Турецкая шаль, или Так водится
Комедия в трех действиях
Действующие лица
Дмитрий Степанович Доверкин – чиновник.
Варвара Семеновна – жена его.
Aнисья Климовна – тетка его.
Петр Лукич Угодкин – приятель дома.
Катя – горничная.
Бухарец – торгующий шалями.
Действие в доме Доверкина, в Москве.
Действие первое
Уборная комната Варвары Семеновны со всеми модными принадлежностями.
Явление I
Катя приводит туалетные вещи в порядок. Варвара Семеновнавыходит в утреннем платье, в скучном расположении.
Варвара Семеновна.
Который час?
Катя.
Первый, сударыня.
Варвара Семеновна.
Так рано? Катя, здорова ли я?
Катя
(смотря ей в лицо).
Не можете, сударыня, похвалиться здоровьем.
Варвара Семеновна.
Это правда. Что же ты во мне находишь?
Катя.
Глаза ваши что-то не свежи.
Варвара Семеновна.
Точно, точно. Я боюсь на себя взглянуть. Отчего бы это?
Катя.
У вас должна голова болеть.
Варвара Семеновна
(взявшись за голову).
Ужасно! Всилу могу поднять ее.
Катя.
Я думаю, не изволите никуда выехать?
Варвара Семеновна.
Посмотрю. Впрочем, я дала слово кузине утром повидаться в модном магазине и у нее обедать. Что я надену?
Катя
(показывает на лежащие платья).
Из сих трех платьев которое вам будет угодно, всякое будет прилично.
Варвара Семеновна.
Я отдаю на твой выбор. Я же так нездорова! Рассей меня.
Катя.
Вам рассеяние точно необходимо. Не простудились ли вы на вчерашнем бале?
Варвара Семеновна.
Ах, голова!.. Не начинай мне такой грустной материи.
Катя.
Конечно, так скучно было? Видно, княгиня Ветрова не удостоила быть со своими прелестными дочками?
Варвара Семеновна
(с живостью)
Как не была? Посуди, Катя: явилась позже всех, кажется, для того, чтобы восхитить своим нарядом. Баба в пятьдесят лет; декольте, накладки, уборка волос – ну, точно как девчонка в двадцать лет. Дочери ее – ах, дочери! – это умора! Вообрази: одинакие на обеих платья, отделка, ленты, ну все как на одной. Ха-ха-ха-ха! Я их назвала ливрейными лакеями – и мы все много смеялись.
Катя.
Уж, верно, не была там Татьяна Ильинишна Угрюмина, а то бы своими замечаниями, конечно, удержала бы вас.
Варвара Семеновна.
Была. Уж эта старая хрычовка не поедет! Осуждает всех, а сама везде. И вчера столько глупостей наделала – уж как мы смеялись! Вообрази – ха-ха-ха-ха! – почти не могу говорить от смеху, – осуждая теперешние танцы и хваля своего времени, вдруг встает
(сама также встает)
и начинает прыгать свои контреданцы, вот так.
(Прыгает, хохочет и бросается на диван.)
Катя.
Следовательно, хохотунье Наталье Дмитриевне Морковкиной богатое поле было отличаться?
Варвара Семеновна
(вставая).
Чего? Вздумала сурьезничать. Видно, рассудила, что пора и честь знать. Весь вечер сидела за бостоном; проигралась, подошла к мужу взять деньги, а тот сам все спустил. Ха-ха-ха-ха! Вот надобно было посмотреть на ее горестное положение, как она взорами окидывала залу, не встретит ли кого из прежних знакомых, чтобы выманить денег. Такая жалкая! Ха-ха-ха-ха!
Катя.
Пожилая Звонкина тут же была?
Варвара Семеновна
(бросаясь на диван).
Ах, как сильно голова болит! Я прошу тебя – не вспоминай мне об этом скучном бале. Уж она не будет! Да как разряжена!
Катя.
Я думаю, без отдыху танцевала?
Варвара Семеновна.
Как же! А уж бы и не под леты. Несносно голова болит! Что за прыжки! Что за па! И туда же умничает! Полагает, что она может всеми повелевать. Как гордо управляла им и, конечно, с намерением прошла с ним мимо меня. Несносная! Какая боль в голове!
Катя
(в сторону).
А-а!
(Вслух.)
Не изволите ли приказать одевать?
Варвара Семеновна.
Начто? Не надобно. Я ужас нездорова. Никуда не поеду, никого не принимаю. Уж это ни с чем не сходно! Почти весь вечер танцевать с одною дамой? Да, это никуда не годится.
Катя.
Угадываю, что это братец ваш.
Варвара Семеновна.
Что мне до него! Я и не приметила, был ли он.
(Рассуждает.)
Когда в нем открылся талант? Прежде он, бывало, никогда не танцует. Ах! как он бывал приятен в разговорах, как любезен, какие острые замечания делал в нашем кругу! Не вспоминай мне о сем скучном бале. Рассей меня чем можешь.
Катя.
Не рассказать ли вам, какой смешной сон видела?
Варвара Семеновна.
Говори все что хочешь, только о нем и о бале ни слова.
Катя.
Вот, сударыня, внжу я, будто вы изволите сидеть здесь на диване; я пред вами показываю свою работу; вдруг к нам в дверь козел с престрашными рогами…
Явление II
Те же и Доверкин.
Доверкин
(выглядывая в дверь, прерывает Катины слова).
Можно ли к тебе взойти, душа моя?
Катя
(испугавшись).
Ах!
Варвара Семеновна.
Ха-ха-ха-ха!
Доверкин входит, берет с робостью руку жены и целует несколько раз.
(Продолжает хохотать.)
Как вы легки на помине. Сейчас Катя рассказывала свой сон – будто вы к нам пришли, – ха-ха-ха-ха!
Доверкин.
Как я рад, что я за глаза доставляю тебе, друг мой, удовольствие!
Варвара Семеновна.
О! великое, великое! А в глаза желаю всегда видеть, как Катя видела во сне.
Доверкин
(продолжая целовать ее руки).
Благодарю, благодарю тебя, моя несравненная Варенька! Здорова ли ты, душа моя?
Варвара Семеновна.
Очень здорова, не беспокойтесь.
Доверкин.
Располагаешь ли куда ехать, или обедаешь дома?
Варвара Семеновна
(прерывая его).
Нет, не дома, не дома! Как это вы рано так от должности своей?
Доверкин.
Поспешил к тебе, дружочек мой, с радостным известием. Начальник мой показал представление – на сих днях буду статский советник.
Варвара Семеновна.
Поздравляю. Но с новым чином прибавится вам и занятий. Я и так вас редко вижу.
Доверкин.
Да так все выходит, моя милая, что когда я могу быть дома, ты тогда выезжаешь. Впрочем, забот не прибавится, все то же. А вот жалованья прибавят.
Варвара Семеновна.
Вот это для вас лучше.
Доверкин.
Для нас обоих, друг мой!
Катя.
И, сударь! что барыне за выгода от вашего жалованья? Купите новую карету, сделаете новую ливрею, другое что – все это для вас. Что тут пользы барыне?
Доверкин.
Да ей же все – и честь и слава. Чей экипаж? Статской советницы Доверкиной. Кто приехал? Статская советница Варвара Семеновна Доверкина.
Катя.
Все это так, да собственно для Варвары Семеновны от того нет никакой пользы.
Варвара Семеновна.
Перестань, Катя; подумают, что я тебя научила.
Катя.
Воля ваша, сударыня, а я на правду черт. Скажите, сударь Дмитрий Степанович! когда вы барыне купили какую обнову? Что-то так давно, что и вы не вспомните.
Доверкин.
Все в ее воле. Ей не запрещено покупать, что ей нужно и что нравится. Я всегда за все плачу!
Катя.
Оно так, сударь; но все бы для барыни очень бы приятно было, если бы вы купили хотя безделку какую и подарили бы от любви своей.
Варвара Семеновна
(вздыхает и треплет Катю по плечу).
Перестань, Катя, ты мне грусти нагонишь. Я только уже желаю, чтобы он не переменился и был бы всегда таковым, как есть.
Доверкин
(целуя жене руки).
Никогда, никогда не переменюсь и вечно буду таков же. Я не знал, что для тебя приятно будет получить от меня какой подарочек.
Варвара Семеновна
(берет его под бороду, а он целует ее руку).
Как тебе угодно, Митенька! только не дорогой.
Катя.
Помилуйте, сударь, как не приятно что от милого друга получить. И для барыни эта вещь будет дороже всего.
Доверкин.
С радостию обещаю. Теперь прости, друг мой Варенька. Я заезжал к тебе на час только похвалиться. Меня управляющий наш звал обедать. Прощай, мой дружочек.
(Целует руку у жены и уходит.)
Явление III
Варвара Семеновна и Катя.
Варвара Семеновна
(смеется).
Прекрасное средство нашла отправить его скорее к своему месту.
Катя.
Нечаянно, да хорошо, и для вас прибыльно.
Варвара Семеновна.
Только было разнежился и уселся рассказывать свои радости.
Катя.
Да и пожаловал в необыкновенное время.
Варвара Семеновна.
Ну, что же твой сон? Договаривай. Вошел козел с рогами…
Катя
(смеясь).
Побыл да и ушел. Нельзя выдумать ничего приличнее. На его место не прилетел бы голубок?
Варвара Семеновна.
Кто?
Катя.
Да Петр Лукич. Пора бы ему быть.
Варвара Семеновна.
Не вспоминай мне его. Ежели и приедет, я никогда не принимаю. Сильная боль в голове…
Катя.
Не надобно вмешиваться ни во что. Пусть идет как идет, а я пошлю за бухарцем: ковать железо, пока горячо. А! и голубок прилетел.
(Убегает.)
Варвара Семеновна садится на диване, будто нездорова.
Явление IV
Варвара Семеновна и Угодкин.
Угодкин
(декламирует).
И Митенька седой, простясь с женою молодой, в карету встащился, сел и покатился; но он лишь со двора, а я к нему на двор и – прямо порх к уборной.
Варвара Семеновна молчит и будто не видит его.
Продолжайте же, сударыня. Я жду от вас следующего за тем восклицания: «Как мил!»
Варвара Семеновна так же молчит.
Что вижу? Здоровы ли вы, сударыня?
Варвара Семеновна.
Голова сильно болит.
Угодкин.
Ах! чем же пособить? Где вода, духи? Катя, Катя!
Варвара Семеновна.
Напрасно суетитесь. Я хочу успокоиться.
Угодкин.
Нет, надобно пособить: нет ничего мучительнее, как головная боль. Позвольте мне вам служить. Все вас оставили: горничная, муж – никого не вижу. Позвольте дружбе. Вот одеколон.
Доверкин
(с неудовольствием).
Оставьте меня – и болезнь пройдет.
Угодкин
(отступая).
Что я слышу! Что это значит? Чем я подал повод к такому приему?
Варвара Семеновна.
Прием приличный. Мужа моего, сударь, нет дома, и я по нездоровью моему не могу принимать у себя постороннего.
Угодкин.
Помилуйте меня! Неужели я посторонний? Я! Праведное небо!
Варвара Семеновна.
Более, нежели посторонний, более, нежели чужой. Вы…
Угодкин.
Договаривайте, кто я?
Варвара Семеновна.
Вы – враг мой! Поноситель чести моей!
Угодкин.
Кто? Я? Как возможно делать обо мне такое заключение? С чего вы это взяли?
Варвара Семеновна плачет.
(Угодкин, бросаясь на колени.)
Умоляю вас, пощадите меня! Кто смел оклеветать меня пред вами?
Варвара Семеновна
(плача).
Встаньте, Петр Лукич! Оставьте меня, не расстраивайте более здоровья моего, уже уничтожающегося.
Угодкин.
Воля ваша, не встану; я умру у ног ваших, ежели вы не скажете, кем я оклеветан.
(Встает.)
Встану разве для того, чтобы бежать домой, схватить оружие и умертвить им себя при глазах ваших. Но и здесь есть: вот ножницы.
(Схватывает их со стола.)
Довольно для того, чтоб поразить мое сердце.
(Хочет колоть себя и говорит в сторону.)
Беда! Кажется, она и не думает спасать меня.
(К ней.)
Смотрите, насытьтесь сим зрелищем!
Варвара Семеновна
(бросаясь к нему).
Постойте, сударь! что вы делаете! Вы хотите подтвердить свои клеветы, сделав новую историю у меня в комнате.
(Вырывает ножницы и бросает их.)
Угодкин.
Начто мне жизнь, когда вы перестали верить мне!
Варвара Семеновна
(плача)
Я оплакиваю слабость свою, что я слишком много вам верила. Оставьте меня.
Угодкин.
Заклинаю вас любовью моею, скажите мне, кто оклеветал меня перед вами? Кто вам сказал что обо мне?
Варвара Семеновна.
Есть верные люди, которые сами все слышали из уст ваших.
Угодкин.
Кому и где я что говорил?
Варвара Семеновна.
Вчера вы рассказали Звонкиной о слабости моей.
(Плачет.)
Угодкин.
Я? Звонкиной? Я не сказал и десяти слов.
Варвара Семеновна.
Довольно и двух, чтоб погубить человека.
Угодкин.
Ваша правда, но я не сказал ей ничего такого.
Варвара Семеновна.
Как можно все припомнить, что вы сказали, танцуя с ней одной целый вечер?
Угодкин
(в сторону).
А!
(К ней.)
Точно, я был вчера как под наказанием: против воли своей танцевал с нею много.
Варвара Семеновна.
Против воли? Как можно с кем танцевать против воли? Теперь я вижу, что вы и во всем так же справедливы.
Угодкин.
Клянусь любовию вашею, что я насильно был вовлекаем в пару к ней. То кавалер ее просил занять его место, то сестра моя поставляла ее вместо себя, то… Понимаю теперь: зависть побуждала Звонкину таким образом действовать. Теперь все понимаю.
Варвара Семеновна.
Зависть ее вовлекла также вас в рассказы обо мне – и вы все открыли, и вы смеялись надо мной. Я все замечала. Вы взглядывали на меня, говоря с нею, и я точно заметила, что вы обо мне говорили.
Угодкин.
Точно говорили. Она требовала от меня сказать, кто прелестнее всех в собрании, и я указал на вас, сказав, что не имею чести вас знать. В то время я действительно смотрел на вас.
Варвара Семеновна.
Она улыбнулась, я видела это. Потом, идучи с вами к карете, она нарочно прошла мимо меня и выказывала торжество свое надо мною.
Угодкин.
Точно, она просила меня довести ее до кареты и при том обещала мне ближе показать вас, как особу, которую я мало рассмотрел. Теперь ежели это была хитрость со стороны ее, то она никогда не увидит меня подле себя: я буду убегать, презирать ее.
Варвара Семеновна.
Даете ли слово?
Угодкин
(бросаясь на колени).
Клянусь страстию моею.
Варвара Семеновна.
Встаньте, довольно. Видите, как я слаба: одному слову вашему верю и успокаиваю себя.
Угодкин
(целуя руку, с восхищением).
О! верьте и не сомневайтесь никогда в истине чувств моих. Теперь станем продолжать сцену из начатой нами «Модной жены».
Варвара Семеновна
(улыбаясь).
На чем мы остановились?
Угодкин.
Вы должны сказать: «Как мил!» – и потом будет продолжение. Но вот одна из Пенатов спешит известить нас о прибытии несносного – и как некстати.
Явление V
Те же и Катя.
Варвара Семеновна.
Что?
Катя.
Бухарец, сударыня. Я посылала к нему, чтобы ужо пришел, а он уже и здесь.
Угодкин.
Он может подождать.
Варвара Семеновна.
Нет, Катя, введи его сюда: это несколько рассеет меня после головной боли.
Катя
(в сторону).
А! уж головная боль-то и прошла. Отчего бы это?
Угодкин.
Но ведь он скоро будет – помешает.
Варвара Семеновна.
Нет: он обедает у своего начальника.
Угодкин.
Там обедают по-приказному – в два часа, и скоро.
Варвара Семеновна.
Все еще успеем заняться товарами. Он будет скоро произведен, так хочет купить для меня подарок. Катя призвала бухарца, чтобы мне наперед выбрать, чем он должен подарить меня.
Угодкин.
Как он счастлив, что имеет полное право дарить вас и вы от него принимаете.
Катя.
Кто же и вам мешает?
Явление VI
Те же и бухарец с кипою товаров.
Бухарец
(выглядывая в дверь).
Дьевка сиказал: сейчас, лакеи нети. Отут усе. Здирастуй, господа!
(Кладет кипу с товарами на пол и рассматривает убранство комнаты.)
Катя.
Что ты принес хорошего?
Бухарец
(не принимаясь за товары, продолокает рассматривать присутствующих и комнату).
Усе корош.
Варвара Семеновна.
Да покажи же, что у тебя есть лучшего.
Бухарец
(не трогаясь).
У мина усе корош, усе лучшие. Кажн, шито тибе нада?
Угодкин.
Да покажи прежде все, тогда выберем.
Бухарец
(прикрикивая).
Кажи пирежде, шито нада, я доситан. Я знай господа. Господа кажит: покажи, бухар, доситавай, разивяжи, положи. Посиле господа кажит: дорого, пошел, ни нада, бухар вияжи опьяту, пошел на дируга господа, там симотрел, нети купил дену. Фи! а денеги нету. Бухар кушати нада, пилати нада, – нету. Я знай господа, и ти такой господа. Кажи, шито покажит?
Угодкин.
Вот еще с какими претензиями. Ну, показывай, показывай! Что понравится, то и купим. Ну, где шали? Покажи.
Бухарец.
Э! шалу? Типерь я покажи.
(Развязывает и говорит сам с собою.)
Шалу пиросил, а калпак купает; я зинай таки господа.
(Показывает.)
Вот калпак.
(Варваре Семеновне, указывая на Угодкина.)
Господа, купи мужа калпак. Видиши, такое болушое, надивай ему; ни будит слишит, ни будит видит; будит добира сипать, ти пошила гулай.
Доверкин
(рассматривая товары).
Это не муж мой.
Бухарец.
Нети твое мужа.
(Посматривает пристально на обоих.)
На воте дле тивое мужа. Широка, болшае калпак. Што есть на голову, усе закрыет. На, воти кошелка: положи деньга, усе биедну давай, усегда денгу ест. А! таки ни нада? Ну, ни нада. Оти диругое; кажит, давай денга на обновку, ниту.
Угодкин.
Полно острить, показывай далее.
Бухарец.
Ну, воти шаливи платки.
(Варваре Семеновне.)
Купи, господа, надиенешь, можина увездие поехать, лица закри, нихто не зинай, мужа не позинай, а эта господа
(указывая на Угодкина)
зинай. Карашо.
Варвара Семеновна.
Показывай шали!
Бухарец.
На воти шали – симотри шали.
Угодкин
(пересматривая).
Все дрянь какая!
Бухарец
(с сердцем вырывает у всех из рук товары и кричит).
Дрен! Бухар нети дрен. Нет пиродай тибе дрен.
Катя
(удерживая его).
Да постой, не сердись. Дай прежде рассмотреть. Не знаешь пословицы: не похуливши, не купишь, не похваливши, не продашь.
Бухарец.
Э! диевка! Ну, я похивалил тибе, купишь. Пойдем за миной. Э! не кочиши.
Катя.
Я дорога, не купишь.
Бухарец.
Нети дорога, ти дрен.
Катя.
Ах ты грубиян! Как ты смеешь ругаться!
Варвара Семеновна.
Каков тебе комплимент?
Смеются.
Бухарец.
Казал, шали дрен, кажит, бухар ни сердиса. Ти дрен, ти сердиса. За што таки? Ну, нет сердиса. Ти дорогою, силавина, карасависа. Пожалуста, нети сердиса!
Катя.
Показывай же шали.
Бухарец.
Вуоти силавина шалу.
Угодкин.
Что стоит?
Бухарец.
Сему тысячи.
Угодкин.
Что ты? С умом ли ты? Семь тысяч!
Бухарец
(указывая на себя).
Ума ести, казал, сему тысячи.
(Указывая на Угодкина.)
Денга нети, казал ума нети. Дорога, нети купи.
Варвара Семеновна
(тихо Угодкину).
Вот славнейшая шаль синяя.
Угодкин.
Послушай, краснобай! Что стоит эта синяя шаль? Не говори лишнего, сейчас куплю.
Бухарец.
Посилушай, господа, лишине нети: тири тысячи. Кочишь купи, сейчас купи. Зинаеши господа Звонкини дома на Микитски казала пиринеси; поутиру давала дуве тысячу пьятисоту рубли.
Угодкин.
Звонкина давала две тысячи пятьсот? Даю три тысячи. Шаль точно славнейшая. Она моя.
Варвара Семеновна
(отойдя к дивану).
Какая боль в голове! Катя! они своим торгом мне крепко нашумели. Избавь меня от них.
(Садится.)
Катя
(Угодкину).
Что вы хотите делать, сударь? Неужели вы при нас торгуете шаль для Звонкиной? Это ни на что не похоже. Посмотрите, как у бедной моей барыни голова болит.
Угодкин.
Можешь ли ты обо мне так думать? Ни за что в свете не допущу Звонкину франтить в такой отличной шали.
(Развертывая и рассматривая шаль.)
Славнейшая, какой бордюр! Прелесть! Я давно искал стоющей вещи, чтобы просить вас принять от меня как сувенир вечной моей преданности. Пожалуйте, не обидьте меня отказом.
Варвара Семеновна.
Что это? Как можно, чтобы я отняла вещь, назначенную Звонкиной как приношение от страстного обожателя.
Угодкин.
Помилуйте! Как можно так обижать меня! Для вас именно я торгую ее. Вы меня осчастливите, если не презрите сей безделки. Я буду в восхищении, ежели Звонкина взбесится, увидев на вас эту шаль. Пожалуйте, не откажите.
Бухарец.
Возими. Господа тибе любит, деньга ему тфу. Ти ему карасависа, деньга ему дрен. Бухар нада деньга. Возими, пожалуста, возими. Бухар деньга, тибе шали. Господа люби – дли усех карашо.
Угодкин.
Докажите мне, что вы не сомневаетесь в чувствах моих к вам, в презрении моем к Звонкиной.
Катя подает разные знаки, чтобы она не отказывалась.
Варвара Семеновна.
Чтобы уверить вас, что я не верю привязанности вашей к Звонкиной
(нежно)
и что я… Но нет, не могу принять. Что скажет муж?
Угодкин.
Муж? Какое несносное напоминание! Неужели мы должны давать ему отчет в действиях наших? Ведь он может вам дарить, а я?
Варвара Семеновна.
Вы? Нет.
Угодкин.
Кто запретит?
Варвара Семеновна
Все – и самое главное: любовь ваша ко мне или, по крайней мере, желание не вовлечь меня в историю. Я говорю, по крайней мере, желание. Не покупайте!
Угодкин.
Но разве нельзя взять мер осторожности?
Катя.
Не угодно ли принять моего совета. Бухарец принесет эту шаль Дмитрию Степановичу и будет просить пятьсот рублей. Уж надобно быть очень несмыслену, чтобы не видеть, какая низкая цена против достоинства шали.
Варвара Семеновна.
Ах, Катя! не ручайся!
Катя.
Я об нем выгоднее заключаю, нежели вы, сударыня!
Угодкин.
Это в самом деле будет бесподобно! Послушай, бухарец! часа через два принеси сюда свои товары. Тут будет муж этой барыни, ты ему покажи эту шаль..
Бухарец.
Еще мужа – дируга мужа? Нети карашо дува мужа.
Катя.
Да у тебя разве одна только жена?
Бухарец.
Бухар одина – тири, чотири жина – карашо, карашо! Русика одина жина – четири, пьяту мужа – о! так нети карашо, нети карашо!
Варвара Семеновна.
Что этот дурак врет? Избавьте меня скорее от него.
Угодкин.
Глупая башка! слушай: тут будет хозяин; ты ему принеси эту шаль, хвали – понимаешь ли?
Бухарец.
Разуми, разуми.
Угодкин.
Ну! как увидишь, что она ему полюбится, то и проси пятьсот рублей.
Бухарец
(с сердцем бросает шаль и собирает товары).
Пьятисоту рубли? То ни можна! Коли они дурак, как господа скажит, то усе-таки ни будит дувати так ниминога. Порошай! Я нети дурак, хозяин нети дурак, а ти – я ни зинай.
(С сердцем собирается идти.)
Угодкин.
Да послушай, бестолковый! Хозяин заплатит тебе пятьсот рублей, а две тысячи пятьсот я тебе заплачу – ну, понимаешь ли?
Бухарец
(сам с собою говорит, рассчитывая и указывая пальцами то на Варвару Семеновну, то на Угодкина, то на свой карман. Потом говорит).
Они пьятисоту, ти дуве тысячу пьятисоту рубли мине? Так?
Угодкин.
Так, так.
Бухарец.
А шалу кому?
Угодкин.
Хозяин возьмет и отдаст вот барыне.
Бухарец
(подумав).
Э! теперь зинай, зинай! Бухар усе зинай. Карашо, карашо!
(Смеется.)
Русика шитука. Бухар нети таки шитука. Правда, бухар дурак.
(Хохочет.)
А-га-га-га! Ну! я пошел, дал шалу, пьятисоту узал, а дуве тысячу пьятисоту ти аман.
Угодкин.
Нет, не обману, не думай сего.
(Пишет записку.)
Вот тебе записка о моей квартире. Как скоро продашь шаль, найди меня тотчас и получишь все деньги. Я тебя не обману, иначе ты можешь жаловаться на меня где угодно.
Бухарец.
Зинай, усе зинай. Ти не манишь.
(Указывая на Варвару Семеновну.)
Господа нети будит люблит тибе, как ты манишь. Ну, прошай! На часу я приду на хазаин.
(Варваре Семеновне.)
Господа! шали узал, тогида купи тому диругому мужа воти калпак, булшой калпак; нети будит видина ничего, как на голову чито ест.
(Уходит, смеясь.)
Явление VII
Те же, кроме бухарца.
Варвара Семеновна.
Позвольте вас пожурить за вашу расточительность.
Угодкин.
Сделайте милость, оставьте. Вы дома обедаете?
Варвара Семеновна.
Ах, нет! Вчера, быв в огорчении, я дала кузине слово обедать у нее.
Угодкин.
Как это славно! Я там же могу быть. Она давно мне пеняет.
Варвара Семеновна.
Но смотрите же, будто нечаянно.
Угодкин.
О! вы увидите. До приятнейшего свидания!
Варвара Семеновна.
Неужели не заедете к Звонкиной узнать, здорова ли она после вчерашнего бала?
Угодкин.
Сделайте милость, не вспоминайте мне о ней. Умоляю вас не подозревать меня и не вспоминать мне никогда ее имени. Дайте слово.
Варвара Семеновна
(подавая ему руку).
Честное даю слово.
Угодкин
(целуя несколько раз руку ее).
Вы тем меня много обяжете. Не медлите же, приезжайте скорее.
(Уходит.)
Варвара Семеновна.
Ну, Катя, пора мне одеваться.
Катя.
Все готово, сударыня!
(Лукаво.)
Да не беспокоит ли вас головная боль?
Варвара Семеновна.
Нет уже. Как полезна от головной боли одеколонь.
(Уходит.)
Катя
(одна).
Одеколонь? А вот она стоит и не раскупорена. Для чего судьба не произвела меня барынею? Тогда бы и мне полезна была головная боль. Теперь же хотя как в самом деле разнемогись, мой Лукашка и не заботится. Господам только все прилично. Сделай же наш брат что-нибудь похожее на покупку шали, назовут бездельничеством, плутовством. О! кабы я была барыней, не одна бы шаль у меня была…
(Уходит за барыней.)
Конец первого действия
Действие второе
Комната. Письменный стол Доверкнна отделен ширмами, подле стола стулья.
Явление I
Доверкин
(входит и кладет шляпу).
Три часа. Вот это по моему вкусу. По окончании работы обед, а потом свободен отдыхать или приниматься за работу; остальное время все мое. А эти несносные обеды у знатных! После должности приедешь домой, уж ожидаешь-ожидаешь времени, когда-то надобно ехать! Обед ввечеру – и вся половина дня пропала. Теперь я пропасть наработаю; Вареньки дома нет, никто не будет и не помешает мне заняться сим делом.
(Указывая на бумаги.)
Надобно поспешить, чтобы угодить управляющему. Когда он так заботится обо мне, то и я со своей стороны должен делать ему угодное, а уж он сегодня и вспоминал о нем.
(Приведя в порядок бумаги, очинивает перо.)
Кончу, непременно кончу. Ну, вот буду и статским советником! Кажется, все суета, все вздор, а что-то приятно. И пред товарищами, и пред служащими по другим частям все хорошо. Будут видеть, что я пользуюсь расположением начальства; а еще тем более мне приятно, что Варенька сим довольна. Как она ни скромна, как ни далека от всех сих пустяков, но я заметил у нее улыбку радости сего утра. Вот и выходит, что как ни будет благоразумна женщина, а все прокрадется слабость к чему-нибудь. Ну, да эдакая слабость извинительная. Хотел было пробыть у нее все утро, видев, что и она сего желала, да несносная девка тотчас заговорила о подарках, да уж и напрямки. Нечего делать, надобно промотаться. Правду сказать, ей только и радостей, что когда-то да когда куплю обновочку.
(Садится, рассматривает и делает выписки.)
Указ сената…
(Отыскивает, читает про себя и записывает.)
Заключение палаты… Прошение Зубатиной.
Явление II
Доверкин и бухарец.
Бухарец
(выглядывая в дверь).
Лакеи нет! Господа пруехали. Здирастуй! Ести тута кито?
Доверкин
(продолжая свое).
…Справлено… Отказано… Апелляция в 1802 году.
Бухарец
(входя).
Тути говорит: бу-бу-бу-бу.
(Громче.)
Тути кито ести?
Доверкин
(продолжает).
…Подано прошение в 1815 году…
Бухарец
(указывая на ширмы).
Тути питичка в килетку.
(Заглядывая к Доверкину.)
Здирастуйти, господа!
Доверкин.
Что тебе надо?
Бухарец.
Бухар – товар. Купи, господа, дишева товар.
Доверкин.
Вот нашел время: я теперь занят.
Бухарец
(кладет свою кипу и вынимает товары).
Ти заняти – и я буду заняти. Ти пиши, я положи товар, ти возими товар – бухар возими денга.
Доверкин.
Ах какой неотвязный! Видишь ли, мне некогда, приди в другое время.
Бухарец.
Дели пиши, я тибе ни мишай. Тибе нети когда, мине можина; тибе можина, бухар нети когда.
(Вынимает.)
Ну, гляди! Халат! Силавина полина. Нети нада?
(Откладывает.)
Ну, нети нада.
Доверкин.
Не надо, не надо, ничего не надо. Пожалуйста, оставь меня.
Бухарец.
Господа ести жина?
Доверкин.
Есть, есть, только поди, пожалуй.
Бухарец.
Только одина жина?
Доверкин.
Одна, одна!
Бухарец.
Жалки. Одина жина – бухар нети карашо.
Доверкин
(оставляя писать, смеется).
Почему же тебе худо, что у меня одна жена?
Бухарец.
Одина жина тути жиут нети покупай нишаво. Дируга жиут на дируга дома, часто минога покупай.
Доверкин
(смеется).
Правда, правда твоя. Да ты, видно, балагур. Нет, друг мой, у меня одна жена, добрая, любезная жена.
Бухарец.
Добира жина, любишь жина, купи астинца. Симатри: пилатка, шалу…
Доверкин
(сам з собою).
Вот бы и кстати. Что этот платок?
Бухарец.
Семусоти рубли.
Катя
(выходит и остается за ширмами).
А! Уж бухарец и здесь. Послушаем-ка, каково пойдет наше дело.
Доверкин.
У! как задул! Да еще хорош ли? Купить так купить. Ну, шали что стоят?
Бухарец.
Эту? Пьяти тысячу…
Доверкин.
Тьфу, пропасть! Да к тебе и приступу нет. Нет, таких дорогих вещей не куплю!
Бухарец.
Э! господа скупа. У мина ести не дорога, нети ты фу пропал. Воти шали дишева.
(Подает.)
Доверкин.
Да, эта шаль изрядна. Как дорога?
Бухарец.
Нету, божи мой! дорога. Толко пьятисоту рубли бамажки.
Доверкин.
Пятьсот!
(Сам с собою.)
Славная шаль!
Бухарец.
Пятисоту, больши ни нада. Господе не скупи, купи.
Доверкин
(продолжая рассматривать).
Пятьсот ты говоришь? Ужас как дешево.
Бухарец.
Толко, толко. Давай денга. Шалу силавна и дишева.
Катя.
Понравилась. Идет дело на лад.
Доверкин
(любуясь шалью).
Да не воровская ли она?
Бухарец.
Бухар нети вориски. Таки стоит, я лишине не луба пироси. Дуошиво купила, мине лишине нети нада.
Доверкин.
Честно, честно. Но нельзя ли сотенку скинуть? Бери четыреста.
(Тихо.)
Кому не надо две тысячи! Тонка, цвета яркие, чудо шаль!
Катя.
Браво!
Бухарец
(смеявшийся в сторону).
Посилуши, господа: четыреста – сито рубли убыт. Убыт нети нада. Ни можина. Давай пьятисоту бамашки – кажишь пасиба.
(В сторону.)
Кажишь, коли узинаешь.
Катя.
О плут!
Доверкин.
Так и быть, беру.
(Вынимает деньги.)
Вот тебе пятьсот рублей бумажками. Сверни же хорошенько, по-своему, и вот бумага, увяжи да и ступай себе домой, не мешай уже мне.
(Садится за стол.)
Катя.
Дело кончено.
Бухарец
(долго рассчитывал деньги, прятал со значительной усмешкой, потом, завернув шаль, подает).
Возими, господа, воти шалу, кажишь пасиба. Купи еще: воти калпак.
Доверкин
(положа шаль перед собою).
Не надо, не надо. Квит! Убирайся. Довольно, что и жене купил.
Бухарец.
Калпак нити нада? Тивая голова жина убирай? Да?
Доверкин.
Да, да, да.
(Рассматривает бумаги свои.)
Катя.
Экой плут! И как он мастерски роль свою играл. Похвалюся теперь барыне.
(Уходит.)
Бухарец
(в стороне, уложив товары).
Ну, одина мужа получила, тепери диругой сискаю. Мине записка есту, читала: Нигодник дома на Тиверски. Зинай, зинай.
(Встает.)
Одина мужа рада – дишева купила; диругой мужа барыш узела – бухар карашо.
(Смеясь уходит.)
Доверкин
(один, берет шаль и рассматривает).
Ну, славно я купил шаль. Это на удивление как дешево! Мое счастие. Как обрадую Вареньку. Я давно замечал, что ей хотелось синей шали. Теперь как она ни скромничает, а лишний раз поцелует. Найду приличный случай и поднесу, а пока полежит у меня. Приняться опять за дело.
(Читает.)
Как запутывают по губерниям! Какое у них искусство хоронить концы!.. Вот из правого дела крючкотворство тянет его двадцать семь лет – легко сказать!
Явление III
Доверкин, Анисья Климовна и потом Катя.
Анисья Климовна.
В передней ни души, и доложить некому. По всему видно, что Вареньки нет дома – все в беспорядке.
Доверкин
(встает и выглядывает из-за ширм).
Кто там? А! тетушка Анисья Климовна, это вы к нам пожаловали! Никто мне и не скажет…
Анисья Климовна.
Да кому, голубчик, и сказать? Прошла все комнаты. Хотя все забери, никто бы и не узнал. Отгадала ли я, что Вареньки нет дома?
Доверкин.
Обедает у сестрицы.
Анисья Климовна.
Вот так и есть – все и разбежались. Я думаю, как бы она куда уехала дни на три, там о тебе люди бы и забыли и ни есть, ни пить бы не подали. Беззаботная головушка!..
Доверкин.
Служба, тетушка!
Катя выходит и слушает.
Анисья Климовна.
Служба, племянничек. Уж будто нельзя от службы оторвать часа, чтобы присмотреть за порядком в доме?
(Садится у стола за ширмами.)
Я удивляюсь, как ее еще стает! Везде за всем сама. Экономна, бережлива. Некоторые осуждают ее, что часто выезжает из дому. Да где же она бывает? Большею частию у своей сестрицы. Да как и не рассеяться? Как не погулять? С таким мужем, как мой любезный племянничек, и меня бы, старуху, одурь взяла. Все над своими бумагами да у должности. Несмотря же на такую домашнюю жизнь и частые выезды, она так себя ведет, что некому ничего сказать. Вот же и молода, посмотри же на некоторых старух, так ох-ох-ох-ох!
Доверкин
(с чувством).
Подлинно, тетушка, что Варенька моя сокровище в нынешнем веке. Вот же и городское и столичное воспитание, но благонравия, постоянства, скромности и любви к мужу столько, что и в деревенской того не найдешь. Молода, но примерно ведет себя. Ах, тетушка! ежели бы вы могли видеть, когда она дома и начнет описывать счастие свое и, несмотря на скромность свою, ласкать меня, – ну, удивляюсь, как я в 50 лет так ей мил!..
Катя
(с собою).
Бедненький! Даже задохся было от похвал своей несравненной жене.
Анисья Климовна.
Где она? Я было за ней заехала.
Доверкин.
А куда вы, тетушка, располагали с ней ехать?
Анисья Климовна.
В магазины, в Гостиный двор, везде, где что есть лучшее. Похвалюсь тебе.
(С удовольствием.)
Ведь Павлушеньке моему у Звонкиных слово дали, и – вечером сговор.
Катя.
А-а! Сживем же соперницу.
Доверкин.
Поздравляю вас, тетушка, желаю и кончить благополучно. Я не знаю Звонкиных. Выгодную ли партию брат делает?
Анисья Климовна.
Как же, голубчик! Дают дом в Огородниках, деревню на Вологде, движимого с экипажем и прочим на пятьдесят тысяч да чистотою от дяди, когда бог пошлет по душу, она получит двадцать пять тысяч. Она же почти у отца одна. Хотя и есть два брата, но оба на войне, не ровен час, как убьют обоих, так она и всему наследница.
Катя.
Вот раздавательница смертей.
Доверкин.
Какова она собою? Я ее, кажется, и не видал.
Анисья Климовна.
Ну, конечно, постарее его лет [на] пяток. Да что до этого… здесь не распознаешь… и молодую от опытной различить трудно. Всякая разряжена, втянута, вытянута, прихолена, пукольки накладные, зубки вставные, покупной румянец, подделанная белизна, ловка, жива, прытка, танцует, прыгает, вертится, хохочет, болтает – ну, как дать тридцать лет? А молодежь – та около нее роем. Ну, так и самой не верится, что пора играть в «сижу-посижу». Да как еще родные, знакомые расхвалят да расславят: вот то-то и то придают – так и подхватили девку.
Катя.
Расписала. Небось, как бы дочки или сестрицы были, не так бы рассуждала.
Анисья Климовна.
Вот так-то и Павлушенька мой: «Дайте, маменька, совет». Разбирай, голубчик, тебе с ней жить, а не мне. Благословляю тебя, а ты смотри в оба. Не поладите да будете жить по-модному, да грызтися-ка, так у меня и свой уголок есть. Благословляю вас как мать: беспутничайте, грызитесь, что хотите, а меня в грех не вводите.
Катя.
Родительское благословение на все благое.
Доверкин.
Желаю вам и брату всякого счастья. Дай бог, чтобы он так же жил с своею супругою, как и я.
Катя.
Простота сердечная! Как бы знал, и врагу бы не пожелал.
Доверкин.
Да брат что-то недолго и выбирал. Дня два назад он говорил мне, что года два еще будет рассматривать.
Анисья Климовна.
Простенек, голубчик, – в покойника. Вчера на балу Павлушенька, знаешь, чтобы не отстать от людей пофрантить, подошел к ней и слов несколько сказал. Идет отец ее и говорит, что вся-де публика видела, как ты-де ласкаешься к моей дочери; ты-де должен кончать все благородным-де образом. Наговорил ему с три короба. Дитя, знаешь, плохое, дал слово на другой день с невестой объясниться, поехал и – увяз. У нас по Москве так часто водится.
Катя.
Не греши, Анисья Климовна, не в одной Москве так водится. Ведь надо же умудряться, коли товар с рук нейдет.
Анисья Климовна.
Впрочем, я не прочь от сего. Согласившись, надобно и к концу все довести. Первое, невесту обдарить. Заехала вот за Варенькою. Она имеет вкус и знает все приличья. Где же теперь ее найти? А с тебя что мне пользы? Хотя бы ты, голубчик, и поехал со мною, ты ничего не смыслишь.
Доверкин.
Нет, тетушка, не думайте так обо мне. Иногда и я покупаю и хорошо и выгодно. Вот не далее как пред вами купил шаль; рассмотрите и угадайте, что я дал за нее.
Катя.
Как кстати пришло.
Анисья Климовна
(развернув, рассматривает).
Ах, шаль чудесная! Еще не надеванная. Что, дешево ценит?
Доверкин.
Как только можно подешевле.
Анисья Климовна
(продолжая любоваться).
Славнейшая, настоящая турецкая! Девять букетов – как равен цвет. Ну! дал полторы тысячи?
Доверкин
(с удовольствием, потирая лицо рукою).
Пятьсот рублей бумажками!
Анисья Климовна
(всплеснув руками).
Быть не может!
Доверкин.
Как вас почитаю!
Анисья Климовна.
Да это, голубчик, задаром! Где ты это подцепил? Уж не воровская ли?
Доверкин.
О нет. Сейчас приходил бухарец с товарами, навязывал мне что-нибудь купить – как вдруг эта шаль бросилась мне в глаза. С первого слова запросил пятьсот – и я поскорее заплатил.
Катя.
То-то счастье!
Анисья Климовна.
Да либо этот бухарец бессчетный, либо подумала бы я, что у тебя есть его дела и он тебе во взяток подарил…
Катя.
Ни то, ни другое, а третье, о чем вы не догадываетеся.
Доверкин.
Нет, он очень счет знает, но по честности своей признался, что она так дешево ему пришлась.
Анисья Климовна.
Это неслыханно.
(Думает.)
Катя.
Как узнаете подробности, так очень слыханно.
Анисья Климовна.
Ну, знаешь что? Голубчик ты мой миленький, уступи мне шаль.
(Кланяется низко.)
Ну сделай же милость, уступи!
Катя.
Ах, беда!
Доверкин.
Тетушка! я для Вареньки ее купил, и знаете ли, для какого случая? Скоро буду произведен, так хочется мне ей приличный подарок…
Анисья Климовна.
Дай бог тебе и тайным советником быть. Одолжи же тетку свою единственную. Ведь у тебя одна только и есть. Не откажи, мой миленький голубчик! Пожалуйста, уступи.
(Кланяется низко.)
Ты отыщешь другую.
Катя.
Дмитрий Степанович! крепись, не отдавай.
Доверкин.
Где уже найти! Это был единственный случай.
(Берет шаль, но Анисья Климовна не выпускает из рук, и таким образом оба держат шаль.)
Анисья Климовна.
И мой случай единственный, и я у тебя тетка единственная. К вечеру надобно, где я там скоро отыщу, да еще и без Вареньки? Пока твое производство выйдет, так ты еще лучший подарок приищешь: Москва велика.
Катя.
Души во мне нет. Не достанется нам в этой шали франтить.
Анисья Климовна.
Да как ты себе хочешь, а уж я (таща шаль к себе) не отдам… не отдам. Сей же день и деньги доставляю. Ведь Звонкины любят пышность, так надобно и подарки приличные.
Катя.
Уж эти нам Звонкины! Что делать?.. Нет средства вырвать из хищных рук нашу шаль.
Анисья Климовна.
Ну, утешь же меня.
(Кланяется.)
Отдавай, не думай. Одолжи же тетку свою, которая тебя мальчишкой помнит. Поддержи честь моей фамилии.
Катя.
Да это уже наступя на горло. Бедный Угодкин! Что с тобою будет? Митенька! крепись, вспомни любовь супруги своей – не отдавай.
Доверкин.
Так и быть, извольте, тетушка! Собственно для вас я отнимаю у Вареньки такую вещь – с условием, что и вы посодействуете сыскать мне что-нибудь хорошенькое.
Катя.
Все кончилось. Заварится же теперь каша.
Анисья Климовна
(кланяется низко, целует его несколько раз в щеки, в голову, завертывает шаль и опять так же целует).
Благодарю… благодарю… благодарю тебя, мой миленький голубчик… мой родной… мой бесценный… и паки низменно кланяюсь и благодарю. Помог вдове в горе. Сего же дня и деньги. Ну да подарочек! Ах мой родненький! Теперь еще поеду приискать жемчужку: так вот по твоей милости я и покойна.
Катя.
Не по милости ли Угодкина? Ох!
Доверкин.
Вам жемчугу надобно? Вот и сим я могу вам служить. Одна вдова от крайности продает шесть ниток славного бурмитского жемчугу и дешево возьмет.
Анисья Климовна.
Голубчик мой! Да ты как отец сироте! Скажи, где она живет? Сейчас поскачу к ней.
Доверкин.
На Пресне, но не припомню дома. Как бы мне вам рассказать?.. Вы знаете?..
Анисья Климовна.
Ах, распреразмиленький! кормил до уса, накорми и до бороды; потрудись уже довершить милость свою ко мне и к Павлушеньке – поезжай сам со мной…
Доверкин.
Ах, тетушка, дело у меня важное на руках, спешу кончить.
Анисья Климовна.
Ну-ну-ну-ну, пожалуйста же, ведь и мое сиротское дело. Где бы мне еще сыскать жемчуг, а тут готовый, да еще и от крайности дешево отдает. Ведь знаешь дом ее?
Доверкин.
Да дом-то знаю. Я был у нее: она меня просила найти покупщика. Извольте, еду.
Катя.
Ах! как бы уехали да шаль бы оставили, я бы поворотила дело на другой лад.
Анисья Климовна
(взяв шаль).
Ты родился делать одолжения. Поедем. Я тебя обратно мигом доставлю.
(Выходя из-за ширм.)
Недаром я при выезде сюда встретила полон воз с битой птицею. Ах, прибыль, прибыль!
(Увидя Катю.)
Кланяйся Вареньке и скажи, что мы сейчас будем и я ей радостную весточку скажу.
(Уходит торопливо с Доверкиным.)
Катя
(одна).
То уж подлинно радостная весточка! Ах, какое бедственное приключение! Мы посеяли, а другие жнут. Вот как стеклися обстоятельства, что эта проклятая шаль не ускользнет же от рук досадной Звонкиной. Везде нам эта несносная Звонкина перебивает дорогу. Да что теперь Угодкину делать? Его деньги как в воду упали. Чем поправить, сама не знаю! Анисья Климовна без памяти рада, что так дешево схватила шаль, и ни за что ее не отдает. Как же и бухарцу не заплатить денег? Не знаю, чем это все развяжется.
Явление IV
Варвара Семеновна, Угодкин и Катя.
Варвара Семеновна.
Катя! поскорее одеваться, гулять на пруды.
(Угодкину.)
Побудьте здесь, я не заставлю вас долго дожидаться.
(Хочет идти.)
Катя.
Постойте на часок, сударыня, я сообщу вам об общем нашем несчастии…
Варвара Семеновна.
Что такое? Что сделалось?
Катя.
Барин шаль-то у бухарца купил за 500 рублей.
Угодкин.
Купил? Как я рад!
Катя.
Нечего радоваться. Вслед за тем приезжает тетушка Анисья Климовна, хвалится, что помолвила Павлушеньку на Звонкиной…
Варвара Семеновна
(с улыбкою Угодкину).
Так вот-то и несчастие! И вы не в обмороке?
Угодкин.
Доказательство, что я не интересуюсь ею.
Катя.
Вот сейчас начнете интересоваться. Тетушке нужно было покупать подарки для невесты. Увидев шаль, приступом взяла ее у Дмитрия Степановича, а он, голубчик…
Варвара Семеновна.
И отдал?
Катя.
И за свою же цену.
Варвара Семеновна.
Какая досада!
(Хочет скрыть свое неудовольствие.)
Угодкин.
Как это можно? Как быть так просту? Что мне делать теперь?
Варвара Семеновна
(старается шутить).
Радоваться, что такая прекрасная вещь досталась в такие руки.
Угодкин.
Ах, не убивайте меня еще боле! Умоляю вас, пощадите меня в теперешнем положении. Что мне делать? За что я обязан буду платить?
Явление V
Те же и бухарец.
Бухарец
(выглядывая).
Господа изидесь?
(Входит.)
Здирастуй, Нигодиник!
Катя.
Ты не так называешь – надобно говорить: господин Угодкин.
Бухарец.
Усе равина, господа угодна, господа негодна – усе господа.
(Угодкину.)
Моя кончил усе.
Катя.
Хорошо кончил – разве начал еще?
Бухарец.
Коничил, коничил. Шалу пиродал, старшие мужа пьятисоту рубли получай, а ты давай усе.
Угодкин.
Поди ты. Я не знаю, что с тобою и делать.
Бухарец.
Ти не зинай, шито диелить? Я зинай. Твоя послати денга, бухар бери денга.
Угодкин.
За что я буду тебе платить деньги?
Бухарец.
За шито? За шалу. Сикоро ни знай.
Угодкин.
Шаль не туда пошла, я обманулся в расчете.
Бухарец.
Кито манил? Бухар нети манил – пиродал; Нигодни манил, денга нети давай.
Угодкин.
И я тебя не обманываю. Помнишь ли, мы хотели, чтобы муж подарил вот жене, а он отдал другой.
Бухарец.
Отидал дируга жина? То карашо.
(Смеется.)
Дируга мужа купила диля эта жина, старша мужа шалу узала, дарила дируга жина?
(Хохочет.)
А-га-га-га!
Варвара Семеновна
(Угодкину).
Уймите его, чтобы он не болтал. Меня эта история начинает беспокоить. Я боюсь, чтобы не огласилась…
Угодкин.
Да я с ним слажу.
(Бухарцу.)
Послушай: достань шаль назад как знаешь, возьми себе; деньги я за тебя заплачу, и мы квиты с тобой.
Бухарец.
Нети кивита. Дуве тысячу пьятисоту рубли дай, тогида кивита.
Угодкин.
Ты видишь ли, что шаль не туда пошла. Мне жаль этого.
Бухарец.
Нети, господа, жаль. Тибе денга минога. Лубиш (указывая на Варвару Семеновну) господа, еще болыни нети денга жаль. Одина шалу пошел не так, купи диругу; ситара мужа пилатит денга; господа кажит тибе пасиба, бухар кажит тибе пасиба! А! карашо, карашо, усе карашо!
Угодкин.
Балагурством ничего не возьмешь. Я тебе говорю: принеси мне шаль ту самую, и тогда отдам тебе деньги. Ступай к их тетушке и проси.
Бухарец
(с сердцем).
Купила, тешки не казала, я ни зинай тешки. Господа нети можина манити бухар.
Угодкин.
Послушай: не смей грубить, чтобы я тебе шеи не своротил. Принеси мне шаль – получишь деньги.
Бухарец
(так же сердито).
Нети ворочу? Я ворочу. Я зиделай, зинай шито зиделай.
(Поднимая кипу с товарами, ворчит.)
Я писай бамага на палису, бухар рожо воротит; ситара мужа усе сказала – я усе зинай…
(Уходит, ворча.)
Явление VI
Те же без бухарца.
Варвара Семеновна.
Мне это не нравится, что он ушел недоволен вами.
Угодкин.
Ничего! я его найду и улажу все.
Варвара Семеновна.
Я вас прошу, потушите эту историю, которая начинает меня тревожить.
Угодкин.
Не беспокойтесь много. Я здесь более всех теряю: вещь, назначенная для вас… и еще первое приношение любви…
Варвара Семеновна.
Нет, Петр Лукич, пусть сей пример научит вас, как надобно быть осторожным. Более всего выкиньте из головы, чтобы подарками можно было нас привлекать и удерживать. Вы не муж, следовательно, вас любят не из каких видов, а еще более не из интереса.
Угодкин.
Но очень приятно, чтобы какая-нибудь безделка напоминала вам…
Варвара Семеновна
(указывая на сердце).
А это начто?..
(Нежно.)
Неужели вы думаете, что мне нужно иметь какую вещь для памяти о вас? Неужели вы во мне еще не уверены?
Угодкин
(целуя ее руку, с восхищением).
О! неизъяснимое блаженство!
Варвара Семеновна.
Поспешите же сыскать бухарца и уладить все.
Угодкин.
А на гулянье разве мы не идем?
Варвара Семеновна.
Нет, я не могу. Я не буду покойна, пока вы не окончите.
Угодкин.
Я сейчас лечу, сыщу бухарца и явлюсь к вам, чтобы вас успокоить.
Варвара Семеновна.
Однако ж не прежде являйтесь, как завтра, – так надобно.
Угодкин.
Завтра? Но по крайней мере в диванной.
Варвара Семеновна.
Увидим.
Угодкин целует несколько раз руку ее и уходит.
Явление VII
Варвара Семеновна и Катя.
Варвара Семеновна.
Ах, Катя! я что-то боюсь!
Катя.
Помилуйте, сударыня! Впервые ли такие напасти? Вспомните прошлую зиму – история с полковником! Тогда тяжелее было, а теперь ничего.
Варвара Семеновна.
Как ничего? Там нужно было уверить одного мужа, это безделица. Но здесь – в случае Угодкину не удастся – тетушка. Разве ты полагаешь, что для меня ничего не будет стоить быть исключенной из смиренниц и попасть в общий счет? Боюсь, теперь я должна буду действовать. Я точно как генерал, приготовляющийся дать сражение.
Катя.
Но неприятель очень слаб.
Варвара Семеновна.
Не говори этого. Неприятель имеет на стороне своей все выгоды. Впрочем, надеюсь на ловкость и усердие Угодкина.
(Думает.)
Где муж?
Катя.
Изволил сказать, что с тетушкой сейчас сюда будет.
Варвара Семеновна.
Увидишь, когда они возвратятся, скажи им, что я уснула, – и тотчас мне доложи. Ах! как мне тяжело!..
(Уходит.)
Катя
(одна).
Очень поверю. Она ждет своего спокойствия от Угодкина, когда он уладит с бухарцем, а иначе уладить нельзя, как заплатив две тысячи пятьсот рублей. Две тысячи пятьсот рублей! Эка пропасть денег! По моему холопьему правилу, деньги дороже любви; бросила бы и бухарца и самую Варвару Семеновну, чтобы так много не тратиться. У господ же не так. Не только деньги, честь, доброе имя, спокойствие, совесть – всё меняют на любовь. Кто из нас прав, кто виноват, – сам черт не разберет!
Конец второго действия
Примітки
Статский советник – цивільний чин п’ятого класу в царській Росії.
Тайный советник – цивільний чин третього класу в царській Росії, відповідав військовому чину генерал-лейтенанта.
Бурмитский – крупний (про перла).
Действие третие
Та же комната, что и в предыдущем действии.
Явление I
Катя, потом Анисья Климовна и Доверкин.
Катя.
Ну что-то будет теперь? Слышно, приехали. А бедная Варвара Семеновна крепко не в духе. Голова связана не на шутку – и прибегла к одеколон. Уж это не по-утрешнему.
Анисья Климовна и Доверкин входят.
Анисья Климовна.
Дома ли Варенька?
Катя.
Дома, сударыня, но изволит почивать. Я ей докладывала, что вы скоро изволите быть; но она поручила просить извинения, что ляжет немного отдохнуть и скоро изволит выйти.
Доверкин.
Не угодно ли вам, тетушка, в гостиную отдохнуть, пока она проснется. Она редко после обеда спит и, верно, скоро встанет.
Анисья Климовна.
И, голубчик, что за церемонии! Я у вас не чужая – посижу и у тебя.
(Идет за ширмы, держа шаль завернутую, и садится; Доверкин также. Катя, послушав немного, уходит.)
Да мне таки и не до сиденья. Кабы Варенька скорее встала, чтобы успеть еще что искупить. Жаль жемчужка! Видно, что хорош был: тотчас и подхватили, а нам вот не удалось. Но тужить нечего. Авось, на мое счастье, еще что случится. Уж как я тебе, голубчик, и за шаль благодарна.
Доверкин.
Помилуйте, тетушка! это ничего. Я уверен, что и вы в подобном случае одолжили бы нас равно.
Анисья Климовна.
Без всякого сомнения, голубчик! Любя вас обоих так много, чего бы я для вас не сделала. Но, признаюсь, Вареньку люблю более, хотя ты мне родной. Она как-то меня к себе привязала. Да кто бы ее и не любил? Мила, умна, скромна; доброта и невинность на лице ее написаны; уж вовсе не похожа на модных вострух. Я думаю, что хотя ты и муж ее…
Доверкин.
Кроме любви, уважаю, почитаю ее…
Явление II
Те же и бухарец, потом Варвара Семеновна и Катя.
Бухарец
(выглядывая в двери, кричит).
Господа ести?
Доверкин.
Кто там?
Бухарец
(все говорит с сердцем).
Кито? Рази ни зинаешь? Бухар. А ты игде? У килетку?
(Подходит к ним за ширмы.)
Доверкин.
Что ты скажешь? Да не кричи так, говори тише.
Варвара Семеновна и Катя входят и слушают.
Бухарец
(громче).
Тиша? Не пиравди тиша. Я киричаи – мине аман. Типера я тибе поймала; нети пойду пирочь. Кажи мине, милуста, кито мине давай денга.
Варвара Семеновна.
Что я слышу? Ужасный бухарец здесь уже!
Катя.
И что-то крепко сердит.
Доверкин.
Какие деньги? За что?
Бухарец.
За шито? Рази нети зинаешь? За шалу.
Варвара Семеновна в большом беспокойстве.
Доверкин.
Да не кричи же так. За какую шаль?
Бухарец.
Божи мой! За шалу, шалу, шалу!
(Схватывает у Анисьи Климовны шаль и, бросая ее на стол.)
За эту шалу. Ты гулуха, не кочиши зинати?
Варвара Семеновна.
Я погибаю!
Катя.
Видно, Угодкин его не видал.
Доверкин.
Да, пожалуйста, не кричи. Я же тебе заплатил.
Бухарец.
Нети, пожалуста, я не кочити, пожалуста. Ти запулатила пьятисоту рубли, а дуве тысячи пьятисоту рубли дируга мужа не кочити пилати. Ну ти, господа, пилати. Ти старша мужа, тивоя жина узал шалу, ти давай денга.
Доверкин.
Что ты за вздор несешь? Ты сказал, шаль стоит пятьсот рублей, я тебе заплатил. Так ли? А далее – поди вон!
Бухарец.
Нети вон. Ти денга пилатила пьятисоту, прауда, а два игде? Я нети вон. Денга узала, тогида вон. Давай!
Доверкин.
Да что ты за чепуху несешь? Расскажи мне, почему ты требуешь от меня денег и за что?
Катя.
Не помешать ли им как-нибудь?
Варвара Семеновна.
Я теряюсь!
Бухарец.
Расскажи? Ну, силушай, за шито. Лакеи казала: бухар! неси товар на Дверкина. Я пуринесла суда. Жина сидел таки.
(Садится, как сидела Варвара Семеновна.)
А мужа – не ти мужа, дируга мужа, ти ситара, никараша, дируга мужа милода, кираса ус, хадила так.
(Франтит, как Угодкин.)
Они казал: бухар! приди на часу, будит дируга мужа, ситара мужа, кажи ему: шала ситоит пьятисоту рубли, ситара мужа дурак, шалу купает жина, а я тибе пилачу дуве тысячи пьятисоту рубли. Ти купила, пилатила; а друга мужа не кочит пилати. Бухар пирапал.
(Плачет.)
Доверкин
(в большом смущении).
Что-что ты это говоришь?
Анисья Климовна.
Ты лжешь, нечестивая собака!
Катя.
Проклятый болтун!
Варвара Семеновна.
Теперь надобно действовать.
Бухарец
(плача).
Ей-бо, не лижошь, господа, ей-бо, не лижешь! Помогай мине! Я бьедна бухар: нада есту, питу, нада абрашка, пилатю куартера. Ну, эту шалу подари эта жина и бухар пилати денга; дируга мужа любит та дируга жина, и то купит друга шалу.
Доверкин
(заикаясь от смущения).
Да скажи ты мне, что ты это говоришь? Другой муж… другая жена. Что за ахинея?
Бухарец.
Нети киней – дело говорит. Русика мала зинай. Господа! посилушай: одина жина там таки сидела.
(Садится.)
Ту дируга жина.
(Указывая на Анисью Климовну.)
Таки мужа, ти одина мужа, дируга там-там.
(Указывая на внутренние комнаты.)
Ти си нею зидесь у килетку, а потом си нею нети килетки, а так. Я не зинай… забил… Воти письма.
Доверкин.
Покажи… покажи записку.
(Читает.)
«Когда г. Доверкин отдаст шаль жене своей, тогда сему бухарцу 2500 рублей платит Петр Угодкин».
(Роняет записку.)
Бухарец
(поднимает ее и прячет).
Нигодна… так-так, нигодна… Э, пиравда?
Варвара Семеновна.
Какая глупость писать записку!
Доверкин.
Что вы на это скажете, тетушка?
Анисья Климовна.
Сплю ли я? Сон ли это?
Бухарец.
Нети спишь, ти гиледишь.
Анисья Климовна.
Что ты на это скажешь, голубчик? Вот тебе и смиренница!
Варвара Семеновна.
Я так расстроена, что не знаю, на что решиться.
Доверкин.
Желал бы сомневаться – но с чего бухарцу лгать, и выдумать он не способен…
Бухарец.
Я ни умей думати. Как била, паравду казала.
Анисья Климовна.
Едва мой чепчик держится на голове – так волосы и подымаются. Но невероятное дело! Хотя вижу, да не верю. Нет! быть этому нельзя.
Бухарец.
Лизя, ей-бо! лизя.
Доверкин.
Да знаешь ли ты мою жену?
Бухарец.
Жина тути живети, зинай.
(Указывая на Анисью Климовну.)
Эта жина нe зинала пирежде, типери зинай
Доверкин.
Да ты лжешь! Это не жена моя, и то, верно, была не моя жена. Быть этому нельзя!
Бухарец.
Можина, ей-бо! можина! Эта тивоя дому, тивой жина. Покажи мине жина, я ее сикажу.
Варвара Семеновна.
Бесстыдство! Поддержи меня!
Анисья Климовна.
Всего лучше призвать ее. Но прежде надобно на что-нибудь решиться. Что ты теперь будешь делать?
Доверкин.
Я так расстроен. Тетушка! ежели это так!..
Бухарец.
Так, я говорили так. Бий бухар на непиравда.
Анисья Климовна.
Ох, мой голубчик! дело-то ясно. Бедный мой племянничек. И тебя не миновала общая участь. Вот женское смирение. Поверь им. Тут-то все бесы и сидят!
Катя.
Жаль, что мы не знаем твоей молодости! Потянулись бы…
Анисья Климовна.
Кто этот Угодкин?
Доверкин
(вздыхает).
Общий друг наш. Он с полгода с нами познакомился. Я всегда за делами, а он для рассеяния всегда с нею: читает, рисует с нею и тоже на прогулках. Но он такой скромный…
Анисья Климовна.
И мужской дьявол все виды принимает, не хуже женского. Что ты предпринимаешь?
Варвара Семеновна.
Услышим – и так будем действовать.
Доверкин.
Вы знаете меня, тетушка, я решителен. Изобличу ее, выставлю все ее гнусности, уеду на другую квартиру, назначу ей содержание и на глаза к себе не пущу. Я боюсь моей запальчивости при первой с нею встрече.
Варвара Семеновна.
Хорошо же. Нападать лучше, чем защищаться.
Анисья Климовна.
Ох, как быть, голубчик, с нею? По-старинному? Право, тогда лучше бывало: не смели так вольничать.
Катя.
Говоришь по опыту.
Анисья Климовна.
Ты весь вне себя. Смотри же, опиши ей в глаза все ее деяния, все обманы над тобою.
Доверкин.
При вас же, тетушка, все кончу. Я очень рад, что вы здесь. Я вас прошу слушать только, что я буду ей петь. Хотя я и крепко рассержен, но мой суд будет короток. Все открою и уеду.
Варвара Семеновна.
Увидим. Пора мне начинать.
(Собирается с духом и идет за ширмы.)
Ты здесь, мой милый!
(Увидев их, вскрикивает.)
Ах, что я вижу! О я несчастная!
(Отскакивает назад, зарыдав горько.)
Доверкин и Анисья Климовна держа завернутую шаль, выходят за нею. Бухарец, внимательно слушающий все, также выходит и становится со своими товарами в стороне.
Доверкин
(сердито).
А что ты видишь, сударыня?
Варвара Семеновна.
Ах, горестная моя участь! Наконец открылся ты мне в настоящем своем виде! Наконец узнала я все твои злодеяния! О горе мне!
(Плачет.)
Доверкин.
Какие мои деяния, сударыня?
Варвара Семеновна
Не ясно ли ты изобличен во всех своих гнусностях?
(Рыдает, но лишь Доверкин хочет говорить, она его скоро прерывает.)
Оставить жену… изменять ей явно! Я возвратилась домой не так-то здорова – приняла лекарство. Злодей не позаботился обо мне – не вошел, не спросил меня, чтобы не упустить назначенного свидания, и где же?.. Пред спальнею бедной, больной, горькой, обманутой, оставленной жены.
(Рыдает, слабеет.)
Катя подает стул, снимает с нее чепчик, сажает ее, поддерживает голову; волосы распускаются и падают по плечам.
Доверкин.
Какое свидание? С кем?
Варвара Семеновна.
С давнишнею обладательницею вашего сердца.
Доверкин.
Да про кого ты говоришь? Кто тебе мечтается?
Варвара Семеновна
(указывая на Анисью Климовну).
Вот, вот рушительница моего счастья! Вот тот драгоценный для вас предмет, от коей я… ах, умираю!
(Опять падает на стул. Катя трет ей виски, а она ей тихо говорит.)
Что же ты не подаешь спирту? Беги скорее.
Катя побежала, оставя ее в бесчувствии.
Анисья Климовна
(вне себя от сердца).
Кто? Я? Жена заслуженного полковника? Я? Я любовница? Я здесь на свидании? Смеешь ты мне это говорить?
Варвара Семеновна.
Я вас нашла за ширмами моего мужа.
Анисья Климовна.
Да я сидела у племянника! Ты разве забыла, что он…
Варвара Семеновна.
Любовь не смотрит ни на самое ближайшее родство. О я бедная! Видела измену мне собственными глазами.
(Рвет волосы.)
Анисья Климовна.
Да какая с меня любовница? Мне пятьдесят второй год.
Варвара Семеновна.
Любовь не разбирает возраста.
Анисья Климовна.
Да отвяжись ты от меня с своею любовью! Тьфу ты пропасть! Уж мне и слово это выговорить трудно, не то чтобы… Ни с которой стороны я не любовница ни ему и никому.
Варвара Семеновна
Знаю я этих смиренниц! По виду кажется – они наискромнейшие, а вот что выходит… Разлучать меня с мужем, с каким еще – которого я любила более жизни. О горе мне!
(Рвет волосы.)
Катя
(будто помогая ей, говорит тихо).
Не рвите шиньона, такого трудно найти…
Анисья Климовна.
Да как ты, сударыня, смела выдумывать на меня такую нелепицу? Я сошлюсь на всех, что мое поведение…
Варвара Семеновна.
Да, кто не видал вас за ширмами с моим мужем, тот будет мыслить о вас все наилучшее. Вы так искусно умеете притворяться. И он – он, который всегда принимал на себя вид нежного, страстного, – ах! как изобличен!
Доверкин
(забывший свой гнев, в беспокойстве ходит по театру и ломает руки).
Друг мой! с чего ты это взяла? Мы занимались разговорами. Выкинь из головы такие мысли.
(Подходит к ней, хочет взять ее руку, а она отнимает.)
Варвара Семеновна.
Не могу! Я видела все ясно. О! как я злополучна! Почему вы не шли ко мне? Стало, есть у вас о чем говорить тихонько от меня. Почему вы не шли в гостиную? За ширмами? Тут-то вы сплетали ков против меня. Может быть, рассуждали, что (плачет горько) слабое мое здоровье не позволит мне жить долго, и на сем основывали надежды к своему соединению.
Анисья Климовна.
Тьфу ты, мельница пустая! Да о каком соединении нам думать? Ему пятьдесят, а мне пятьдесят два года – изрядная пара! То-то нежные голубки! Ну, право, инда мне и смешно уже.
Варвара Семеновна.
Вы еще насмехаетесь! Рвите на мелкие части мое бедное сердце, пейте по капле кровь мою. Лишив меня любви нежнейшего супруга, в коем поставляла все мое счастье…
Доверкин
(взяв ее руку, трет и целует).
Друг мой, Варенька, успокойся! И на волос ничего подобного у нас не случалось.
Варвара Семеновна
(вырывая руки).
Оставь меня, изменник!
Катя
(тихо Варваре Семеновне).
Не забудьте, что они вдвоем ездили.
Анисья Климовна.
Свою беду на других сворачиваешь. Ты, сударыня, что тут наделала?
Варвара Семеновна
(прерывая ее).
Нашли время, место. Прекрасно! О! как я была слепа!
Доверкин
(все ласкаясь к ней).
Да мы, друг мои! говорили здесь о деле в ожидании тебя. Напрасно ты заключаешь…
Бухарец.
Сикоро миру будит.
Варвара Семеновна.
Очень хорошо. Скажите мне вдруг, о чем вы говорили?
Доверкин.
Мы говорили… о… о шали.
Анисья Климовна.
Вот и предмет нашего разговора.
(Показывая шаль.)
Варвара Семеновна.
Шаль? Что это за шаль? Откуда вы ее взяли?
Анисья Климовна.
Купила у твоего мужа…
Варвара Семеновна
(вскочив).
Довольно! Ах! как вы изобличены! Какая может быть шаль у моего мужа? Все открыто! Купила!
(Скоро.)
Нельзя ли, сударыня, узнать, что вы заплатили?
Анисья Климовна.
Что ж, не потаю: пятьсот рублей.
Варвара Семеновна
(схватив шаль, рассматривает ее).
Покажите! Возможно ли? Чудесная шаль; и выдали пятьсот рублей и купили у моего мужа! Не лучше ли бы ему продать ее мне.
(С насмешкою.)
С меня бы тысячи две взяли. Но, видно, для милого дружка и сережка из ушка? Ха-ха-ха-ха! Признайтесь, что ваша история неловко выдумана. Вот каково ловить врасплох!
(Смеется.)
Скажите мне (мужу) еще, государь мой, где вы были, когда я возвратилась? Вас не было дома.
Доверкин.
Я ездил…
Варвара Семеновна.
Говорите, не заикаясь, куда?
Доверкин.
К одной вдове – по делу.
Варвара Семеновна.
А вы где были?
Анисья Климовна.
И тут не потаю: с ним же ездила.
Варвара Семеновна.
Как? Что я слышу? Не в одной ли карете?
Анисья Климовна.
Что ж тут худого? В одной карете.
Варвара Семеновна.
Какое бесстыдство! О я бедная!
(Плачет )
Анисья Климовна.
Сама ты бесстыдная! Что же тут бесстыдного! Не впервое мне ездить с племянником.
Варвара Семеновна.
Это еще хуже, нежели быть за ширмами! Зачем вы ездили к одной вдове и по какому делу?
Анисья Климовна.
Да что это за допросы? Ну, ездили, сударыня, жемчуг торговать.
Варвара Семеновна.
Час от часу лучше: уж и жемчуг явился, и все для вас, сударыня! Вы, видно, очень любите наряжаться!
Бухарец.
Упать вуоина сикоро будит.
Доверкин
(ласкаясь к ней).
Друг мой! моя бесценная Варенька! успокойся! Точно, эта шаль…
Варвара Семеновна.
Вот вы и сами сознаетесь. Не приличнее ли было вам шаль купить прежде для меня, а потом уже – увы! – для своей любовницы. Во всем, во всем вы отдали ей преимущество.
Анисья Климовна.
Да долго ли мне с ней роли играть! Вот как дело было: сторгована шаль мужем твоим, и я ее взяла для Звонкиной, которая…
Варвара Семеновна.
Как? Праведное небо! Так вы были еще и посредницею беззаконной любви моего мужа с Звонкиной?
(Мужу.)
Что, сударь? Что я узнаю? Так это не единственная ваша измена? Это ли награда за мою пламенную…
(Рыдает.)
Анисья Климовна.
Да что ты, дерзкая! Как ты смеешь так обращаться с теткою твоего мужа! Я у тебя и любовница; теперь ты смеешь называть меня посредницею в любовных делах. Вот мне какая честь! Изрядные титулы!
(От сильного бешенства не может говорить.)
Доверкин.
Нежнейший дружочек мой! милейшая моя Варенька! не огорчайся так… не принимай так горячо! Эту шаль…
Варвара Семеновна
(вырывает шаль и бросает).
Отстаньте от меня! Оставьте меня с моею горестию! Возьмите ее, сударыня! Пусть она напоминает вам торжество ваше над бедною, оставленною…
(Рыдает.)
Анисья Климовна.
Да какое торжество? Никак ты от сильного бешенства рехнулась. Постыдилась бы, сударыня, моих седых волос. Любовница! Свидание за ширмами! Не свою ли беду на меня сворачиваешь? Вот бухарец, который…
Варвара Семеновна.
Не продолжайте своих насмешек надо мною. Возьмите от меня эту убийственную шаль.
(С сильною горестию.)
Катя! отдай ее моей сопернице, счастливой сопернице, пусть торжествует, пусть издевается!.. Ах!
(Рыдает.)
Катя подает шаль Анисье Климовне.
Анисья Климовна.
Пропадай ваша голова!
(Отталкивает шаль.)
Плевать хочу на тебя, на шаль, на твоего Угодкина, на твоего мужа, дурака слабого, которого в глазах проводят, а он ручки целует. Будешь, будешь еще ползать у ног ее, я это вижу. Уйду, уйду поскорее, чтобы еще более чего не досталось! Вот тебе и воз с битою птицей! Только что не бита уезжаю. Я любовница!.. Я на свидании!.. Я посредница!..
(Последние слова кричит за кулисами.)
Явление III
Те же без Анисьи Климовны.
Варвара Семеновна.
Что это, государь мой? Что говорит ваша любезная? Что она упоминала о Угодкине, а?
Доверкин
(с робостью).
Ничего… это все пустое… от огорчения… ничего.
Варвара Семеновна.
Нет, сударь, для меня не пустое. Лишась любви мужа, который должен бы защищать меня, я – к моему несчастию – сама должна вступаться за честь мою, которая для меня дороже жизни. Скажите, сударь, говорите, убивайте меня одним ударом.
Доверкин
(все целуя ее руки).
Друг мой! Бедная моя страдалица! Никто ничего о тебе не думает. Это произошло так нечаянно… так неумышленно. Пожалуйста, успокойся!
Варвара Семеновна.
До тех пор не могу быть спокойна, пока вы не расскажете, отчего здесь Угодкин замешался?
Доверкин.
Но отчего? Так. Вот бухарец худо изъяснил, а мы худо поняли.
Варвара Семеновна.
Говорите же, сударь, как он вам говорил и как вы поняли в угодность своей любезной?
Доверкин.
Ах, пожалуйста, не упрекайте меня без вины!
Варвара Семеновна.
Хорошо, хорошо. Говорите же скорее.
Доверкин.
Угодкин, кажется, торговал эту шаль и сказал бухарцу, что он дает ему, когда никто не дает трех тысяч, так он дает ему… две тысячи пятьсот рублей. Бухарец пришел ко мне, я был занят. Послышалось, что он просит пятьсот рублей. Приехала тетушка – Павлушеньку сговорила. Божусь тебе, что у нас ничего не было. Мы ожидали тебя, чтоб ехать покупать подарки невесте. Увидела шаль, начала просить, – клянусь, что без всего, – чтобы я уступил, и я, винюсь (целуя ее руки), уступил за свою цену, а совсем не дарил ей.
Варвара Семеновна
(грозя ему пальцем).
Точно правду ли вы говорите?
Доверкин
(с большою нежностию).
Клянусь тебе любовью моею, что все так происходило.
(В сторону.)
Она смягчается. Я мастер улаживать.
Варвара Семеновна.
И у вас с тетушкою не было никаких объяснений?
Доверкин.
Божусь, клянусь тобою, твоими прелестями, что вовсе ничего. Ежели любишь, ежели любила хотя немного, смотри на мое мучение и верь, что я никогда, нигде и ни с кем не забываю, что я твой муж.
Варвара Семеновна
(подавая ему руку).
О, как охотно тому веришь, кого любишь. Чего же ожидает бухарец? Мне неприятно, что он был свидетель этой сцены. Он будет рассказывать о твоей слабости (нежно), а я против тебя не желала бы тебе нарекания.
(Бухарцу.)
Заплатили ли тебе деньги за шаль?
Бухарец.
Ни усе, пьятисоту рубли…
Доверкин.
Да это только задаток, последние теперь же уплачу.
Варвара Семеновна.
Ах, друг мой! вот погибшие деньги! Этой шали я уже ни за что в руки не возьму.
Доверкин.
Ах, Варенька, дружочек мой! для любви твоей ко мне не откажи принять.
Варвара Семеновна
(горестно).
Она не для меня была куплена.
Доверкин.
Для тебя, дружочек мой, моя милая Варенька! для тебя единственно! Проклятая эта история лишила меня удовольствия.
(Бросаясь на колени.)
Не откажи, мой нежнейший дружочек, принять ее.
(Надевает шаль на жену.)
Варвара Семеновна
(утирая ею слезы).
Пусть она будет мне печальным напоминанием, что мой Митенька не всегда был мне верен!
Доверкин.
Не встану от ног твоих, пока ты не уверишься, что я не винен, что всегда одну тебя любил и ни на кого тебя не променяю. Притом же она тетка, лета ее…
Варвара Семеновна.
Ох, не говорите мне, влюбляются и в сестер. Я отгадываю, как это происходило. Согласитесь, что вы скучали без меня. Приехала тетушка; вы, быв заняты мною, оставшись с нею наедине, приятно с нею говорили, говорили, и, все думая, впрочем, обо мне, заговорились, и, наконец, – на часок забыли обо мне. Это очень естественно. Отсутствующий всегда теряет. Признайтесь, я люблю чистосердечие. Без того не прощу и не престану ввек сокрушаться. Ну, говорите! Ведь правда?
Доверкин
(на коленях).
Винюсь, друг мой! Правда, милая Варенька! Прости меня!
Варвара Семеновна.
Обещаете ли вы впредь быть мне всегда верным, не предаваться забывчивости без меня?
Доверкин.
Обещаюсь, клянусь всегда быть верным и всегда одну тебя обожать. Прости меня! Возврати мне любовь свою!
Варвара Семеновна
(обнимая его, стоящего на коленях).
Так, ты меня убедил! Все оставляю и в доказательство моего снисхождения требую никогда не вспоминать о сей истории.
Обнимаются.
Катя.
Что я видела? Вот женщина! Впрочем, так водится…
Бухарец.
Усе типери карашо. Я ни розуми, а карашо. Виноват – нети виновата; а мужа не виновата – пирасти мине казал.
(Смеется.)
Бухар жина тири, чутыри – а ни зинай таки.
Варвара Семеновна.
О друг мой! если бы ты знал, какую тяжесть с меня снял! Ты совершенно меня успокоил. Еще одно: мне совестно пред тетушкою. В справедливом гневе моем я много наговорила ей правды. Теперь, забывая все, мне бы хотелось прекратить раздор и с нею.
Доверкин.
О добрая душа! Не поехать ли мне рассказать все дело и извинить тебя?
Варвара Семеновна
(с укоризною).
Вы что-то поспешно согласились туда ехать!
Доверкин.
Ах, нет, друг мой! Я хотел для твоего спокойствия. Но если ты подозреваешь, то я останусь…
Варвара Семеновна.
О нет, нет, оставляю все подозрения! Поспеши и употреби все к нашему примирению. Расскажи ей все дело ясно, объясни сильную, пламенную любовь мою к тебе и скажи, что я вслед за тобою еду с извинением. В большее доказательство, что я все оставила, буду сей вечер на сговоре Павлушенькином. Но прежде отпусти бухарца. Не худо бы дать ему что и лишнее, чтобы не рассказывал невыгодной для чести твоей истории.
Доверкин.
Охотно, охотно, моя милая.
(Идет за ширмы и вынимает деньги)
Варвара Семеновна.
Что, Катя, довольна ли ты мною?
Катя.
Я вне себя! Я в восхищении! Какая для меня школа! Сколько вы имеете духу!
Варвара Семеновна.
То-то же! Теперь дай мне одеться: еду к тетушке.
Катя.
Неужели? Ну, как неприятности?
Варвара Семеновна.
Ты еще и после сего сомневаешься! Эта сцена была трудна; теперь мне ничего не стоит довести, что моя соперница будет у меня же просить извинения…
Катя.
Честь вам и слава!
Варвара Семеновна.
То-то же! Теперь дай знать обо всем Угодкину и что его завтра утром ожидаю.
Доверкин.
(за ширмами, пересчитав деньги)
Кажется, верно. Жаль денег, но нечего делать. Плачу за открытие; но теперь примусь порядком присматривать за женою. Я ее скоро исправлю.
(Запирает ящик.)
Катя
(подслушивая, что говорит Доверкин).
Конечно! выпутавшись из беды, и мы будем осторожнее и станем хитрее тебя обманывать – так водится.
Доверкин
(выходит к бухарцу).
Ну, приятель, с тобой, видно, надо толком говорить. Шаль стоит три тысячи? Бухарец. Стоит.
Доверкин.
Ты получил пятьсот рублей бумажками?
Бухарец.
Получила.
Доверкин.
Вот остальные две тысячи пятьсот рублей.
(Отдает деньги.)
Бухарец
(пересчитав).
Так, усе.
Доверкин.
Теперь квит?
Бухарец.
Кувита.
Доверкин.
Теперь подай расписку.
Бухарец
(отдавая).
На, азми, напиши, за шито денга пилатила.
Катя
(в сторону).
Начто записывать: пример такой не новый.
Доверкин
(бухарцу).
Вот же тебе еще сто рублей сверх всего, чтобы ты молчал, а говорил бы так, как от меня слышал. Разумеешь ли? Теперь ступай!
Бухарец
(спрятав деньги).
Бухар, маличи, бухар, авари, бухар, ситупай. Я ничаво ни разуми.
Доверкин
(жене).
Позволь мне, мой друг, пробыть с тобою и расположить, как лучше уладить с тетушкою.
Варвара Семеновна
(подав ему руку).
Охотно, пойдем.
(Идучи, бухарцу.)
Ну, доволен ли ты теперь?
(Уходит с мужем, Катя за ними.)
Бухарец
(один).
Доволина, усе доволина. Мужа доволина – жина пирастила; жина доволина – мужа аманила; бухар доволина – денга получила; Негодни… о, Негодни болиша усех доволина.
(Поднимает кипу с товарами. К зрителям.)
Ну, пирашай, господа! Пойду искати ешо таки мужа. Как думаешь, нети тирудна найти? И я зинай, нети тирудна.
Конец
