Из истории концепции литературного палимпсеста: теория «Белого знания» и «Б-пространства» у Терри Пратчетта

Е. В. Крюкова

В статье рассматривается малоизвестная, но важная для по­нимания концепции литературного палимпсеста теория «белого знания» и «Б-пространства» современного британского писателя Терри Пратчетта. Модель литературного палимпсеста, впервые нашедшая свое выражение в работе Ж. Же­нетта 1982 г. «Палимпсесты: литература во второй степени», помогла по-новому взглянуть на механизм преемственности литературного процесса. Использование понятия «палимпсест» в переносном значении как «иерархии просвечивающих друг через друга текстов» делает возможным увидеть, как за текстом проступа­ют другие, написанные ранее. Свои варианты теории литературного палимпсеста разрабатывались не только литературоведами, но и писателями, среди которых от­дельного внимания заслуживает создатель серии юмористического фэнтези «Пло­ский мир» Т. Пратчетт. Отталкиваясь от идей Дж. Толкина о «волшебном котле» как метафорическом сознании народа, Т. Пратчетт говорит о «белом знании» по аналогии с «белым шумом», а также «Б-пространстве». «Белое знание» понима­ется как комплекс общих представлений о литературе (произведениях, писателях, образах и т.д.), существующих у нас в сознании, но чей источник нельзя указать с точностью; немного шутливое «Б-пространство», или «библиотечное простран­ство», подразумевает, что все книги связаны друг с другом, а содержание новых книг можно вывести из уже существующих. В основе функционирования «белого знания» лежит механизм «повествовательной причинности»: предполагается, что рассказываемая история впитала в себя «вибрации» всех своих предшествующих изложений. В своей теории Т. Пратчетт делает акцент на рецептивной стороне, т.е. на читателе. Многочисленные и многослойные ассоциации, составляющие ос­нову «белого знания», позволяют через «радость узнавания» привлечь внимание к, казалось бы, уже знакомым или понятным вопросам и темам, которые на со­временном витке истории предстают уже в ином свете.

Ключевые слова: интертекстуальность; литературный палимпсест; Ж. Же­нетт; Т. Пратчетт; фэнтези; «белое знание»; «Б-пространство»; Дж. Толкин; «вол­шебный котел»; «повествовательная причинность».

The article considers the little known but critical to understanding the conception of literary palimpsest the theory of “white knowledge” and “L-space” by the modern English author Terry Pratchett. The model of literary palimpsest originally expressed in G. Genette's “Palimpsests: Literature in the Second Degree” gave a new perspective on the mechanism of the continuity of literary process. Using the notion of palimpsest in its metaphorical meaning as “a hierarchy of texts superimposed on each other with traces of each still shining through” makes it possible to see earlier texts looming behind the one written. Not only literary scholars have come up with different theories of palimpsest, but also writers among whom the creator of comic fantasy “Dis­cworld” Terry Pratchett is worthy of special attention. Drawing inspiration from J. Tolk­ien's idea of “the cauldron of story” as a metaphorically presented folk consciousness T. Pratchett talks about “the white knowledge” as is the case with “the white noise”, and “L-space”. “The white knowledge” represents a general idea of something be it a novel, an author, a character of a book etc. that we have in our heads but whose source you cannot pinpoint with certainty; the slightly comic “L-space” or “library space” implies that all books are interconnected and the content of new books can be inferred from the books already written. The functioning of “the white knowledge” is based on the mechanism of “narrative causality”, when a story once told picks up the “vibrations” of all its recitals. In his theory T. Pratchett emphasizes the receptive side, i.e. the reader. Numerous multilayered associations behind “the white knowledge” allow via “the joy of recognition” to draw attention to seemingly familiar or clear issues and topics, which in the modern age already come across as different.

Key words:intertextuality; literary palimpsest; G. Genette; T. Pratchett; fantasy; “white knowledge”; “L-space”; J. Tolkien; “the cauldron of story”; “narrative causal­ity”.

Преемственность как один из главных факторов литературного про­цесса описывалась нормативной поэтикой, а затем и литературоведением посредством целого набора категорий - от известных со времен антично­сти подражания и соревнования до появившейся в XX веке интертексту­альности.

По-новому осмыслить механизм преемственности позволяет, на наш взгляд, концепция литературного палимпсеста. Палимпсестом в древно­сти называлась рукопись, написанная на пергаменте, на котором ранее уже был написан текст, т.е. новый текст наносился поверх старого, и таких слоев, проступающих друг через друга, могло быть неисчислимо много [Словарь античности 1989, 407]. О литературном палимпсесте впервые за­говорил Жерар Женетт в своей работе 1982 г. «Палимпсесты: литература во второй степени». Говоря о второй степени, Женетт, в первую очередь, рассуждает о современной литературе, которая, по его мнению, интерпре­тирует модель, представленную в романе М. Пруста «В поисках утрачен­ного времени» (1913-1927), где в качестве слоев выступают всевозможные отсылки на классическую литературу прошлого [Genette 1997]. С тех пор эта концепция развивалась и уточнялась в работах разных видных ученых [Шатин 1997, Проскурин 2001, Тюпа 2013].

Использование понятия «палимпсест» не в источниковедческом, а в переносном значении, как «иерархии просвечивающих друг через друга текстов», делает возможным рассматривать тексты с новой точки зрения - увидеть, как за данным текстом проступают другие, написанные ранее [Шатин 1997, 222]. Развитие этой идеи позволяет трактовать палимпсест как «порождающее устройство модели мира», складывающейся из «мно­гообразных вариаций памяти, <...> размышлений и отражений в созна­нии» [Исаев, Владимирова 2017, 206-207].

Малоизвестным остается тот факт, что свои варианты теории лите­ратурного палимпсеста разрабатывали в критических работах некоторые писатели, не являвшиеся литературоведами. К их числу можно отнести современного британского писателя Терри Пратчетта, который предложил свое понимание литературы как палимпсестного письма, хотя и не поль­зовался термином «палимпсест», предпочитая говорить о «белом знании» и «Б-пространстве».

Терри Пратчетт является автором серии юмористического фэнтези «Плоский мир» (Discworld), которая стала настолько популярной, что Пратчетта признают одним из лучших писателей современности, а в 1998 году за вклад в литературу ему был присвоен орден Британской Империи. Сам Пратчетт говорил, что «Плоский мир» начался как «своеобразный антидот от плохой фэнтези» [Мир фантастики]. Сознательно соединяя вместе несколько сказочных вселенных в одну и размышляя о том, как свя­заны все написанные когда-либо тексты, Пратчетт создает неповторимый палимпсестный коллаж, который позволяет через многочисленные связи с другими текстами, часто представленными в юмористическом ключе, пе­реосмыслить глубокие философские и социальные проблемы, с которыми сталкивается современное общество.

Для более глубокого понимания теории Терри Пратчетта необходимо принять во внимание взгляды Дж. Толкина, чье огромное влияние во мно­гом сформировало жанр фэнтези в том виде, в котором оно существует сейчас. Дж. Толкин использовал такое понятие, как «волшебный котел» (the cauldron of story), которое можно трактовать как метафору, выражаю­щую принцип литературного палимпсеста. В своей статье «О волшебных сказках» Дж. Толкин говорит о художественном сознании народа и пред­ставляет его в метафорическом образе вечно кипящего котла, в котором варятся вещи «древние», «могущественные», «прекрасные», «смешные» и «ужасные» и в который постоянно добавляют «новые ингредиенты, вкус­ные и невкусные» [Толкин 1992]. То, что попало в котел и поварилось там какое-то время, выходит из него другим, преображенным, более забавным или страшным, но, в любом случае, более мощным, чем было до этого: это могут быть предания, сказки, песни, эпопеи и, если переключиться на современность, то и художественные тексты в самом широком смысле [Будур 2005]. Таким образом, суп, варящийся в котле, - это и уже созданный и все еще создаваемый народным сознанием фантастический мир, который, в свою очередь, является метафорическим отражением реальной жизни людей. Также Толкин отмечает роль создателя / рассказчика историй: «Го­воря о Котле, не стоит забывать о Поварах. В Котле много всякой всячины, и нельзя сказать, что Повара черпают ковшом наугад. Их выбор важен» [Толкин 1992]. Сейчас эта идея представляется как никогда важной, ведь возникновение массовой культуры наложило отпечаток на формы пере­дачи и существования культурного знания, поэтому палимпсест сейчас включает еще и переосмысление тех или иных представлений в массовой культуре и литературе, оказывающей все большее влияние на «вариации памяти».

Сам Терри Пратчетт говорит, что в своих книгах он апеллирует, в пер­вую очередь, к так называемому «белому знанию» (white knowledge), по аналогии с «белым шумом», под которым он подразумевает общие пред­ставления о чем-то, будь то какой-либо роман, писатель, литературный об­раз и т.д., существующие у нас в сознании, но чей источник нельзя указать с точностью: “If I put a reference in a book I try to pick one that a generally well-read, well-viewed, well-listened person has a sporting chance of picking up; I call this “white knowledge”, the sort of stuff that fills up your brain without you really knowing where it came from” [Words from the Master]. Заслужи­вающим отдельного внимания представляется тот факт, что автор указы­вает, на какого читателя он ориентируется - того, кто читает, смотрит и слушает происходящее в современной культуре, что еще раз подчеркивает иерархическое строение современных текстов, когда образы больше не существуют лишь в письменной литературе, но переосмысливаются в ки­нематографе и даже музыке. Оригинал переписывается на каждом после­дующем уровне - и речь, таким образом, идет о палимпсесте. Т. Пратчетт также объясняет механизм функционирования палимпсеста на рецептив­ном уровне для читателя, когда практически каждый слышал, например, о Дж. Толкине, но необязательно в контексте определенного произведе­ния: “<...> even more people would have some knowledge of Tolkien - but I wouldn't rely on people having read a specific story” [Words from the Master]. Т. Пратчетт говорит о сознательном использовании такого приема, когда в его книгах есть целые отрывки, эффект от которых «усиливается», если читатель понимает, «откуда идет эхо», но которые, в любом случае, смеш­ны сами по себе: “There are a number of passages in the books which are “enhanced” if you know where the echoes are coming from but which are still, I hope, funny in their own right” [Words from the Master].

Рассуждая далее о «белом знании», автор уточняет: “Part of being human is to have a headful of received opinions, out-of-date information, half-digested and completely unconsidered factoids and a whole bunch of other stuff which we use instead of thinking. That's my happy hunting ground” [Pratchett in Metherell-Smith and Andrews 1999]. Быть человеком по определению озна­чает иметь определенный культурный код, который складывается из всего того, с чем столкнулся человек, в том числе опосредованно, будь то стере­отипы, устаревшая информация, «полупереваренные» и полузабытые раз­розненные факты, что и дает отправную точку автору, который использует этот огромный пласт наслоившихся друг на друга текстов. Апеллирование именно к «белому знанию» источника, а не к источнику напрямую, дает возможность расширить потенциальную аудиторию читателей и при этом актуализировать этот самый источник для читателя, когда читатель стал­кивается, например, с отсылкой не на самого А.П. Чехова, а на то, что, как среднестатистический человек полагает, представляет собой А.П. Чехов: “In my story, it's not Chekhov really, but it's what people that don't know much about Chekhov think Chekhov is” [White 2000]. Применение современной логики к целому пласту «белого знания» позволяет по-новому взглянуть на знакомые предметы, разрушая попутно стереотипы.

Другим компонентом теории палимпсеста у Т. Пратчетта является «Б-пространство» (L-space), или «библиотечное пространство» (library space), придуманный писателем термин, касающийся современной лите­ратуры, согласно которому содержание новых книг может быть выведено из существующих [Abbott 2002]. Пратчетт отмечает, что все книги ока­зывают влияние на другие книги, а уже написанные книги стимулируют написание книг в будущем. Общая теория «библиотечного пространства», конечно, может показаться немного утрированной и комичной, и именно в таком ключе она упоминается в книгах «Плоского мира», где одним из персонажей является библиотекарь - волшебник, который по воле про­исшествия превратился в орангутана, но отказался превращаться обрат­но. И все же эта идея действительно отражает современное восприятие текста, так как предполагает, что содержание книг, еще не написанных, может быть выведено из книг уже существующих, что как нельзя лучше раскрывает концепт палимпсеста: «Все книги тесно связаны друг с дру­гом через Б-пространство. Следовательно, при удачном стечении обстоя­тельств текст любой книги, которая когда-то была написана или которой только предстоит быть написанной, можно восстановить при помощи тщательного изучения уже существующих книг» [Пратчетт 2005, 24] (“All books are tenuously connected through L-space and, therefore, the content of any book ever written or yettobewritten may, in the right circumstances, be deduced from a sufficiently close study of books already in existence” [Pratchett 1998, 23]).

Само же «Б-пространство» объединяет все библиотеки: «Все библио­теки по всему миру связаны с Б-пространством. Все библиотеки. Повсю­ду» [Пратчетт 2018, 247] (“All libraries everywhere are connected in L-space. All libraries. Everywhere” [Pratchett 1989, 171]).

Т. Пратчетт высказывает свои философские и эстетические взгляды не только в интервью или специально написанных статьях, но и в сво­их книгах. Наиболее любопытным в этом плане является роман 1991 г. «Ведьмы за границей» (“Witches Abroad”), который даже начинается не с описания места и времени повествования, а с небольшого введения в его палимпсестную «теорию историй», лежащую в основе функционирования «белого знания»: «Сказки - вещь очень важная. Люди думают, что сказки создаются людьми. На самом же деле все наоборот. Сказки существуют совершенно независимо от своих героев. <...> Сказки, эти длиннющие колышущиеся ленты обретших форму времени и пространства, порхая,

носились по вселенной с самого начала времен. При этом они постепенно эволюционировали. Слабейшие вымерли, а сильнейшие выжили и со вре­менем растолстели - ведь люди пересказывали их раз за разом» [Пратчетт 2016, 7] (“Because stories are important. People think that stories are shaped by people. In fact, it's the other way around. Stories exist independently of their players. <...> Stories, great flapping ribbons of shaped space-time, have been blowing and uncoiling around the universe since the beginning of time. And they have evolved. The weakest have died and the strongest have survived and they have grown fat on the retelling...stories, twisting and blowing through the darkness” [Pratchett 1991, 8]).

Таким образом, автор представляет истории как отдельные незави­симые сущности, которые становятся сильнее с каждым новым повторе­нием. Любопытно и то, что истории описываются как живые сущности, которые эволюционируют в чисто дарвинском смысле. Иными словами, перед нами представлена «теория эволюции» сказок, которая и лежит в основе функционирования «белого знания». Одни истории выживают, и их продолжают читать и рассказывать все больше и больше людей. И есть те истории, которые, недолго просуществовав, забываются и погибают, не сумев приспособиться к изменяющимся условиям. Сильные истории затягивают рассказчиков, которые уже не могут не подчиниться законам рассказываемой истории. Далее автор дает название этому механизму: «Это называется теорией повествовательной причинности и означает, что сказка, стоит ей начаться, приобретает форму. Она моментально впиты­вает вибрации всех своих предшествующих изложений, которые когда-ли­бо имели место. Вот почему истории все время повторяются» [Пратчетт 2016, 7] (“This is called the theory of narrative causality and it means that a story, once started, takes a shape. It picks up all the vibrations of all the other workings of that story that have ever been. This is why history keeps on repeat­ing all the time” [Pratchett 1991, 8]).

Эта «повествовательная причинность» и является отсылкой к предме­ту нашего исследования. С каждым новым повторением текст становится «сильнее», узнаваемым для большего количества людей, но при этом по­стоянно меняясь, приобретая все новые черты, что опять-таки указывает на литературный палимпсест. Похожую мысль высказывал ещё Дж. Тол­кин, на что уже указывалось ранее. Развивая эту идею дальше, можно сказать, что все истории уходят своими корнями в далекое прошлое: это такие базовые структуры, которые приобретают определенную власть над читателем и его жизнью уже самим своим существованием [Abbott 2002]. Пратчеттовские герои, в частности, находятся в ещё большей власти, по­скольку «повествовательная причинность», или способность историй контролировать своего читателя или слушателя, является реальностью Плоского мира, что в своем роде гипертрофирует концепт палимпсеста, благодаря чему гораздо сильнее визуализируется механизм его функцио­нирования.

Развивая дальше теорию «повествовательной причинности», Т. Пратчетт говорит: «Тысяча героев похищала у богов огонь. Тысяча волков пожирала бабушку, тысяча принцесс удостаивалась поцелуя. Миллионы безвестных актеров, сами того не сознавая, проходили проторенными ска­зочными тропками. В наше время такого просто быть не может, чтобы тре­тий, самый младший, сын какого-нибудь короля, пустись он на подвиги, до этого оказавшиеся не по плечу его старшим братьям, не преуспел бы в своих начинаниях» [Пратчетт 2016, 7-8] (“So a thousand heroes have stolen fire from the gods. A thousand wolves have eaten grandmother, a thousand prin­cesses have been kissed. A million unknowing actors have moved, unknowing, through the pathways of story. It is now impossible or the third and youngest son of any king, if he should embark on a quest which has so far claimed his older brothers, not to succeed” [Pratchett 1991, 8-9]).

Эта совокупность аллюзий не только представляет собой метатекстуальное включение, но и иллюстрирует размышления автора о повторяю­щихся сюжетах в легендах, мифах и сказках. Так, миф о похищении огня встречается в абсолютно разных культурах - это и знакомый практически каждому древнегреческий миф о Прометее, и менее знакомый широкому читателю миф о Матаришване из древнеиндийской Ригведы, принесше­му божественный огонь на землю [Березкин, Дувакин]. В свою очередь, волшебный поцелуй также является часто повторяющимся элементом во многих волшебных сказках, а мотив удачливости именно самого младше­го из братьев является неотъемлемым компонентом фольклорных сказок, легенд и мифов многих народов [Uther 2004].

Развивая далее свою теорию, Пратчетт даже ставит своих героев в та­кие рамки, что они находятся в полной власти сказок, на чем и основыва­ется сюжет романа «Ведьмы за границей». Сам автор говорит о нем, что это «сказка о сказках», из чего следует, что автор сознательно пишет на метауровне - историю об историях [Пратчетт 2016, 10]. В этом романе одной из героинь, ведьме Лилит (Lilith) практически удается подогнать ре­альность под сказочную схему, т.е. палимпсест захватывает в себя и саму реальность. Любопытным в этом отношении является также тот факт, что Пратчетт дает новую перспективу на старые сказки, модифицируя тради­ционное повествование и описывая происходящие события с точки зрения ведьм, расширяя таким образом традиционную роль ведьм в сказках.

В заключение следует отметить, что теория «белого знания» и «Б-пространства» Т. Пратчетта является важным этапом в истории кон­цепции литературного палимпсеста. Через введение в палимпсест субъ­ективного момента - момента узнавания - писатель делает акцент именно на рецептивной стороне, т.е. на читателе. И, действительно, палимпсест имеет дело не просто с текстами, созданными ранее, но текстами узнавае­мыми, и, что не менее важно, с нашим «воспоминанием», представлением об этих текстах. Многочисленные и многослойные ассоциации, составля­ющие основу «белого знания», позволяют через «радость узнавания» при­влечь внимание к, казалось бы, уже знакомым или понятным вопросам и темам, которые на современном витке истории предстают уже в ином свете.

Литература

1. Березкин Ю.Е., Дувакин Е.Н. Тематическая классификация и распределе­ние фольклорно-мифологических мотивов по ареалам. Аналитический каталог.
2. Будур Н.В. Сказочная энциклопедия. М., 2005.
3. Исаев С.Г., Владимирова Н.Г. Актуальная поэтика: Смена художественной парадигмы. Великий Новгород, 2017.
4. Демиург Плоского мира Терри Пратчетт // Мир фантастики.
5. Пратчетт Т. Ведьмы за границей: фантастический роман / пер. с англ. П. Ки- ракозова под ред. А. Жикаренцева. М., 2016.
6. Пратчетт Т. Последний континент: фантастический роман. М., СПб., 2005.
7. Пратчетт Т. Стража! Стража! / пер. с англ. Б. Жужжунава. М., 2018.
8. Проскурин О.А. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М., 2001.
9. Толкин Дж.Р.Р. О волшебных сказках // Толкин Дж.Р.Р. Приключения Тома Бомбадила и другие стихи из Алой Книги: Стихи и повести. М., 1992.
10. Тюпа В.И. Поэтика палимпсеста в «Докторе Живаго» // Новый филологи­ческий вестник. 2013. № 2 (25). С. 141-152.
11. Словарь античности / сост. Й. Ирмшер; отв. ред. В.И. Кузищин; пер. с нем. М., 1989.
12. Шатин Ю.В. Минея и палимпсест // Ars interpretandi: Сб. статей к 75-ле­тию Ю.Н. Чумакова. Новосибирск, 1997. С. 221-233.
13. Abbott W.T. White Knowledge and the Cauldron of Story: The Use of Allusion in Terry Pratchett's Discworld. MA thesis. Johnson City, 2002.
14.  
15. Metherell-Smith S.J. and Andrews D. Terry Pratchett: Carpe Discworld // Crescent Blues.
16. Pratchett T. Guards! Guards! London, 1989.
17. Pratchett T. The Last Continent. London, 1998.
18. Pratchett T. Witches Abroad. London, 1991.
19. Uther H.-J. The Types of International Folktales. A Classification and Bibliog­raphy. Parts I-III. Helsinki, 2004.
20. White C.A. A Conversation with Terry Pratchett // The Internet Writing Journal, April 2000.
21. Words from the Master // The Annotated Pratchett File, v 9.0.

References
(Articles from Scientific Journals)

• 1. Tyupa V.I. Poetika palimpsesta v “Doktore Zhivago” [The Poetics of Palimpsest in “Doctor Zhivago”]. Novyy filologicheskiy vestnik, 2013, no. 2 (25), pp. 141-152. (In Russian).

(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)

• 2. Shatin Yu.V. Mineya i palimpsest [Menaion and Palimpsest]. Ars interpretandi: Sb. statey k 75-letiyu Ju.N. Chumakova [Ars interpretandi: A Collection of Research Papers in 75-th Anniversary of Ju.N. Chumakov]. Novosibirsk, 1997, pp. 221-233. (In Russian).

(Monographs)

• 3. Genette G. Palimpsests: Literature in the Second Degree. Lincoln, 1997. (Trans­lated from French into English).
• 4. Irmscher J. (ed.) Slovar' antichnosti [Dictionary of Antiquity]. Moscow, 1989. (Translated from German into Russian).
• 5. Isaev S.G., Vladimirova N.G. Aktual'naya poetika: Smena khudozhestvennoy paradigmy [Actual Poetics: The Change of Artistic Paradigm]. Velikiy Novgorod, 2017. (In Russian).
• 6. Proskurin O.A. Poeziya Pushkina, ili Podvizhnyy palimpsest [Pushkin's Poetry or Movable Palimpsest]. Moscow, 2001. (In Russian).

(Thesis and Thesis Abstracts)

• 7. Abbott W.T. White Knowledge and the Cauldron of Story: The Use of Allusion in Terry Pratchett's Discworld. MA thesis. Johnson City, 2002.

(Electronic Resources)

• 8. Berezkin Yu.E., Duvakin E.N. Tematicheskaya klassifikatsiya i raspredeleniye fol'klorno-mifologicheskikh motivov po arealam. Analiticheskiy katalog [Thematic Classification and Territorial Distribution of Folklore-related Mythological Motifs. Analytical Catalog].
• 9. Budur N.V. Skazochnaya entsiklopediya [Fairy-Tale Encyclopedia]. Moscow, 2005.
• 10. Demiurg Ploskogo mira Terri Pratchett [Demiurge of the Flat World Terry Pratchett]. Mir fantastiki [World of fiction].
• 11. Metherell-Smith S.J. and Andrews D. Terry Pratchett: Carpe Discworld. Crescent Blues.
• 12. Tolkien J.R.R. O volshebnykh skazkakh [On Fairy Stories]. Tolkien J.R.R. Priklyucheniya Toma Bombadila i drugiye stikhi iz Aloy Knigi: Stikhi i povesti [The Adventures of Tom Bombadil and Other Verses from the Red Book: Poems and Sto­ries]. Moscow, 1992.
• 13. White C.A. A Conversation with Terry Pratchett. The Internet Writing Jour­nal.
• 14. Words from the Master. The Annotated Pratchett File, v9.0.

Биография

Произведения

• Благие знамения
• К оружию! К оружию!
• Ночная стража
• Смерть и Что Случается После
• Мост Троллей
• Академический экзорцизм в отдельно взятом Университете

Критика

• Границы культурной адаптации интертекстуальных включений при переводе художественной литературы (на материале романов Терри Пратчетта)
• Роль, место и особенности культурной адаптации при переводе культурноспецифичных интертекстуальных включений (на материале романов Т. Пратчетта)
• Метафорическая модель «Жизнь - игра в шахматы» в художественном дискурсе Терри Пратчетта
• К вопросу о роли жанра «фэнтези» в творчестве Терри Пратчетта
• Из истории концепции литературного палимпсеста: теория «Белого знания» и «Б-пространства» у Терри Пратчетта
• Перевод культурноспецифичных интертекстуальных включений: телео-аксиологический подход (на материале романов Терри Пратчетта)
• Прием контаминации в реализации принципа палимпсеста (на материале произведений Т. Пратчетта)
• Переводы Т. Пратчетта: явление буквализма или культурной адаптации?