31-01-2021 Пол Остер (Paul Auster) 228

Стилистические особенности романов П. Остера

E. H. Мазана, E. В. Полховская

Феномен идиостиля писателя-постмодерниста интересен, прежде всего, тем, что «из гетерогенных элементов культуры прошлого постмодернизм создал новый язык, что ему присущ собственный стиль». Поскольку теория постмодернизма основывается на понимании литературного процесса как постоянного взаимодействия текстов и мировоззрений, а принцип «абсолютной цитатности составляет внутреннюю стилистику литературы», анализ поэтических систем современных авторов, стилистических особенностей их художественных произведений целесообразно проводить с учетом конкретных вербализованных вкраплений «чужого слова», которые занимают конкретные позиции в данном тексте. Цитаты, аллюзии, реминисценции являются основными структурными элементами включений «чужого слова» и сами могут входить в состав тропов и стилистических фигур, способствуя приращению смысла. Следовательно, изучение способов и функций актуализации интертекстуальных отношений посредством стилистических средств представляет значительный научный интерес.

Цель данного исследования состоит в изучении особенностей стиля романов известного американского прозаика Пола Остера (Paul Auster) с учетом их интертекстуальных связей.

Особенностью стилистической манеры П. Остера является то, что аллюзивный смысл в его произведениях несут единицы различных уровней языка, а также элементы разных уровней организации текста. В одном из своих многочисленных интервью П. Остер сказал: «Стиль - это как часть твоего генетического кода, как твое тело. Когда я был молод, я думал над стилем все время. Тогда мне нужно было найти способ выразить себя. По прошествии лет он становится для тебя таким естественным, что ты больше о нем не думаешь. Единственное, что важно, - правильно рассказать историю. Сейчас меня больше волнует содержание». Однако утверждение автора, похоже, распространяется не на все его произведения, ведь, по признанию самого писателя, в романе «Тимбукту» («Timbuktu», 1999), например, язык имеет гораздо большее значение, нежели сюжет: «Timbuktu probably has less to do with plot - very little happens in the book - but it has a lot to do with language». Этот роман и ряд других, написанных на разных этапах творчества писателя («Стеклянный город» («The City of Glass, 1985), «Бруклинские глупости» («The Brooklyn Follies», 2006)) - результат сложного, тщательно продуманного языкового эксперимента автора.

Созвучные языковые единицы чаще всего являются семантически разнородными, но объединены при этом смысловыми связями, которые «противоречат типовым семантическим отношениям в нормированном языке»: Yes, we Yank shave given the world the zipper and the Zippo, not to speak of zip-a-deedoo-dah and Zeppo Marx...». Такое намеренное сближение слов с повторяющимся слогом zip и аллитерацией согласных z и р в «Timbuktu» привлекает внимание к содержанию высказывания - подчеркивается мысль о том, что Америка действительно подарила миру застежку-молнию, знаменитые зажигалки, песню из диснеевского мультфильма «Song of the South», а также участника популярного квинтета «комедии абсурда». Кроме того, происходит приращение эстетического потенциала авторского текста.

В романах писателя нередко встречаются случаи, когда умело созданная звуковая гармония самоценна, не подчинена задаче более точного изложения информации. В романе «The Brooklyn Follies» автор вводит в текст имена известных американских писателей XIX века Э. А. По и Г. Д. Торо, эксплицитно отсылает читателя к их творчеству, прежде всего для того, чтобы привлечь внимание к своим оригинальным стилистическим решениям: «Edgar Allan Рое and Henry David Thoreau. An unfortunate rhyme, don’t you think? All those o’s filling up the mouth. I keep thinking of someone shocked into a state of eternal surprise. Oh! Oh no! Oh Poe! Oh Thoreau! But woe to the man how reads Poe and forgets Thoreau. Not so?». П. Остер рифмует имена, а затем делает их отправной точкой потока звуковых ассоциаций. Нагромождение следующих один за другим рифмованных звуков завораживает читателя, вызывает желание произнести их вслух.

Безудержная рифмовка слов широко представлена и в «Timbuktu»: «That’ sright, Italy. Nitty-gritty Italy, land of witty ditty and the itty-bitty titty - yet one more place I’ve never been to». Стилистический эффект достигается здесь не за счет манипулирования семантикой слов, а за счет утраты их логического значения. Читатель из интерпретатора смысла превращается в созерцателя самодовлеющего движения мысли. Примечательно, что эти рифмы, встречающиеся в различных комбинациях, имеют весьма широкую сферу бытования. Они фигурируют в названиях фильмов («Nitty Gritty behind Itty Bitty Titty Committy») и музыкальных групп (Nitty Gritty Dirt Band), псевдонимах музыкантов и т. п. Разумеется, здесь не приходится говорить о непосредственной интертекстуальной связи, разве что - о так называемой «памяти рифмы», то есть о «способности слова вызывать в памяти близкозвучные слова».

Обращает на себя внимание также широкое использование спунеризмов, анаграмм и фонетических хиазмов, каждый из которых выполняет в контексте свою эстетическую задачу: DOG - GOD, SANTA - SATAN, grilled cheeseburger - chilled greaseburger, «cure pom with com - pure com will cure pom». Однако для данного исследования особый интерес представляют такие случаи манипуляции звуковой природой слова, которые предполагают не только декодирование фонетических стилистических явлений, но и выявление интертекстуальных отношений. Например, «I’d rather have a bottle in front of me than a frontal lobotomy» - именно такой заголовок имеет популярная некогда в США песня, написанная Р. Хэнзликом. В ней речь идет о двух сломленных жизнью друзьях, один из которых топит тоску в вине, а другой превращается в безумную жертву лоботомии. Читателю предоставляется возможность самому развернуть аллюзивную связь - провести параллель с романом «Timbuktu», в котором главный герой Вилли Гуревич, бродяга, бунтарь и пьяница, оказывается перед угрозой в очередной раз очутиться в сумасшедшем доме. Эстетическое удовольствие, получаемое при угадывании и раскрытии аллюзивного смысла, усиливается восприятием эвфонического эффекта. Этот эффект достигается за счет того, что звуки первой части фразы (bottle front) повторяются в обратном порядке во второй (frontal lobotomy).

Особый интерес в текстовой структуре остеровских произведений представляют «говорящие» имена собственные, которые служат своеобразным «ключом» в раскрытии художественного замысла писателя, слагаемым идиостиля писателя. Иногда они передают какой-то специальный смысл, особое значение, в котором выражена авторская идея, способствуют раскрытию интертекстуальных связей между текстами. Таких аллюзивных имен, дающих какую-либо характеристику персонажу - эмоциональную, ироническую, сатирическую и т.п. - в творчестве Остера великое множество: Socrates, Miss Rapunzel, Pocahontas, Cyrano и другие. Ассоциативные связи чаще всего прозрачны и не требуют особого комментария - на то эти имена и «говорящие». Они обычно стилистически верны и точны, соответствуют всему духу и целям произведения, несут характерный колорит, являются одним из средств, создающих художественный образ. Однако есть в романах Остера и такие прозвища, смысл которых может быть скрыт от поверхностного чтения. Например, Signor Puccini (от англ. pooch - собака, дворняжка) является результатом сложного взаимодействия игры слов и антономазии. Кроме того, данное имя рождает безошибочную ассоциацию с фамилией известного итальянского композитора. Абсурдность намеченной автором параллели создает комический эффект - кличка животного приобретает в тексте высокий стилистический тон. Обращают на себя внимание и другие иронические трансформации имени собственного, когда номинации, традиционно возвышаемые в культурной традиции, становятся стилистически сниженными, например, за счет вклинивания разговорной и даже табуированной лексики, например, Santa bloody Claus. Создаваемые широким спектром лингвостилистических средств, такие авторские находки напоминают читателю об игровой природе языка, а неожиданные, парадоксальные и в то же время любопытные наблюдения заставляют пристальнее вглядываться в форму слов.

Вообще, язык у П. Остера выступает как модель, порождающая мысль, задающая комбинации и шрифты в игре с читателем. Особое значение в структуре остеровских романов приобретает игра с именами собственными, основанная на многозначности, омонимии, корневой игре, антонимии и паронимии. Она органично вписывается в метафорические и аллюзивные контексты.В романе «The Brooklyn Follies», отсылая читателя к знаменитым строкам «Божественной комедии» Данте: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу». Остер дает понять, что имя одного из главных персонажей романа - Тома Вуда (Wood - лес), мучительно переживающего кризис среднего возраста, в контексте логически и эстетически значимо: «Тот Wood. I know all about you. In the middle of life’s journey, I lost my way in a dark wood». Языковая игра становится пружиной творческого механизма восприятия. А активизация в сознании читателя определенных «затекстовых пластов» способствует приращению смысла.

Прецедентные тексты для таких языковых игр Остер выбирает самые разнообразные: строки из песен, отрывки известных реклам, произведения и фамилии классиков, библейский текст. Столь же разнообразны и способы построения игры. Чаще всего они влекут за собой создание комического эффекта. Обыгрывая имена известных лиц, автор развлекает читателя, ловко манипулируя логическими и номинативными значениями слов, например Готорн и боярышник, Буш и куст. Он включает оба значения в один, часто неожиданный, контекст: «If enough people think like you in the swing states, Bush will win<...>«Do you know what happened last time a nation listened to a bush?<...> Its people wandered in the desert for forty years.». Читатель с интересом наблюдает, как происходит скрещивание и взаимная трансформация смыслов текстов, вступающих во взаимодействие. В романе «The Brooklyn Follies» П. Остер добивается комического эффекта посредством двойной импликации, называя одного из героев Джеймс Джойс. Поскольку родители Джеймса никогда не слыхали имени его знаменитого тезки, а назвали его в честь деда по материнской линии, то в романе персонаж именуется «the James Joyce who was not James Joyce». Неожиданные ассоциации, замены компонентов известных произведений художественной литературы на нелепые, но сходнозвучащие, создают запланированный автором эффект «обманутого ожидания»: «the portrait of the artist as a young moron» (иронически травестированная аллюзия на роман Джеймса Джойса).

Важным выразительным средством в художественном арсенале П. Остера являются аллюзивные сравнения. Они используются для отождествления определенных фиксированных характеристик. «В сравнениях и метафорах часто выступают имена собственные, которые служат концентрированным «сгустком» сюжета текста, вошедшего в литературную историю». П. Остеру удается точно подбирать созвучные его мыслям внешние контексты, реализующие в принимающем тексте смыслообразующую функцию:

«Тоm: The world. The big black hole we call the world... I can’t take it anymore, gentlemen. I want out.

Harry: Out? And where are you going to go? Jupiter? Pluto? Some asteroid in the next galaxy? Poor Tom-All-Alone, like the Little Prince marooned on his rock in the middle of space». Инкорпорированная в данный контекст аллюзия на «Маленького принца» А. де Сент-Экзюпери помогает передать и в определенном смысле подчеркнуть наиболее существенные моменты в создаваемом образе - одиночество персонажа, его ощущение заброшенности. Однако далеко не всегда включение в текст романов П. Остера «чужого слова» означает сохранение или экспансию исходной информации прецедентного текста. Аллюзии могут использоваться автором в качестве перифразов, позволяющих более экспрессивно выразить мысль, избежать повторов и т. п. Например, в тексте «Timbuktu» оказываются «вкрапления» из Библии, отсылающие к истории об Исаве и Иакове: «he had sold his birth right for a mass of porridge», но содержательно-концептуальная информация претекста писателем редуцируется и по существу сводится к фразе: he was no longer free.

Таким образом, для авторской манеры Пола Остера характерно широкое использование фонетических, морфологических, лексических стилистических средств, включающих в себя интертекст. Их конвергенция помогает автору в создании сложных художественных образов, в достижении звуковой гармонии, комического эффекта и эффекта «обманутого ожидания», в придании высказыванию экспрессивности. Сложные языковые эксперименты писателя прививают читателю вкус к языку, учат творить в процессе чтения.

Л-ра: Англістика та американістика. – Дніпропетровськ, 2011. – Вип. 8. – С. 199-203.

Биография

Произведения

Критика