«Манарага» Сорокина: пророчество о судьбе печатной книги или роман, наполненный самолюбованием
Аноним
Business Class выбирает самые резонансные фильмы и книги, выпущенные на минувшей неделе, и представляет два противоположных взгляда на них. Читателям остается определиться, на чьей они стороне.
ЗА
Есть чувство, что Сорокин очень долго ждал подходящего момента для публикации «Манараги». Книжная реальность должна была совместиться с обыденностью, тем самым напомнив читателю, что от сорокинского вымысла до нашего с вами «сегодня» — один шаг. Даже не шаг — шажок.
Этот момент наступил — книжное слово само по себе стало чем-то редкостным: мельчают тиражи бумажных изданий, авторы, критики и читатели мигрируют в интернет, литература превращается в умирающее искусство, а вскоре может и вовсе превратится стать памятником. В «Манараге» Сорокин десантирует нас в отдаленное будущее, где, как и ранее, мы встречаем разнообразную неописуемую дичь (умные блохи, живородящий мех, аудиоголограммы), однако суть угадывается легко — это век высоких технологий, в котором чтение и прочая интеллигентская заумь все дальше отступает перед напором технологий и прогресса.
Главный герой работает на поприще book’n’grill — он готовит изысканные блюда на огне горящих книг. Дело, конечно, не в том, что в отдаленном будущем наметился дефицит горючих материалов — просто это такая подпольная мода и «фишка». Фазаньи сердца на огне из фолиантов Достоевского, осьминожьи щупальца на рукописях Оруэлла, шашлык на полыхающем Сервантесе, — теперь это называется чтением и оплачивается толстыми пачками денег. Метафорические намеки Сорокина вполне понятны: коммерциализация литературного труда однажды превратит печатное слово в элемент тематических вечеринок, в этакий книжный косплей — его участники делают вид, что разбираются в литературе, но на самом деле она нужна им только для того, чтобы удовлетворить свои физические потребности.
Сорокин изящно изобретает конфликт эксклюзивного book’n’grill с теми, кто хочет вывести это запрещенное «искусство» в массы и, условно, печь блины на сборниках рассказов Зощенко. Лаконичность и доходчивость идеи обуславливают крайне малый объем и динамичность повествования. Книга умещается в пару вечеров и является, возможно, одной из самых прозрачных (в плане смысловой конструкции) вещей у Сорокина. Вероятно, это сделано для того, чтобы сделать посыл книги как можно более доступным. Сорокин, писатель-космополит, который своим творчеством как бы дистанцируется от какой-либо конкретной национальной принадлежности, проявляет обеспокоенность за общемировую судьбу писательского дела. Может быть, нам не грозят умные блохи и живородящий мех, но что касается писательского мастерства, то оно на грани глубокого забвения. И спасти его под силу тем, кто будет читать хорошую литературу. Например, Владимира Сорокина.
ПРОТИВ
У Сорокина, одного из столпов современной российской прозы и одновременно ее главного отщепенца, есть привычка укорять все сущее в несовершенстве. Его тексты одним своим видом вменяют в вину читателям недостаточную эрудированность, критикам — ограниченность суждений, коллегам — слабоумие, а предшественникам — перегибы в стилистике. Сорокин, как бы заявляют его тексты, — единственный и неповторимый. Все, что кроме него, — лишь бэкграунд. Вероятно, вся история русской литературы целенаправленно двигалась к моменту, когда Сорокин воссияет, и после этого само это понятие — «русская литература» — лишится своего смысла, потому что это будет литература Сорокина.
Сорокина можно вынести любым — ерничающим, скучным, повторяющимся, категоричным, но самодовольство автора каждый раз становится последней каплей, после которой читать его книги становится настоящей пыткой. Вот и в этот раз: «Манарага», заметим на берегу, не самый худший экспонат музея одного писателя — текст, хоть и занятно написанный, отравлен ядом самолюбования и одновременно печали отвергнутого гения.
«Занятно» не означает сильно. Были у автора и гораздо более интересные вещи. Занятно — в том смысле, что на какое-то время роман окажется в центре вашего внимания и даже покажется недурным. Но как только речь в книге зайдет о других творцах (а произойдет это очень скоро), станет очевидным, что своим традиционным ерничаньем и издевками Сорокин изо всех сил старается замаскировать собственную усталость от пера.
Перепадет, кстати, всем, начиная от Толстого и заканчивая Прилепиным. Мнится, что за пределами «расстрельных списков», которые, должно быть, уже давно составлены у нашего литературного самодержца, окажется лишь одна фамилия. Вы понимаете, что это за фамилия.
Роман построен на одной-единственной метафоре и, по сути, состоит из отдельных эпизодов, раскрывающих быт и смысл существования мастера book’n’grill. Интрига оживает под конец, когда поварское братство командирует главного героя на уничтожение змеиного гнезда тайной организации, желающей заполонить рынок книжным контрафактом. Читателю так и не разъяснят, кто здесь хороший, а кто злой, поэтому ожидать определенности от финала не стоит. Это добавит топлива в общий котел раздражения — фанаты сорокинского творчества, впрочем, в этот момент могут ехидно вставить, что книга, как и было задумано, никого не оставит равнодушным. Что ж, пусть будет так, однако ощущение зря потраченного времени у вас все равно останется.
Business Class, № 13 (617), 17 апреля 2017 года
