора к обездушенному «миру дверных ручек».
Потеряв надежду найти «искренний ответ» при помощи рассудка, предложить «сломленным и преданным» жизненные ценности и идеалы, которые в буржуазной Америке «не были бы ложью» Подруга огромным усилием воли принуждает себя впасть в «умственно немотивированное буйство» — обратиться к богу. Богоискательство героя имеет нравственно-этический характер связано с незрелостью общественного идеала автора. Герой оказывается трагически бессильным «в смертельной схватке с целым морем бед», но важно, что он сказал свое «быть»: «Во всяком порядке скрыт зародыш разрушения. Всякий порядок обречен, и биться за него имеет смысл». Библейская символика привносит в роман элемент притчевости, подчеркивает общечеловеческое содержание гуманистических установок автора.
При определении места «Подруги скорбящих» в американском литературном процессе 30-х годов следует учитывать, что в литературе США того, периода наиболее общеприемлемые, непреходящие человеческие ценности часто выдвигались в противовес «весьма серьезной и опасной», по словам У. З. Фостера, угрозе торжества фашистской реакции в стране. В таком контексте те общегуманистические идеалы, исходя из которых Уэст осуждает буржуазный прогресс в «Подруге скорбящих», приобретают более ситуационно определенное, конкретно-историческое звучание. Второй экспериментальный лирико-философский роман Уэста только ознаменовал присоединение писателя к критико-реалистической традиции, но и поставил его в ряд художников, которых Эрл Браудер назвал «союзниками по культуре». Этот вывод подкрепляется дальнейшей общественно-политической деятельностью Уэста, его участием в работе организаций американской творческой интеллигенции, входивших в объединенный литературный фронт, а также последующими романами «Круглый миллион» (1934) и «День саранчи» (1939), основная тема которых — предупреждение о тоталитаристской угрозе.
Л-ра: Вестник Киевского университета. Романо-германская филология. – Киев, 1986. – Вып. 20. – С. 100-102.
Произведения
Критика
