Особенности художественного метода Джордж Элиот

Особенности художественного метода Джордж Элиот

М.А. Гритчук

Имя Джордж Элиот впервые прозвучало в литературе в 1858 году, когда уже были созданы самые значительные произведения английского критического реализма, вызванные к жизни общественным подъемом 40-х годов. Ее творчество, относящееся к концу 50-х-70-х годов, является более поздним этапом развития реализма в Англии. Она во многом продолжает традиции Диккенса, Теккерея, Бронте и Гаскелл, но в новых исторических условиях, сложившихся в Англии после 1848 г., где реализм приобретает черты, значительно отличающие его от реализма писателей «блестящей плеяды». Большое и интересное творчество Д. Элиот дает ценный материал для изучения путей развития английского реалистического искусства второй половины XIX в.

Однако творчество Д., Элиот, пользовавшееся в свое время большим вниманием широких масс читателей как в Англии, так и в России, очень мало изучено российским литературоведением. В 60-70 гг. переводы ее романов и критические статьи о них регулярно помещались в русских демократических журналах «Отечественные записки», «Дело», «Современник». Справедливую и глубокую оценку ее творчеству давали, прогрессивные критики М. Цебрикова, М. Михайлов, П. Ткачев. О большом интересе к писательнице свидетельствуют и восторженные отзывы о ней И.С. Тургенева, П.И. Чайковского. С. Ковалевской.

У нас же этой писательнице посвящено всего лишь две статьи: Б. Кузьмина в («Истории английской литературы» АН СССР (т. II, вып. 2) и в учебнике английской литературы А. Аникста. Обе эти работы носят обзорный характер и далеко не раскрывают художественного своеобразия лучших романов Д. Элиот.

Цель настоящей статьи — показать некоторые особенности художественного метода Д. Элиот на основе анализа наиболее характерных произведений первого периода ее творчества (1858-1861 гг.).

Англия 60-70 годов, когда писала. Д. Элиот, была мало похожа на Англию 40-х годов. После разгрома чартизма в 1848 г. в стране постепенно наступает период временного ослабления рабочего движения и относительной стабилизации буржуазного общества. В 50-60 годах страна переживает экономический подъем. Бурное развитие промышленности и усилившиеся колониальные захваты дали возможность буржуазии пойти на некоторые частичные уступки рабочим.

Изменившаяся общественная ситуация повлияла и на идеологию. Философия, история и естествознание были поставлены на службу торжествующей буржуазии. О. Конт во Франции и Г. Спенсер в Англии положили начало быстро распространившейся в буржуазном мире философии позитивизма.

Творчество ряда писателей, вошедших в литературу в середине 50-х годов, считавших себя продолжателями и учениками Диккенса и Теккерея, было далеко от подлинного реализма. Эти писатели сознательно отказывались от постановки больших социальных проблем. А. Троллоп и авторы, подобные ему, сосредотачивали внимание на мелких явлениях быта, видя в этом верность отображения действительности. Рид и Коллинз разрабатывали жанр развлекательного приключенческого романа, рассчитанного на удовлетворение вкусов буржуазии. Еще в конце 40-х годов возникла в Англии литературная группа прерафаэлитов, которые ставили своей целью борьбу не против социальных или моральных, устоев буржуазного общества, а лишь против его антиэстетизма и прозаичности.

В таких условиях кризиса большого реалистического искусства и выступила Д. Элиот — самая значительная английская писательница того времени. На ее творчестве кризис реализма отразился, пожалуй, наиболее наглядно. В ней постоянно борются два начала: большой художник, стремящийся к правдивому изображению действительности, и верный последователь принципов позитивистской философии, что неизбежно ограничивает и обедняет ее реализм.

Мери Энн Ивенс, известная в литературе под псевдонимом Джордж Элиот (1819-1880), еще в молодости порвала связи с кругом богатых провинциальных мещан, из которого она происходила, и сблизилась с радикально настроенной интеллигенцией. В кружке Чарльза Брея ей прививают интерес к философии и недоверие к религии, что приводит вскоре к ее полному разрыву с официальной английской церковью. К этому времени относится ее огромный труд по переводу на английский язык «Жизни Иисуса» Штрауса, а также работ Фейербаха и Спинозы. Мировоззрение Д. Элиот складывается под влиянием левого гегельянства, философии Фейербаха и французского утопического социализма. Свидетельством того, что она воспринимает и сильные и слабые стороны этих учений, является ее отношение к французской революции 1848 г. Д. Элиот приветствует эту революцию, однако ее никогда не покидают иллюзии о возможности братства богатых и бедных. Вскоре после революции она переходит от своих радикальных взглядов к признанию позитивизма. Реакционная сущность этой философии была, искусно скрыта за громкими фразами о любви и братстве, о нравственном долге человека перед своим ближним, о необходимости отречься от эгоистических стремлений, о возможности создания гармонии в обществе нереволюционным путем. Этими громкими фразами позитивизм и привлек Д. Элиот, которая любила простой народ и сочувствовала ему. Но в условиях идеологической реакции после 1848 г. ее искренние заблуждения часто принимали реакционную форму проповеди терпения и отказа от всякой борьбы.

В начале 50-х годов Д. Элиот становится сотрудницей лондонского позитивистского журнала «Вестминстер ревью». Работая в журнале, она сблизилась с Д.Г. Льюисом, публицистом и критиком, активно проводившим в своей эстетике позитивистские взгляды. Под непосредственным влиянием Г. Льюиса она и начинает свое художественное творчество.

Д. Элиот является автором ряда произведений, из которых наиболее значительны романы первого периода ее творчества, с их неизменной темой быта и нравов сельской Англии. В 1858-1861 гг. появились «Сцены из жизни духовенства», «Адам Бид», «Мельница на Флоссе», «Сайлас Марнер». В этих повестях и романах писательница полностью на стороне простых людей. Она противопоставляет высокие моральные качества бедняков, крестьян, ремесленников, добывающих средства к жизни собственными руками, развращенности праздного дворянства и эгоизму и своекорыстию буржуазии. Так, в повести «Невзгоды его преподобия Амоса Бартона», на сюжет которой хотел написать оперу П.И. Чайковский, сталкиваются скромная и благородная жена сельского священника и беспринципная эгоистичная представительница «высшего света». Адам Бид, герой одноименного романа, — простой деревенский плотник, труд которого с большой поэтической силой изображен Д. Элиот. Через отношение Адама Бида к девушке Хетти Сорел писательница раскрывает честность, человечность своего героя, его глубокую порядочность, собственное достоинство, присущее простому человеку. Моральное превосходство Адама Бида над помещиком Артуром Донниторном, погубившим Хетти, очевидно. Герой другого романа — ткач Сайлас Марнер. Обокраденный одним из сыновей помещика Касса, он замыкается в себе и затаивает обиду на людей. Но однажды Сайлас находит брошенного ребенка — незаконную дочь другого сына помещика — и берет ее в свой сиротливый дом. Постепенно он привязывается к ребенку, и благодаря этой привязанности, вернувшей ему интерес к жизни, пробуждаются все лучшие качества его души. Он воспитывает в девочке моральную стойкость, уважение к бедности, к честному труду. В «Мельнице на Флоссе» рассказана история фермера Тулливера, который не обладал в достаточной мере буржуазной хваткой и эгоизмом, чтобы устраивать свои дела за счет своих ближних.

Хорошо зная нравы обитателей английского захолустья, где прошли ее детство и юность, Д. Элиот создает в своих произведениях интересные, запоминающиеся образы людей из различных слоев общества. Здесь и высокомерные грубые сквайры, и равнодушные ко всему на свете, кроме наживы, буржуа, и скромные трудолюбивые ремесленники, фермеры, батраки.

Понимание задач искусства и свои творческие установки писательница излагает в романе «Адам Бид». Исходным положением ее эстетики является мысль о познавательной ценности искусства, о том, что «искусство есть средство расширить наш опыт и распространить наше соприкосновение с подобными нам людьми за пределы нашей личной жизни». Поэтому-то литература, как она полагает, и должна давать максимально точное изображение действительности, «представлять верные сведения о людях и вещах в таком виде, в каком те и другие отражаются в моем уме». Видя долг писателя в том, чтобы правдиво и без прикрас изображать жизнь, она советует ему не сторониться мрачных и неприятных сторон действительности, избегать всего исключительного, яркого, необычного, что случается в жизни крайне редко, отдавать предпочтение обыденному, будничному, внешне бесцветному, находя в нем занимательное и достойное изображения.

Интерес к обыденному, характерный в те время не только для Д. Элиот, но и для некоторых других больших писателей, в частности для Флобера, имеет свои основания.

Именно так воспринимал действительность Флобер. Отчасти так смотрела на нее и Д. Элиот. Но Флобер и Элиот — художники различного масштаба. И проблему мелкого, обыденного в жизни они ставят по-разному. Флобер считал, что о пошлости нужно писать так, чтобы вызывать презрение и ненависть к ней, скорбь и негодование к людям, мирящимся с ней. А чтобы лучше внушить читателю такие мысли, чтобы полнее передать ему чувства автора, чтобы зажечь его этими чувствами, произведение должно быть безукоризненно написано. Отсюда и возникает требование Флобера к художнику — уметь выращивать на гнили «корзиночки цветов» — т. е. создавать прекрасные произведения, посвященные самому будничному.

Д. Элиот ставит проблему несколько по-иному, в ее произведениях меньше критического накала. Она оправдывает свой интерес к заурядным людям тем, что героического и прекрасного в жизни слишком мало, а «простых и обыкновенных людей, чье горе не представляет собой ничего сентиментально-живописного» — огромное большинство. «Однообразная будничная жизнь достается в удел огромному большинству моих братьев, — говорит она, — несравненно чаще, чем трагические страдания или громкие блестящие подвиги». В то же время в глубине души самого неинтересного внешне человека всегда скрыто что-то хорошее, и художник должен уметь выявить его и пробудить любовь и интерес к нему: «В этих самых, более или менее некрасивых, тупоумных и непоследовательных людях вы должны уметь открывать добрые движения души и восхищаться ими», — призывает она читателей. Красоту нужно искать не во внешних фактах, а в чувстве людей. Она полагает, что у самого необразованного и грубого с виду человека может быть нежная и чуткая душа, и художник с любовью и мастерством должен раскрыть перед читателем эту прекрасную душу человека. В этой связи важно подчеркнуть демократизм Д. Элиот — все ее рассуждения касаются только простых людей, которых она всегда противопоставляет дворянам и буржуа: «Если я пришла к убеждению, — говорит она, — что душа человеческая достойна любви, если я хоть отчасти научилась понимать трогательную глубину ее чувств, я обязана этим единственно тому, что я долго жила в среде людей простых и более или менее обыкновенных, о которых вы, по всей вероятности, не услышали бы ничего поразительного, если бы вздумали расспрашивать о них в их родном городе или деревушке».

Насколько резкую грань проводит Д. Элиот между буржуа и простым народом, свидетельствует ее рассказ об одном трактирщике, который яростно ненавидел своих соседей, считая всех их «нестоющим народом». Он мечтал переселиться куда-нибудь, где бы он нашел более достойное себя окружение. И когда он наконец осуществил свою мечту, то — «странная вещь!», на взгляд мистера Геджа, обитатели этой захолустной улицы оказались людьми совершенно такого же типа, как и его земляки в Шеппертоне: «Плохой народ, сэр, все сплошь от мала, до велика, — и те, что забирают джин бутылями, и те, что пьют кружками по два пенса. Плохой, нестоящий народ».

Если Флобер не разграничивает обыденное и пошлое, ставит между ними знак равенства, что является проявлением его крайнего скептицизма, то Д. Элиот до определенной степени сохраняет дистанцию между этими двумя понятиями.

Таким образом, само обращение к подобной тематике не снижает реализма Д. Элиот; писательница восхищается в маленьком человеке теми качествами, которые действительно достойны восхищения. И это в большой мере роднит ее с писателями предшествующей эпохи. Но в отличие от Диккенса и других реалистов 40-х годов Д. Элиот пытается подвести под этот интерес к обыденному, к простому человеку теоретическую базу, философский фундамент позитивизма.

Так, она призывает писать только правду, что, по ее мнению, гораздо труднее, чем фантазировать: «Карандаш движется в наших руках так свободно, когда мы рисуем какого-нибудь баснословного грифона, чем длиннее когти и чем больше крылья чудовища, тем лучше. Но эта удивительная легкость совершенно покидает нас и сменяется какой-то деревянной неповоротливостью, когда мы задумаем нарисовать обыкновенного льва, без всяких прикрас и преувеличений».

Но стараясь во всем сохранить драгоценное для нее правдоподобие, ни в коей мере не приукрашать действительность, требуя изгнания из творчества всякого преувеличения, фантазии, Д. Элиот на деле лишает художника права заострять факты, обобщать их, то есть лишает реализм самой его специфики.

Следует вспомнить, как относились к этому важнейшему вопросу художественного творчества писатели-реалисты 40-х годов. Известно, что именно этот вопрос о творческой фантазии лег в основу полемики о реализме и натурализме, разгоревшейся между Шарлоттой Бронте и Г. Льюисом. В ходе этого спора, имевшего принципиальное значение, Ш. Бронте с большой убежденностью отстаивала и защищала творческое воображение, понимая его как право художника на активное вмешательство в жизнь. Позитивисту Г. Льюису не удалось внушить свои взгляды Ш. Бронте. А Д. Элиот, писавшая всего на десять лет позже, но уже в иную историческую эпоху, оказалась верной его ученицей.

Во взглядах на искусство Д. Элиот обнажает компромиссный, примиренческий характер своего творчества: художник, по ее мнению, не должен возмущаться несправедливостью, стремиться к изменению жизни; его задача — пробуждать интерес и любовь к жизни такой, какая она есть: «Братьев-людей, — говорит она, — надо брать такими, каковы они на самом деле: ты не выпрямишь кривого носа, не сделаешь остроумною тупость, не превратишь недостатка в достоинство; и этих братьев-людей ты обязан терпеливо переносить, сострадать им, любить их».

Лучшим романом первого периода творчества Д. Элиот является «Мельница на Флоссе». В этом романе она, пожалуй, белее, чем в других своих произведениях, следует традициям реализма 40-х годов, хотя в то же время она не оставляет попыток примирить реалистический метод с требованиями позитивной эстетики, что придает роману определенную противоречивость.

В основу романа положены опоэтизированные воспоминания писательницы о своем детстве. Но значение романа далеко не исчерпывается этим. Здесь с большим мастерством нарисована глухая английская провинция, обнажена застойная атмосфера общества состоятельных мещан, где гибнет все живое, естественное, подлинно человеческое. История Мэгги Тулливер, главной героини романа, дерзнувшей нарушить каноны жизни своего круга и поплатившейся за эту дерзость жизнью, неотделима от изображения убогой и неприглядной действительности, которая неизбежно должна была привести эту историю к трагической развязке. Д. Элиот верно и живо передает свои наблюдения над действительностью и, глубоко проникая в психологию своих героев, мастерски раскрывает их внутренний мир. Но иногда она объясняет жизненные явления тенденциозно и неправильно с помощью позитивистской философии, и это снижает реализм повествования.

Действие романа происходит в окрестностях вымышленного захолустного городка Сент-Оггс. Время действия не указано, да оно и не имеет существенного значения, ибо жизнь здесь крайне монотонна и однообразна, лишена каких-либо событий, отмечающих движение времени. Автор вводит нас в круг провинциальных «джентльменов», знакомит с торговцами, фермерами, адвокатами, священниками. Основное внимание она сосредотачивает на Додсонах и Тулливерах. Обе эти семьи, связанные родственными узами, принадлежат к «среднему» классу, хотя и занимают в нем далеко не одинаковое положение: в то время как Додсоны богатеют и приобретают все больший вес в обществе, Тулливер и семья его сестры разоряются и едва удерживаются на грани полного банкротства.

Образы Додсонов написаны Д. Элиот в лучших традициях английского критического реализма. У Додсонов, из семьи которых происходят мать и три тетки Мэгги и Тома, очень прочны семейные обычаи, они стоят за них горой, с ужасом и гневом встречают всякое их нарушение, хотя часто эти обычаи до смешного мелочны и узки. «В этой семье все делали по-своему, - говорит автор, — по-своему отбеливали полотно, готовили домашнее вино, коптили окорока и сохраняли на зиму крыжовник... Похороны всегда происходили с особой благопристойностью у Додсонов». Додсоны гордятся своим образом жизни, своей принадлежностью к этой достойной семье, для всех них характерно чувство «семейной респектабельности». Им всегда важно производить выгодное впечатление на окружающих: «Ни одного из Додсонов нельзя было бы обвинить в упущении чего-либо приличествующего... Додсоны были очень гордыми людьми, и их гордость позволяла им с негодованием обрушиться на любую попытку обвинить их в нарушении традиционного долга или благопристойности».

Особое самодовольство вселяет в Додсонов сознание прочности их положения в обществе. Три сестры Додсон своим замужеством не уронили чести семьи — ибо выйти замуж за человека бедного — в первую очередь — «позор для семьи». Так, муж одной из сестер м-р Дин на глазах у всех богатеет, став компаньоном торговой фирмы, и — «не известно, — говорит автор, — где остановится человек, который вышел на дорогу больших торговых дел». А дядюшка Пуллет, по ее словам, «принадлежал к тому обширному классу английских йоменов, которые одеваются в добротное сукно, платят высокие налоги, ходят в церковь, а по воскресеньям едят особенно вкусный обед, не помышляя о том, что британская конституция не столь долговечна, как солнечная система». Его жена — целиком поглощенная собой кокетка и модница, которая больше всего на свете любит лечиться от несущественных болезней; Эта чувствительная леди ударяется в слезы по любому поводу, часто не имеющему к ней прямого отношения. «Не всякий, замечает Д. Элиот, — мог бы позволить себе так убиваться по соседу, который ничего не оставил ему в наследство, но миссис Пуллет была замужем за фермером — джентльменом и имела достаточно досуга и денег, чтобы делать все, даже плакать, самым благородным образом». Старшая из сестер — м-с Глегг, — признанная хранительница фамильной гордости и традиций, вмешивается в дела родственников, всех поучает, бранит. Крайне самоуверенная и сварливая, она терроризирует недалекую и безвольную младшую сестру — м-с Тулливер и вызывает ненависть племянников.

Когда Додсоны собираются все вместе, женщины не находят иных тем для разговоров, кроме нарядов, а мужчины после сытного обеда любят порассуждать о политике, в которой они мало что понимают. На всякого человека, проявляющего серьезный интерес к чему-либо, выходящему за круг их представлений, и этим, как им кажется, отступающего от норм их жизни, они смотрят как на «опасного», бездельника, жалкого нищего: «К тем, кто занимался политикой, относились с подозрением, как к людям опасным; это были обычно лица, не имеющие своих собственных дел, а если у них и были дела, то находились на грани банкротства».

Ограниченные и невежественные Додсоны невозмутимы в своем сытом спокойствии — ни радости, ни несчастья не могут оживить их унылого существования. Даже религия, которая у подобных людей сводится к «почитанию того, что было привычным и порядочным», их мало трогает.

Не говоря уж об отсутствии у них каких-либо высших духовных интересов. Называя жизнь Додсонов жалкой, наиболее прозаической формой человеческого существования, а их самих — «подобными муравьям».

Для истинных Додсонов единственный смысл и интерес существования заключается в накопительстве. Преданность богатству — их главная семейная традиция и доблесть. «Быть честным и бедным никогда не было девизом Додсонов, еще меньше — казаться богатым, а быть бедным; семья скорее придерживалась правила быть честным и богатым, и не только богатым, но и богаче, чем думали другие». Как большой художник, Д. Элиот верно подметила и с большим мастерством раскрыла эту «семейную» черту Додсонов. Любовь к деньгам преобладает у них над всеми другими чувствами. Так, например, мистер Глегг, добродушный и мягкий джентльмен, мог прослезиться, глядя, как продают за долги вещи какой-нибудь вдовы. Однако ему и в голову не приходило, что пять фунтов, которые он мог пожертвовать без ущерба для себя, спасли бы ее от верной нищеты. Ни он, ни м-с Глегг не представляют себе денежной сделки, от которой они не получили бы никакой выгоды. М-с Глегг однажды дает Тому несколько фунтов, чтобы он мог начать с ними коммерцию, и тут же предупреждает его о необходимости возвратить эти деньги с изрядными процентами, ибо у Додсонов деньги остаются деньгами даже при самых теплых родственных отношениях.

Рассказывая о разорении Тулливера, писательница проводит мысль о том, что у людей, подобных Додсонам, утилитарное чувство личной выгоды сильнее фамильной чести и преданности семье. Нет конца их упрекам Тулливеру и сестре, которая так неосмотрительно вышла за него замуж много лет назад. Додсоны рассуждают о необходимости помочь обанкротившемуся Тулливеру (ради сохранения чести семьи), но их «помощь» не идет дальше разговоров — «ни решительно не намерены тратить свои деньги. Когда Тулливер поссорился с м-с Тлегг и та потребовала возвращения долга, чего Тулливер не мог сделать, дядюшка Пуллет на семейном совете «был, — по словам автора, — совершенно удовлетворен любым оборотом, какой бы ни приняла ссора, пока м-р Тулливер не обращался за деньгами лично к нему». Жалея м-с Тулливер, для которой весь ужас банкротства состоит в том, что ее любимые вещи попадут в руки чужих людей, ее сестры покупают на аукционе кое-что из ее имущества. Однако никто из родственников не подумал заплатить долги Тулливера и тем спасти семью от нищеты. А на аукционе они всеми средствами стараются подчеркнуть, что вещи миссис Тулливер им совсем не нужны, что у них дома есть лучшие, что делают они это только из великодушия.

Образ Тулливера является большой удачей писательницы. Отец Мэгги и Тома принадлежит к тому же самому кругу, что и Додсоны, мало отличается от них своим невежеством, ограниченностью, мелочными интересами. В жилах его течет та же кровь — «в целом, — говорит Д. Элиот, — Тулливер придерживался надежных традиционных взглядов». Но многое отличает Тулливера от Додсонов. Так, у Додсонов на первом месте забота о деньгах, о своем благополучии; Тулливер тоже доволен тем, что он владеет мельницей и изрядным участком земли. Но при этом он, однако, забывает (от одного дня платежа до другого), что под залог своей собственности он должен две тысячи фунтов. Эта беспечность Тулливера, вместе с «элементами великодушной неосторожности, нежной привязанности и стремительности» вызывает решительное осуждение у Додсонов — им чужды и непонятны эти качества. Он любит своих детей, особенно Мэгги, бескорыстно помогает сестре (неслыханное у Додсонов дело — простить долг в триста фунтов!), находясь при смерти, берет слово с Тома — при первой возможности возвратить долг работнику. Он крепко привязан к мельнице, которая всегда была для него родным домом, а теперь больше ему не принадлежит, и с горечью вспоминает, как он когда-то с отцом сажал вокруг нее яблони. Сознание того, что он причинял горе своей семье, вселяет в него невыносимую боль. Именно человечность и отличает Тулливера от Додсонов, в основе поведения которых, как говорит писательница, «всегда лежит гордый, честный эгоизм».

По существу эта человечность и привела Тулливера к разорению — его моральные принципы не позволяют ему устраивать свои дела в ущерб другим людям. В романе показано объективно верно, что деньги делают людей эгоистами, лишают человечности, разобщают, являются причиной всех несчастий. Однако объяснение писательницей причины разорения Тулливера находится в противоречии с показанным.

Основной конфликт романа связан с его героиней — Мэгги Тулливер. С большой теплотой нарисовано автором детство Мэгги и Тала, жизнь на мельнице, их школьные годы. Читатель впервые знакомится с Мэгги, когда это еще восьмилетняя девочка, некрасивая и неловкая, самые благие намерения которой оборачиваются ей во вред. Насколько Том, унаследовавший характер материнской родни — Додсонов, — положителен и ординарен, лишен каких-либо отличительных черт (похож, как говорит писательница, на гусенка, подобно множеству английских подростков), настолько же Мэгги необычна для своего круга. У нее еще больше душевной теплоты, эмоциональности, живого воображения, чем у ее отца. Ее ум, тяга к знаниям, отсутствие мелочной расчетливости ставятся ей в вину как «странности», как неподобающие девушке качества, вызывают раздражение не только обладающих «здравым смыслом» Додсонов, но даже и ее собственных недалеких родителей, особенно матери.

Джордж Элиот — большой мастер психологического анализа, и раскрытие ею внутреннего мира Мэгги, сначала ребенка, а затем взрослой девушки, — одна из творческих удач писательницы. Она передает не только поступки Мегги, но и мотивы ее поступков, душевные движения, чувства, испытываемые ее героиней в той или иной ситуации. «Мэгги, — говорит она, — бралась за все не подумав, в страстном порыве, а затем видела не только последствия своих дел, но и что произошло бы, не будь они сделаны, видела во всех деталях и подробностях, преувеличенных живым воображением». Например, однажды в детстве, чтобы не причесываться, она стремительно, несколькими взмахами ножниц обстригает свои кудри и тотчас же приходит в ужас от сделанного и невозможности исправить свой поступок.

Мэгги горячо любит родителей, брата Тома, готова всем пожертвовать «ради них и чутко реагирует на всякое проявление нежности с их стороны. Однако нежности на ее долю выпадает немного. Брат, туповатый и самодовольный подросток, относится к ней с равнодушным презрением, как к «девченке», голова которой забита всякими нелепостями. Мать то и дело упрекает ее за некрасивую внешность и неловкость, отца пугает, ее умственное превосходство над братом, И ее болезненно ранит каждое слово осуждения и равнодушие близких. Д. Элиот наделяет свою маленькую героиню истинно детскими чертами, добиваясь этим большой живости и правдивости образа. Так, Мэгги не только любит родителей и Тома, но и хочет, чтобы они замечали и ценили ее любовь. Зная, что она умнее многих других людей, Мэгги тщеславно старается взглянуть на себя глазами окружающих — ей важно знать, какое впечатление, она производит своим умом и начитанностью. Встреча с цыганским таборам позволяет ей блеснуть своей «ученостью». Писательница очень тепло и с большим юмором говорит об озабоченности Мэгги тем, чтобы цыгане не узнали, как плохо о ней думают дома, что помешало бы ей стать цыганской королевой.

Несчастья, обрушившиеся на семью, заставляют Мэгги раньше времени повзрослеть. Она глубже других переживает разорение семьи и болезнь отца. Обладая активным характером, стремясь к действию, Мэгги страдает от сознания своего бессилия помочь любимым людям. Хотя она гораздо способней Тома, ей как девушке, закрыт доступ к знаниям, и Мэгги причиняет большие муки безвыходность ее положения, невозможность приложить свои силы к какому-либо делу. Она задыхается в мирке нищеты и горя. Её хочется иной жизни, счастья, света. В передаче страданий Магги писательница строго следует жизненной правде — для умной и полной сил девушки действительно закрыты все двери в рамках общества Додсонов. Однако она не ведет свою героиню то тому пути разрыва с ее кругом, к которому пошла в жизни она сама. Протест Мэтти против своего мирка ограничивается лишь слезами и смертельной тоской. Она жаждет найти в книгах разрешение мучающих ее вопросов о жизни и находит ответ у средневекового философа-мистика Фомы Кемпийского. Он учит, что обрести душевный покой, примириться со своим существованием можно только через отречение от всяких личных желаний и надежд, по существу — через отречение от самой жизни. Читая его, Мэгги якобы поняла, что «все невзгоды ее юности происходят оттого, что она много думает о своих собственных удовольствиях». «Самоотречение, — говорит автор, — показалось ей путем к удовлетворению, которого она так долго желала напрасно». Писательница придает большое значение идее самоотречения, ибо, по ее мнению, только отказ от «эгоистических» стремлений, любовь к «ближнему» могут примирить человека с действительностью. На помощь ей приходит религия, но не та лицемерная официальная религия, которую исповедуют Додсоны, а «религия сердца» — искренняя и горячая вера, которая, по мнению писательницы, утешает и примиряет с лишениями, «которая даст терпение и человеческую любовь, когда взоры людей холодны к нам». В этом призыве к самоотречению, к терпению, в отсутствии протеста заключается одно из главных отличий творчества Д. Элиот от творчества великих английских реалистов, у которых, если и не было прямого призыва изменить жизнь — само изображение жизни наталкивало на мысль о необходимости такого изменения. А Д. Элиот из объективного и правдивого показа действительности делает вывод о том, что протестовать бесполезно, что ничего изменить нельзя и нужно приспосабливаться к самой скверной жизни, находить в ней счастье.

Но Д. Элиот не была бы большим писателем, если бы она свела всю идею романа только к этому. Дальнейшая история Мэгги, которая отреклась от счастья, еще не испытав его, — это борьба между долгом и чувством. Уже при первом их столкновении живое человеческое чувство берет верх: Мэгги хорошо знает, что она не должна, не имеет права встречаться с Филиппом — сыном смертельного врага, своей семьи. Однако ей жалко калеку Филиппа и приятно его внимание, очень интересно говорить с ним — он много знает и умеет рассказывать. Особую заманчивость в глазах Мэгги придает встречам их таинственность. Филипп для нее друг и брат, каким она всегда желала видеть Тома. Она, правда, подчиняется требованию озлобленного Тома не встречаться с Филиппом, чтобы не огорчать больного отца, но делает это против своего убеждения: ей очевидна бессмысленность этого запрета — сам Филипп ни в чем не виноват перед Гулливерами. Мэгги находит в себе силы расстаться с Филиппом, так как она больше жалеет его, чем любит. Другое дело ее отношения со Стивом Гестам, которого она по-настоящему любит. На пути к их счастью стоит Филипп, для которого в Мэгги сосредоточена вся жизнь, и невеста Стива Люси Дин, беззаветно преданная и верящая Мэгги. Ответить на любовь значит для Мэгги сделать несчастными и Филиппа, и Люси. Д. Элиот тонко передает жестокую борьбу в душе Мэгги между долгом и любовью и решает конфликт в пользу долга. Однако находит ли Мэгги счастье в отречении от любви? Совсем нет! Ее жертва оказывается напрасной: своим побегом со Ставном Мэгги нанесла непоправимую травму и Люси и Филиппу. Ее возвращение и раскаяние не приносит ей пользы — все мещанство Сент-Оггса ополчается на нее, как на соблазнительницу самого богатого в городе наследника. Стиви оправдан, а она осуждена. Но этот социальный по всей сути конфликт писательница раскрывает только в моральном плане. Она ни словом не подчеркивает общественного неравенства своих героев. Для нее горазда важнее долг Мэгги перед Филиппом и Люси, чем то, что Стиви богат, а Мэгги — дочь банкрота, стремящаяся поступить в гувернантки, чтобы не зависеть от благодеяний родственников.

Чтобы полностью испытать горечь наказания за свой «грех», Мэгги решает не покидать города, а терпеливо сносить презрение окружающих, родственников и Тома, выгнавшего ее из дому. Одиночество Мэгги все усиливается. Даже священник, который вначале проявлял было к Мэгги христианское сострадание, вскоре отвернулся.

С большим и теплым юмором раскрыт автором образ мистера Тулливера. Д. Элиот мягко иронизирует, например, над невежеством мельника, имеющего очень смутное представление об образовании и даже само слово это произносящего неправильно. «М-р Тулливер, — говорит она, — не очень охотно писал письма и считая отношения между устной и письменной речью, обычно известные как правописание, одним из наиболее загадочных явлений в этом загадочном мире». Для придания жизненной правды своим персонажам Д. Элиот заставляет их говорить красочным языком английской провинции, сохраняет своеобразие и свежесть их выражений, особенности произношения. Наиболее характерна меткая, образная речь Тулливера, выдержанная в народном духе, пересыпанная пословицами и поговорками, ряд из которых придуман самой писательницей, но вполне соответствует народным.

Юмор помогает Д. Элиот характеризовать и других персонажей. Так, подчеркивая очевидную глупость м-с Тулливер, она называет одну из глав «Как курица пустилась на военную хитрость», где рассказывает, как м-с Тулливер решила сама поговорить с Вэйкемом и что из этого вышло. А в самой главе она сравнивает хлопоты бестолковой и суетливой матери Мэгги и Тома с усилиями наседки, которая пытается помешать хозяину отнести ее цыплят на рынок. Ее сестра, расчетливая и прижимистая м-с Глегг, носит платья, «достаточно старые, чтобы наконец войти в употребление». Самоуверенность этой дамы хорошо передана в ее заявлении, что, «сколько бы ни было времени на больших и маленьких часах других людей, на ее часах уже половина первого». А педантичная м-с Пуллет, которая больше всего на свете боится беспокойства, нарушения порядка в своем богатом фешенебельном доме, «стала давать пространные наставления Салли, как предохранить помещение от серьезной порчи в процессе удаления грязи», когда Салли привела жалкую, всю выпачканную Люси, которую маленькая Мэгги толкнула в лужу.

Тон романа постепенно меняется к концу — юмор пропадает, когда Д. Элиот повествует о печальных событиях в семье Тулливеров, и сохраняется только на страницах, где говорится о Бобе Джейкине, коробейнике. Здоровый юмор и добродушие этого простого парня, его сострадание и преданность Тулливерам при каждом появлении Боба несколько разряжают атмосферу страданий и тоски, в которой живет Мэгги после разорения отца.

Таким образом, анализ двух романов, наиболее характерных для первого периода творчества Джордж Элиот, позволяет сделать некоторые выводы относительно художественного метода этой большой английской писательницы.

Д. Элиот является непосредственным преемником традиций критического реализма — прежде всего в обличении, в осуждении эгоизма и своекорыстия правящих классов, античеловечности общества, где все построено на материальном расчете и недоверии к людям, а также в умении увидеть и раскрыть прекрасные качества души простого человека, убедительно показать его моральное превосходство над дворянами и буржуа.

Д. Элиот не только воспринимает эти традиции, но и творчески развивает их, обогащает реализм новыми темами и художественными приемами. В частности, она раскрывает перед читателями ту сторону действительности, которой почти не касались реалисты 40-х годов — знакомит их с сельской Англией, правдиво рисует быт и нравы обитателей английской провинции, самого глубокого захолустья. Она является также непревзойденным для Англии своего времени мастером создания характера и раскрытия психологии человека, уделяя этому гораздо больше внимания, чем писатели предшествующей эпохи, хотя подчас это делается за счет насыщенности повествования действием. И хота реализм Джордж Элиот в значительной мере обеднен отсутствием важных обобщений, свойственных критическим реалистам, и она, будучи приверженцем теории позитивизма, стремится искать объяснения социальным явлениям в области морали и биологии, творчество Д. Элиот, крупнейшей английской писательницы второй половины XIX века, заслуживает внимания читателя и исследователя.

Л-ра: Сборник статей по зарубежной литературе. Ученые записки. – Москва, 1959. – Вып. 4. – Т. 132. – С. 51-65.

Биография

Произведения

Критика


Читати також