Григорій Квітка-Основ'яненко. Выбор исправника

Примітки

Вперше надруковано: Дворянские выборы, часть вторая, или Выбор исправника. Комедия в четырех действиях, в прозе. Москва, тип. П. Степанова при императорском театре, 1830. Уривки друкувалися в московських журналах: 7 і 8-а яви з другої дії – «Галатея», 1829, ч. 10, № 50, с. 205 – 224; перша дія – «Московский вестник», 1830, ч. 1, с. 239 – 279.

Автограф невідомий.

Цензурний дозвіл С. Глінки – 27 листопада 1829 р. У листі до C. Аксакова від 17 квітня 1829 р. Г. Квітка-Основ’яненко повідомляє: «Вторая часть «Выборов дворянских, или Выбор исправника», в 5 действиях, скоро вышлется на рассмотрение Ваше. С нею я больше занимался, и она, кажется мне, ловчее будет. Жалею, что и с первою поспешил, – я не ожидал, чтобы она так далеко шагнула» {Квітка-Основ’яненко Гр. Твори у 8-ми т., т. 8, с. 115).

Комедія була заборонена театральною цензурою. Цензор III відділу Є. Ольдекоп у своєму рапорті 1831 р. доповідав, що друга частина «Дворянских выборов» за змістом близька до першої частини, забороненої до постановки, що деякі її сторони можуть бути приємні тільки «чорному народові». 31 березня 1831 р. «Дворянские выборы, часть вторая» були заборонені до вистави.

Однак комедія ставилася за життя Г. Ф. Квітки-Основ’яненка. Про це свідчить і сам письменник, зазначаючи в листі до Ф. Коні від 20 липня 1840 p., що його дружина Анна Григорівна («ценсор мой») бачила її на сцені (див.:Квітка-Основ’яненко Гр. Твори у 8-ми т., т. 8, с. 187). Трупа І. Дрейсіга 1845 р. ставила комедію в Тифлісі.

Подається за першодруком.

«Галатея» – російський щотижневий журнал літератури, новин і мод, видавався в 1829 – 1830 та 1839 – 1840 pp. у Москві С. Є. Раїчем. У ньому друкувалися твори Є. Баратинського. Ф. Глінки, В. Жуковського, О. Пушкіна, Ф. Тютчева та ін.

«Московский вестник» – російський двотижневий журнал, виходив у 1827 – 1830 pp. Офіційний видавець – M. П. Погодін; фактично журнал видавався членами «Общества любомудрия»; активну участь у ньому брав О. С. Пушкін.

Дворянские выборы, часть вторая, или Выбор исправника

Комедия в четырех действиях, в прозе

Действующие лица

Василий Петрович Твердов – уездный предводитель.

Семен Андреевич Скромов, Захар Прохорыч Проживайкин, Mакей Сидорыч Лупилин, Степан Кузьмич Думалиин, Андрон Парамоныч Выжималов, Амельян Панкратьич Забойкин, Прохор Еремеич Драчугин, Макар Макарыч Подтрусов – дворяне того же уезда.

Демьян Терентьевич Ненасытин – служащий исправник.

Матрена Спиридоновна – жена его.

Софья Васильевна – дочь ее от первого мужа.

Домна Трифоновна Пересолихина – жена стряпчего

Мадам – торгующая модами.

Плутовкин – протоколист дворянского собрания.

Бутылочкин – содержатель гостиницы.

Трофимыч – волостной голова.

Шельменко – волостной писарь, малороссиянин.

Агафон – выборный.

Сотский.

Акулина – крестьянка, старуха.

Слуга Ненасытиных.

Несколько дворян.

Девки Ненасытиной.

Трактирные слуги.

Действие первое в деревне, а прочие в губернском городе, в декабре месяце.

Крестьянская изба. Ночь.

Явление I

Выжималов, Драчугин, Забойкин в теплых куртках, сюртуках – по-дорожному; иной ходит, другой сидит, все курят трубки. На столе пустые штофы, стаканы, самовар и догорающая свеча. Акулина в стороне у печки прядет и иногда дремлет.

Драчугин.

Эка беда! Уж скоро рассвенет, а выборного нет как нет! Какова-то еще погода?

Акулина

(продувает окно и присматривается).

Ничего ня видна; а вьюга бьет, што и госпади!

Выжималов.

Уж я говорю: какова бы ни была погода, хоть дуй себе мятель жесточе вчерашнего, а ехать надобно. Легко сказать: почти целые сутки на одном месте. Уж в губернии, чай, со всем управились и решили все.

Драчугин.

Крепко жаль будет. Три года ожидали выборов, да коли опять по пустякам, так я и дворянином не хочу называться.

Забойкин.

Не удастся им теперь нас оттереть. Все наше там, и мы возьмем верх; сегодня наши выборы, и мы как снег им на голову – и все пойдет по-нашему.

Драчугин.

Ой не хвалися, Амельян Панкратьич! Много взял в прошедшие выборы? Не оттерли бы и теперь-то.

Выжималов.

Не будь я Андрон Выжималов (бьет кулаком по столу так, что стаканы задребезжали; Акулина, испугавшись, вскочила), коли не на своем поставлю! Умничай они как хочешь, а что сделают? Ничего. А Достойнов, который в прошлые выборы заварил кашу, теперь гриб съест; Твердова же никуда не пущу.

Забойкин.

Прошлый раз, признаться, как на льду нас подломили, а все эти умствующие! Шло бы дело да шло, не нами оно началось…

Выжималов.

Да не на нас же и кончится. Ну, что они думают; перевели запасных? Ан мы и без запасных управимся.

Забойкин.

Помнишь, как губернский читал рацею, чтобы неимущие дворяне лучше шли в военную, чем-де наниматься в запасные. Благодарен за милость! Из воли да в неволю! Слыхали мы об этой военной! Чего-то не выдумают! Уж не за цеп ли приняться да молотить? Так ведь честь нашему брату дворянину дороже всего!

(Бьет себя в грудь, а Акулина, вздремнув, пугается.)

С голоду умру, а на бесчестное дело никак не пойду!

Драчугин.

Да что взяли? Ерофеич, подобрав молодцов, начал промышлять лошадками. Вот ведь, кажется, и дурак, а так их ловко сводит, что и умному на удивление; из рук вырывает, и после хоть не ищи.

Выжималов.

Как воровать да концы хоронить, так ум есть.

Забойкин.

Это, братцы, не ум, а страсть. Я про себя скажу: уж коли завижу лошадку, ну, вот так за душу и возьмет. Не ем, не сплю, а уж выменяю и всегда с выгодою. Охота ума придает.

Драчугин

(выцеживая водку из штофа).

Тьфу ты пропасть! Нет уж более ни капли. Как тут быть?

Забойкин.

Да где выборный запропастился? Его дело снабжать нас всем. Эти скоты не должны ничего жалеть для нас.

Акулина.

Пабег за лашадьми. Вишь, велел девятёрку, так рыща па дварам. Народ беднай, живем на трахту, драча завсягды, десятай рази кабылёнку держа.

Выжималов.

Ну что за беда: в три года один раз отвезти до города? Не велико еще дело.

Акулина.

Ты гавари адин, а я те скажу, кали в день праедя их тройка, так то ища тиха.

Выжималов.

Что же, это все военные?

Акулина.

Да кали бы те ваенные, так мы им ишо и рады. Как их бог пранося, так усё за плату; да ишо камандеры сабярут мир да выпытывают, усе ли деньги тем па рукам розданы, хто вазил; а кали мало-мальски што не так, так уж грымае, грымае: падай мужику яго яму!

Драчугин.

Какие же дьяволы тут часто ездят?

Акулина.

Да вот не хужа вашай чести. Как набягит да завапит: лашадей! лашадей! Выбарного в уха, соцкого по мордасу, а их дело тёмная, люди глупые! Вестима: с началам не маги паспорить.

Драчугин.

Так это все исправник?

Акулина.

Пакойнай, што бул, так бают, што кали набягит да кали пра абеды мирские праведа, так уш выбарного научая, научая! Меня, гаварит, абедь, а мужика не абеждай, мужик бесславеснай. Ну, да ён памер, а сяго-та мы ишо и не видали. И то вястима: иной шишимара, не хужа как и вы, набягит да и ваюя, а выбарнай, хоть бы и выбарнай: усё мужик, ничего ня знает.

Выжималов.

Наше дело, бабушка, другое, мы не по себе едем, нам нужно.

Драчугин.

Да что выборный в самом деле нейдет? Скоро рассвенет.

Акулина.

Скора-таки рассвене. Я уш вдвоя напряла пратив того, как сама встаю; а таперва вы гуторками да песнями сбудили меня, чай, с полначи, што и пятух не кричал.

(Прибирает свою работу.)

Халадненька в избенке станавится, дравец бы падкинуть, да узять-то негдя. Вот, гаспада, хаша бы гривенничак выкинули бы-та за хватеру да за светла…

Забойкин.

Убирайся ты, старая хрычовка! Еще тебе и деньги давать? Что ж нам от мятели пропадать было, что ли? Я и то, ожидая, пока отопрешь, чуть окон тебе не перебил. Тогда как бы ты нагревала свою избу?

Акулина ворчит и, прибрав свою работу, ложится на той же скамейке у печки.

Драчугин

Выйду-ка я поглядеть, не ведут ли лошадей? Свисну молодецким посвистом, крикну богатырским покриком, чтобы выборный стал передо мной, как лист перед травою.

(Уходит.)

Явление II

Прежние без Драчугина.

Выжималов

(ходит).

От скуки не знаешь, чем и заняться.

(Садится.)

Ох-ох-ох! И ноги что-то не служат. Неуж-ли от ночной гульбы? Видно, уж и старость приходит!.. Пивал я в свой век довольно, а теперь что-то подался.

Забойкин.

Вот пью же не меньше тебя, а не знаю, что то пьяным быть, то есть, чтобы меня бесчувственна положили, исключая как с великородными случится пировать да подадут виноградные да французские. Нет! то не наша компания!

(К концу явления становится пьян.)

Выжималов.

Эти виноградные да заморские – дьявольское наваждение! Мой покойный отец, он в сем деле много знал, бывало, крепко-накрепко приказывает: пей, Дроня, свое, русское, не изменяй ему – и оно тебе не изменит, а с иноверными не связывайся. Ну, то был век, а наше другое дело. Он, сидя над бумагами, по-старинному трактиров не знал, а просителями потчеван был на домах; чрез то и деньгу скопил, а мне оставил уже недвижимое имение. Вот как я выведен в чины, да в люди, да стал помещиком, так и надобно жить на благородной ноге, и с мадерой знакомиться, и у себя ее заводить. Ох! то ли дело старина!

Забойкин.

Ну что в ней толку? По старине был ты не более как копиистишка, ведь отец не передал тебе своей премудрости? А теперь ты дворянин, да по душам и не последний; служил по выборам, и еще выберем. Вот я и про себя скажу: мой покойник был домашним шутом у одного барина. Шутя да шутя, его записали в полк, и я еще помню, как он шутовские кафтаны носил, а там и прапорщиком сделали, все для ради шутки; а там и дворянску грамоту дали. Хохоту было довольно!

Выжималов.

Ведь к тому же я и хвалю старину. Небось теперь, как хочешь шути, прислуживай, изворачивайся, не токмо дворянства, последнего чинишка не добьешься без службы, да еще и служба какова! Вот твой отец и чины, и дворянство, и имение вышутил.

Забойкин.

Нет, брат, и старинные вольможи были с умом. Все доставили, кроме имения. Это уж он сам собой проведал невесту, для которой нужно было звание; ну, он ей это и доставил, а благодетель ее имением снабдил, да меня в придачу!

Оба хохочут.

Явление III

Те же и Драчугин.

Выжималов.

Ну, что слыхать?

Драчугин.

Уж рассветает, а наших лошадей не слыхать. Колокольчик вдали раздается, видно, сюда же едет.

Выжималов.

Если по подорожной, то держитесь, господа, дружней. Не дадим своих лошадей, хоть на драку.

Драчугин.

Проучить бы этого выборного. Бросил нас, как в степи. А бедный караульный, что у саней! Совсем почти околевает! И не мудрено: с самого вечера на часах.

Выжималов.

Да что там караулить? Сани все пустешеньки! Это все Забойкин.

Забойкин.

Да оно все-таки важнее, как есть часовой. Благо – слушают.

Акулина

(привстав, смотрит в окно).

Вон те и яшо прибегли. У! да усе в снягу! Эка вьюга их била!

(Вздрагивает и опять ложится.)

Явление IV

Те же, Подтрусов и Думалкин в шубах и шапках по-дорожному.

Подтрусов

(не снимая шапки).

Э! Ужаснейший холод! Околел совсем.

(Протирая глаза.)

Что здесь за проезжие?

Выжималов.

Дворяне.

Подтрусов.

Куда путь лежит?

(Снимает шапку и шубу.)

Выжималов

На выборы.

(Узнав Подтрусова.)

Ба, ба, ба, ба! Макар Макарыч! Какими судьбами? Уж это из губернии? Стало, выборы кончены? Кто у нас исправники? Кто из нас куда попал?

Забойкин

Рассказывай скорее, отчего вы так скоро кончили?

Подтрусов.

Какое рассказывай! Язык не шевелится. Ведь я и сам на выборы тащусь, вот, как говорится, девятый день десятая верста. Вчера вечером, знаете, откуда мы выехали? Из Демьянска. Это семнадцать верст мы ехали всю ночь и чуть-чуть не пропали. Теперь позаботиться, как бы скорее достать лошадей, да, отогревшись, и в путь.

Забойкин.

Погодите же: вот явится выборный, так велю и вам тройку поставить.

Подтрусов.

Да что у тебя выборные в команде, что ли? По какому праву ты ими командуешь?

Забойкин.

По тому праву, что еду на исправничество.

Подтрусов.

Ой, да верно ли это?

Забойкин.

Да так-то верно, что ты увидишь.

Подтрусов.

Смотри, брат, не ожгися опять: ведь и тогда на верное бил.

Забойкин.

Тогда от затеев наших умников все выборы на вонтараты пошли; но теперь не удастся: мы взяли свои меры. Да не соперник ли ты мне?

Подтрусов

(притворно).

И! куда мне в такую знать забираться! Я больше еду по делам, да вот Степан Кузьмич меня пригласил; а мне бы еще хотя чрез неделю.

Забойкин.

Смотри, не вздумай мешать. Вот это все мои шары, да каждый из них обещал еще напросить знакомых, да еще кое-кто из милости положит. Не отставай уж и ты: катай Андрона в судьи, Прошу – в заседатели, меня – в исправники, а мы тебе будем помогать.

Подтрусов

(все притворно).

В чем мне помогать? Разве только пробаллотироваться, чтобы в кандидаты себя упрятать?

Выжималов

(Думалкину).

А вы, Степан Кузьмич! хотите ли занять должность и какую?

Думалкин.

Знаете, я все думал, как мне быть, и нахожу, что лучше служить; а когда служить, так мне очень нравится служить, знаете, исправником.

(Кланяется всем.)

Драчугин.

Губа-то у вас не дура!

Забойкин

(Думалкину).

Вы, конечно, сударь, недавно в отставке? Я еще не имею чести быть с вами знаком. Позвольте узнать, где вы служили?

Думалкин.

Знаете, я нигде не служил, а батенька меня записали в казенную палату; да как они умерли, так я и вышел в отставку, за это мне и чин дали.

Забойкин.

Конечно, чтобы скорее выходили. А какой это чин?

Думалкин.

Губернский…

Драчугин.

Да кто же губернский? Секретарь или регистратор?

Думалкин.

То-то и есть, что мне секретарем уже не хочется быть, а уже каким бы ни было, да исправником.

Выжималов.

Конечно, то ли дело! Но после батеньки осталось вам имение, так не лучше ли заниматься хозяйством?

Думалкин.

Я таки занимаюсь.

Забойкин.

Какою частью преимущественно?

Думалкин.

Знаете, я гоняю голубей.

Все хохочут.

Выжималов.

Часть преполезная. Только вы привыкли своих голубей кормить да нежить и оберегать от ястребов, а теперь сами захотели быть ястребом.

Забойкин.

Я вам отвечаю, что он будет лихой исправник. Насмотрелся уже, как должно ощипывать.

Думалкин кланяется.

Подтрусов.

Не шутите, господа! а выберите его в какие хотите, только в исправники, а уж он вам задаст пир на вес мир.

Забойкин.

Ой да так ли, Степан Кузьмич?

Думалкин

(всем кланяется).

Как же! Непременно, непременно!

Подтрусов.

Я вам за него ручаюсь: я взялся распоряжать его делами и заранее зову вас на попойку.

Выжималов.

Ваши гости. Рады стараться в обоих случаях. Вот рука, что мы вас поддержим и себя не уроним.

Подтрусов.

Но подумайте, господа, не поздно ли мы приедем?

Драчугин.

Нет, вчера только лишь все премудрости кончены: губернского предводителя да заседателей палатских, а сегодня наш праздник. Мы бы еще ночью были в городе, да мятель помешала. С вечера как засели, так вот все и горюем.

Подтрусов.

Так ваши лошади скоро и выкормятся?

Забойкин.

Какое выкормятся! Мы на обывательских животах; приведут – и мы сейчас укатим.

(В сторону.)

Кой черт! Неужли и меня разобрало?

Подтрусов

(в сторону).

Ах, злодеи! Подсекут они меня!

Явление V

Те же, выборный и сотский входят торопливо, перемерзшие, шапки и рукавицы кидают у дверей.

Выборный.

Лошади вашей миласти усе гатовы.

Сотский.

Усе гатовы.

Забойкин

(к выборному).

Как же ты это, бездельник, так долго нас проморил? Свет белый, а мы еще здесь сидим. Ах ты, рожа глупая! Я тебе все ребра пересчитаю.

(Стучит ногами, к сотскому.)

А ты что трясешься?

(Выборному.)

Сколько лошадей привели?

Выборный

(со страхом).

Девятёрку, ваша благородия; махам запрягем.

Забойкин

(хотел его ударить, пошатнулся и дал промах).

Ах ты, мошенник! Ты еще и обороняешься? Держи меня.

(Выборный его держит, а он кричит.)

Стой! Не шевелися! А почему не-не-не двенадцать?

Выборный.

Да… да… ваша благородия приказал девятёрку…

Забойкин.

Я приказал. А ты должен был догадаться, что еще дворянство подъедет. Вот я тебя… Ворочусь из губернии исправником, наеду с рассыльщиками – так тогда и будешь меня помнить.

Выборный.

Да я и за вечерняе буду помнить вашу миласть.

Забойкин.

Где голова? Выборный. Не бывал яшо.

Забойкин.

Всех проучу, мошенники! Он не знал меня здесь на тракту дожидаться? Да и дворянство проезжает; всякий из нас исправник. Встречай, давай лошадей и всего, что потребуют. Чтобы сейчас вот здесь тройка лошадей явилась, иначе по волоску бороду выщиплю.

Выборный

(бросается на колени).

Памилуйтя, ваша праисхадительства! Хоть бы я сам перед твоею миластью канем стал, кали одна клячонка в дере…

Забойкин.

Ах ты…

(Бросается, чтобы бить выборного.)

Выжималов.

Постой, брат, не горячись по-пустому. Плетью обуха не перебьешь. Послушай-ка, выборный! У меня нет никакой поклажи, так моих лошадей вот во вновь приезжие сани, да как можно скорее.

Выборный

(кланяется и сотский также).

Благадарствуям, ваша асеятельства, што нас, бедных, пажалавали! Ну, Дёма! бяги запрягай скарейча и приди скажи, как запрягут.

Сотский

(уходя).

Пабягу и сейчас запрягу.

Думалкин.

Знаете, я еще чаю не пил. Не прикажете ли, я велю согреть? Я думаю, это лучше…

Подтрусов.

Думать было да приказывать, пока мы здесь сидели, а теперь нужно поспешать. Теперь мудрено и квартиру найти.

Выжималов.

О! не тужите, я заказал Бутылочкину оставить несколько номеров за нами, все поместимся. Трактир порядочный, и у него все отличное.

Сотский

(вбегая).

Завсем гатова, усе лошади гатовы.

Выжималов.

Ну, братцы, поедем! Сотский! неси самовар и уложи хорошенько. Где шубы? Живее, братцы, живее!

Все одеваются в шубы.

Выборный

(издали, боясь подступить к Забойкину).

Ваша асиятельства – благародия. Лашади гатовы. Изволите паезжать.

Забойкин

(шатаясь немного).

А, мошенники! Подавай шубу!

(Надевает.)

Веди меня да уложи в сани.

(Идет шатаясь; выборный его ведет.)

Что ты шатаешься? Не умеешь вести? Я тебя проучу, я тебя…

(Уходит со всеми.)

Акулина

(во все сие явление лежала, спала; при шуме вздрагивала, просыпаясь; теперь проснулась совсем, зевала и встала с скамьи).

Убралися! Екую голову мне нашумели и вот не дали, таки не дали мне ни малёханька уснуть. Их дела баярскаё; да усё вяликие гаспада, усё справники! Да и надушили же праклятым винищем, словна как была на пахаранах маво Ахрема. Вястима, ани на то дваряне; и где прастому мужику с ними равнятца! Чу! пакатили!

(Смотрит в окно.)

Пабегли! А выбарнай с соцким инда угарелые, видна, на дарогу ишо патузили? Охо-хох! Бедные, глупые люди! Ну да вястима, ани на то капитан-справники…

Явление VI

Акулина, выборный и сотский, входя, почесываются.

Акулина.

Што, сватушка! правадил сваих гастей?

Выборный.

Сгинь их галава! Веришь, Трахимавна! глижу и ня вижу ничего; слушаю и ня слышу ничего. Усю память отбил, усю бараду абарвал; вона сколька нарвал!

Сотский

(сквозь слезы).

А што, дядя, кабы нам пайти пажалетца-та?

Акулина.

Да што жалетца? Ани, знашь, на то справники. Дуй их гарой!

Сотский.

Да рази старшога и нету-те над справникам? Ну, казначею, што, знашь, треушил меня, как казну вазили да яму на паклон ничего ни принясли. О! да ен больна бье!

Выборный.

Экой ты, Дёма, глупой! Простата сердешная! Свету ты ня видел и ничаго ня знашь! Да каму ты пажалишься? Эхе-хе-х! Веть усё господа! Ворон ворону глаз ня выкале, а тея жа абвинаватят. Тярпи!

Акулина.

Вястима, вястима так, ня зымь их! Так уш на раду написана: им нас бить, а нам им кланятца. О-ох!

Выборный.

Ой, да пакланилися жа мы им усякаю усячиною! Чай, дома-та ане галадуют, што здеся так жрали да пили?

Акулина.

Не, Агахфон Сидарач! Мой пакойнай Ахрем Авдеич сам был выбарным, так бая было, што у справника у даму усего давольна, да и привозят усяго ежеденна; а как паедя па валастям, так апять усего требуя; а чаго не пакуша, так из сабой забира.

Выборный

(вздохнув).

И то правда! На то ён справник.

Сотский

(испугавшись и сквозь слезы).

Охти, дядя, прибегли ишо дваряне. Бяда!..

Выборный.

Абарани господь!

(Посмотрев в окно.)

И взаправду! Гледи! Каляса? Сватьюшка Акилина Трахимавна! Не дай умереть невременно; схарани мои костачки, где знаяшь, али пакажи, куда бы шмыгнуть.

(Бегает по избе.)

Сотский

(также бегая, кричит).

Ой, прапали мы, прапали! Дваряне набегли!

Выборный и сотский бегут и в дверях встречаются с Скромовым, пугаются, дрожат и кланяются.

Явление VII

Те же и Скромов в дорожном теплом платье.

Выборный

(кланяясь).

Сейчас, ваша благородия, сейчас лашади будут.

Сотский

(так же).

Я вот мигом за ними слетаю-та.

Скромов

(удерживая их).

Не беспокойтесь, друзья мои, мне лошади не нужны; я еду на своих. Остановился же только, покуда мои люди сыщут нанять проводника; совсем занесло дорогу.

(Акулине, которая прибирает с своей скамьи постель.)

Здравствуй, старушка! Пожалуйста, не хлопочи, мне ничего не нужно. Да не кабак ли это?

Акулина.

Абарани господь! Хрестьянскай дом, мой кармилец!

Сотский.

А кали вашаму асиятельству нужна винца, сейчас побягу.

Скромов.

Не беспокойся, мой любезный! Я потому спросил, что здесь очень вином пахнет.

Акулина.

Грешнае дела, кармилец! Дваряне усю ночаньку тут гуляли.

Скромов.

Дворяне? Какие это дворяне?

Выборный.

Благородные. Ехали на выборавку в справники, так, знаешь, ваша миласть, не равен час. Сказано: усе хотят, а адин будя; а хто будя, нам не звесна; мы люди тёмные; так усем усего и падавал, чего пажалают. Да и ваша милость не изволитя ли чего?

Скромов

(улыбаясь).

Спасибо, я не из числа таких дворян.

Выборный

(садясь на скамью).

Так ваша милость прастата? Седай, Дёма, господин плахой.

Сотский также сел.

Скромов.

Ты, старушка, конечно, постоялый двор содержишь?..

Акулина.

Не даведи господь.

(Приосанясь.)

Я сястра валасного галавы, так мне больна непригожа постаянный двор дяржать. Живу па-вдовьяму; да как изба-та моя на усю дяревню, так усе проезжающи и заезжают; да адне толька вяликие господа; да иногда-то и капитан-справника приму.

Скромов.

Да кто же важнее у вас исправника?

Акулина.

Есть ишо погразнее яго: алистратар. Как бишь яго? Скажи, сват.

Выборный.

Да хто? Казьма Казьмич Грошехватов.

Скромов.

Великий же человек!

Выборный.

Да так-та вяликай, што чуть ли не набольшой. Сам гаварит, што ён, дискать, десять справников за пояс заткне. А уш как прибягит суды, так камандуя, камандуя! И вина дай, и кур дай, парасёнкав дай, хлебушки усякого дай, талек дай, жене гастинцов, детям на лакамства – падводы три набарахтая. Мы знай даем, а ён усё знай бяре да ишо и за труды прашае.

Акулина.

(вздохнувши)

Вястима, сватушка! яго дела: ён на то алистратар!

Скромов.

Почему же вы не жалуетесь?

Выборный

(вздохнув).

Эх! ваша благородия! Мы так сабе маракуям: ён наелса, так уш яму помаленьку только нада-те поддавать, так и не завеем тяжка. А как яго зменять, да приставлят галодного, так той-та как начне, как начне, так яму не надашь, а мир тяжка абдярет. А уш нам, вястима, без начальства пражить нельзя.

Акулина.

Вястима, сватушка! Как нам без алистратара? Да какие парядки и в воласти будут? Как ён набягит да даст астрашку, так и брат-та мой, хоть ён и галава, да и тот-та ноченьку не наспит ат перепуга. Малитву сатваряя, хрест кладе, а алистратар усё яму перед глазами-та.

Сотский

(посмотрев в окно).

Дядя! гледи! Парамон Трахимыч прибег.

Выборный

(суетясь).

Ой ли?

(Подходит к Скромову.)

Ваша благородия! Устанетя: галава прибег, ён тут сяде.

Скромов с улыбкой встает, а выборный стирает со скамейки.

Сотский.

Ой бяда! Ишо с писарем прибегли!

Выборный.

(торопливо)

Пошло на звод сумы! Чаго-та натребуют?

Явление VIII

Те же, Трофимыч и Шельменко. Выборный и сотский встречают прибывших с низкими поклонами и стоят с робостью.

Трофимыч

(медленно снимая шапку и рукавицы).

Укрой, сястра, от стужи и няпагоды.

Акулина, встав, низко кланяется.

Шельменко

(делает то же).

Гу-у-у-у! Мраз велій, і всі врабіі померзоша.

(Отряхивает с себя снег.)

Мир дому сему і первоначально панеї Кулині Трохимовні з умершими чадами, з неімеющимися домочадцами і присутствующими… Увидев ходящего Скромова, осматривает его, расправляет усы и, помолчав) гм! гостями.

Трофимыч

(между тем подошел к Акулине и сел подле нее на скамье. Говорит ей вполголоса, указывая на Скромова).

Ктой-то такой?

Акулина

(так же тихо).

Якой-ста праезжай. Так ён сабе плахават. Ня зымь яго!

Шельменко

(все рассматривавший Скромова, ходя за ним и расправляя усы, подает ему скамейку).

Вашиці прошу. Дзиглика немає, то сядьте, будьте ласкаві, хотя на ослоні.

Скромов

(садясь).

Васпан не поляк ли?

Шельменко.

Ні, я не поляк, та – нехай бог милує – і не москаль. Я з іноземної землі – із Пирятина.

(Между тем, закурив свою трубку, подносит Скромову.)

Чи не хочете, добродію, люлечки потягнути?

Скромов.

Спасибо, я не курю.

Шельменко

(в недоумении, тихо)

Що воно таке? Ось не вгадаю.

Трофимыч

(грозно выборному и сотскому).

А вы, скаты! что здесь ратазеете? Ни свет ни заря, уж вы у сястры у даму! Никак пастой? Каго паставили? И хто смел без приказу галавы у яго сястры паставлять? Га? Что ж малчишь?

Выборный

(с робостью и поклонами).

Не, Парамон Трахимыч! никалды сего не бывала, да не магет и быть. А здесь я на деле. Дакладаю вашаи миласти: штурма была; бегли дваряне на выбировку да уламилися вот к сястрице ишо з вечара; вот-вот што паезжали. Дёму сердешного крепка навчили; да и меня – ох! – дужя больна набили; валосья вота на галаве и на бараде усё абарвали, ох!.. Да узяли девятёрку лошадёв; а съели курей две пары, да хлебушки через меру; да вытянули чатыре штохвика, а узята из казенного. Как прикажашь, миласть ваша: откелева паполнить-та?

Трофимыч.

Екая твая глупая мужицкая галава! И того ня смысляшь? Нешта ты багат, што будяшь папалнять? А мирской на што? За мирским делам ехали, з миру и папалняй. Да ня забудь, пиши усяго удвоя.

Шельменко

(сидя важко и куря трубку).

Писано-бо есть: удвойте – і удвоїша.

Скромов.

Не грешно ли будет, господа начальники, чтобы за чужие прихоти платил бы бедный мир? И ты сам голова и велел вдвойне написать расход!

Трофимыч

(без уважения).

Я галава, я знаю, што делаю. Пан Шельменка! пагавари ты с ним из письма; а я нешта празяб.

(Отворачивается к Акулине.)

Шельменко

(очень важно).

Гм, гм!.. Ваше благородіє, а може, і високоблагородіє… коли ще й не вище… Гм! Того для, для порядка діла і нуждно мені, наведя справку, знать ваш чин, щоб у речах на случай безошибочно вас решпектовать.

Скромов.

Пожалуйста, без чинов, просто; я человек дорожный.

Шельменко

(в сторону, смеется)

Ге-ге-ге-ге! Так бачу – не велика птиця!

(Вслух, продолжая курить трубку и важничать.)

Будучи сказать… теє-то… по незвісності ранга… тілько що, государ мій любезной! позвольте сказать… теє-то… а почому би, стало бить, миру не заплатить, що потребувалося для їх благородій і уповательно, будучи сказать, їх високоблагородій? Вони їдуть на балотировку, і… теє-то… єдин з них будеть, будучи, справником, примером, начальник наш. Когда ж вони… теє-то… такії парсони, таковий труд предприняли, то, стало бить, слідовательно, миру не суть важноє і ухлібити їх. Ібо, потому що когда, будучи сказать, писаніє гласить: купи лихо за свої гроші, то, теє-то, тим паче… обаче… дондеже… поєлику… гм!

Трофимыч

(тихо сестре).

Ай да Шельменка! Вот так з писания яму и отрезал.

Скромов.

Эти называемые вами дворяне не стоят своего звания, когда решились на такое законопротивное дело, чтоб с миру собранные деньги проматывать на пьянство, а потому не должно было бы требований их исполнять. Но ты, голова, не довольно того, что глупо издерживаешь мирские деньги, но еще приказываешь записать их вдвое, чтоб половину их оставить себе. Это тяжкий грех, это воровство!

Шельменко

(в продолжение сего тихо говорил).

Так, так. Оце так! Ви ж кажіте. Чували таку!

(Потом вслух.)

Гм! Сіє, ваше високо… теє-то… государ мой любезной, ділається по предмету, щоб в случаї, стало бить, забвенія которого расходу не проізвести ущерба своей, будучи, кишені.

Трофимыч

(прикрикнув).

Да что пустой калякать-та? Калды сам капитан-справник, да и яго письмавадитель ничего не гаварить, так уш не пришлося никаму умничать-та. Да калды и сам галава приказыват-та!

Шельменко.

Бо й писаніє глаголеть: скачи, враже, як пан каже.

Скромов.

Я говорил для вас же; впрочем, как хотите. Но рано или поздно правительство, узнав ваши дела, возьмет свои меры, и тогда беда вам!

Шельменко

(равнодушно покуривая трубку).

Гм! Писано-бо єсть: хвалько нахвалиться, а будько набудеться. I паки другоє писаніє глаголеть: поки сонце зійде, а роса очі виїсть. Гм!

(Мигает усами голове, что загонял Скромова.)

Трофимович

(хохочет, Акулине).

Вот уш удалой Шельмепка! Так рихтму и пришьет.

(Грозно Скромову.)

Да хто такой? Аткелева узялсы? Куда едяшь? Зачем?

Шельменко

(так же).

Та вашиці чого тутечка-здесечка треба-нада?

Скромов.

Ничего больше, как проводника до города. Я жду здесь, покуда мои люди наймут желающего. Помогите мне сыскать такого, я и вам заплачу за хлопоты.

Шельменко.

Оця річ дуже до діла. Обаче писаніє глаголеть: казав пан кожух дам, та й слово його тепле.

Скромов

(дает Трофимычу деньги).

Нате вам, только нарядите скорей надежного проводника.

Трофимыч

(сотскому).

Вот таперва ладна. Слушай, Дёма! Бяги скажи Хаме, что махам бег да правадил вот яго.

Сотский уходит.

Ну, вот и усё тут; таперва прашайтя.

Скромов

(собравшися ехать).

Прощай, хозяюшка! благодарю за квартиру. Вот тебе безделицу на память.

(Дает деньги.)

Акулина.

Ах, кармилец! да заштой-та? Ты ничего и не спрашал.

Скромов.

Мне ничего и не надобно, но ты для меня хлопотала. Может, в чем нуждаешься? Теперь зима, возьми, пожалуйста!

(Отдает.)

Акулина

(приняв).

Спаси тя царь небеснай! Пашли табе гасподь, чего жалаешь и с хазяюшкай своей!

Скромов.

Не женат еще, старушка! Пожелай мне добрую жену.

Акулина.

Так дай жа табе гасподь такую жану, как вот дочка-то нашего поверенного Климача! Уш румяная-румяная! Уш дародная-дародная!

Скромов

(Трофимычу и Шельменке).

Прощайте и вы, да не забудьте, что я вам говорил.

Трофимыч не встает и, не слушая его, чертит по полу тростью.

Шельменко

(также не обращая внимания, поет):

В огороді бузина,

А в Києві дядько;

Тим я тебе полюбила,

Що на п’яті перстень.

Надогад буряків! Гм!

Скромов

(смеяся уходит).

Мне нужды нет. Прощай, хозяюшка!

Акулина

(провожает его за дверь).

За твое благодетяльство дай те бог справником быть – да чего? – дай бог и самим алистратарам быть!

(Выходит с Скромовым.)

Шельменко

Так би й давно! Писаніє глаголеть: баба з воза, кобилі легше. Та що воно таке? Я його і не второпав. А кете лишень, що він вам дав?

Трофимыч.

Ну што дал? Вишь, палтинник.

Шельменко

(берет у него деньги).

Нате ж вам зараз четвертака. І то гаразд, усе гроші. Вам дав полтиник, Кулині Трохимовні, я сам бачив, що дав карбованчика. Я ж кажу, що воно не просте. Глядіте лишень, троха се та не шпиг? Та й пришив же я йому добру пришву: заспівав йому нісенітницю, сиріч, що й його речі така ж нісенітниця. Нехай здоров зносить!

Трофимыч.

То уж отбоярил ты яго! Забудя ученых учить.

Акулина, дрожа, возвращается к скамье, прячет деньги, оправляет постель, ложится и зевает.

А што, пан Шельменка! я те скажу: пока суд да дела, лягем-ка и мы да саснем; ночку-та мала спали.

(Приготовляет себе скамью и кладет шубу.)

Шельменко

(делает то же).

Гм! будучи, ляжемо, а воставше от сна і укріпивши, стало бить, свої сили, поїдемо со тщанієм во град.

Трофимыч

(лежа).

Ты, выбарной! гледи, как заспимся, разбужай нас, и штобы тройка с санями здесь сгарела.

Шельменко

(лежа).

Да собраную во множестве свинину і птицю уложи, стало бить, у особеннії сани, та нехай чухрають за нами, будучи, у город, щоб було з чим явитися на прощеніє до пана справника старого, а там-то сеє полюбляють; та й на поздоровленіє його благородія, а може, ще й високоблагородія, кого пособеруть. Нам же одпустить… теє-то… і сеї оказії.

(Вынимает из-за пазухи бутылку и отдает выборному.)

Трофимыч.

Паслушай ишо. Завтра чуть свет штоб сотский аднойкаю в санях явился бы у меня в городе. Через яго пришлю приказ, хто наши начальники будут. Сягодня, хто в горад едя, не маги никаму нагрубить; а с города – так распрашай, кали ён, так усё паставляй, чаго пажалат, а кали не ён, так ты и шапки не ламай да из ратуши и дверь укажи, хоть бы распрераздварянин; не хуже, как вот я сделал с этим шишимарай. Уш и видна, что ён не из таковских.

Выборный

(низко кланяясь).

А аб маей абеде дакладаю вашай миласти, што меня дваряне изувечили. Как прикажешь, Парамон Трахимыч?

Трофимыч

(прикрикнув).

Пашел ты, мужик, глупая галава! Смел ты аб едаких пустяках меня беспакоить, калды я спать хачу! Ступай. Исполняй приказ!

(Зевает.)

Шельменко.

Явись во оное врем’я в волосне правленіє, тогді побачимо, що по справді окажеться, та й резолюцію положимо.

(Зевает.)

Выборный, почесав голову, уходит.

Конец первого действия

---

Примітки

Бракованный – тут дворянин, якого позбавлено права брати участь у виборах чи взагалі в дворянських зборах як такого, що перебуває під слідством чи судом або припустився безчесного вчинку.

Действие второе

Общая зала в трактире, по сторонам вход в номера. Утро.

Явление I

Бутылочкин

(один с бутылкою и рюмкою в руках, пьет).

Ай да мадера! Честь и слава украинской груше! Подправил испорченное вино, и пойдет хорошо, на зло моим товарищам.

(Еще пьет.)

Ну, не расстался бы, кабы не такая пора! Теперь, Бутылочкин, бери с дворян деньги. Да и знатоки же они, коли правду сказать! Собственной моей фабрики шампанское хвалят, да и полно! Тут-то им и праздник; чай, они в деревнях дуют одну безгрешную алонию, а до прочей премудрости и не восходят. А здесь уж как умничают! Подавай лучшего! Ну вот вам и лучшее.

Явление II

Бутылочкин и Плутовкин.

Плутовкин.

Здравствуй, Кондрат Наумыч! Так рано и уже с бутылкой беседуешь?

Бутылочкин.

Всякому свое. Вы, приказные люди, чай, чернилом и умываетесь, а мы в вине ночь и день купаемся по необходимости. От того наш хлеб.

Плутовкин.

Что у вас слышно нового? Что поговаривают?

Бутылочкин.

И тут опять всякому свое. Дворяне, у меня квартирующие, то и дело твердят: кого выбирать в судьи, кого в исправники; но я в их министерию не вмешиваюсь. Вот у меня новый товарец пришел, так я и знаю. Похвалюсь вам мадерцей, сейчас разбили ящик. На славу винцо! Не угодно ли?

(Наливает ему рюмку.)

Плутовкин

(отведывая).

Вино доброе! Доброе! Кажись, сушеною грушею отзывает?

Бутылочкин.

Гм! грушею? То-то и достоинство!

(Сам пьет.)

Слышите ли? Букет! Не угодно ли еще?

Плутовкин

(пьет).

Да, отличная мадера! Откуда вы ее получаете?

Бутылочкин.

Прямо из Крыма; у меня там закуплены сады. Какова купорка, пробка? А? И за всем тем дешево отдаю. Пожалуйте, советуйте дворянам разбирать поболее; за то позвольте как другу прислать в дом бутылочек шесть на память.

Плутовкин.

Благодарю вас, Кондрат Наумыч! чувствительно благодарю! Вас же с приятелями вспомним. Да, я думаю, у вас и без того при теперешнем случае довольно много разбирают?..

Бутылочкин.

Ох, любезнейший! нет; не прежнее уже время. Хотя прежде все выборы лежали на одних запасных, которые в трактиры и входу не знали; бывало, сводят их, голубчиков, не более как в харчевню, селянку, да битка, даотъемной поднесут – вот и все угощение. Но ищущие мест всегда у нас улаживали свои дела, торговалися, уступали, мирилися, и нам была жатва! Теперь же время очень мудреное. В городе множество дворян, а трактиры пусты. Ежели и затеет кто пирушку, половина гостей не приходит, да и те все перебирают: все дурно, все подмешано. Скажите мне, что это за время? Где дворяне улаживают свои дела? Я не понимаю! От кого это вышло?

Плутовкин.

Подлинно ныне время мудреное. Я и про себя скажу: бывало, что-нибудь, знаете – как бы это сказать? – ну, прямо – перепадет. А ныне нас и не знают; все на порядке да на честности. Всему этому причиною образование, в которое наше дворянство начало верить на беду нашу.

Бутылочкин.

Есть еще несколько, что и старинки придерживаются, да только так их немного, что вот и я хожу, сложа руки. В другое простое время у нас больший прилив, нежели теперь в самое наводнение.

Плутовкин.

Постояльцев у вас мало, есть пустые номера?

Бутылочкин.

Нет, все заняты, да существенной пользы нет. Не поддержит ли Выжималов с компаниею? Нанял три номера, с сегодняшнего дня за ним и почитаются.

Плутовкин.

Выжималов все-таки не отстает. А Проживайкин встал ли?

Бутылочкин.

Какое! Он недавно уснул. После ужина засели играть в карты и с час только лишь разошлись. Вот он дела свои расположен бы вести и хорошо, да вечно денег нет. Конечно, любит блеснуть, да мне какая польза? Счет в три дести, а денег ни копейки не получаю. Не должен ли он вам?

Плутовкин.

Нет, другого рода коммерция. Мотовкин ведь у вас стоит?

Бутылочкин.

Вот в девятом номере. И он на выборы приехал?

Плутовкин.

Куда уж ему! Его имение у нас в опеке; зайду пока к нему поговорить о делах.

(Уходит в номера)

Бутылочкин

(один).

Вы его порядочно опекали, да предводитель Твердов помешал.

Явление III

Бутылочкин и Лупилин.

Бутылочкин

(встречая Лупилина).

Что вам угодно? Извольте только спросить, в минуту все вам представлено будет. Я сам содержатель гостиницы, Кондрат Наумов Бутылочкин, к услугам вашим.

Лупилин.

Мне, друг мой, ничего более не надобно, как узнать, проснулся ли приятель мой Проживайкин?

Бутылочкин.

Еще изволит почивать.

Лупилин.

Так он не пил еще горячего?

Бутылочкин.

Никак нет-с, еще не изволил кушать, потому что изволит почивать.

Лупилин.

Так я здесь подожду.

Бутылочкин

(в сторону).

Этот, видно, любит около других щечиться.

(Ему, но с меньшим уважением.)

Впрочем, Захар Прохорыч г. Проживайкин препоручил мне угощать своих приятелей и подавать на счет его чего кому угодно. Итак, чего прикажете?

Лупилин.

Когда на счет его, так прикажите подать мне порцию чаю и кофе да сухарей побольше.

Бутылочкин

(отходя, сам с собою).

Этот, видно, не ищет места; а ежели и ищет, то божусь, что и заседателем не будет.

Лупилин

(один).

Эка молодые люди горячатся! Потчуют всех и всем, чтобы выбрали – да куда же? В исправники! Проживайкина в исправники! который скоро все отцовское имение спустит. Пожалуй, и я ему обещал шар положить, да как это можно? Тут нужен человек особых правил и способностей… Гм-гм! Да, если бы мне удалось, тогда бы все мои взыскания по векселям иначе пошли. О! я бы круто поворотил! Убыточиться на задабривание дворян я не буду, это глупое обыкновение; а так, тихомолком, не горячась, авось-либо промежду множества ищущих и удастся попасть.

Приносят чай и кофе.

(Он наливает и пьет по порядку.)

Прежде чайку; теперь кофейку; а там опять чайку; а после кофейку; да на закуску чайку и кофейку. У-у-у! Да чтоб ничего не оставалось, допить и последнее, а сахар и сухари и дома пригодятся.

(Забирает оставшийся сахар и сухари в бумагу и прячет в карман.)

Ведь Проживайкин же заплатит деньги, так все равно, кто бы ни попользовался.

(Между разговора с приходящими старается допить остальное.)

Явление IV

Лупилин и Плутовкин.

Плутовкин.

Доброго аппетита, Макей Сидорыч! Как вы рано вышли, что даже и чай в трактире кушаете.

Лупилин

(продолжая пить).

Люблю хороший чай, дома так не изготовят.

Плутовкин.

Ох, для того ли?.. Нет ли другой какой причины?

Лупилин.

Никакой другой; и что же тут удивительного? Я часто здесь и обедаю.

Плутовкин.

Когда кто-нибудь вас угощает; а сами уж, верно, никогда никого не угощали.

Лупилин.

Да из чего же мне и тянуться и на что? Я должности вовсе не ищу.

Плутовкин.

Хотя и не ищете, да будете; мне все видно.

Лупилин.

А что, любезнейший друг! как слышно? На кого поговаривают наши дворяне?

Плутовкин.

Да в какую должность?

Лупилин.

Разумеется, в исправники. Эка, брат! служишь давно протоколистом, а не знаешь, что исправничество важнее губернского предводительства; за исправничеством все гоняются, а прочие должности – вздор! Так кого поговаривают у нас в исправники? А?

Плутовкин.

Я вам скажу правду: ищущих, как и всегда, много. Всякий искатель имеет свою партию и, дабы знать о прочих, сам во всякой партии. Друг от друга скрываются и друг против друга действуют. Но вообще не поговаривают, а трубят, что нам нужен хозяин в уезде, который был бы нам примером, как приобретать имения и умножать капитал. А из сего и выводят, что надежнее всех избрать Макея Сидорыча.

Лупилин

(с радостною улыбкою).

И, друг мой! Да я и не ищу; много охотников и без меня. Впрочем, как угодно почтеннейшему дворянству: изберут, готов служить и не смею идти вопреки их воле, да и закон запрещает отказываться. Оно, конечно, и не под лета бы мне; да доктор сказал, что мне нужен моцион и рассеяние, так для того только и желал бы. Нынче службою ничего не соберешь, а свое последнее растеряешь. Меня одно пугает: ежели пущусь баллотироваться, так не проводили бы на вороных!

Плутовкин.

Помилуйте, Макей Сидорыч! вам ли бояться вороных? И пегих не будет, мы вас набело выкинем, я ручаюсь.

Лупилин.

Будем говорить откровенно: я вас знаю, вы мне оказывали одолжения по опеке насчет моих взысканий с малолетних, и очень жаль, что я не имел случая вас отблагодарить. Помогите мне и теперь. Нельзя ли вам как-нибудь посодействовать, чтобы у меня было поболее белых шаров? Ведь на все есть средство. А вам так удобно; понимаете меня?

(Жмет его руку.)

Плутовкин.

Все можно, для нас нет ничего мудреного.

Лупилин

(в удовольствии).

Пожалуйте, сядемте. Да не прикажете ли чаю или кофе?

Плутовкин.

Благодарю покорно, не извольте беспокоиться.

Лупилин.

Помилуйте, ничего. Я не могу один ни пить, ни есть – кусок в горло нейдет. Эй! подайте чаю, кофе и сухарей.

Плутовкин

(в сторону).

Для исправничества и расходов не боится. Видно, надеется пополнить все с барышом.

Лупилин

(тихо слуге, принесшему чай).

Запишите все на счет Проживайкина.

Плутовкин

(в сторону).

Так это на чужой счет он так расточителен! Благодарю вас, Макей Сидорыч, я и горячее пил и закусил уже; наше дело такое, от зари до зари на работе, служба пришла.

Лупилин.

Ну, как вам угодно. Поговорим же о нашем деле.

Плутовкин.

Рады стараться, Макей Сидорыч! Можно бы перед вашей баллотировкой в избирательном ящике оставить шаров десяток, да уж это слишком плоско: сведут итог и, по неверности, перебаллотируют, а это уж никуда не годится. Можно бы ваши избирательные шары, когда вынут из ящика, рассыпать, да, собирая, дополнить из рукава – и эта штука удавалась мне иногда, но время и люди теперь не те, строго уж очень придерживаются порядка. Даже коснулись и к ящикам и так их устроили, что почти ничего не вымудришь. Прежде, бывало, нашему брату ничего не значило тряхнуть ящик, и шаоы все скатились по желанию, а чиновник сядет на шею дворян против их воли. Но… извольте, для вас как-нибудь смастерю.

Лупилин

(встав, обнимает Плутовкина).

Благодарю вас, любезнейший г. Плутовкин, премного благодарю и, быв избран, найду случаи быть вам полезным. Да, пожалуйста, когда вам выйдет свободный час, навестите меня. У меня есть хорошенькие книжечки, почитаете, сколько душе угодно.

(Подошел к чашкам, наливает и пьет.)

Плутовкин

(в сторону).

Вот угощение особого рода! Почитать книжечек! Хотя я и дворянский протоколист, но все же протоколист, следовательно, меня книжечками не убаюкаешь. Нет, на него плоха надежда!.. Что это за шум?

Явление V

Те же, Выжималов, Забойкин, Драчугин, Подтрусов и Думалкин,все в дорожном платье, входят с большим шумом и кричат вместе.

Выжималов.

Эй, Бутылочкин! свободны ли наши номера?

Забойкин.

Подавай пуншу! Согревай замерзшие души!

Драчугин

(поет).

Отворяйте ворота,

Отворяйте широкие!

Выйди, радость…

Бутылочкин

(выбегает с другой стороны).

Приехали, приехали! Пожалуйте, все готово. Вот ваши номера.

(Отпирает, и они входят.)

На сцене остался Забойкин и Думалкин, в замешательстве не знают, куда идти. Плутовкин ушел в № к Проживайкину. В продолжение явления Бутылочкин и слуги носят в номера чай, водку, закуску и проч.

Забойкин

(полупьян).

У, да и перемерзли же мы! Всилу могу говорить!

Лупилин.

А куда вы едете?

Забойкин.

Исполнить наш дворянский долг: на выборы, вам помогать. Ну что же вы тут хорошего сделали? Не кончилась ли уже шарация?

Лупилин.

Какое! Только еще начинается.

Забойкин.

Да предводителя уже пропустили?

Лупилин.

Давно. Сегодня станем катать уездных.

Забойкин.

Так мы славно поспели. Кто же у нас предводитель?

Лупилин.

Твердов опять остался.

Забойкин.

С умом ли вы, господа? Разве не стало у нас людей? Вспомните, что мы в прошедшее трехлетие потерпели от этих благоразумных? Эх, любезный друг Кожедралов! явись из заслуженной тобою Сибири и посмотри, что без тебя у нас делается! Уезда узнать нельзя. Даже сам Староплутов нынче и в грош нейдет и на выборы не может явиться. Эх-эх-эх!..

Лупилин.

Мы, было, крепко хотели поставить на своем, да что-то мало наших. Все молодежь, военные да столичные, все твердят: надобно облагородить должности, надобно исправить уезд.

Забойкин.

На кого поговаривают в исправники?

Лупилин.

Желающих много, но, как обыкновенно, скрываются. Благоразумные, улыбаясь, говорят: мы покажем.

Забойкин.

Я покажу Твердову и всем, что я приехал. Поставлю на своем. Однако ж пора мундириться.

(Идет в No.)

Эй! Бутылочкин, пуншу!

Лупилин

(обращаясь к Думалкину).

А вы, мой любезный Степан Кузьмич, также на выборы приехали?

Думалкин.

Да, сударь, привезли и меня.

Лупилин.

Намерены искать должности?

Думалкин.

Знаете, мне хочется-таки поискать; уж мне и обещали выбрать меня исправником.

Лупилин.

Не советую. Нынче времена критические. Не попасть бы вам по неопытности под суд! А уж под судом беды! – совсем пропадете.

Думалкин.

Я все слышал, как под судом худо. Но у меня будет секретарь; я ему буду платить, и он будет за меня делать и меня оберегать.

Лупилин.

Секретари иногда вводят в большую беду, нежели бы незнающий судья сам по себе попал. Помните ли вы, что скоро срок должным вами деньгам?

Думалкин.

Как же? помню, очень помню, еще чрез полгода. Я собираюсь вам их уплатить.

Лупилин.

Да мне долго ожидать. Я хочу их иметь теперь же.

Думалкин.

Знаете, я теперь не имею.

Лупилин.

Ну, так я представлю на вас ко взысканию.

Думалкин.

Так тогда что?

Лупилин.

Тогда вас арестуют, имение ваше опишут, продадут с публичного торга и вы пойдете отсюда пешком.

Думалкин.

Пешком? По такому холоду? У-у-у! Нет, уж, пожалуйста, знаете, не взыскивайте!

Лупилин.

Извольте, извольте, потерплю еще для нашей дружбы.

(Вполголоса.)

Только никому не сказывайте о нашем условии: когда будут выбирать исправника, то на всех кладите налево, а на меня направо, на одного меня. Слышите ли?

Думалкин.

Разве вы хотите быть исправником? Знаете, и мне сего желается.

Лупилин.

Я это для вас сделаю. Вы молоды еще, вас вряд ли выберут, а меня наверное. Но как я и стар, и корпусом тяжеленек, то я вам должность и уступлю и долг отсрочу, а когда еще нужны деньги, то дам взаймы.

Думалкин.

Хорошо, хорошо, на таком условии согласен. На всех налево, а на вас направо? И денег еще дадите? Это хорошо!

Лупилин.

Идите же да приоденьтесь в мундир, скоро пойдем на выборы.

Думалкин.

Знаете, я проглядел, куда наши пошли, и теперь не найду их, а они меня просили заплатить за квартиру.

Лупилин

(ведет его).

Сюда, сюда, здесь ваши.

Думалкин ушел.

Вот у меня еще шар прибавился. Семнадцать должников, семнадцать белых шаров. Кажется, что я исправник. Не надобно только уходить отсюда; у Проживайкина будет завтрак и, верно, игра, так я на чужой счет позавтракаю и не случится ли кому надобности в деньгах; прислужусь и сверх процента возьму слово в пользу свою. Тихомолком лучше, скорее достигнешь цели.

Явление VI

Лупилин, Проживайкин, Плутовкин и несколько дворян.

Проживайкин.

Ну, когда начинать, так начинать. Э! да что же это? Нет еще ничего! Эй! Бутылочкин! разве не знаешь, что уречениый час настал? Где ты, премудрый Бутылочкин? Явись!

Бутылочкин прибегает запыхавшись.

Подавай водку, закуску, побольше вина, шампанского! Помни всегдашний мой приказ: всех просить ко мне на завтрак.

Слуги приготовляют большой завтрак и много бутылок. Плутовкин, разговаривая с дворянами, удаляется к стороне.

Лупилин

(с приметною досадой).

При таком обращении вам не только чем-нибудь, но и губернским предводителем быть можно.

Проживайкин.

Мы, батюшка. Макей Сидорыч, в высокое не лезем; уж больше исправничества ничего не желаю. Выберете – скажу спасибо и буду лихой исправник.

(Перебегающему Бутылочкину.)

С кем же мне завтракать? Проси поболее гостей.

Бутылочкин.

Удивляюсь, Захар Прохорыч, что все отказываются. Сейчас выбегал на улицу, просил встречающихся, никто нейдет. Позвольте, здесь есть приезжие, чай, уж поспели.

(Уходит.)

Проживайкин.

Подавай всех сюда. Я рад бы всю губернию угостить, ежели бы от них зависел мой выбор.

Лупилин.

Сколько вы тратите денег!

Проживайкин.

И как в них нуждаюсь! Почтеннейший! Вы наш банкир, выкупите из крайности! Одолжите тысяч пять на короткое время!

Лупилин.

Почему же? Деньги у меня лежат. Но вы знаете мое правило: залог, хоть бы с отца родного.

Проживайкин.

Извольте, деревня-особняк в двадцати душах.

Лупилин.

Нет, нет, нет! Я принимаю одно недвижимое…

Проживайкин.

Да так и есть: земля, крестьяне…

Лупилин.

Нет, нет, нет! Крестьяне есть движимое имение: они умирают, переходят. Земля, одна земля недвижима и непеременна. И то мне надобно лично осмотреть ее, чтобы не ошибиться, в чем принять десятину.

Проживайкин.

А процент какой?

Лупилин.

Никакого; насчет процентов я уже проучен.

Проживайкин.

Как же вы милостивы стали!

Лупилин.

А в обеспечение своего капитала беру от десяти рублей одну копейку на день. Посудите же, много ли этого выйдет.

Проживайкин.

Э, г. Лупилин! вы порядочно лупите! Кончим это после выборов, теперь одолжите хотя пятьсот.

Лупилин.

Как-нибудь подумаю. Только еще одно условие: скажу вам откровенно, по некоторым делам мне нужна аттестация от дворян. Самое лучшее одобрение – избирательные шары. Пробаллотируют – я и откажуся. Обяжите меня, швырнув шарик на меня.

Проживайкин.

Да в какую должность?

Лупилин.

Ежели в судьи, так боюсь – не выпустят, а в… в исправники. Поверьте, я тотчас откажуся и оставлю место достойнешему.

Проживайкин.

И вы в исправники? Извольте, вот рука, кладу шар белейший; дайте же денег хоть сколько-нибудь, пока…

Лупилин.

Не лучше ли уже все вместе? Вот вам мое слово: если шары меня одобрят, то сей же вечер и получите.

Проживайкин

(отходя к накрывающимся столам).

Этого скрягу не проведешь!

Лупилин

(в сторону).

Дай только ему без всего, так на те же деньги будет против меня действовать, а потом и денег не получу. Стану искать по себе.

Явление VII

Те же, Выжималов, Забойкин, Драчугин, Подтрусов и Думалкин.

Выжималов.

Мы от этого не прочь, дорожным то и на руку.

Проживайкин.

А! да вот и наши ребята! Какими судьбами? Али уже из бракованных вышли?

Выжималов.

Сами не знаем. Староплутова и Кожедралова решили, а про нас молчат; стало, мы опять в книге животных наравне с вами. Теперь подумаем, как нам смастерить…

Проживайкин.

Чего думать? Я думаю, что не надобно ни о чем думать. Например (взяв бокал с вином), вот ежели я стану думать, как мне этот бокал выпить, да как бы, да не вредно ли, да се, да то, – ан сколько пройдет времени! Не думавши же – хлоп! (выпивает разом) – и вся недолга! Господа! прошу подражать мне.

Забойкин.

Да, этакой ловкости позвольте поучиться.

(Пьет также разом.)

Лупилин.

Кажется, лучше бы по порядку: прежде выпить водки и закусить.

(Пьет и закусывает.)

Думалкин.

Знаете, я все думал – и выдумал, что надо начать с водки, потом порядочно закусить, а там уже пить вино. Батенька, когда живы были, так этак делали, а когда умерли, так уже и нет.

Подтрусов.

Думай ты, как хочешь, а я думаю, что ближе ко мне, то и мое.

Все завтракают и, разделяясь на партии, тихо между собою разговаривают.

Проживайкин

(перестав потчевать, отводит в сторону Плутовкина).

Что, мой золотой! каково идут дела? Надеяться ли мне?

Плутовкин.

Пока все еще хорошо.

Проживайкин.

Сильны ли прочие? Какова партия Ненасытина?

Плутовкин.

Все слабы, а о Ненасытине жалеют; это знак худой для вас.

Проживайкин.

Друг! помогай! Что делать? Научи!

Плутовкин.

Закажите-ка ужин и зовите всех. Стара штука, но почти всегда удавалась.

Проживайкин.

Да мат пришел! Живу на кредит и заложить нечего. Лупилина не поддел, сам ищет исправничества.

Плутовкин.

Куда ему! Угощайте усерднее, все будет хорошо; да действуйте решительно. Идите напрямки. Отвага мед пьет.

Проживайкин

(обратясь к гостям).

Господа! Здесь все ли мои приятели?

Несколько голосов.

Конечно, без всякого сомнения.

Проживайкин.

Угощаю вас единственно для того, что желаю быть вами избран в исправники. Кто не поддержит меня, того моя хлеб-соль удушит, а шампанским захлебнется.

Драчугин

(выпивая бокал).

Приятная смерть!

Проживайкин.

Не шутя. Честный, благородный человек, давай мне руку. Зато, кто желает в судьи, в заседатели, скажи мне, и я, как подрядчик, беруся поставить.

(Протянув руку.)

Кто мои шары?

Несколько дворян

(дают руки).

Вот рука. Вы наш исправник.

Забойкин

(в сторону).

Искариоты!

Драчугин

(так же).

Двоедушные!

Выжималов

(так же).

Опивалы!

Подтрусов

(так же).

Блюдолизы!

Лупилин

(так же).

На всех, на всех ко взысканию!

Думалкин

(щелкнув).

Вот тебе и приехал!

Проживайкин.

Вы же, господа, чего медлите? Не думаете ли вы быть мне соперниками?

Выжималов.

Да что за условия? Изберем, кого изберем.

Лупилин.

Не горячитесь прежде времени. Куда же вы денете Демьяна Терентьевича?

Забойкин.

Старого исправника Ненасытина? Обыкновенно, как водится с старыми чиновниками: бросить! Нет! уж ему не вставать!

Драчугин.

Он кончил свой карьер.

Лупилин.

Какое кончил? Только еще начинает. С женой приехал и все подвинул, чтобы удержать за собою место. С ним надобно быть осторожну, хитрая лисица, приехал за добычей.

Забойкин.

С тем и назад поедет. Пусть благодарит, что, быв в пятых, за смертию и отставкою верхних кандидатов успел три месяца властвовать в уезде. А уж каковы делишки!

Подтрусов.

Что же? Он хорошо ведет дела. Помещикам потворит, а до казенных нам и дела нет.

Лупилин

(Проживайкину).

Что вам, Захар Прохорыч, за мысль пришла: с вашим состоянием быть исправником?

Проживайкин.

Как что за мысль! Не лихое ли дело быть исправником? Ухарская тройка, хватская таратайка, три колокола, впереди два рассыльщика – катай! Куда ни прискакал, все со страхом и с трепетом: волостной голова дрожит, все преклоняется, все повинуется! Чудесно! Дайте так три года пожить, а там хотя и умереть!

Драчугин.

Не тот же еще лихой исправник, кто на тройке катается да людей пугает. Надобно знать толк в делах: что понаживнее, отделяй себе; товарищам-заседателям препоручай, за что есть ответственность; с секретарем дружи да и не бойся властей.

Подтрусов.

Это также плохо. Исправник – человек подчиненный, имеет начальство и должен знать, как с кем обращаться. Он – оброчный мужичок правления, губернаторской канцелярии, палат, и наиболее уголовной, по пословице: кинь хлеб и соль назад – очутишься впереди.

Выжималов.

Уж коли пошло на правду, так я в дружеской беседе по-дворянски все расскажу. Тот бойкий исправник, который один всем управляет. Откупщику покровительствуй, корчемство втайне поддерживай, дороги и мосты починяй, не забывая себя, из недоимки не выходи, с волостных голов оброк дери, в казенных дачах жни и коси, как дома, с почтой делись, воров держи в строгой подчиненности для обоюдных случаев; только военных не трогай, а еще угождай, доставляя им все. Таким и подобным образом прослужив три года, купи себе деревеньку душонок в триста да и смотри на все прочее, как на суету.

Подтрусов

(тихо Думалкину).

Степан Кузьмич! Скажи-тка и свое мнение, промолви словечко, чтобы и тебя люди слышали.

Думалкин

(думает и, помолчав).

Знаете, я все думал и теперь все думаю, что вы все правду говорите.

Подтрусов.

Да чье мнение справедливее?

Думалкин.

Знаете, я думаю, все справедливы.

Все смеются.

Забойкин.

Как же вы думаете, кто у нас будет исправник?

Думалкин.

Знаете, я долго думал… и замечал… и вижу, что все хотят, и, знаете… и я хочу; а выберем одного.

Все

(хохочут).

Вот правду сказал.

Проживайкин.

Так и вы хотите быть исправником?

Думалкин

(кланяясь).

Почти что так.

Подтрусов.

Господа! Степан Кузьмич желает быть исправником и поручил себя моему полному распоряжению. Я от имени его прошу вас завтра на обед в сей же трактир, где вы можете провозгласить его обер-исправником.

Все

(хохочут).

Браво, браво! Мысль прекрасная: обер-исправник!

Думалкин всем кланяется.

Явление VIII

Те же и Скромов в дорожном платье.

Скромов

(в сторону).

Как некстати я попал.

(Отыскав Бутылочкина, отводит его.)

Дай мне поскорее какой-нибудь уголок, а сам пошли сыскать Василия Петровича Твердова и попросить, чтобы пожаловал ко мне.

Бутылочкин

(ведя его в другую комнату).

Пожалуйте сюда и позвольте узнать…

Уходят.

Забойкин.

Что это за скосырь?

Проживайкин.

Скромов, недавно вышедший в отставку.

Забойкин.

И, верно, приехал достать от выборов местечко?

Выжималов.

Скоро убрался, увидев, что не по нем общество.

Проживайкин.

Ну же, г. будущий обер-исправник, пока до выборов прикажи подать бокал.

Думалкин

(усердно кланяется).

Сейчас, сейчас прикажу, очень рад.

Проживайкин.

А между тем, пока есть свободное время, – карты!

Выжималов.

Извольте. Я с Амелей держу банк двести пятьдесят рублей. Срывайте.

Вынимают с Забойкиным деньги и садятся; мечут банк; прочие ставят карты, берут или платят деньги; Лупилин к некоторым подходит, говорит тихо, предлагает деньги; иной соглашается на его условия, берет; иной со смехом отходит. Проживайкин подходит к столу и ставит карты, проигрывая по большей части. Думалкин потчует вином с большими поклонами. Бутылочкин, суетясь, везде прислуживает. Банкиры мечут переменяясь. В продолжение следующих разговоров вошел Ненасытин, видается с знакомыми, говорит тихо, но не принимает участия в игре.

Драчугин

(выводит Плутовкина вперед).

Ну, хватище, помогай! Вишь ли, Проживайкин какие строит батареи. Сделай исправником!

Плутовкин.

Да сколько ваших?

Драчугин.

Из двадцати семи одиннадцать.

Плутовкин.

Дело плохо, не натяну. Разве рубль серебром за шар?

Драчугин.

Режешь! Возьми оптом десять рубликов за все.

Плутовкин.

Изволь, для друга все можно. Давай же теперь, не жалей, после вознаградишь.

(Взяв деньги от Драчугина, идет к столу.)

Лупилин

(на другой стороне продолжает с одним дворянином разговор).

Мне только нужно одобрение, я служить за старостию и тяжестию корпуса не могу и откажусь. Положите только шар на меня в правый ящик, а в деньгах после сочтемся.

Дворянин смотрит на него с удивлением, потом, оттолкнув руку Лупилина с деньгами, скоро отходит от него. Лупилин ищет других.

Плутовкин

(увидя вставшего Выжималова, выводит его вперед).

Вы же с собой как располагаете?

Выжималов.

Чего? Пускаю себя напрокат. И, как другу, признаюсь, хочу всех поддеть. Распустил слух, что хочу быть судьею, ежели увижу к себе общее расположение. В исправники баллотируют прежде, и как на меня накидают, то я и забастую и схвачу исправничество из-за всех. Смотри же, помогай!

Плутовкин.

А за это?

Выжималов.

Все не отстает от своей привычки! Ну, квит в двадцати пяти рублях, что давеча проиграл.

(Идет к столу.)

Подтрусов

(спешит к Плутовкину).

Послушай, ты, Плут Плутыч Плутовкин! Я тебя удушу, ежели не буду исправником!

Плутовкин.

Да из чего за тебя трудиться?

Подтрусов.

Да денег ни гроша. Рыженьких пара твоя.

Плутовкин.

И то дело. Вот рука, стараюсь!

Идут к столу.

Hенасытин

(продолжая разговор с одним из дворян).

Явное гонение! Он нашел меня не таким, чтобы мог управлять мною, как игрушкою. Но что же я сделал дворянству? В три месяца и не осмотришься, не только чтобы всем угодить. Я же вовсе не располагаю не только служить, но и жить здесь. Тетка жены моей в Москве, богатая, бездетная и старая, перезывает нас к себе; мне очень приятно будет получить один шар, но чтобы это был ваш. Мне дорого ваше обо мне заключение, на прочих не смотрю. И для того убедительнейше вас прошу…

(Пожимает руку дворянина и отходит с ним к столу; потом с другим говорит о том же.)

Забойкин

(выводя Плутовкина вперед, прервал разговор Hенасытина).

Скажи ты, великий человек в теперешнее время! буду ли я исправником?

Плутовкин.

Нет.

Забойкин

(отскочив от него).

Как нет? Да почему?

Плутовкин.

Слушайте: от одних я получил значительные обещания, от других задатки, а с вами у меня ничего!

Забойкин.

Да что тебе надобно? Всем отвечаю, только помогай.

Плутовкин.

Как выберут, так дам записку, что надобно доставлять ко мне в дом, а теперь для памяти дайте двадцать рублевиков.

Забойкин.

Какое двадцать? Всего восемь осталось. Возьми пять, а с тремя иду отыгрываться.

(Отходит к столу.)

Плутовкин

(взяв деньги).

Ладно, и то деньги. Бьются, сердечные, из последнего, все полагая, что могу так же поворачивать ящиком, как бывало прежде. Не надобно выводить их из заблуждения. Впрочем, я мастерски веду свое дело: кому ничего не могу сделать, с того беру задатки, коих после не отдам; а кому везет фортуна, тому только обещаю, а он меня не забудет. Ах! для чего не пять и [ли] шесть исправников в уезде?

Проживайкин

(отходя от стола).

Ничто не везет! Денег уже ни гроша, поставить нечего; а чувствую, что много бы выиграл.

Забойкин.

Я вам посоветую. Ставьте исправничество.

Проживайкин.

Как это?

Забойкин.

Когда убьют, вы не баллотируетесь в исправники.

Проживайкин.

А выиграю?

Забойкин.

Извольте, банк платит вам тысячу.

Проживайкин

(подумав).

По рукам. Ставлю тройку, эмблему исправничества.

Мечут банк. Все с большим вниманием смотрят.

(Проживайкин приговаривает.)

Троечка!.. Мать ты моя родная!.. Голубушка!.. В сафьянный переплет… в золотую рамочку…

(Вдруг вскрикивает, схватив себя за волосы.)

О несчастье!

Несколько голосов

Убили!

Выжималов.

Долой с кандидатов!

Лупилин.

Отдыхаю.

Забойкин.

Держи же благородное слово.

Драчугин.

Мы не допустим.

Проживайкин

(ходя в большом огорчении).

Все надежды лопнули!

Ненасытин

(в сторону).

Сжил опасного соперника.

Проживайкин.

От стыда и горя сего же дня уезжаю.

Ненасытин.

Чего горячиться? Будьте на выборах, помогайте добрым людям; а вечером покорнейше прошу – и вас всех, милостивые государи, ко мне на ужин.

Забойкин.

Там и поздравим вас вновь…

Ненасытин.

Извините. Я переезжаю в Москву на житье. Уверяю вас, что и один белый шар будет для меня лестным воспоминанием.

Лупилин.

Да вы не под судом за сгоревшие запасные магазейны?

Ненасытин.

Нет. Следствие еще не кончено. Губернатор все добирается до меня по сомнению, что я в то время продал много хлеба. Пусть хлопочет! У меня все чисто.

Забойкин.

Батюшкин сынок?

Ненасытин.

И на отца был наклеп: где, дескать, частному приставу собрать столько денег, чтобы купить деревню?

Лупилин.

Я помню, тогда все говорили о скоропостижно умершем купце и что бумаги и деньги не отыскались.

Ненасытин.

Клевета, все клевета! Отец мой и прежде имел капитал и под старость купил деревеньку; а тут все обстоятельства стеклись, так что и остался в подозрении, а я уже ни за что не отвечаю.

Бутылочкин

(вбегая).

Господа! Предводитель приехал.

Выжималов.

Нелегкая его принесла; станет читать моральные наставления. Пойдем ко мне в комнату.

Собирают карты и идут все к Выжималову.

Явление IX

Твердов и Бутылочкин.

Твердов.

У тебя, говорят, остановился майор Скромов? Где его комната?

Скромов

(выходя).

Скромов? Кто меня спрашивает?

(Увидя Твердова, бросается обнимать его.)

А! друг любезнейший!

Твердов.

Прежний сослуживец!

Обнимаются.

Какими судьбами и ты в отставке? Хозяин! оставь нас, нам ничего не нужно.

Бутылочкин

(уходя).

Я и сам вижу, что здесь суха материя. Здесь она гораздо помокрее.

(Уходит к Выжималову.)

Скромов.

Одна причина с тобою заставила и меня оставить службу. Имение расстраивается…

Твердов.

У меня это был предлог. Важнейшее обстоятельство заставило меня… Да и ты что-то смотришь, как будто хочешь в чем признаться. Говори прямо, по-старинному.

Скромов.

Прежде всего скажи мне, знаком ли ты с здешним помещиком Ненасытиным?

Твердов.

Знакомым быть с ним я не могу, потому что он из людей, стоящих, по общему мнению, в черной линейке и которых мы, все благомыслящие, стараемся изгнать даже из уезда; но как он происками своими теперь у нас исправником, то по должности имею сношения. На что он тебе нужен?

Скромов.

Не здесь ли он и семейство его?

Твердов.

Здесь; и как жена его помогает ему в отправлении должности обеими руками, то и она здесь. А что? Не падчерица ли его?.. Молчишь? Поздравляю! Кто знает ее, все хвалят. И должна быть отличная девица, когда ты, такой разборчивый, выбрал ее. Хорошо ли ее знаешь?

Скромов.

Она с малолетства жила у бабушки своей в Москве, там мы узнали друг друга и полюбили. Бабушка дала свое согласие, и я привез письма. Помоги мне!

Твердов.

От всего сердца. Но нужно поспешить. Я знаю, что он на выборах получит неприятность и, может быть, увезет ее скоро в деревню. Воспользуемся обстоятельствами.

Скромов.

И я прошу тебя поспешить, потому что мне нужно будет опять скакать в Москву опять к бабушке.

Твердов.

С тобой ли указ об отставке?

Скромов.

Со мною. Не думаешь ли ты меня заставить служить? Сохрани бог.

Твердов.

Друг мой! ты ничего не знаешь. Здесь мерзость запустения. Слышишь ли в этих комнатах шум и крик? Это – называющиеся дворянами за пуншем назначают, кого и куда выбрать из своего круга. Поедем скорее ко мне. Я тебя познакомлю с настоящим дворянством, и ты, узнав положение уезда и намерения наши, отдашься в нашу волю. Поедем, я тебя познакомлю с моей Аннетой, и мы посоветуемся о главнейшем твоем деле. Сто мужчин не изобретут того, что выдумает женщина для окончания подобных дел.

Оба уходят.

Конец второго действия

---

Примітки

Отъемная (водка) – краща горілка, взята від середнього перегону.

Десть (від перс. десте – в’язка, жмут) – рахункова одиниця писального паперу, що вживалася до введення метричної системи мір; дорівнювала 24 аркушам.

Щечиться – поживлятися, добувати, потроху крадучи й видурюючи хитрощами та лестощами.

Искариот – Іуда Іскаріот, за біблійним міфом один з дванадцяти учнів (апостолів) Ісуса Христа, який продав свого вчителя за 30 срібників. Став символом зрадництва і запроданства.

Скосырь – жевжик, хлюст, дженджуристий забіяка.

Действие третие

Комната в доме Ненасытина.

Явление I

Матрена Спиридоновна сидит у стола и раскладывает карты;Софья Васильевна работает.

Матрена Спиридоновна.

Будет, будет! Сонечка, слышишь ли? Будет!

Софья.

(выходя из задумчивости)

Будет? Право? Ах, маменька! скоро ли?

Матрена Спиридоновна.

Будет, отец твой будет исправником. Вот самая труднейшая гар-пасья вышла, и я, право, не подбирала ни одной карточки, а так скоро вышло; уж, верно, недаром. Ах! кабы исполнилось!

Софья.

Это будет против желания батюшки.

Матрена Спиридоновна.

Почему?

Софья

Батюшка вчера одному приятелю говорил, что он ни за что не желает остаться исправником.

Матрена Спиридоновна

Так должно, Сонечка, при людях говорить, а самому действовать и не упускать своих выгод. Вот и тебе придет час замуж идти, так когда станем спрашивать твоего согласия, так не вдруг вызывайся, хочу, дескать, – а все отнекивайся, жеманься, пристыжайся, смущайся и даже заплачь, но все молчи. Хотя всею душою и всем сердцем будешь желать, а все показывай до конца свадьбы, что тебя принуждают. Так и мужчины с должностьми поступают; все будто не хотят, все просят увольнения, чтобы дружнее выбирали; известно, что кто говорит, что не хочет, – тот очень хочет, а кто отпрашивается, тот напрашивается; а когда выберут, тогда и пошел распоряжать, как девка, вырвавшаяся замуж. Что ж это не едет Софронка? Давно его послала за мадамой – и не едет.

Софья.

Я бы просила вас, маменька, не беспокоиться так обо мне. По милости бабушки я имею довольно платьев; все это будут лишние издержки.

Матрена Спиридоновна.

Ах, друг мой Сонечка! Ты у нас невеста, одна дочь – и как бы ни было – все дочь исправника. Может случиться женишок, так у нас будет все готово. А об издержках не беспокойся; головушка Демьяна Терентьича моего все уладит. Наша полиция хотя и земская и приносы мужицкие, но поддерживает нас в городе и снабжает на издержки господские.

Явление II

Те же и Hенасытин.

Матрена Спиридоновна.

Ах, друг мой! как ты легок на помине. Что? Каково идут дела?

Ненасытин.

Кажись, довольно ладно. Сейчас был на завтраке у мота Проживайкина, с кем надобно, виделся и переговорил. Все обещают. Я притворяюсь, что никак не желаю служить, и говорю об этом каждому по секрету. Жалуюсь на губернатора, на предводителя, что меня теснят, на заговор других партий, что хотят меня зачернить; прошу каждого и убеждаю, чтобы хотя шариком меня поддержали, и делаю прежалкие рожи. Таким образом, я уже имею обещанных осьмнадцать шаров, остальные пять мне не важны. Теперь, нечего делать, надобно приготовиться: звал все дворянство к себе на ужин.

Матрена Спиридоновна.

Не лучше ли, батюшка, позвать было их на обед? Эх! не догадался прежде!

Hенасытин.

Да чего! Не успеешь за ними. Кто завтрак дает, кто обед; все гоняются, все заискивают.

Матрена Спиридоновна.

Экие интриганты! Не надеются, видно, на свою правду.

Hенасытин.

Пожалуйста же, позаймись, чтобы ужин был хорошенький. Вина будут: пришлет подрядчик на мосты; а вот на прочий расход деньги от почтосодержателя, – прижал его свидетельством и выручил за всю треть, а там уже увидим.

Матрена Спиридоновна.

Да начто ты, батюшка, будешь убыточиться? Ведь пирушку делаешь по должности, так и не клади своих денег. Подушные у меня, из них должно расход вести. А ежели бы и случилось сдавать, так счетами да перечетами и можно убыль на голову накинуть; а удастся усидеть на месте, так и причислится к недоимке.

Ненасытин.

И то правда, ты эти дела лучше знаешь. Сколько же ты возьмешь на расход? Чтобы я знал счет свести, ведь это казенное.

Матрена Спиридоновна.

Да уж меньше и не думай, как двести рублев.

Ненасытин.

Ладно, только чтоб было хорошо. Не скупись ни в чем.

Матрена Спиридоновна.

Теперь под добрый час попрошу тебя об Сонечке. Ей кое-что нужно сделать, ведь съезд, надобно запасать на случай. Уж позволь сотенку употребить на нее из сих же денег, якобы на пирушку.

Hенасытин.

Ну, уж изволь, только не больше. Теперь зайду к откупщику, надобно и с ним треть очистить, а то ведь после и знать не захочет. Да, похвалюсь тебе, зван на обед к Достойнову, старому интриганту; звал предводителя и всех из благоразумных, все мудрят исправить уезд, и я к ним вкрался и таки приглашен. Что-нибудь и там успею.

Матрена Спиридоновна.

Да подзывай к нам на ужин поболее холостых. Знаешь?

Hенасытин.

Как же? Я и о том забочусь. Пока до обеда, ищите меня в случае надобности у откупщика, здесь недалеко.

(Уходит.)

Явление III

Матрена Спиридоновна и Софья Васильевна.

Матрена Спиридоновна.

Вот, Сонечка, ты жалела об издержках, а вот триста рублев и есть тебе на обнову ни отсюда, ни оттуда. У меня провизии и всего довольно, покупать ничего не буду, а денежки возьму. Так, мой друг, учись и ты. Это не обман, а экономия, когда одно другое заменяет. Ну, теперь приняться и за хлопоты. Акулька! Акулька! Толстая корова! Да поднимися с места, иди сюда!

Приходит девка.

Слушай ты, глупая тварь, обеими ушами и не забудь ничего. У нас будет большой ужин. Отпусти Степке окорок из тех, что давеча голова привез; на жаркое выдай гуся кормленого из тех, что привез мужик за сына, перемененного из рекрут; на соус куропаток, что привезли мужики, пойманные в корчемстве; масла того дай, что взято у мужика, укравшего корову; груздей на соус и под жаркое, что отняты у той глупой бабы, что вздумала талек не давать; соленых перепелок, что привез, помнишь, парень, укрывавшийся от рекрутства, – и все, что надобно, отпускай, да прикажи, чтоб все было хорошо изготовлено. Я сама приду и всем распоряжу. Ступай скорее!

Девка уходит.

А мадамы все-таки нет как нет. Уж этот глупый Софронка. куда ни пошли – вечно зазевается.

Явление IV

Те же и Домна Трифоновна.

Домна Трифоновна.

Здравствуй, матушка, здравствуй, милая Матрена Спиридоновна, душа моя… ангел мой!

(Целует ее несколько раз и потом так же Софью.)

Здравствуй, моя Софья Васильевна! милая моя… матушка моя… голубушка моя! Уж насилу-то я вырвалась к вам, мои милые! Муж мой утром и говорит мне: одевайся, поедем кое-куда, нынче время шумное, чего сидеть. Я говорю: изволь, поедем. Вот я, как оделась, гляжу, к нему нашли мужики; тут, знаешь, дело стряпческое, то прими, другое вынеси, третье припрячь, да и засуетилась. Да как выехали, муж и завези меня к казначейше, туда пришла наша приходская протопопша, да Анфиса Семеновна Щелкалкина, да Ульяна Ивановна Теребилкина, да Анисья Спиридоновна Аршинина, да Глафира Тимофеевна, нет, бишь, Никитишна, Чаркодуева, да… да кто еще? Тьфу ты пропасть! Вот забыла. Как теперь вижу, сидела дама в зеленом платье и в желтом платке, – да вот, хоть убей, не вспомню, кто такая! Ну, да я после скажу. Так о чем, бишь, я говорила? Да, вот там и засиделась. Ну, да и было зачем, правду сказать!.. Да я и вас рассмешу. Знаете ли манерную дочку Агафьи Васильевны? Ну вот эту сорокалетнюю Глашу? Ведь выходит замуж за Дурилкина!

Матрена Спиридоновна.

Что ты говоришь? Полно, правда ли это?

Домна Трифоновна.

Как же, моя милая, не правда? Третьего дня и сговор был. Вот на сговоре съехались гости, – глядь кума моя, советница Губодуева, на асессоршу палатскую Урвилкину, на ней тюлевое платье, – так вот так и легла на месте! А тут кстати он стоял да и вступись за нее; да как подняли спор, и ее нелегкая туда вмешай; спорили, спорили, и хозяева не знали, как и прекратить. А наша-то головиха! На каких дрожках приезжала! Все говорят, что уж после этого… Да, постойте, у нас в городе новый жилец. Семен Петрович Достатков купил на Московской улице дом, вот нашего, как, бишь, его?.. Ну, после вспомню. Вот женишок! Семьсот душ, триста тысяч, сам двадцати пяти лет, собою писаный, статный, два крестика и три медали, майор в отставке, да еще и с мундиром. То уж женишок! Матушки так и ловят его. Советую вам, Софья Васильевна, повидать его да познакомиться. Уж то-то…

Софья.

Не беспокойтесь обо мне, прошу вас…

Матрена Спиридоновна.

Как, Сонечка, не беспокоиться! Ты бы должна благодарить за усердие Домну Трифоновну. Пожалуйста, мать моя, как старинный друг, прошу тебя, войди в это дело. Не знаешь ли, как бы молодых людей сблизить?

Домна Трифоновна.

Ах, моя милая! как не знаю! Все улажу гладешенько. Сейчас благая мысль пришла. Я хотя и не знакома-то с ним самим, да муж мой, как стряпчий, часто бывает у прокурора; а у прокурора есть учитель при детях, семинарист, он вхож в дом к Ульяне Гавриловне; а Ульяна Гавриловна кума Сидору Васильичу, а Сидор Васильич поставляет товары на дом Матвею Андреевичу, а Матвей Андреевич по связям, знаете, может переговорить Дарье Михайловне, а Дарья Михайловна была посаженою матерью у Моисея Захарьича, а Моисей Захарьич продал дом ему-то, Достаткову. Так вот этим-то ближайшим путем мы и намекнем ему о Софье Васильевне. А там они уж где-нибудь да свидятся. Вот тебе, Матрена Спиридоновна, рука моя, что я это дело слажу.

Матрена Спиридоновна.

Постарайся, матушка, усерднейше тебя прошу…

Софья.

Я, с своей стороны, убедительнейше вас прошу не мешать меня ни в какие ваши планы. Позвольте мне долее наслаждаться удовольствием быть при вас, маменька! С малолетства живя у бабушки, я лишена была утешения показать вам любовь мою.

Домна Трифоновна.

Да что, милая Софья Васильевна, что пустое говорить! Твое дело девичье, ты сиди и терпеливо ожидай, кого родители тебе изберут; а я им готова помогать. Не тот, так другой. Теперь съезд, выборы – выбирай любого. Али не нравятся штатские, ну, так поищем военного. Только где их взять? Все в походе, на войне. Вот как были наши любезные егери, – что за молодцы! Что за кавалеры! Прямые егери! Так девушек и подстреливали. Конечно, куда уже нашим штатским за ними, все не то. Вот уж мой и мужчина, а любовался, говорит, у предводителя на приехавшего сего утра майора Скромова…

Софья

(с восхищением в сторону).

Наконец приехал!

Домна Трифоновна.

Так, говорит, даром что отставной, да в военном мундире, так молодец молодцом, куды нашим против него.

Явление V

Те же, слуга и потом мадам.

Слуга.

Привез, сударыня, коробки с мадамой.

Матрена Спиридоновна.

Какую же? Я приказывала отыскать лучшую!

Слуга.

Кто их разберет! Патрет вывешен, так, глядишь, краля, а сама по себе, вот как видите.

Входит мадам, неся картоны и связки.

Матрена Спиридоновна.

Здравствуй, матушка мадам! Я, для меня надобно… разумеешь? Сонечка! переведи.

Mадам.

Напрасно изволите беспокоиться. Я все разумею и могу говорить по-русски.

Матрена Спиридоновна.

Что это?

(Тихо Домне Трифоновне.)

Я посылала звать француженку, а этой дряни русской я ничего не дам. Должна быть плутовка!

Домна Трифоновна

(тихо Матрене Спиридоновне).

Ах, нет, моя милая, это хотя и не первейшая, – ту ведь знатные балуют, – а эта шьет на нас, и подешевле берет, и так же отделывает. Вот как она отделала секретарской Грушеньке тюлевую накладку с лентами, с буфами и с букетами, так загляденье! А как наш землемер сговорил на Фугиной, так на вечеринку приехала Вера Фоминишна, так что за рукавчики! Все из креп-крепы; на шее блондовый палантин; платье сатин-тюрковое, так уж как было отделано! Все атласными лентами, с бутончиками и кисеею. Где и дородность ее девалась! Прелесть! Вот точно картина из журнала.

(Громко.)

Советую вам, Матрена Спиридоновна, заказать ей все что угодно. Она с большим вкусом. Да вот ее отделка и на мне. Это же еще и негляже.

(Тихо мадаме.)

Вот я и тебе пригодилась, смотри же отслужи.

Матрена Спиридоновна.

Быть уж так. Только, пожалуйста, не дорожись, ведь муж мой исправник, иногда может вам и пригодиться.

Мадам.

Будьте уверены, сударыня, что я, почитая вас, более своей цены не возьму. Извольте приказывать, все поспеет скоро и со вкусом, (в сторону) приличным такой деревенщине.

Матрена Спиридоновна.

То-то же, смотри. Ей нужно прежде всего нарядное платьице для бала, а там кое-каких безделиц.

Мадам.

У вас есть матерьи?

Матрена Спиридоновна.

Нету, матушка, посоветуй, чего набрать и сколько.

Мадам.

У меня есть, сударыня, малиновый плис. Барышне пойдет его не более как аршин семнадцать. С серебряным прибором будет прелестно!

Домна Трифоновна.

Ах, милая, это не так видно будет. Вот бы для бала пунцового гарденаплю, да обложить зеленью, так уж я вам скажу, всем бы в глаза бросилась, чудо!

Слуга

(входит).

Верхнереченский голова пришел и говорит, за делом.

Матрена Спиридоновна

(суетясь).

Как же мне быть? Нужно и его принять.

Домна Трифоновна.

Не беспокойся, моя милая, я знаю… (тихо ей) куй железо, пока горячо, выборы ведь теперь.

(Вслух.)

Мы пойдем к Софье Васильевне и там уладим и пересмотрим, что мадам привезла.

(Уходит.)

Мадам.

Извольте положиться на мой вкус. Я сделаю все приличное вам, только и решите меня скорее, мне время дорого.

(Забирая свои картоны, в сторону.)

Хорошо, что я всю дрянь сюда забрала; кажется, здесь много кое-чего оставлю.

(Уходит за Домною.)

Софья.

Еще раз прошу вас, маменька, ничего мне не делать и не покупать. Я не думаю, чтобы у нее было что-нибудь хорошее.

Матрена Спиридоновна.

Полно же, полно, не упрямься, поди к ним.

Софья уходит.

Явление VI

Матрена Спиридоновна, Трофимыч с разными ящиками иШельменко, обвешанный кульками, узелками и мешочками.

Матрена Спиридоновна.

Здравствуй, голова! Что скажешь хорошенького?

Трофимыч.

Усё доброе, усё хорошее и усёго вдоволь.

(Ставит ящики на пол.)

Матрена Спиридоновна.

Да что ты это нам навез?

Трофимыч.

Тут усё есть, барыня! Воласть миласти вашей пакланяется.

Шельменко

(кряхтя)

Єлико можаху приношаху, а там ще й привожаху.

(Тихо голове.)

Та знімайте-бо, Трохимович, мерщій, а то, єй! швидко попускаю!

Матрена Спиридоновна.

А я уж думала, что вы нас и забыли! Все головы приезжали с нами прощаться…

Шельменко.

Де-то вже, добродійко, забудемо; ми на се дуже пам’ятні.

Трофимыч.

Не успел за сборам. Знашь, недастатки. Ино я их к сабе, а на дамы пашлю обшаривать. Бяри, приказую, усё. У мужика ано адно; да как па аднаму сбярем, нашему брату не стыдна перед вашаю миластью…

Матрена Спиридоновна.

Так-таки, любезный, точно так. Мужик себе снова заработает, а нам-то негде взять.

Шельменко.

Вістимо, добродійко! Бо й писаніє глаголеть: здери з мужика шкуру, друга наросте.

Матрена Спиридоновна.

Что же вы тут привезли?

Трофимыч

(ставя ящик).

Вота миласти вашай – пятьдесят талек-та.

Матрена Спиридоновна.

(рассматривая)

Да какие же неровные!

Трофимыч.

Дакладаю тваей миласти; с миру сабирали – и где адна, и где две. Не равны пряхи-та.

Шельменко

(сбрасывая поодиночке).

Ось прядиво на гноти…

Трофимыч.

Карабок яичек, с двара па пятку, штобы миласти тваей было на памяти, сколько у воласти дваров.

Шельменко.

Оце сушені курчата…

Трофимыч.

Бабы да гарошек…

Шельменко.

Горіхи-мишоловки…

Трофимыч.

Палатенцы…

Шельменко.

Глек масличка майового…

Трофимыч.

Грибков сушеных…

Шельменко

(все сваливая в кучу).

Пір’я на подушки…

Матрена Спиридоновна.

А из живности и нет ничего?

Шельменко.

Де-то вже нема! Там подивитесь тілько, добродійко! Чи свинини, чи усякої птиці. Чого душа забажа. І двірні, і вам, і овса кобилкам.

Трофимыч.

Усе отдана, усё припрятана, ничего не забыли…

Матрена Спиридоновна.

Благодарствуйте, люди добрые! за вашу память. Только уж на прощанье все не так, как о празднике….

Шельменко.

Отак пак. Вістимо: то ралець, а се…

Матрена Спиридоновна.

Конечно, и за то спасибо. Вижу усердие ваше.

Трофимыч.

Я вот перед вашаю миластью скажу…

Шельменко.

Цитьте лишень, дядюшка Трохимовичу, ось я скажу: будучи… теє-то… як нам не всердствовать. Ви нам, добродійко, були як мати ріднесенька! Коли-таки було яка у нас несправа, та, стало бить, будучи, пан справник розлютується, то ви таки – нехай здорові будете – і… теє-то… чого, будучи… привезти і із чим явитися; то як його, будучи, удовольствуем, то й усе гаразд і нам легше дихати. Істинно, по писанію глаголю: (притворно плачет) ви нам були і отець і ненька. Які-то ще нові будуть – не звісно, а звісно, теє-то, що будуть, бо писаніє глаголеть: не буде Галя, буде другая!

Матрена Спиридоновна.

Почем знать? Может быть, еще и останемся.

Шельменко

(в сторону).

А щоб ви не діждали більше пановати!

(Вслух с поклоном.)

Та ми таки того, стало бить, і жалаємо, що я, будучи, сказав.

Матрена Спиридоновна.

Да если правду сказать, и хлопотно, и расходы велики.

Шельменко

(доставая мешок с деньгами).

Та, теє-то… поздоров боже вашу… та, будучи… нашу голову…

Явление VII

Те же и Софья в клоке.

Софья.

Воля ваша, маменька, у этой мадамы вовсе нет ничего хорошего. Чтобы только сделать вам угодное, я вот выбрала клок, который сколько-нибудь порядочен. Случится выезжать, так чтоб не все брать шубу. А уж платья, пожалуйста, не берите.

Матрена Спиридоновна

Ну, сделай же милость, не умничай. Платье тебе необходимо, а клок на что? Для выезда бери мою шубенку или епанечку.

Софья.

Ах, как это можно?

Матрена Спиридоновна.

Да кто увидит? Ведь съезды по вечерам, и в передней оставишь. Иди же оканчивай с мадамой.

Софья

(уходя).

Что мне делать? Они меня уродом оденут.

Матрена Спиридоновна.

Вот и на нее всё нужны деньги…

Шельменко

(дает ей деньги).

А кете лишень – п’ять карбованців панночці на черевички…

Матрена Спиридоновна

(не берет).

Нет, уж это лишнее, не надо, право, не надо.

(Но, увидя входящую Домну Трифоновну, опять обращается к Шельменке, берет у него деньги и все закрывает собою кучу приносов, чтобы она не видала.)

Явление VIII

Те же и Домна Трифоновна в шляпке.

Домна Трифоновна.

А что, милая Матрена Спиридоновна? Посмотри, каков уборец? Как тебе кажется?

Матрена Спиридоновна

(осматривая).

Да, очень, очень недурен.

Шельменко

(тихо голове).

А що, пане Трохимович? Годилась би у струки від горобців?

Домна Трифоновна

(любуясь пред зеркалом).

Какова же наша мадам! Француженке так не смастерить. Тут все есть: атлас, бархат, ленты, цветы, перья, бисер… Уж сколько разных вкусов! На прошедшем экзамене в гимназии Ольга Потапьевна, жена нашего частного, была в таком же почти; но, правда, разница большая! Вот так глаза все и обратили. Нет, уж наша мадам мастерица своего дела!

(Оборачиваясь.)

Да как наряден! Как легок, несмотря, что много всякой всячины. Вот Софье Васильевне выехать после свадьбы с визиток, так уж всем бросится в глаза. Возьми, милая, возьми, Матрена Спиридоновна! Да что ты тут все закрываешь? Ага! Великая беда! Чего от меня прятаться? Мы люди должностные. Посещают и нас головы. По волостям не без дел, так муж мой, как стряпчий, везде за мужичков и стряпает; а известно, что чего-нибудь да надобно же, чтобы из чего было стряпать.

(К Шельменке и голове.)

Ведь я правду говорю?

Трофимыч кланяется.

Шельменко

(также).

Та воно такечка. Адже і вам упам’ятку, що перевозили ми до вас дечого чимало.

Домна Трифоновна.

Еще беда моя с моим Гаврилом Федоровичем. Всего боится. Ему кажется, что вот так начальство все и увидит, и узнает, да иногда, веришь ли, прогонит со двора.

Шельменко

(в сторону).

Оцього-то вже навдаку буває.

Домна Трифоновна

Так я и ворочу, да чтоб он не узнал, хоть и приму, да на рынок и продам; иногда, веришь ли, милая, за полцены. С убытком, что делать, лишь бы что-нибудь собрать. Посуди же: дом, люди, девять ребятишек; за того плати учителям, за другого нянькам, третьему на букварь, четвертому на башмаки, пятому на игрушки, да и конца нет!.. Я только не охотница рассказывать. А там по должности бывают люди: того принять, того угостить, начальство обослать. Жалованьем прожить нельзя, страшно и подумать!

Шельменко

(тихо голове).

А з миру не страшно лупити?

Домна Трифоновна

(опять пред зеркалом).

Чудо уборец! Да как мне к лицу! Знаешь, милая, когда ты не возьмешь, так я беру его для себя. Севастьян Кузьмич с Прокофием Семеновичем были в страшной ссоре за вытравленный овес… нет, не то рассказываю. Это я смешала… В ссоре были за порубленный лес; но наш казначей их помирил, и чрез неделю рождение жены его, куда и мы званы. Вот тут-то я и разряжуся. Уж как всех удивлю!

(Уходя, кричит.)

Мадам! возьми, пожалуйста, подешевле…

Шельменко

(тихо голове).

Як на очіпки так і є гроші, а то кає-говорить, нічим жити. Якого жалования стане на такі химери? Пожалуй!

Матрена Спиридоновна.

Ну, благодарствуйте, друзья мои! Прощайте!..

Трофимыч

(кланяясь).

Да мы яшо, барыня…

Шельменко

(тянет его за полу).

Та нуте-бо, пане Трохимович, не попереджайте. Цитьте лишень, ось я розкажу.

(Кланяясь.)

Ще, добродійко, не прощайте; ми хочемо, будучи, казати о своїй… теє-то… нужді…

Матрена Спиридоновна.

А что такое? Я готова вам служить.

Шельменко.

Так як ви, будучи, наші благодітелі, то вже, будьте ласкаві, попросіть… стало бить… теє-то… пана справника, як, нехай бог боронить, вам буде зміна, то нехай би заздалегідь попідписував оце.

(Подает бумаги.)

Се о подушнім зборі, а се об переміненому некруті, чи впам’ятку вам, що… теє-то, знаєте? Гм! А оце на построєніє гамазеї, що який його кат і думав; а оце за проходящі команди, – то нехай лишень підпише, то й усе гаразд буде і нам велике очищеніє зробить…

Матрена Спиридоновна.

С удовольствием, вот как муж воротится. Поехал достать денег; такие издержки, а взять негде. Такая беда!

Шельменко.

Догадався!

(Тихо голове.)

Се, дядюшка, надогад буряків, щоб капусти дали. Що робить? Розперізуйся.

Трофимыч

(вынимая деньги).

Да кали нужда, так нам скажитя. Кланяямся тваей миласти десятью цалковыми…

Явление IX

Те же и слуга.

Слуга.

Предводитель приехал.

Матрена Спиридоновна

(выхватив деньги у головы).

Кто?

Слуга.

Наш предводитель приехал с каким-то гостем.

Матрена Спиридоновна.

Предводитель? Ахти, беда моя! А здесь все навалено! Бери, тащи все сюда.

(Схватывает с слугою ящики и бросает .)

Не тронь, дурак! Беги скорей к барину, он у откупщика, зови сюда скорей. Девки! Малашка! Дунька! Акулька! Бегите, негодные твари, сюда!

Шельменко

(с Трофимычем, также суетясь, прибирают приносы).

Та гов, дівчата! Чи вам там позакладало! йо не йо! Та біжіть мерщій сюди!

Выбегают девки.

Матрена Спиридоновна

(все в суетах).

Переносите, канальи, ко мне в спальню, да смотрите, чтобы все было цело!

(Схватывает сама и бросает.)

Да нуте вы, толстые коровы! Вот это! Нет, вот это. Не то. Сюда. Шельменко, помогай.

Шельменко

(таская).

Та се важке; ану ти, гладша, бери зо мною.

Среди сей суматохи Домна Трифоновна выходит, неся в руках вуаль.

Домна Трифоновна

(Матрене Спиридоновне).

Смотри-тка, милая Матрена Спиридоновна! Какова уваль? Прелесть, какая работа!

Матрена Спиридоновна

(отталкивая ее).

Да не до ували теперь.

(Отходит от нее.)

Пусти меня!

Домна Трифоновна

(все к ней).

Да посмотри на час, какова кайма!

Матрена Спиридоновна

(управляясь с девками).

Ну, сделай одолжение, пусти меня. Гости, предводитель приехал, а здесь ничто не убрано.

Домна Трифоновна.

Как? Приехал?

(Засуетясь, накидывает вуаль на Шельменка и помогает убирать .)

Шельменко

(выпутываясь из-под вуали).

Та що за врагова мати? На якого гаспида мені оцей серпанок?

(Скомкав, швыряет прочь.)

Цур йому!

Матрена Спиридоновна.

Да скорее подбирайте! Эку пыль подняли! Дунька! достань мне атласный капот да мериносовый платок, я сейчас оденусь и выйду. Малашка! проводи гостей сюда. Прими их, матушка Домна Трифоновна! и займи их разговором; я и Сонечку сейчас пришлю.

(Уходит.)

Домна Трифоновна.

О, с величайшим удовольствием! Я на это не промах. Как Сергей Кузьмич отдавал дочь свою, так я у него…

(Обратись к зеркалу.)

Однако ж оправиться и мне. Жаль, что я скинула головной уборец! А уж как бы кстати было!

Шельменко.

Як би то і нам історгнути до лясу, щоб з панами не зострічатися.

Трофимыч.

Да вот иди сюда, я тут усе выхады знаю.

Уходят оба в боковую комнату.

Явление X

Домна Трифоновна охорашивается у зеркала; входят Твердов и Скромов.

Твердов.

Конечно, имею удовольствие видеть г-жу Ненасытину?

Домна Трифоновна.

Извините меня, мой батюшка! Я Домна Трифоновна Пересолихина, жена здешнего стряпчего, старинная приятельница Матрены Спиридоновны. Мы вместе с ней росли, вместе в девках были да, почитай, вместе и замуж вышли: я около покрова, а она на другой год о троице… Нет, солгала, пред филипповкою, да чуть ли и не о крещенье. Только как теперь знаю, что я на княжий пир приезжала в санях, а муж мой…

Твердов.

До этого нет дела, мне нужно видеть здешних хозяев.

Домна Трифоновна.

О хозяине, мой батюшка, не умею сказать, а Матрена Спиридоновна сейчас выйдет. Она пошла немного принарядиться, чтоб прилично принять таких дорогих гостей. Врасплох, мои батюшки, пожаловали, дело домашнее. Со мною так случилось скоро после того, как я родила третью… нет, пятую дочь. У меня их, мой отец, семь, та два сына-сокола.

Твердов.

Поздравляю вас с таким благополучием, но, право, я не имею времени…

Скромов

(в восторге).

Ах, друг мой! Вот моя Софья!

Явление XI

Те же и Софья.

Скромов.

Софья! Обожаемая Софья! Наконец я так счастлив…

Софья отступает от него в смущении.

Не тревожьтесь, моя бесценная Софья! Это друг мой, о котором я вам всегда говорил. Он все знает. Неужели перемена ваших чувств…

Твердов.

Но ты забываешься, друг мой, что здесь есть лишние. Вот я все улажу.

Софья.

Матушка просит извинения, что она заставляет вас ждать. Она скоро выйдет. Покорнейше прошу садиться.

Садятся.

Домна Трифоновна.

Ах, я дура! С ума вон попросить вас садиться. Это со мною не впервое; была я, мои батюшки, посаженою матерью у нашего повытчика, когда он женился на первой жене. Теперь у него другая. Да, правду сказать, и счастье другое! Покойница была премилая женщина…

Твердов.

Расскажите мне, пожалуйста, о ней, я очень желаю знать.

(Скромову тихо.)

А вы между тем делайте свое.

(Садится подле Домны Трифоновны, чтобы она не видала Скромова и Софьи, и говорит с нею тихо.)

Скромов

(сидя подле Софьи).

Вы могли подумать обо мне очень невыгодно, когда я по обещанию не приехал в ноябре. Меня задержала отставка, и я, как скоро ее получил, тотчас поскакал из Москвы. Друг мой советует, не теряя времени, просить согласия родителей ваших; не говоря о моих чувствах, и обстоятельства требуют скорого решения судьбы моей. Я надеюсь, что матушка ваша уважит предложение благодетельницы нашей, а своей тетки. Не могли ли вы чего заметить из слов вашей матушки, как она примет предложение мое?

Софья.

Я никогда ей не говорила ничего…

Скромов.

Почему же вы, милая Софья, не предупредили ее?

Софья

(с стыдливостию взглянув на него).

Как же это, мне?.. Пишет ли бабушка к маменьке?

Скромов.

Я привез от нее подарки вам и письмо к матушке, и самое убедительное; но я отдам его, когда решится судьба моя. Скажите мне откровенно: по-прежнему ли сердце ваше отвечает любви моей?

Софья.

Вы меня знаете, вы от меня слышали… Почему вы думаете, что я могу перемениться?

Скромов

(целуя руку ее).

О Софья!..

Твердов

(громко).

Позвольте, сударыня!

(Встав, подходит к Скромову.)

Вы предали меня на мученье. Но надобно быть осторожну; мать скоро выйдет. Займи мое место и за минуту счастья пей полную чашу горечи, а мне дай отдохнуть.

(Садится на его место, а Скромов идет к Домне Трифоновне, садится подле нее и, не слушая ее рассказов, поминутно оглядывается на Софью).

Твердов.

Я думаю, вы после Москвы очень скучаете в наших местах?

Софья.

Напротив. Хотя я с малолетства жила у бабушки и, кончив ученье, введена была в так называемый большой свет, видела все удовольствия, но всегда с нетерпением ожидала времени, когда возвращусь к маменьке.

Твердов.

В ваши лета можно еще бы год-два прожить в Москве, насладиться всем и тогда возвратиться на скуку в деревню.

Софья.

Что кому нравится. Не могу сказать, чтобы меня обворожили удовольствия большого света. Сначала меня занимала новость и рассеянно; а потом я почувствовала, что шум, единообразие веселостей может также наскучить. А что может быть тяжелее скуки, когда нечем от нее избавиться? В деревенской жизни, напротив, сколько средств против нее, сколько разных занятий; притом же любовь маменьки…

Твердов.

Но это не может всегда продолжаться.

Софья.

Почему же вы так думаете?

Твердов.

Что, ежели явится человек, который захочет вас разлучить с маменькою и предложит вам другие обязанности? Увезет вас от нее? Скажите мне откровенно, сударыня, горячая любовь ваша к матушке вашей, боязнь с нею разлучиться не будет ли мешать счастью моего друга? Не будет ли это причиною к отсрочке его благополучия? Скажите мне одно слово, я друг его, успокойте наши сомнения.

Софья молчит в смущении.

Скромов

(оставя рассказывающую Домну Трифоновну, говорит к Софье).

Вы молчите? Решите судьбу мою…

Домна Трифоновна

(идучи за ним).

Да вы меня и не слушаете? Слышали вы, что я вам говорила о нашей покойной тетушке? Я вам трогательно рассказывала, как она под старость возвратилась-таки к своему мужу. Вот сядьте, я вам все подробно расскажу…

Явление XII

Те же и Матрена Спиридоновна.

Матрена Спиридоновна.

Извините меня, мой батюшка Василий Петрович, с почтеннейшим гостем. Дело домашнее. Не ожидала, мои батюшки, таких дорогих гостей. Покорно прошу садиться.

Твердов.

Рекомендую вам, сударыня, приятеля моего, Семена Андреевича Скромова.

Скромов.

Я много обласкан тетушкою вашею, где имел счастие узнать и любезнейшую дочь вашу.

Матрена Спиридоновна.

Очень рада, что имею удовольствие, батюшка, с вами познакомиться. Сонечка! Так и твой знакомый? Займись же с гостем. А вас, батюшка Василий Петрович, прошу поскучать со мною. Мой Демьян Терентьевич отлучился, время горячее; выборы, надобно думать и о себе; но к водке он будет.

Домна Трифоновна

(тихо Матрене Спиридоновне).

Займись, милая Матрена Спиридоновна, гостем, а я подсяду к предводителю. Или буду с молодыми и стану их сближать.

(Скромову.)

Вот, батюшка Семен… извините, худо заметила отечество.

Скромов.

Андреич, сударыня.

Домна Трифоновна.

Так-так, Андреич. Итак, Семен Андреевич, теперь в отставке, так бы помышлять и о женитьбе. Время летит да летит. А невест у нас, что в чистом поле цветов.

(Взяв за руку Софью.)

Вот, например…

Софья.

Милая Домна Трифоновна! мы оставили мадам одну, надобно кончить.

Домна Трифоновна.

Понимаю, моя милая, понимаю!

(Делает знак, что она догадывается, и уходит.)

Твердов.

(продолжая разговор)

Вы напрасно беспокоитесь насчет вашего супруга. Дворянство уважит его желание.

Матрена Спиридоновна.

Так, мой батюшка Василий Петрович, да в каком роде? Ведь он хочет служить, да приличие требует, якобы… будто бы отговариваться.

Явление XIII

Те же и Ненасытин.

Ненасытин.

Извините меня, Василий Петрович! Отлучался по обязанностям службы, а более выборы отвлекли меня из дому.

Твердов.

Между тем я познакомился с супругою вашей. Рекомендую вам нашего уезда дворянина, майора Скромова.

Скромов.

Имею честь рекомендовать себя…

Hенасытин.

А! имел честь слышать и теперь рекомендуюсь.

Твердов.

Утро у нас свободно, выбор будет после обеда.

Матрена Спиридоновна.

Где-то у тебя душа, ангел мой Демьян Терентьевич?

Ненасытин.

Да, признаться сказать!

Твердов.

Чего же так унывать? Чиновнику, служившему честно, без всякого опасения можно предстать на суд своих собратий.

Матрена Спиридоновна.

Хорошо вам, батюшка Василий Петрович, так рассуждать. Вас выбрали – вы и поехали в свои поместья. А наше дело – бьемся да перебиваемся, чтобы как-нибудь прокормиться.

Твердов.

Но вы имеете состояние…

Ненасытин.

Какое состояние! Семьдесят душонок! Коли и есть кой-какие доходишки, все убиваю на должность. Из жалованья служить нельзя; надобно суд поддержать – поездки; а как жена домом управляется, я и не знаю. Все от нее тащу!

Твердов.

Причины ваши довольно уважительны, почему вам никак нельзя служить, и я надеюсь, что дворянство, уважив их, охотно уволит вас и от баллотировки.

Матрена Спиридоновна.

Нет, нет, батюшка Василий Петрович. Что ему лежать на боку, когда другие служат? Пусть, пусть баллотируется.

Твердов.

Я знаю, что женам всегда хочется, чтобы мужья служили. Натурально, это приятно, когда мужа выбирают, и, конечно, очень лестно быть выбрану себе равными – это завидное отличие. Но ежели обстоятельства не позволяют, тогда…

Матрена Спиридоновна.

Да какие обстоятельства? К маленькому нашему доходу да еще жалованье, так оно все-таки недурно. Нет, он должен служить.

Твердов.

Впрочем, это зависит от воли его и будет зависеть от желания дворянства. Не имея времени, я покороче скажу вам о причине моего приезда. Друг мой ищет счастья получить руку вашей дочери. Обстоятельства его требуют узнать решение теперь же, чтобы он имел время…

Матрена Спиридоновна.

Сонечка, друг мой, иди к себе, у тебя есть гостья.

Софья уходит.

При девушке неприлично об этом говорить.

(Мужу.)

Как ты думаешь, друг мой?

Ненасытин.

Пошли бог сироте доброго человека. Только первоначально узнать для блага же ее, имеет ли Семен Андреевич состояние? Будет ли им чем жить?

Матрена Спиридоновна.

Потому что имение ведь мое родовое, а мы с мужем сами люди еще не старые, надобно и нам чем жить. Отделить мне ничего не можно, а собрать-то мы еще не успели.

Твердов.

Ежели вы интересуетесь только его имением, так оно вам, как исправнику, известно. Триста душ, имение бесспорное, при том же обеспеченный капитал…

Ненасытин.

Знаю, знаю, мужики достаточные, доходы верные, недоимки ни копейки…

Матрена Спиридоновна.

Есть ли отец и мать?

Скромов.

К сожалению, я их лишился еще в малолетстве.

Матрена Спиридоновна.

И это хорошо, полновластна во всем; ни свекра, ни свекрови, угождать некому. Это великое счастие!

Скромов.

Найдя в вас родителей, я буду покорнейшим вашим сыном, и уважение мое…

Твердов.

Я вам ручаюсь за правила его. Он человек благороднейший…

Матрена Спиридоновна.

Да это, батюшка Василий Петрович, не к нам касается. Все эти качества ей нужны.

Ненасытин.

Нам лишь бы устроить счастье ее.

Твердов.

Итак, вы согласны?

Ненасытин.

По мне, я хотя и не отец ей, но я не прочь. Как жена!

(Тихо жене.)

Пользуйся случаем и работай в пользу мою.

Матрена Спиридоновна.

Чего тут и думать долго? Я обеими руками, но с условием: батюшка Василий Петрович! уж мы теперь как будто нареченные родные; посодействуйте, батюшка, чтоб мой Демьян Терентьевич был выбран в исправники. Вот вам образ снимаю со стены и клятву даю, что сего же вечера после выборов и сговор.

Ненасытин

(кланяясь).

Окажите мне это благодеяние! Коли я исправник, то и он зять наш сего же вечера.

Твердов

(с удивлением).

Помилуйте! вы мне и другим говорили, что вы не желаете служить, и сейчас рассказывали об издержках по должности!..

Ненасытин.

Да это так всегда говорится…

Матрена Спиридоновна.

Чтоб больше убеждали. Больше станут просить, более шаров намечут.

Твердов.

Но ежели должность исправника так разорительна, так можно бы другую.

Матрена Спиридоновна.

Нет, батюшка Василий Петрович, другой я не желаю. Уж коли служить, так чтобы было из чего трудиться.

Ненасытин

(потирая руки).

Уж так и быть, исправником готов бы еще курса два потянуть для общей пользы.

Твердов.

Вы имеете право располагать собою, как вам угодно; но я не могу сказать вам ничего насчет воли дворянской. Всякий кладет шар, куда велит присяга и совесть.

Матрена Спиридоновна.

Ох, батюшка Василий Петрович! Да вы наш предводитель, вы прикажите дворянству построже, чтобы непременно выбрали его исправником, – без того, дескать, никого домой не отпущу, а другой чтоб никто не смел баллотироваться. Струсят да и выберут.

Твердов

(смеется).

Это вы только можете так рассуждать. Скажу вам решительно: я не берусь никак наклонять воли дворянской в чью-либо пользу. Моя и всех обязанность – молчать и делать свое.

Ненасытин.

Конечно, батюшка, говорить прямо нельзя, дело критическое, не узнаешь, с кем в откровенность пустишься. А так словцо замолвить, похвалить усердие, кому мигнуть значительно; мало ли чего делается и можно сделать?

Твердов.

Воля ваша насчет судьбы дочери вашей; но как ни желаю счастия другу моему, ни за что на свете не соглашусь поступать по-вашему.

Ненасытин.

Ну, так уж хоть не мешайте, батюшка Василий Петрович! в дворянстве я не сомневаюсь. Я их всех уже просил на вечер после выборов.

Матрена Спиридоновна.

Неужели они забудут нашу хлеб-соль?

Твердов.

Удивляюсь, что вы, принадлежа к почтенному сословию, можете думать, что они за угощение, за попойку будут кого-нибудь избирать. Ежели где и было что подобное этому, то всегда обращалось к стыду так поступавших. Советую и, как предводитель, требую отложить ваше намерение насчет угощения, а идти прямою дорогою. Но друга моего чем вы решите?

Ненасытин.

Сказано, как покажут выборы. Коли так, и мы так. Не так – не прогневайтесь.

Твердов.

И я тверд в слове. Выборы будут как должно. До свидания!

(Скромову тихо.)

Надобно взять другие меры.

(Уходит с печальным Скромовым.)

Явление XIV

Ненасытин и Матрена Спиридоновна.

Матрена Спиридоновна.

Вот сяк-так, а два шара у тебя прибавилось. Поневоле положат, чтоб отказа не получить. Как кстати это сватовство случилось.

Ненасытин.

Что два шара! Вот как бы посодействовал! Надобно – ох! – надобно быть выбрану. Кое-где по волостям негладко, да и следствие о магазейнах опасно.

Матрена Спиридоновна.

Верхнерецкий голова сейчас был у меня.

Ненасытин.

Привез ли что?

Матрена Спиридоновна.

Да так, кое-чего привез.

Ненасытин.

А денег?

Матрена Спиридоновна.

Писарь безделицу дал. Просил вот бумаги подписать.

Hенасытин.

О! да этот хохол большой плутяга! Ему теперь во мне большая надобность. Он сюда забрел, кажется, от рекрутства; билета нет, и он его просит. Я сказал ему, что без пятисот не дам свидетельства. Явится к тебе – и ты меньше не бери. Постарайся до выборов сорвать с него.

Матрена Спиридоновна.

Я сейчас пошлю за ним.

Ненасытин.

Ну, отпускай же меня, Матрена Спиридоновна. Пора ехать на обед, а оттоле прямо и на выборы.

Матрена Спиридоновна.

Отпускаю тебя, друга моего, и благословляю.

(Целует его несколько раз.)

Желаю тебе благополучного во всем успеха. Приезжай исправником. Приезжай с победою. Будь счастлив для нашего счастья. Выхвати кусочек у соперников. Посрами их и восторжествуй!

Ненасытин уходит.

Вот тогда-то бы я принялась пользоваться случаем! Тогда-то бы мне руки развязались.

Явление XV

Матрена Спиридоновна, Домна Трифоновна и мадам.

Домна Трифоновна.

Кончила я, моя милая, с мадамой, сняли мерки. Да Софья Васильевна что-то нездорова. Бледна, дрожь во всей, отвечает не то, о чем спрашиваешь, – ужасть что с нею! Но мы таки с мадамой мерки сняли, что надо, отобрали…

Мадам.

Вот, сударыня, и счет.

Матрена Спиридоновна

(читает).

Да как все дорого поставлено! А это что? За отлучку из дому десять рублей?

Мадам.

Как же, сударыня! Вот я у вас сколько пробыла! Девки мои были без дела, сколько я упустила работы! Мы с того живем. Я же и недорого полагаю.

Матрена Спиридоновна.

Недорого? Десять рублей недорого? Да не я тебя и удерживала. Это вы, Домна Трифоновна, все с ней толковались, а теперь и плати деньги. Иди ко мне, мадам. Увижу, какова Сонечка, и сторгуюсь за все с тобой. Благодарна вам, Домна Трифоновна! очень благодарна!

(Уходит.)

Домна Трифоновна

(одна).

Вот так-то мне и часто достается! Ушла и слушать не захотела! Кому теперь рассказать? Кабы нашелся кто… (к зрителям) меня выслушать, как женил мой дядюшка своего Фоменьку, старшего сына. Молодец был писаный, да немного избалован. Вот на этой свадьбе сделали меня полною хозяйкой…

Между тем занавес тихо опускается.

Я принялась распоряжаться, угощать; соседей съехалось много. Я всякого встречаю, всякому (занавес опустился) говорю, говорю…

Конец третьего действия

---

Примітки

Епанечка (зменшене від епанча) – жіночий одяг, коротка хутряна накидка-безрукавка.

Действие четвертое

Та же комната.

Явление I

Матрена Спиридоновна

(одна).

У! да как же я устала! Все приготовила, все распорядила; милости просим, пусть съезжаются. Теперь, может быть, я уже вновь исправница! Да, не худо было бы! Тотчас поехала бы будто по родным, да мимоездом по всем волостям. Бабы, девки, все ко мне с поклоном; а головам приказ – принести того и того. Вот с разных сторон и съехались бы: муж с одной, а я с другой, и всякий бы с своим благоприобретенным. Ох! без того чем бы и жить! Во всем неурожай, во всем недостаток; горе да и полно, какие времена настали! Да что-то слухи носятся, что добираются до взяток. Эка пропасть! Велико ли дело, когда возьму с бабы по тальке, по курице, да ниток, да холста, да сего, да другого – уж подлинно самая безделица! В мужнины дела я совсем не мешаюсь. Он служит, он и распоряжает; а мне достается попользоваться самою безделицей.

Явление II

Матрена Спиридоновна и Шельменко.

Шельменко

(выставя голову из двери).

Чи ви, добродійко, тутечка-здесечка?

Матрена Спиридоновна.

А! Я за тобой и посылала.

Шельменко

(войдя).

Оце ж я й прийшов.

(Кладет шапку и палку у дверей и, подойдя близко, кланяется и говорит вполголоса.)

А чого зволите?

Матрена Спиридоновна.

Всем вам будут хлопоты. Муж мой получил бумагу отыскать скрывающегося здесь хохла, зашедшего из Малороссии.

Шельменко.

Чи не з Пирятина?

Матрена Спиридоновна.

Кажется, что так.

Шельменко.

А примети описані?

Матрена Спиридоновна.

Кажется. Муж мой говорит, что его знает и велит сковать и представить. Вот он скоро будет.

Шельменко.

Сковати? Ой лишечко! пропав я на світі!

Матрена Спиридоновна.

Чего же ты испугался?

Шельменко

(трусливо).

Та так, жалко земляка!

(В сторону.)

Отепер біда! Що робить?

Матрена Спиридоновна.

Уж муж мои никого не пощадит. Ты как зашел в нашу губернию?

Шельменко

(еще более струся).

Та, ей-богу, се не я! Я таки я, оце я; а то, далебі, що я не я! Цур йому, пек йому, я його не знаю.

Матрена Спиридоновна.

Так когда не ты, так и не бойся; а когда ты, так тебе большие беды будут.

Шельменко.

А які, пані, біди будуть? Що там написано?

Матрена Спиридоновна.

Велено всего обобрать и в рекруты отдать.

Шельменко.

У некрути?

(Плачет.)

Лиха ж моя годинонька та нещаслива!

Матрена Спиридоновна.

Что ты?

Шельменко

(идет на цыпочках и притворяет все двери, потом становится пред ней на колени).

Помилуйте, пані матінко, добродійко! Не погубіть мене! Не занапастіте християнської душі! Я… (кланяется в ноги и лежит) я той самий, кого ськають. Помилуйте!

Матрена Спиридоновна.

Как? Ты?

Шельменко

(вскочив).

Цитьте, цитьте, мовчіте! Будьте ласкові, мовчіть!

Матрена Спиридоновна.

Так ты теперь пропал!

Шельменко.

Пропав, добродійко, пропав душевно і тілесно! Що мені на світі робити? І писаніє глаголеть: брехнею світ пройдеш, та назад не вернешся. Так і я, зайшов, та як то вернуся. Ой лихо!

Матрена Спиридоновна.

Что тебе вздумалось уходить и скрываться?

Шельменко.

Отак, паніматінко, по писанію: з великого ума та в голову зайшов. Та що вже, як зроблено, то зроблено. Випитувать нічого, помагайте!

Матрена Спиридоновна.

Да как тебе помогать?

Шельменко.

Та як знаєте, так і помагайте. Ви, добродійко, з паном справником на сеє діло хитренькі. Закріпостіте мене, будьте ласкові.

Матрена Спиридоновна.

Как же это можно сделать?

Шельменко.

Знаєте як? Покажемо мене вмершим і пошлемо лепорт: вишепом’янутий Кіндрат Шельменко постижно від страху вмер і землі предадеся… а до себе припишіте у новорожденні.

Матрена Спиридоновна.

Не знаю, как бы…

Шельменко.

Беріть усе, чого душа забажа. Усеї худоби не пожалію, тілько викрутіте мене із такої біди. Беріте усе по писанію: овци, і воли, і скоти польськії…

Матрена Спиридоновна.

Послушай. Мне жаль тебя: ты человек добрый; разорять тебя не хочется, а помочь надо. Уж так и быть: дай пятьсот рублей, я покрою все дело.

Шельменко.

П’ятсот рублів? Та коли б мені п’ятсот лихорадок, коли у мене на голові і волосся стільки є. Усього мене і з душею, і з тілом, і з худобою продати та тілько хіба-хіба що рублів з півсотні збереться.

(В сторону.)

Оце втяла!

Матрена Спиридоновна.

Хоть пропадай, а меньше нельзя.

Шельменко.

Що тут мені на світі робити? Се вже справді по писанію: і туди гаряче, і сюди боляче! Пані! добродійко! та буде з вас двадцять п’ять…

Матрена Спиридоновна.

Что ты это вздумал? Стану я из такой безделицы о тебя руки марать!

Шельменко

(скоро).

Та ні, ні, ні… теє-то… я кажу, не рублів, а карбованців. Та будьте ласкові – буде; а там іще як розговіємось, то або дрівець привезу, або помолочу у вас з тиждень.

Матрена Спиридоновна.

Ни копейки меньше. И когда хочешь, давай скорее, а то другого выберут, тот больше потребует.

Шельменко

(в сторону).

Ні, навдаку. Таких лупачів не знайдеш.

(Чешется.)

А, морока мені з нею! Бодай їй стонадцять лихоманок!

(Вслух.)

Та нехай буде стілько. Або слухайте лишень, а ще стільки віддам вам, як дождемо, – об Семені. Та нехай вже буде так. Я і пану справнику так обіщав.

Матрена Спиридоновна.

Нет, нет, нет, в долг не поверю. Обманешь, где тебя после искать?

Шельменко.

Та, єй же богу, не обманю! От єй! велике слово. Землі з’їм цілу жменю.

(Черпает с полу рукою и будто ест.)

От бачите?

Матрена Спиридоновна.

Нет, нет, этому не бывать!

Явление III

Те же и Трофимыч вошел тихо.

Матрена Спиридоновна.

Кто тут? А! это ты, голова? Что скажешь?

Трофимыч.

А что те скажу? Апять вы наши благадетяли!

Матрена Спиридоновна.

Как? Что?

Трофимыч.

Апять вы наши справники. Барина твово апять настанавили.

Матрена Спиридоновна

(в большой радости).

Как? Выбрали? Вот радость!

Шельменко.

Побила нас лиха година та нещаслива! От тепер-то піде драча!

Матрена Спиридоновна.

Почему ты это знаешь? Где ты слышал?

Трофимыч.

Да шел я мима сабрания, а там каляс-каляс, саней-саней, што и прайти нельзя. Больше, чем у нас мужика на таргу. Гляжу, Лукашка, ваш-таки, знашь, кучар, немнога хмелен, да и пазнал меня, да и гаварит: «Папоштуй меня, дядя! нешта я празяб». А я яму гаварю: «С чего я тыя буду поштувать?» А ён гаварит: «Ну, гляди!» А я гаварю: «Ну, гляжу», – да и нашел сваею дарогай. А ён и бяжит да и гаварит: «Нет, дядя, папоштуй. Мово барина пасабрали в справники». Ну, да как пристал ка мне, как пристал, – так я яго и свадил, и, нечего-таки, выпили за здравия…

Матрена Спиридоновна.

Ах! какую ты мне радость принес! Вот теперь-то я распоряжусь! Ты, голова, у меня не дремли. Сейчас привези кур, гусей, уток, муки, масла, круп, овса, сена, дров…

Трофимыч.

Да усё ета привязено…

Матрена Спиридоновна.

Да что ты мне говоришь: привязено! Я тебе говорю: привези! Мало ли чего было «привязено», – теперь все вновь пошло. Да еще не забудь коренья, сушенья, соленья, печенья, холста, талек, ниток, сукна, полотенец, – да и еще что есть у вас там. Ведь я теперь исправница на три года. А ты, хохлацкий чуб, смотри! Ты теперь в моих руках! Ах, какая радость!

Шельменко

(в сторону).

Ох! писаніє глаголеть: попався, жучку, панові в ручку!

Явление IV

Те же и Ненасытин в восхищении.

Матрена Спиридоновна

(бросаясь к нему на шею).

Поздравляю тебя, друг мой, душа моя, лапочка моя! Поздравляю тебя с победою. Одолжил меня. Я от радости себя не помню. Ах, мой миленький исправничек! Теперь-то я задам пир на весь мир!

Ненасытин.

Разве ты уже знаешь!

Матрена Спиридоновна.

Знаю, все знаю. Выбрали тебя, друга моего сердечного, выбрали в исправники. Вырвал кусочек у всех.

Шельменко

(в сторону).

Коли б, будучи, подавився.

Ненасытин.

Так, мой друг, удалось мне, наконец, в нашем желании. Мимо всех, против воли всех ищущих схватил местечко.

(К голове и писарю.)

А вы что не поздравляете? Нешто не рады?

Трофимыч

(кланяясь).

Поздравляем миласть вашу, как-ста не рады?

Шельменко

(так же).

Де-то вже не раді? Так раді, що не то що! Дай боже із сього та й у краще.

Матрена Спиридоновна.

Да, теперь поставляйте мне всё. Вот-таки тотчас три дойные коровы, тотчас мне и высылай! А кормленую птицу, что ты это ощипанную прислал? Как это можно?

Шельменко.

Се, добродійко, теє-то… подобіє… будучи… наших мужиків, що й вони, стало бить, так усі ощипані…

Матрена Спиридоновна.

Вот я и тебя так ощиплю. С перьями, неотменно с перьями, всегда с перьями мне присылай!

(Стучит ногами.)

Слышишь ли, с перьями, слышишь?

Шельменко

(кланяясь).

Чуємо, з пір’ями, чуємо!

(В сторону.)

Ото охоча скубти!

Матрена Спиридоновна.

Ах, я не помню себя от радости и не могу с мыслями собраться, что приказывать голове!

Трофимыч.

Докладаю миласти вашей, што тут усего навезяно на поклон на случай нового справника. Таперь, как ваша благородия прикажа: будя ли того, али…

(Чешет голову.)

Ненасытин.

Экой ты скот! Ведь нового не выбрали, я остался, так мне все следует; а чтоб поздравить меня, так вы должны еще привезти. Слышишь?

Шельменко.

Чуемо, ваше високо… теє-то… ваше благородіє, привеземо!

( Трофимычу будто тихо.)

Чого було питаться? Се вже звісна річ. Не знать що! Тільки прогнівляють пана!

Матрена Спиридоновна.

Привезите-таки, привезите; чего не довезете, я после вспомню; да я и сама скоро поеду.

(Мужу.)

Я любопытна знать, как тебе удалось, не было ли каких интриг?

Ненасытин.

Как выбирать исправника без интриг! Все желало, все искало получить это место. Были попойки, были заговоры, а я все хитрил, как условились. Вот как дошло до баллотировки, я без стыда прямо – к ящику. Другие в таком случае отходят подалее, а я пошел напролом. Совесть и стыд в сторону, – кому кланяюсь умильно, кому мигну, кого прямо прошу. Высыпали шары – куча! Предводитель мой встрепенулся, надулся и замолчал. Другие начали ворчать. Пустили Скромова, вот зятька нашего (щелкнув) – бац! – одним меньше. Вот предводитель бледнеет, смутился, – думаю, оттого, что майор да стал на запятках у меня, губернского секретаря. Пошли прочих катать – все ниже, ниже; некоторых искателей и к выборам не допустили. Как прочли список и начитали меня в исправниках, так – веришь ли? – все дворянство ахнуло, заговорило, зашумело. Я же, зная, что моего у меня никто не отобьет, поехал обрадовать тебя.

Матрена Спиридоновна.

Благодарю тебя, мой друг! Теперь ты хоть все тот же муж, да вдесятеро стал милее, получив хлеб насущный. Теперь примусь заботиться о пирушке. Того и гляди, что скоро все нагрянут.

Ненасытин.

Да, что-то чудное выходит! Кого ни звал, все отказываются, да еще и подсмеивают; а иной стыдится и называет это неприличным. После выбора я уже никого и не звал. Дело кончено, я свое взял.

Матрена Спиридоновна.

Вот опять новые убытки! Веришь ли, человек на сорок приготовлено. Куда это все девать? Надобно потерянное вознаградить. Принимайся-ка за голов, а где нужно, – я буду помогать.

Ненасытин.

О! теперь я за них примусь. Я все поворочу, устрою свой порядок; я уж не на три месяца, а на три года. Я не Правосудов, при котором в уезде все спало, а он получал от губернатора благодарности. Голова! сейчас подавай рапорт о недоимке.

Трофимыч.

Нетуте, ваша благородия, ни капейки, усе узысканы, толька ишо не представлены.

Ненасытин.

Не ври пустого, а пиши более трех тысяч; деньги собранные продержим, а месяца чрез два и взнесем, якобы моим старанием собранные. Понимаешь?

Трофимыч.

Разумем, ваша благородия.

Шельменко

(кашляя).

Осміливаємся нижайше доложити: теє-то… будучи сказать… пєннії кому восполнять? Чи нам… будучи… чи… теє-то… гм!

Hенасытин.

Экой хохол безмозглый! За что тебе или мне? Ведь оно мирское.

Шельменко.

Так, так, так, ваше благородіє! Оце так. Істина святая, як і писаніє глаголеть: мир багатший, чим ми, грішнії, будзії… Ох!

Ненасытин.

То-то же! Смотрите, держите ухо востро! Получите приказ – тотчас смекайте, что к чему. Ты, хохол, не зевай! Ты у меня всегда в руках, ты мастер своего дела. Смотри! Объяснений не жди, а сам привози.

Шельменко.

Обов’язані, ваше благородіє, по всякий день і час…

Явление V

Те же и Проживайкин.

Ненасытин.

Добро жаловать. Вот и видно, не соперничал, первый приехал на пир.

Проживайкин.

Какое на пир! Вот уже по пословице: приехал не пир пировать, а думу думать.

Ненасытин

(равнодушно).

А что там такое?

Проживайкин.

Ведь как громом тебя прибью. Губернатор прислал предложение, чтобы тебя не выбирали, а буде пробаллотирован, так из списка исключить.

Ненасытин

(испугавшись).

Как? Отчего это?

Матрена Спиридоновна

(так же).

Чго, что, что вы говорите?

Трофимыч.

Вот-тс, бабушка, и Юрьин день!

Шельменко.

Отака ловись!

Матрена Спиридоновна

(рассердись).

С чего это взято? Кто смеет говорить?

Ненасытин.

От кого ты слышал? За что такая беда?

Проживайкин.

Только что ты уехал, – получено от губернатора предложение, что по исследованию о сожженных магазейнах ты отдан под суд и в выборы нейдешь.

Ненасытин.

Вот пощечина!

Шельменко

(в сторону).

От у такі сливки вскоч!

(Тихо смеется.)

Оце ге-ге-ге-ге! По бороді текло, та в рот не попало. Ге-ге-ге-ге!

Матрена Спиридоновна.

Что же далее, что далее?

Проживайкин.

Все обыкновенное. Поздравили майора Скромова исправником и разъехались.

Матрена Спиридоновна.

Так уж это кончено? Да как это можно? Да как смеет губернатор? Да как… ох, дурно, дурно, темно!..

Ненасытин и Проживайкин ее поддерживают; голова машет на нее шайкой.

Шельменко.

Чуєте, дядюшка Трохимович! Покиньте врагову бабу, бодай вона одубіла. Нам її тепер ні на що. Біжіте лишень мерщій, заберіте відсіль свинину, птицю і усе. Сим хапунам уже не треба. Кланяйтесь новому, просіте, щоб милостивий до нас був. Та кличте його ваше високоблагородіє, бо воно майор, а мення кат його зна! Та нате ж і грошенята.

(Отдает мешок с деньгами.)

Сперва дайте трошки; коли розсердиться, то й прибавляйте поки до міри. А я тутечка-здесечка вас підожду, за квитанціями зостануся, тепер з горла видеру. Ідіте ж, ідіте забирайте поклони.

(Выходит с головою.)

Матрена Спиридоновна

(приходя в себя).

Ох, тяжело! О горе мое… умру не исправницей!

Ненасытин.

Успокойся, друг мой! Не огорчайся, здесь чужой человек.

Матрена Спиридоновна.

Какая мне нужда до чужого человека; я перед всем светом буду кричать: как мог губернатор вмешиваться в дворянские дела? Это ему запрещено. Да как он смел нас обижать? Просьбу, Демьян Терентьевич, сейчас подавай на него просьбу!

Ненасытин.

И! Куда уже на губернатора просить!

Матрена Спиридоновна.

Куда хочешь. В земский, уездный, губернский, столичный, – в какой хочешь суд, да только подавай; жалуйся, объясни все дело, опиши все свои старания, хлопоты, убытки и обиду свою. Жива не хочу быть, а этого дела не оставлю. Ввек не прощу этой обиды!

Проживайкин.

Успокойтесь, сударыня, мне и вашего хуже, да я молчу.

Матрена Спиридоновна.

И на вас напали? Как это?

Проживайкин.

Признаюсь, кормил, поил всю нашу мелкую шляхту, что называется, не на живот, а на смерть и всем уладил, протоколиста задобрил, чтобы он с шарами поворожил в мою пользу; и все мне это искание стоит, мало сказать, две тысячи!.. Что же? Пред выборами нелегкая дернула нашу молодежь играть в карты. Играть мне хотелось, но денег ни гроша; я вздумал поставить исправничество на карту – и проиграл. Оно бы так и сошло, но лишь меня на выставку, как наш живодер Лупилин и объяви предводителю. Тот меня стыдить, и никто не взял шара, чтобы класть на меня. Проглотил пилюлю, что делать! Авось дождуся своего.

Матрена Спиридоновна.

Нет, при эдаких интригах трудно нам в чем-нибудь успеть. Я так встревожена, что должна принять гофманских капель.

(Уходя.)

О стыд! Как глаза показать!

Явление VI

Проживайкин и Ненасытин.

Ненасытин.

То уж времечко, когда правду сказать! Мудрены мне, однако ж, наши: как избрать Скромова, человека военного, не знающего нашей службы и всех по ней уверток! Губернское его как раз загоняет.

Проживайкин.

Да, не прогневайтесь. Я удивляюсь Скромову, что он решился служить. Заседатели же у него такие же неопытные…

Ненасытин.

И все чиновные. Где их амбиция? Моложе их чином исправник, а они с своими заслугами в подставках.

Проживайкин.

Сами пожелали. Надобно, говорят, исправить уезд и облагородить должности. Уж исправят!

Явление VII

Те же, Выжималов, Забойкин, Драчугин, Подтрусов, Лупилин, Думалкин. В продолжение разговора входит Шельменко.

Забойкин.

Разбой, совершенный разбой! Приходит караул кричать!

Выжималов.

Хотя раскричись, ничто не поможет. Сильная сторона взяла перевес.

(Ненасытину.)

Вот как и над вами подшутили. Ай да порядок!

Драчугин.

Пропадай их голова! Проклят, ежели надену мундир когда-либо. Сожгу все и не хочу называться дворянином отныне и до века.

Подтрусов.

И я – отныне и до века.

Думалкин.

Думаю, что и я до века.

Шельменко

(в сторону).

Се, бачу, все кукіль та полова.

Выжималов.

Эдак поступить с нами, коренными здешними дворянами! И кто же? Все молодежь, вышедшая из военной службы, такой переворот делает.

Ненасытин.

Да что с вами там было? Я не застал начала, а встретил вас выходящих из залы.

Забойкин.

Ничего, нам велели из собрания удалиться.

Шельменко

(в сторону).

Отакого, бачу, вам завдали гарбуз-перцю!

Ненасытин.

За что это?

Выжималов.

Это еще старые дела по доносам на Кожедралова, а мы там кое в чем прикосновенны. За все это Кожедралов сослан в Сибирь, у Староплутова все отнято на удовлетворение претензий, а нас велено предать суду дворянскому при выборах. С того и начали, что нас удалили, а там еще увидим, что будет; только добра не ожидать. Это, брат, не уголовная палата!

Лупилин.

Без вашей поддержки и я пострадал.

Драчугин.

Как это?

Лупилин.

Для моциону и рассеяния, по совету медиков, хотел быть исправником. Нелегкая и понесла меня баллотироваться. О! да и катнули же меня! Верите ли? Один белый шар! И в том Грозин извинялся, что ошибкою положил.

Драчугин.

Это называется: вороные с звездочкою.

Лупилин.

Буду помнить эту звездочку! В соседнем уезде много хохотали на мой счет. Странное дело! В уезде почти все мои должники, а никто не положил на меня белого шара.

Подтрусов.

Боялись дать вам силу в руки ко взысканию с них долгов. Вы бы нас тогда не помиловали.

Лупилин.

Это-то и заставляло меня искать должности. Уж дал бы им себя знать!

Выжималов

(Ненасытину).

Как вы это успели выехать было на белых? Мы все удивляемся.

Ненасытин.

Смастерил было славно. Всех провел. Что и рассказывать! Держу секрет при себе, на случай.

Лупилин.

Нечего секретничать, дело ясное. Стал у ящика, да просил, да кланялся. А это много делает. Я пошел было тою же штукою, так предводитель меня за руку и отвел.

Проживайкин

(став посреди всех).

Друзья! Приятели! Товарищи по нанесенной обиде! Послушайте моего совета – не служить вовсе и никогда! Пусть служат одни благоразумные.

Несколько голосов.

Не служить! Не служить!

Шельменко

(в сторону).

Та й залякали ж! Не знаю!

Выжималов.

Не служить и выехать из губернии в другую, где еще люди по нас.

Драчугин.

А где их найдешь? Видишь ли, все просвещение да образование. Молодежь вся бросилась либо в военные, либо в ученые; а нам подобные останутся только в рассказах.

Забойкин.

И то с насмешками да с поруганием. Эх-эх-эх! Все прошло!

Явление VIII

Те же и Матрена Спиридоновна.

Матрена Спиридоновна.

Что это, мои батюшки, что пожаловали? На какую радость? Зачем?

Забойкин.

Ваш Демьян Терентьевич просил нас, матушка, на вечер к себе.

Матрена Спиридоновна.

Как? После такого поруганья да мы еще должны вас угощать, тратиться, убыточиться, разоряться? Вздор! Стакана воды не дам.

Шельменко

(в сторону).

А годилося б після бані на потуху.

Все гости в изумлении.

Выжималов.

Демьян Терентьевич! Что это?

Ненасытин.

Истина святая! И вы бы то же сделали на моем месте. Жена моя справедливо говорит.

Шельменко

(в сторону).

По писанію: едина плоть, един дух.

Матрена Спиридоновна.

Чтобы мы стали пировать свое бесчестье? Нет, нет, нет! Малый! Туши свечи. Добра ночь! Вот и все, больше ничего не ожидайте.

Шельменко

(в сторону).

Бачу, жінки усюди однаковісінькі: чого не захочуть, то й не захочуть; а як вже і захочуть, то… гм!

Забойкин.

Пойдемте же, господа, пока в трактире огонь не потушен. Пойдем!

Выжималов.

Не солоно же мы нынче хлебали.

Драчугин.

Зато меньше будем пить.

Подтрусов.

Я знаю средство вознаградить потерянное. Ну-ка, брат Степа, зови к себе па ужин, завтра тебя во что-нибудь да выберем. Сегодня про тебя сказали, что ты молод и телом и душою; но пусть разъедутся, мы тебя выберем, только угости.

Думалкин

(кланяясь всем).

Пожалуйте ко мне, покорно прошу.

Забойкин.

Дело! Поедем к нему. Из того мы и бьемся.

Все приезжие уходят.

Явление IX

Ненасытин, Матрена Спиридоновна и Шельменко.

Матрена Спиридоновна.

Из каких достатков нам их угощать! Теперь надобно концы сводить, чтобы на будущее осталось. А эта хохлацкая ворона вздумал еще назад требовать, что давеча понавезли.

Ненасытин.

Как это? С чего ты это взял?

Шельменко.

Та ще не все узяв, а тілько годовану птицю. А то, будьте ласкаві, і те віддайте.

Ненасытин.

Да как это можно? Это нам принесено!

Шельменко.

Не вам, а… теє-то… будучи сказать… справнику; а як стало… по справці оказалось, що… теє-то… не ви… будучи… справник, то само по собі розуміється, що треба віддать… ох, треба!

Матрена Спиридоновна.

Я ни за что не отдам, хоть себе тресни.

Шельменко.

Як знаете, так і робіть. Я ж кажу: глядіте лишень того, щоб, по писанію, узявши личко, не віддали ремінця.

Ненасытин.

Как? Ты будешь жаловаться?

Шельменко.

Та воно-то, може, і не жаловаться, а… теє-то… розкажу… будучи… начальству…

Ненасытин.

А я тебе не подпишу квитанций.

Шельменко.

Овва! Оце злякали! А ось у мене у кишені ваші… будучи… прикази на всі злоупотребленія. По-вашому усе зроблено.

Ненасытин.

Да ты беспашпортный, ты бродяга! Я тебя к суду!

Шельменко.

Йо? Кусала така! Слухайте, Дем’ян Терешкович, сим мене не лякайте. Он і пані напалась було на мене мокрим рядном. Давав, правда, дві сотні – не вміли… будучи… брати, а тепер я вам… теє-то… поклонився. Пані мене була добре… теє-то… налякала, що якоби-будтоби є об мені сообщеніє. Трохи-трохи не сипнув… будучи… карбованцями, а якби сипнув, то вже б не зібрав. Та, спасибі, повитчик у суді сказав, що се все брехня. А теперечка є у мене защита – новий справник, лучче йому дам.

Ненасытин.

Я ему скажу все.

Шельменко.

Так-бо писаніє глаголеть: виє собака, та на свою голову, не к вам річ. Кажіте, кажіте, а там до чого дійдеться, то вже… будучи… не здивуйте. Верніте лишень овощі.

Матрена Спиридоновна.

Какие овощи?

Шельменко.

Та отам, знаєте, що вам з головою… теє-то… нанесли. Будучи, пір’я, то горіхи, то мітки. Я ж кажу, треба до нового відвозить.

Ненасытин.

Да прикажи, душа моя, отдать ему эту дрянь. Отвяжись он, безмозглый хохол. Уж я же до тебя доберусь!

Уходят с женою в разные комнаты.

Шельменко

(один).

Лиха матері доберешся! Уже мені не первина викручуваться. Я се знаю, що справник суть комисар, а комисар суть справник, усі одним миром мазані. Знаю, як коло їх треба панькаться, надіюсь на себе, що…

Явление X

Трофимыч и Шельменко.

Шельменко.

А що, Трохимович, уже ви і звернулись? Майбуте, не знайшли капітана-справника?

Трофимыч.

Какоя майбутя? Тут не майбутя, а бяда! Я те гаварю, бяда! Не знаю, что и делать!

Шельменко.

Біда? Ануте кажіте швидше, що там за біда?

Трофимыч.

Охти-хти-хти! Злое время пришло! Я те скажу: справник ничего не бяре.

Шельменко.

Та що це ви говорите! Та не лякайте-бо!

Трофимыч.

Вот те хрест, што правда. Да ишо и досталась! Ох!

Шельменко

(стоит в изумлении).

Оце лихо! Я аж і досі нестямлюсь! А розкажіте, як там у вас було.

Трофимыч.

Вот взъехал я саньми на задний двор, пашел в харомы, узял с сабой кое-чего на паказ яго высокоблагородию и паклал у сенях. Спрашал, дома ли новай справник, далажитя яму, пришел, дискать, я пагаварить об сваей нужде; ён, правда скора вышал. «Что ты, мужичок?» – спрашал так приятна. Я пакланился и гаварю: «Воласть пакланяется тваей миласти на новое хазяйство». Да и поднес яму пять цалковых, как ты научал меня, што кали, мал, за малая осерчая, так прибавляй больша. Вот я яму тычу в руку. «Штой-та? Ах ты машенник!» Как схватя цялковые, как грымня оземь! Я паскареича за пазуху, тащу усю суму… Батюшки-светы! Как асерчая, как зареве, так у меня душенька и вспалахнулась! Как схватя меня за бараду, как жвякня меня аб дверь, так вот так и выскачила! А кости-та мои – вот как зерна на счетах: хря, хря, хря, хря! – так загремели! Я у сени, и он за мною. «Эта что за птица?» – спрашал. «Тваей миласти на паклон…» Как схватя утку, как улепит мне по мордасу, как крикня: «Малый! Правадите машенпика са двара с яго гастинцами!» Как приняли, брат, меня! Я бягу, а яни вслед за мной, да в спину мне и курями, и гусями; я знай бягу, а яни знай паганяют! Кое-как дабёг до саней да сколька духу сюда. Ох! костачки мои, костачки… ох!

Шельменко.

Жалко карбованців, що не підобрали.

Трофимыч.

Вот табе жалка карбованцав, а меня-та и не жалка? Меня придяржали, и цялковыя всунули за пазуху, и всю птицу-та в сани уклали.

Шельменко.

Побила ж нас, бачу, лихая година та нещасливая! Тепер тілько об поли ударитись руками, та й годі! Се біда! Ходім або випиймо чого, пане Трохимович, з переляку абощо! Мені так щось… будучи сказать… млосно.

Трофимыч.

Не, пан Шельменка, уш не да питья! Как-то мы пакроем свои дялишки. Знашь, я те скажу: справник-та той самай, что ты яму рихтмы прикладал утрам сегодня. Знашь?

Шельменко.

Та що це ви говорите! Ой лелечко, лелечко! тепер то ми зовсім пропали. Тепер віддяче він за всякеє писаніє і грубоє слово! Буде нас преслідовать, шатнеться до общественних зборів.

Трофимыч.

Охти мне! Не вспаминай, пажалуй, сердца разрываятца! А очерядные списки приметца поверять!

Шельменко.

Теє-то не дуже страшно, там пан совітник добре попорався. Ото лиш кажіте, як прийметься за отпуски на заробітки, та за гамазеї, та за роздачу хліба, якого у нас ні зерна ніхто і не бачив, а усе воно переділано на грошики, що у нас по скриням лежать, як прийметься розвідувать, яка драча була якоби на ралець чиновникам, а і усе у нас позоставалось; як прийметься за роздачу земель, що було предписано об розділі з неімущими…

Трофимыч.

А што ты, пан Шельменка, саставлял списак неимущих да панаписал туда што багатейших, а?

Шельменко.

І теє ще нічого, бо пан справник – спасибі йому – засвідітельствовав, а казенная палата і утвердила. А ось буде нам халепа, як спитає у мене пачепортика! От тогді-то начуваться мені!

(Плачет.)

Не миновать мені Си-бі-ру!

Трофимыч

(плачет).

Ге-ге-ге! Абдярут меня, как липачку!

Шельменко.

Та коли б уже обідрали та й пустили, ми б опять справились. А то як катюга повозиться коло нас, то те-то лихо!

Плачут оба.

(Шельменко захлебнулся.)

Та… та… та… на… на… на якого трясця… ви… ви… вибрали такого? Се… се навдивовижу!

Трофимыч.

Гавари ты, а я не знаю. Представление свету!

Шельменко

(плачет).

О-го-го! Писаніє гласить: світ настав, піп не свистав, – так і тутечка. Усе усі брали, а се вже, вража мати їх зна, які люди настають.

Трофимыч.

И усё на нашу бяду!

(Горько плачет.)

Шельменко.

Ой лишечко, лишечко! Поїдьмо лишень додому, чи не змаракуємо чого. Коли вже не можна вивертіться, то хоть поховаймо худобу, що як прийдеться чомчековать… ох! до Сибіру, то щоб було з чим. Ходім, Трохимович!

(Воет.)

Пропали ми тепер, як руді миші! Поженуть же нас туди, де козам роги правлять! Ой лишечко, лишечко!

Оба, плача, уходят.

Явление XI

Ненасытин выходит с одной стороны, а потом Матрена Спиридоновна – с другой.

Ненасытин.

С дураками связываться опасно. Вот ему и квитанции подписанные, а то чтобы не нажить еще и отсюда хлопот. Ведь даром, что глупый хохол, а как хитро меня поддел! Все уверял, что отдаст назад приказы, да вот и довел до сего часа.

Матрена Спиридоновна

(выходя).

Тоска смертельная! Нигде покоя не найду! Эдакого стыда я не перенесу! С горя пересматривала, что нам принесли, гак такая все дрянь, что стыдно и назад отдавать. Пусть этот хохлацкий чуб хоть треснет, ничего не отдам.

Ненасытин.

Да и кто велит отдавать? Я соглашался затем, чтобы его только унять; теперь уж ниоткуда не жди. Все кончилось!

Матрена Спиридоновна

(протяжно вздыхает).

О-ох!

Ненасытин.

А попавши под суд, надобно самому развозить.

Матрена Спиридоновна.

Ох-ох-ох! Вот это-то мое и горе! Проклятые взяточники! Им бы все брать да брать.

Ненасытин.

Да ведь берут, берут и всё недовольны.

Матрена Спиридоновна.

И указов не боятся!

Ненасытин.

Что им указы! Да еще как берут! Муж-таки, как муж, а то и жена туда же, да еще чуть ли и не поболе берет.

Матрена Спиридоновна.

Экие бесстыдницы! Мало им жалованья, что еще с нас, с подсудимых, обдирают. Вечный ад их ожидает за вытянутые последние у нас крохи! Пойдут они в тартарары!

Ненасытин.

И с душами и с телами. Да и поделом им!

Явление XII

Те же, Твердов и Скромов.

Матрена Спиридоновна

(с гневом).

Это что? Зачем пожаловали?

Твердов.

Я приехал, сударыня, возобновить мою просьбу: устройте счастие друга моего, соедините его с любезнейшею вашею дочерью.

Матрена Спиридоновна.

Слышать не хочу! Порядочно вы наругались нами! Давши слово помогать, чтобы муж был испра…

Твердов.

Ежели вы хотите припомнить, то я не давал слова, а обещался не вмешиваться.

Матрена Спиридоновна.

Хорошо и не вмешались! Уж когда все шары положили, так вы забежали к губернатору!..

Ненасытин.

Благодарен, очень благодарен. Вы так тонко со мною сыграли.

Твердов.

Над вами никто не играл, но вы должны заметить и на будущее время, что злоупотребление рано или поздно но откроется и что благодетельный закон везде его преследует.

Матрена Спиридоновна.

Вы нас, батюшка Василий Петрович, еще не узнали. Поговорить было с нами откровенно, может быть, мы бы вам полезнее были, нежели человек, в таких делах неопытный.

Твердов.

Напрасно я вас буду уверять, вы ничему не поверите, и для того, оставляя эту материю, обращаюсь к прежней. Обдумайте хорошенько, посудите, в каком вы теперь положении.

Ненасытин.

Меня станет, сударь, выпутываться из напраслины.

Твердов.

Но мнение публики, общее заключение…

Ненасытин.

Что мне до общего заключения? Мне теперь важно заключение уголовной палаты, а публика – бог с нею.

Твердов.

Но дочь ваша…

Ненасытин.

Она моя падчерица.

Твердов.

Многое отнесется…

Матрена Спиридоновнаю

Да вам что за нужда до чужих карманов? Отнесется, так не ваше – наше отнесется; а может, что и отвезется. Не займем ни у кого.

Скромов

(Ненасытину).

Позвольте вам, сударь, объяснить, что ежели новая должность моя препятствует моему благополучию, то я готов отказаться.

Ненасытин.

Да мне от того не будет легче. Не будете вы исправником, будет другой, а все-таки не я.

Скромов

(Матрене Спиридоновне).

К вам обращаюсь, сударыня! Вы мать, следовательно, имеете нежное сердце. Дочь ваша любит меня. Она ни за кого не пойдет и будет вечно сокрушаться.

Твердов.

Это расстроит ее здоровье.

Матрена Спиридоновна

(с неудовольствием).

Так дочь моя дала вам слово?

Скромов.

В Москве еще, сударыня, я узнал мое счастие в присутствии вашей тетушки…

Матрена Спиридоновна.

Как? И тетушка это знала? Знала без моего согласия?

Скромов.

Знала, сударыня; одобряя нашу любовь, благословила нас и…

Матрена Спиридоновна

(скоро).

Благословила? Чем, чем благословила?

Скромов.

Призвала на нас милость божию и отпустила Софью Васильевну. Через меня же она пишет к вам…

Матрена Спиридоновна.

Что мне в ее письме! Напрасно трудилась. Вот она какова: позволять молодым людям…

Скромов.

Причем посылает и подарки на случай нашего сговора.

(Вынимает их.)

Матрена Спиридоновна.

Подарки? Они с вами? Покажите-ка, что она посылает.

(Схватывает футляры у Скромова и открывает.)

Фермоар! Жемчуг, жемчуг чистый, ровный; и в фермоаре каменья хороши.

Скромов

(еще вынимает ящик).

Вот еще и серьги…

Матрена Спиридоновна

(схватив их).

И серьги! Ах! какие дорогие!

Скромов.

Эго для сговора. Притом же она изволила обещать, что приданое все у ней приготовится и что подарки особые… Да в письме вы все изволите прочесть.

Матрена Спиридоновна.

Ах! письмо… я и забыла.

(Читает тихо.)

Милая тетенька! Как она добра!.. Вот что славно: обещает, в случае замужества Сонечки с вами, по духовной отказать вам все здешние имения… Так убедительно просит…

Ненасытин

(тихо жене).

Я вижу, ты хочешь согласиться?

Матрена Спиридоновна

(тихо, поглядывая на Скромова).

Почему же? Такой выгодный жених… желание тетеньки… кажется, что я должна…

Ненасытин.

Но честь моя поругана!

Матрена Спиридоновна.

Мать, горячо любящая дочь свою, должна иметь в виду одно ее счастье.

Явление XIII и последнее

Те же и Домна Трифоновна, скоро входя.

Домна Трифоновна.

Поздравляю, поздравляю вас, мои милые, любезные друзья! Поздравляю вас от всего моего сердца! Я нивись как рада и без памяти спешила, чтобы обнять вас, поздравить и расцеловать.

Все недовольны ее приходом.

Матрена Спиридоновна.

Кажется, ничего нет, с чем бы поздравлять.

Домна Трифоновна.

Как ничего? А выбор в исправники? Разве это безделица? Разве это ничего? Да муж мой, хотя и сам стряпчий, а сам, третья неделя бывши у судьи на вечеринке, сам сказал, что он бы охотно променял свою должность на исправничью. Так когда стряпчий, четырнадцать лет служа и, правду сказавши, не даром ее получа…

Ненасытин.

Да никто об этом и не спорит. Но поздравлять…

Домна Трифоновна.

Поздравляю, еще раз поздравляю. Ведь как я об этом узнала? Поехавши от вас, я забежала навестить Федюшу в пансионе, а там-таки поспела еще на обед к Фоме Лукичу; отобедав, мы с дочкою его пустились по городу кататься да к куме Глупашкиной на чай. Вот сидим да сидим и ничего не знаем, приходит муж ее и молчит, и все ничего. Там еще, право, не помню, кто-то пришел, пьем чай, и все-таки ничего и нуждушки нет. Да вот пришел наш частный; говорили о морозе, о дровах, о съезде да и о выборах. Вот я и спроси его: кто, батюшка, в исправники выбран? Он мне и пересчитывает всех и назвал вас. Как я услышала, – ничего не помня, выбежала, схватила сани и без памяти к вам!

Матрена Спиридоновна.

Напрасно торопилась, Домна Трифоновна! Все это не так.

Домна Трифоновна.

Как не так? Да что же это в руках?

(Тихо.)

Не подарочки ли от них по должности? Не мое дело, я не вижу…

Матрена Спиридоновна.

Подарочки, да не по должности. Это присылает моей Сонечке бабушка из Москвы на сговор…

Домна Трифоновна.

Как? Сговор? Поздравляю вас и еще с новою радостью! Да где же невеста? Покажите мне их в парочке, а то жених и невесел!

(Указывая на Твердова.)

Софья Васильевна! Где Софья Васильевна?

(Уходит скоро.)

Матрена Спиридоновна.

Что это она? Уж, право, чересчур бывает неугомонна.

Скромов.

Поспешите, сударыня, решить судьбу мою, пока она или еще кто другой не помешает. Отпустите меня с приятнейшею надеждою, что завтра…

Домна Трифоновна

(выводит расплаканную Софью).

Что я нашла? Невеста в прегорьких слезах… Иди, моя милая.

(Подведя ее к Твердову.)

Стань подле своего друга, развесели его.

Твердов

(улыбаясь).

Извините, сударыня, вот ожидающий своего счастья…

Домна Трифоновна.

Ах, батюшки, я и не распознала. Иди к другому, Софья…

Софья

(вырвавшись от Домны).

Маменька! Что все это значит?

Матрена Спиридоновна.

Ах! ты вся расплакана. Отчего это?

Софья

(плача).

Маменька… так…

Домна Трифоновна.

Известно отчего. Ох! Как и не заплакать, оставляя родительский дом!.. Но для такого молодца (указывая на Скромова) я бы и слезинки не выронила.

(Ведет Скромова к Софье.)

Просите, сударь, невесту, чтобы не плакала теперь; время еще много впереди, наплачется после. Приласкай же, тещенька, зятька-то, он все еще как-то робок.

Скромов.

Вижу, сударыня, из глаз ваших, что счастье мое решено. Объявите мне его, успокойте и любезнейшую дочь вашу, огорченную, я уверен, что слезы ее…

Матрена Спиридоновна

(дочери).

Да отчего ты плакала? Так, Сонечка, что ли?

Софья

(бросаясь на грудь матери).

Маменька… пусть будет воля ваша…

Матрена Спиридоновна.

Ну ладно, ладно, не плачь же, я согласна…

(Берет за руки Скромова и Софью.)

Буди же над вами…

Домна Трифоновна

(останавливая Матрену).

Так еще и не благословили? Постойте., постойте… не так… Идите все в диванную. Вы, родители, взявши образ, хлеб-соль, сядьте, а вы, деточки, должны перед ними трижды в землю поклониться.

(Уходит.)

Скромов.

Софья! Обожаемая Софья!.. Ты моя!..

Софья.

Как это случилось, – ничего не понимаю, но я счастлива!..

Домна Трифоновна

(выбегая).

Да идите же скорее, все готово. Мне же еще некогда. Поеду по всем знакомым, расскажу, объявляя…

(Уходит в боковую комнату.)

Твердов

(йдучи с Скромовым, который ведет Софью).

Как кстати поспела эта трещотка и ускорила все дело!

(Уходит с ними за Домною Трифоновной.)

Hенасытин.

Авось-либо чрез них успею что-нибудь к облегчению моему.

(Уходит также за ними.)

Матрена Спиридоновна

Оно не совсем дурно. Приданое от тетушки… богатый зять, да еще и исправник!.. Как ни говори, а по волостям я все-таки буду что-нибудь значить.

Конец комедии

---

Примітки

Фермоар (від франц. fermoir) – застібка, пряжка у вигляді прикраси (на книзі, альбомі, гаманці, тут – на намисті).