29-01-2017 Николай Рыленков 1805

Проблема народности в целостности художественного анализа (Лирическая поэзия Н. Рыленкова)

Михеева Л.Н.

Н.И. Рыленков принадлежал к тем поэтам, чье эстетическое отношение к действительности складывалось в атмосфере крестьянского труда, быта, культуры. Недаром в одной из автобиографических повестей он признавался: «Я, может быть, для того и начал писать стихи, чтоб со мной всегда и везде был деревенский дух, запах земли». Особенности миропонимания сельского труженика определили своеобразие художественного мира Н. Рыленкова, легли в основу его представлений о народном художнике, назначении поэзии, художественном мастерстве, литературной традиции и т. д., сформировав идейно-эстетические принципы поэта. Не случайно в стихах Н. Рыленкова часто возникает образ поэта-пахаря:

Пахать и сеять — мой удел,
Святая страсть моя.
И, все отдав карандашу —
Он весь мой инвентарь, —
Весной и осенью пашу
Под озимь и под яр.

Соответственно чистую страницу Н. Рыленков сравнивает с «простором полевым», строки — с «пластами дымящихся пахот», а сам процесс творчества уподобляет труду земледельца в его основных стадиях: лирический герой-поэт «пашет», «сеет», делает «ниву плодородней», «достойный урожай собрал» и в итоге стремится доказать «землякам-хлеборобам»: «Что не плевелы нес я на нажитии их». И как поэтическое кредо Н. Рыленкова, всегда руководствовавшегося в творчестве народно-крестьянским критерием пользы, следует рассматривать такие его строчки: «Стихи мои, будьте,/ Как первые капли дождя,/ Что добрые вести/ Приносят покосам и нивам».

В ранних стихах Н. Рыленкова творческая зависимость от мира русской деревни выразилась самым непосредственным образом — в сюжетах из колхозной действительности (например, «Толока», «Твой путь»), образах героев — тружеников полей, картинах сельской природы, конкретных приметах деревенского быта. С точки зрения крестьянской этики, морали разрешались нравственные вопросы в стихотворениях: «Зима, закат, сторожка лесника...», «Пшеничный колос вырезать из меди...», «Смешался с запахом смолы...» и др.

В 20—30-е годы, период социалистических преобразований в деревне, Н. Рыленков, как и другие представители «смоленской поэтической школы», в поисках принципов народности и демократизма (понимаемых тогда преимущественно как образы и темы из колхозной действительности, простые и доступные формы стиха и т. д.). Показательны названия сборников, в которых такие произведения публиковались: «Перестройка» (Смоленск, 1931), «Стихи о зажиточной жизни» (Смоленск, 1934). Подобное творчество А. Твардовский впоследствии называл «ездой» со спущенными вожжами».

В сюжетно организованных стихах, на широком социально-бытовом фоне обычно велся рассказ о новой биографии людей села, часто от лица самих героев — например, дед Данила А. Твардовского, агроном из одноименного стихотворения Н. Рыленкова, герой «Географии жизни» М. Исаковского. Н. Рыленкову, поэту лирического склада, не всегда удавалось органично воплотить идеи нового времени в такого рода стихах. Его известное стихотворение «Елена Прекрасная» в первой редакции больше напоминало трудовой отчет, чем любовную лирику, имея такой рефрен: «Мы луга расчистили, Елена,/ Мы поля засеяли, Елена,/ Мы сады возделали, Елена,/ Всех советов слушаясь твоих». В лучших же произведениях Н. Рыленков глубоко и тонко раскрывал обновленный мир дум и чувств жителя деревни, подчиненный, в первую очередь, заботам об урожае. Стихи поэта о счастливой любви — это же стихи и о трудовых успехах, дающих право на радость, счастье и являющихся главным условием душевной гармонии и благополучия.

Высокие нравственные идеалы героя ранних стихов Н. Рыленкова, богатство его духовного мира раскрывались в процессе полевых работ, через отношения с природой — участницей трудовой жизни («Яблоки», «Полдень», «Нет, не весна, а ты сама...»). Устойчивыми образами довоенной лирики поэта являются сад, соловьи, сенокос, тропинка, опушка, стежка, колос, кукушка, «дорога полевая», «щедрые росы», «набухающие зерна», «зацветающая рожь» и т. п. Лексический состав стихотворений насыщен словами диалектного происхождения, просторечными выражениями: первопуток, зажинки, утренник, закрома, зеленя, непогодь, сулила, роздых и т. д. Сельским миром порождена и метафорическая образность произведений Н. Рыленкова: гром катился, «как будто в телеге пустой кто-то с поля спешил по дороге неровной и тряской», «подол подобрав, туча шла по тропинке примятой», «теплых зорь медовая река», «русы косы заплетает осень» и проч.

По этим чертам и особенностям лирическая поэзия Н. Рыленкова 20—30-х годов сближается с творчеством «крестьянских» поэтов XIX — начала XX века, которые тоже отталкивались от «народно-земледельческой тенденции национального миросознания». В этой типологической связи нашла отражение общая закономерность поэтического развития, с действием которой связано существование «крестьянского» направления в русской советской поэзии, имевшего продолжение, например, в современной «деревенской» лирике 70-х годов.

Мир природы, занявший ведущее место в стихах Н. Рыленкова, предстает увиденным глазами труженика деревни и потому в 30-е годы нередко называется «зеленым цехом». Нельзя не обратить внимания и на заголовки многих поэтических сборников Н. Рыленкова: «Колосья» (1937), «Книга полей» (1959), «Август» (1958), «Ветер с поля» (1959).

Ранний пейзаж Н. Рыленкова носит конкретно-реалистический характер и может быть назван «трудовым», так как полон примет хлеборобского дела: спелые колосья, снопы, весенние грозы — предвестники урожаев, просторы полей, в стихах даются целые картины сенокоса, жатвы. Все бытие лирического героя Н. Рыленкова определяется «годовым кругом» («Мы путь свой мерим временами года») и циклом сельскохозяйственных работ: «По разноцветному календарю встречал и провожал зарю,/ Весне дорогу плугом намечал,/ Стогами лето красное венчал». Вполне естественно, что в поэзии Н. Рыленкова преобладают весенние, летние и осенние пейзажи, «От весны до осени» назывался раздел стихов в сборнике «Корни и листья» (1960). Зима же у поэта имеет сугубо эстетическое значение — сказка детства. Такое понимание рождало и поэтическую образность стихов Н. Рыленкова: «В могилу лягу,/ Как в борозду зерно», «Что я такое? —/ Созревший под грозами колос...», «как в книгу книг я в борозду гляжу», «проросшая в почве правда», «зернышко доброго дела».

Постепенно функции пейзажа в поэзии Н. Рыленкова усложняются, и в стихах 50—60-х годов смена времен года символизирует не просто этапы жизненного пути человека: весна — молодость, лето — зрелость, осень — старость, но процесс духовной жизни героя: запас сил и вдохновения — реализация — подведение итогов. Пейзаж у Н. Рыленкова все чаще носит не столько натуралистический и даже менее психологический, но все более философский характер («Блеклые краски осени поздней...», «Рябиновый свет», «Гори, костер осенний, догорай...», «Груды спелых плодов в саду...», «О, таинства великие природы...», «К нам музыкой приходит шум весны...» и другие).

По-прежнему крестьянский угол зрения определяет философскую интерпретацию поэтом отношений героя с окружающей его природой. Н. Рыленков в такого рода стихотворениях, используя прием параллелизма, стремится извлечь нравственно-философские уроки из природного существования («Как монотонно лее шумит...»), но символика пейзажных миниатюр, идущая в целом от фольклорной поэтики (ива — «хранительница доброты», рябина, которая «людям светит у скрещенных заветных дорог», «спокойный мудрый август»), наполняется более глубоким содержанием, так как герой в своих духовно-интеллектуальных поисках не останавливается на фольклорном уровне сознания.

Порой лирический герой поэзии Н. Рыленкова пытается даже выйти за пределы установленного в природе распорядка, противостоять неизбежности круга: «Скоро осень... Ну, так что же? Я тебе в саду/ Золотое, наливное/ Яблоко найду...», «Чтоб с открытым взглядом я/ И с душой доверчивой/ От весны не к осени—/ К новой шел весне!», «Но пчелам не надо решать загадок,/ Не знают сомнений в пути шмели,/ А я по-новому в каждый взяток/ Вбираю радость и боль земли».

На своеобразии идейно-художественных исканий зрелого Н. Рыленкова сказалось прежде всего неуклонное стремление поэта соединить в поэзии народно-крестьянское понимание с опытом классической культуры. Будучи «поэтом от земли», Н. Рыленков сохранял постоянную потребность в расширении культурно-исторических горизонтов своих знаний (наряду с поэзией Кольцова, Бунина, Есенина увлекался творчеством Рильке, Рембо, Аполлинера, питал глубокий интерес к древнерусской литературе, истории и культуре родного края), постепенно преодолевая юношескую эклектичность литературных увлечений и вырабатывая избирательный подход к художественным достижениям прошлого. И не случайно в одном из автобиографических произведений Н. Рыленков открыто назвал себя «человеком книжным». Попытка синтеза в поэзии двух пластов народной культуры повлияла, в частности, и на отношения позднего Н. Рыленкова с народно-поэтическими традициями.

Рассматривая фольклор как выражение целостного народного миросозерцания на определенном этапе исторического развития, Н. Рыленков в стихах 60-х годов все реже использует фольклоризмы. Обращаясь в 30-е годы к фольклору как «готовой системе эстетических ценностей и воздействия», поэт в более поздний период стремится к постижению народного опыта не столько в его конкретно-историческом, а духовно-нравственном содержании. Поэтому в решении общечеловеческой проблематики, по-прежнему отталкиваясь от нравственно-эстетического идеала сельского труженика, его системы критериев и оценок, Н. Рыленков в разговоре с современниками опирается также на традиции классической поэзии мысли.

В духе морального кодекса труженика земли, с позиций его мировосприятия решает Н. Рыленков вечные темы в поэзии: «А мастер знает лишь одно бесспорно —/ Что все черствеет, коль черства душа», «Второй натурой ставшее притворство,/ Как ржавчина, съедает стихотворца», «На доброе слово не надо скупиться./ Сказать это слово—/ Что дать напиться», «Жизнь не гладкое поле, и как ни мудри,/ А в мороз календарным теплом не согреться». И язык таких стихотворений, в основе своей литературный, несет отдельные приметы разговорного стиля, включает элементы простонародной речи («черствеет», «коль», «притворство», «как ржавчина съедает», «не надо скупиться», «как ни мудри»). Слова типа: тешиться, сетуй, путь-дорога, кривда, хула, вправду, затень, утаить, — стоящие в ряду стилистически нейтральных, выражают авторское и народно-крестьянское отношение к тем или иным человеческим качествам, явлениям нравственной и духовной жизни. Включенные в контекст общелитературных, слова фольклорного происхождения создают также своеобразный колорит поэтической речи Н. Рыленкова: «жизнь не утаит, перехитрить не даст», «своего не чуждаясь удела», «судьбу переупрямь», «несуетное раздумье», «притворившаяся правдой ложь», «жизнь приукрашивать словом», «удачливость ремесла» и много подобных.

Выражение подлинной народности, истинного демократизма в поэзии Н. Рыленков видел у М. Исаковского, чьи стихи-песни часто имели в лице слушателя или читателя своего соавтора, обрастали новыми вариантами и начинали жить самостоятельной жизнью — то есть обретали фольклорную форму бытования (например, «Катюша»). Интересно, что сам Н. Рыленков в последние годы творчества создает в основном короткие стихотворения, лирические медитации, состоящие из одного-двух четверостиший (рассчитанные, видимо, на легкое запоминание), облекает их в пословичную форму, насыщает афористичными формулировками и таким образом создает доступные по форме и близкие массовому читателю по содержанию произведения, допускающие возможность читательской доработки, существование анонимных вариантов и т. п.

Закономерным в свете творческой эволюции Н. Рыленкова представляется и тяготение поэта к пословичному жанру, более других содержащему мыслительные элементы народного творчества. Работая над лирико-философскими миниатюрами нравственно-дидактического содержания, Н. Рыленков создает целые стихотворения-пословицы:

Хоть выйди ты не в белый свет,
А в поле за околицей, —
Пока идешь за кем-то вслед,
Дорога не запомнится.
Зато куда б ты ни попал
И по какой распутице,
Дорога та, что сам искал,
Вовек не позабудется.

В другом стихотворении «На доброе слово...» каждое четверостишие — законченная пословица со всеми ее признаками: двухчастная композиция, строящаяся на противопоставлении, обобщенность субъекта, взаимообусловленность действий, соответствующие предикативные конструкции (императив, сослагательное наклонение, возвратные глаголы), союзы: «кто — тот», «чем — тем». Чаще такие пословицы, поговорки располагаются в двух последних строках стихотворения, выражая авторскую сентенцию, его мораль, резюме. Язык таких произведений своеобразно сочетал литературные нормы, классические обороты с народными словами и выражениями.

Ведущие черты поэтического своеобразия Н. Рыленкова, особенно самобытно раскрывшиеся в 60-е годы, во многом обусловлены общей творческой установкой художника на воплощение идеальных представлений о мире и человеке, раскрытие положительного опыта народной жизни. С этим связана и определенная декларативность миниатюр Н. Рыленкова («Строфы раздумий»), в которых поэт стремился проводить программу вполне реальных и конкретных практических действий: «Пройти свой круг,/ Чтоб и начальных троп под старость не стыдиться», «всегда спешить в пути земном/ Хоть чуть-чуть прибавить людям счастья», «высечь словом искру из камня,/ Сердце друга строкой согреть» и т. п.

Выходцу из деревни, Н. Рыленкову было свойственно сознание своей вины, не до конца выполненного долга перед земляками-тружениками, но чувство вины не переходило у него в состояние раскаяния, не вело к самобичеванию, как в стихах некоторых молодых поэтов 60—70-х годов, чьих героев «терзали грани меж городом и селом». Позитивным характером творчества Н. Рыленков отличался даже от поэтов, близких ему по социальному опыту и мироощущению, например, А. Твардовского, А. Яшина. Имея в основе народный критерий пользы, стихи Н. Рыленкова проникнуты утвердительным пафосом: «Я не могу забыть, что у меня/ Есть долг земной, не терпящий ни дня,/ Что ждет с обжатой нивы урожая/ Моя земная, кровная родня».

В лирических миниатюрах Н. Рыленкова 60-х годов нравственно-дидактическая тенденция его творчества нашла наиболее законченное и зрелое выражение. Содержащие итог размышлений поэта, готовые выводы, решения, оценки, стихи принимают форму уроков народного опыта. Таковы его суждения об искусстве («Как ремеслом искусно ни владей,/ Из праздных слов не сложишь стих напевный./ Святое право волновать людей/ Дается лишь тревогою душевной»), смысле человеческой жизни («Жизнь любить — не значит восхищаться/ В ней мгновеньем каждым день за днем,/ А всегда спешить в пути земном/ Хоть чуть-чуть прибавить людям счастья»), о совести («Уйдешь от всех ты,/ Кто тебя не судит,/ Но не уйдешь/ От Совести своей./ Она вернет с пути,/ В ночи разбудит./ Не только слово—/ Мысль подсудна ей»), истинном патриотизме («Кто вправду любит родину свою,/ Тому любовь глаза не затуманит,/ Тот свысока глядеть в чужом краю/ На любящих иную даль — не станет») и т. д. Просветительскими задачами обусловлен пафос утверждения положительного и порицания отрицательного через нравоучительные примеры, назидания читателю в лирике Н. Рыленкова.

Некрасовское понимание назначения поэта — сеятеля «знаний на ниву народную», позиция великого народного поэта-демократа, мечтавшего о времени, «когда мужик не Блюхера/ И не милорда глупого — Белинского и Гоголя с базара понесет», были близки своим учительским началом и Н. Рыленкову.

Л-ра: Целостность художественного произведения. – Л., 1986. – С. 83-90.

Биография

Произведения

Критика