Выбор предводителя
Друга редакція «Дворянских выборов» публікується вперше за автографом, який зберігається в ЦНБ АН УРСР: Дворянские выборы, часть первая, или Выбор предводителя. Комедия в четырех действиях. 1828. Автограф чистовий, текст комедії займає 1 – 130 с. рукопису, з наступної, 131 с., написаної відразу ж – ще до того, як просохло чорнило на попередній (на ній чітко відбилося завершальне слово «Конец»), подано своєрідно викладену історію комедії. Призначення цього пояснення, в якому не все можна беззастережно брати на віру, невідоме. Починається воно дивним твердженням, яке стосується взагалі п’єси: «Я не имел решительного намерения печатать этой комедии, а имел мысль, чтобы только знали о ней; полагая, что ее не позволят напечатать, я послал ее в Цензурный комитет». Однак у листі до С. Аксакова від 17 квітня 1829 р. Г. Квітка тільки жалкував, що дещо «поспешил» з публікацією першої частини; це посередньо підтверджує, що друкувати її він мав намір і здійснив його відразу ж після дозволу без додаткового доопрацювання. До того ж не логічно було звертатися з підозрілим у цензурному відношенні твором безпосередньо в цензурне пекло, якщо автор навіть не збирався публікувати його.
Наступне твердження про те, що п’єса начебто «без всякой выправки, из черновой тетради», без відома («за глазами») автора була кимось видрукувана, видає тенденцію Г. Квітки зняти з себе відповідальність за пред’явлені до першої редакції претензії. Дезавуюючи далі журнальні закиди, Г. Квітка наголошує на справді другорядних зауваженнях, фактично причіпках («дурная бумага», «некрасивый шрифт», «зачем комедия написана прозою, а не стихами»), дипломатично оминаючи при цьому звинувачення в тому, що комедія «оскорбляет все сословия дворян» і посягає на дворянські вибори – «благотворное учреждение мудрой государыни». Навівши повідомлення цензора Є. Ольдекопа про те, що заборона виставляти комедію іде від Миколи І, Квітка виставляв основною причиною заборони царську думку про надміру в п’єсі «пьянства», намагаючись відвернути увагу невідомого нам адресата від сатиричної спрямованості твору.
Далі Квітка наводить простору, на п’ять сторінок, виписку з відзиву «Московського телеграфа» (1829, № 9), в якому В. Ушаков намагався видати комедію ледве не за «благонамірений» твір. Таким чином, Квітка винахідливо спростував звинувачення, пред’явлені його комедії, твердженнями про недосконалість її, викликану начебто недоопрацьованістю тексту, опублікованого до того ж фактично поза його волею, продемонстрував відсутність «лихих намірів» і наприкінці цитати з В. Ушакова вказав:
«Затем следовало бы мне предложить вопросы:
1-й. Откуда я заимствовал характер действующих лнц и где слышал суждения, подобные изложенным в комедии? – и 2-й. С какой целью писал я эту комедию?
Ответствую: характеры лиц и суждения их оставались у меня в памяти от старинных рассказов о происходившем в разных губерниях. А писал в 1828-м году, полагая, наверное, что наступит же и 1831-й год».
На цьому пояснення закінчується: нижче тексту у вигляді прикінцевої віньєтки-відбивки зроблено дві риски – товщу і тоншу, як свідчення вичерпаності пояснення, принаймні, в першому варіанті, хоч певна незавершеність його очевидна. Усвідомлення нереальності нового видання комедії спонукало Квітку облишити своє марне пояснення.
Датування автографа досить плутане: на титулі виставлено 1828 рік, у поясненні теж твердиться, що комедія писана саме тоді.
У прикінцевому реченні пояснення спочатку стояли крапки, згодом на початку рядка цих крапок дописано «1831-й год». Перша згадка про доопрацювання «Дворянских выборов» міститься в листі до С. Аксакова від 7 лютого 1831 p.: Квітка писав, що, сподіваючись на успішне поширення другої частини комедії, він «уже принялся было за перемывку 1-й части, чтобы по времени издать их вместе еще с чем-нибудь… Но теперь надобно отложить затеи до будущего». Вдруге мова про «Дворянские выборы» зайшла наприкінці 1836 р., коли M. Щепкін, у пошуках комедії для бенефісу, згадав про заборонений твір Квітки і через П. Нащокіна звернувся до О. С. Пушкіна за допомогою здобути дозвіл хоча б на одну виставу [див.: Пушкин А. С.Полн. собр. соч., т. 16. M. – Л., 1949, с. 212]. Але Пушкіна через місяць не стало, і в бенефіс Щепкіна 19 лютого 1837 р. були виставлені драма К. Бахтуріна «Козьма Рощін, рязанський розбійник» і водевіль Ф. Коні «Дівчина-гусар».
Про намір М. Щепкіна поставити заборонену комедію С. Аксаков повідомив письменника. Квітка у відповідь писав 12 грудня 1836 p.:
«О Двор[янских] выборах пора бы уже перестать и думать; и обстоятельства, и формы изменились. Скоро это будет такая старина, что не поверят, чтобы могло быть и подобное тому. Я прибавил еще одно действие в средине: пусть лежит для потомства» [Зубков С. Д. Г. Ф. Квітка і С. Т. Аксаков. – «Радянське літературознавство», 1972, № 1, с. 77].
Справді, друга редакція «Дворянских выборов» за життя письменника лишалася невідомою сучасникам. На звороті титулу автографа є напис І. Срезневського: «Рукопись эта досталась мне от супруги покойного Григория Федоровича – Анны Григорьевны. Она подарила мне ее скоро после смерти Г. Ф. в августе 1843 года. С начала до конца рукопись писана самим покойником».
Нова редакція «Дворянских выборов» має подвійний характер, зумовлений її призначенням. З одного боку. Квітка дбає про цензурний дозвіл виставляти комедію, а для цього неминуче треба було дещо нейтралізувати її сатиричний струмінь. З другого боку, доопрацьовуючи п’єсу, він не міг цілком поступитися правдою життя, тому окремі сцени виявились навіть досконалішими й набули більшої викривальної сили. Досить штучною виявилася нова, друга дія, покликана переконати цензуру та видавців у добрих намірах автора, а вище начальство – в його безперечній благонадійності.
У п’єсі з’явилися нові персонажі: предводитель повітового дворянства Петро Іванович Достойнов (в першій редакції він тільки згадувався) та його дружина Софія Дмитрівна – подружка Тихіної по інституту; дворяни Правдухін, Моргушкін і Фалюшкін, які прибули на вибори. Внесено відповідні часові корективи (замість «война была в сем лете» вказано «в прошлом лете» і т. п.), дещо уточнено, хоч і не завжди вдало, мову персонажів, посилено канцелярський антураж у сентенціях Заправлялкіна.
Певний інтерес становлять нові персонажі, зокрема образ Правдухіна. Це – нове явище в драматургії Квітки, його кредо – говорити всім правду прямо в вічі: «Ты делаешь дурно, вредно, бесчестно», наївно сподіваючись таким способом досягти того, що «староплутовы и подобные им будут всеми осмеяны, презрены и, устыдясь выставки своих деяний, скроются навсегда и очистят от себя наше общество». Сконструйований драматургом від початку до кінця Правдухін засвідчував його марні пошуки позитивного героя – доброчесника серед дворянства. Зате образ Фалюшкіна – вщент розореного поміщика, жебрака у дворянстві, який від колиски звик до паразитичного існування і. здираючи останню шкуру з своїх нещасних семи «душ», ніяк не може прожити на злуплене, а тому й приїхав на вибори «поискать местечка», – цілком життєвий. Цей моторошний тип, набагато страшніший навіть за Староплутова і Кожедралова, готовий па все.
В новій редакції Квітка не утримався, щоб не натякнути на закид Миколи І про те, що в п’єсі, мовляв, «слишком много пьянства», та не поіронізувати з окремих зауважень «Московского телеграфа» (1829, № 5) в рецензії на першу редакцію «Дворянских выборов» (див. 5-ту яву III дії).
При редагуванні трапляються менш вдалі зміни, а то й відчутні втрати. Загалом друга редакція «Дворянских выборов», незважаючи на окремі знахідки й доповнення, не стала досконалішою. Примара цензурної заборони тяжіла над автором і стримувала його поривання. Якщо навіть перша редакція дещо грішила щодо сценічності, то додана II дія погіршила її. До того ж вона багато в чому применшила гостроту п’єси, наголошуючи на нетиповості зображених явищ та відносячи їх до далекого минулого, вже начебто перейденого суспільством, внаслідок чого сцени з Моргушкіним, вдалі самі по собі, видаються суперечливими. Цікаво задуманий образ Фалюшкіна не знайшов логічного завершення, а образ Правдухіна так і лишився нездійсненною спробою віднайти новий тип дворянина. Незначними уточненнями тексту Квітка загострив деякі образи, але єдність твору була порушена зайвою в драматичному творі деталізацією, в чому виявився хист прозаїка, не обмеженого сценічним часом та іншими вимогами жанру. Тому основним текстом «Дворянских выборов», безперечно, й надалі лишається перша, публікована за життя автора редакція: саме вона стала літературним явищем для свого часу, саме навколо неї розгорнулася важлива для ролі літератури дискусія і боротьба. Друга редакція – цікавий історико-літературний документ, важливий для осмислення творчості визначного письменника.
Дворянские выборы, часть первая, или
Выбор предводителя
Комедия в четырех действиях
Действующие лица
Петр Иванович Достойнов – предводитель уездного дворянства.
София Дмитриевна – жена его.
Памфил Сидорович Староплутов – дворянин, прибывший на выборы.
Настасья Трофимовна – жена его.
Анна Михайловна Тихина – племянница его.
Дмитрий Иванович Здравосудов, Василий Петрович Твердов, Тимофей Андреевич Правдухин, Матвей Степанович Моргушкин, Викентий Осипович Фалюшкин, Борис Самсонович Кожедралов, Андрон Парамонович Выжималов, Амельян Панкратьевич Забойкин, Прохор Еремеич Драчугин, Макар Макарыч Подтрусов – дворяне, прибывшие на выборы.
Клим Кузьмич Заправлялкин – поверенный Староплутова.
Надежка – служанка Тихиной.
Ерофеич, Трифоныч, Агафоныч и проч., и проч., человек десять дворян.
Митька – слуга Твердовой.
Слуги Староплутова, одетые в серые сертуки с голубыми и других цветов воротниками, цветные пояса сверх сертуков, головы острижены по-казацки, усы.
В третьем действии все дворяне в губернских мундирах. Действие в губернском городе.
Действие первое
Комната
Явление I
Митька
(входит).
И здесь ни собаки! Дом большой, экипажей много, а нигде никого не встречаю. По всему видно, что здесь живут приезжие из деревни. Гем-гем-гем!
(Кашляет и стучит.)
Надежка
(выходя).
Кого вам угодно?
Митька.
О радость! о счастье! о восхищение!., ну, и прочая, как должно. Тебя ли я зрю, прекрасная Надежда Лукинишна? Тебя ли я вижу, ясный свет молодецких моих очей?
Надежка.
Меня, меня, мой милейший Дмитрий Павлович! Какими счастливыми судьбами тебя нелегкая сюда занесла?
Митька.
Я приехал сюда, душа моя, совсем не располагая тебя здесь видеть, собственно на твой счет. Соскучась, не видав тебя с прошедшей зимы, как, помнишь, во время квартирования моего с барином в том городке мы познакомились, и помнишь?..
Надежка.
Ну, ну, не все же и вспоминай. Рассказывай только о себе.
Митька.
Итак, выехав из городка, уж я служил, служил; ходил по походам, был в сражениях, брал города – жаль, что ты так же неграмотна, как и я, ты бы это все читала в газетах.
Надежка.
Помилуй, скажи, с кем же война была в прошлом лете?
Митька.
Виноват, солгал; но это в первое и в последнее. Войны у нас не было, но все равно; сражения же у меня нередко происходили частные и почти всегда защищая твою честь. Потом я, устав от таких военных действий, взял барина в отставку и, полагая, что ты от любви ко мне и грусти окончила свой век, пустился тебя отыскивать. Не застав вас в деревне, бросился по следам…
Надежка.
Барин же твой где?
Митька.
Я его привез с собою и оставил у губернского предводителя, ь сам пустился отыскивать квартиру; увидел вывеску, что здесь отдается квартира, вхожу и нахожу…
Надежка.
И как кстати! Я отдаю в наймы целую половину дома. Вот посмотри, с мебелью и со всеми выгодами…
Митька.
Ты меня в смущение приводишь… я боюсь помыслить! Неужли ты или барышня – не замужем ли вы?..
Надежка.
За грехи наши – нет еще. А приехала я сюда на выборы и так же, как и ты, привезла с собою старых господ и барышню.
Митька.
Уж не пожелала ли ты в исправники?
Надежка.
Нет, голубчик; здесь уже все расчислено и назначено. Старый барин всем распорядил и для наблюдения за порядком сам приехал. Барыня приехала для закупок, а Анну Михайловну привезли как товар, чтобы лицом продать. Вот почему мы все здесь. Наняли большой дом и на этой половине поместили было своих запасных, но как они крепко понатянулись да закурили трубки, заорали песни – отчего у барыни разболелась голова, барышня весь вечер хохотала, а барину мешали говорить с поверенным, то мы их перевели во флигель на задний двор, а половину дома пустили внаем для возвращения издержек.
Митька.
Что ж это за запасные?
Надежка.
Экой ты! Видно, что в первый раз на выборах. У барина по судам много дел, и, чтобы судьи держали его руку, так он и выбирает с подряду. Для этого он и собирает мелкую шляхту. Называются-то они все дворяне, да и дворов своих не имеют. К выборам он их всех в кучу да на повозках в город. Как идти на выборы, то и отпускается им давно приготовленная на сей случай полная амуниция, и, пока баллотировка продолжается, так они все на наших харчах: едят, голубчики, без устали, пьют без просыпу да и выбирают, кого нам надо.
Митька.
Вот мудрости какие! Но это же и стоит чего-нибудь твоему барину?
Надежка.
Ему? Ничего! Он с Настасьею Трофимовною все это выводит на счет барышни. Даже и здешние расходы все ставит на счет ее, а вот за квартиру деньги с вас возьмет к себе.
Митька.
Да, кстати, о квартире. Она наша, я тебе и без осмотру верю. И как ни приятно беседовать с тобою, но бегу сказать барину. Прощай, до приятного свидания, моя вселюбезнейшая Надежда Лукинишна!
(Уходит.)
Надежка.
Прощай, голубчик. А о цене-то ни он не спросил, ни я не сказала. Обстоятельный народ!
Явление II
Надежка и Заправлялкин; за ним слуги и кучера несут большие узлы с платьями, сапогами, треугольные шляпы, шпаги и проч.
Заправлялкин.
Ну, наконец душа на месте! Насилу дождался обоза с амунициею. Ну-ка, брат Фомка! Принимайся за бездельников. Отпусти каждому по сотенке горячих: через вас я, бездельники, трусил, как перед виселицею; через вас, мошенники, я мог бы места лишиться; через вас, разбойники, самые выборы пошли бы иначе. Вспори-ка их, вспори, вспори!
Надежка.
Помилуйте, Клим Кузьмич! Ведь они не сделали остановки? В пору приехали.
Заправлялкин.
Какое, сударыня, в пору? Через них, извергов, я еще и на вас не любовался и даже водки не пил, все выбегал, выглядывал; зарезали было меня совсем. Вспори-ка их, вспори! Сносите все сюда в чулан, сложите да и ступайте на катавасию.
Слуги уходят и уносят все.
Нет, матушка Надежда Лукинишна! через них и наш план расстроился бы…
Надежка.
Какой план?
Заправлялкин.
О чем я объяснялся прежде. От нас зависит выбор предводителя; от предводителя зависит назначить меня письмоводителем; а от меня зависит достоинства ваши возвести на степень и вечно, навсегда титуловать вас: ваше благородие! План превосходный, госпожа – хе-хе-хе! – коллежская регистраторша! Ей-же-ей!..
Надежка.
План не дурен, но увидим, как составится фасад. Пока до того, поговорим-ка, друг мой, о нужнейшем. Я отдала дом внаймы.
Заправлялкин.
За сколько, на сколько и кому?
Надежка.
Приезжему дворянину Твердову.
Заправлялкин.
Но за сколько?
Надежка.
М-м-м… о цене мы не говорили, но он согласится.
Заправлялкин.
Согласится ли или нет, неизвестно; а вы и задатку не взяли. Эк! как неосмотрительно поступили!
Надежка.
Я вам за деньги отвечаю. Слуга его мне приятель.
Заправлялкин
(медленно).
Приятель… вам… слуга… его; и вы… отвечаете за деньги! Ох-ох-ох!
Надежка
(ласкаясь к нему).
Чего же вы вздыхаете и как будто смутились?
Заправлялкин.
Меня смущает непостоянство женского сердца!
Надежка.
Не подозреваете ли вы тут чего другого, прочего. Не ревность ли вас бесит? И, друг мой! Ну ее к черту. При всем том я вам всегда верною останусь. Оставьте же подозрения!..
Заправлялкин.
Для вас, для ради вашей красоты все оставлю и все забываю; только в удостоверение – пожалуйте мне миленькую вашу ручку…
Надежка
(будто против воли позволяет ему целовать руку).
Ох! как вы неотвязны!
Заправлялкин
(целуя руку ее несколько раз).
Крошечка моя, сирена прелестная, четырнадцатого класса богиня, нимфочка…
Явление третие
Те же, Твердов и Митька.
Митька
(указывая налево).
Сюда, сударь, пожалуйте. Здесь наша половина; а это служанка Староплутовых, а это…
(Заметив, что Заправлялкин целовал руку Надежке, подходит к нему и с сердцем говорит ему тихо.)
Я проучу тебя, архивная мышь!
Твердов
(осматривая комнату).
Очень рад таким хозяевам. Доложи своим господам, что я поспешу засвидетельствовать им свое почтение.
(Уходит в свою комнату.)
Явление четвертое
Надежка, Заправлялкин и Митька, проводив своего господина, возвращается.
Митька.
Ну что же ты тут изгибаешься, как старинное зело? Как ты смел увиваться около нее?
Заправлялкин.
Позволь, почтеннейший! А по какому праву?..
Митька.
Как по какому праву? Видишь ли, я воин; следовательно, я рыцарь; следовательно, я защитник прекрасного пола. А я сам, своими вот этими рыцарскими глазами видел, что ты ей надоедал своими поцелуями. Теперь ты говори, разбитая чернильница! по какому праву ты лобызал ее ручки, созданные только для военных?
Заправлялкин.
Во-первых, – позвольте, – во-первых, ни в каком памятнике я не находил, чтобы служанки состояли в классе прекрасного пола; но ежели бы они и были в сем уравнены, то, во-вторых, каждый классный чиновник, начиная с четырнадцатого, имеет чувства и, получив шпагу, получает понятие, что хорошо. А посему, в-третьих, как я имею официю, то есть один из классов, начиная от первого до четырнадцатого включительно, и надеясь получить прибыльное местечко, то по сим резонам могу помышлять не об одних ее ручках.
Митька.
Гром и молния! Разрушься после этого, вселенная! Выкинь из головы такую дерзкую мысль, или я тебя с твоей официей выкину за окошко.
Заправлялкин.
Да что вы или ты, что так шумишь? Это квартира моего верителя, это его служанка, а я сам, знаете ли? – я сам – коллежский регистратор!
Митька.
Курица – не птица, регистратор – не офицер. Здесь также и моя квартира; а это, может быть, будущая моя жена. Так ли, моя красоточка?
Надежка.
Так ли или инак, увидим, откуда ветер повеет.
Митька.
Видно, брат Надежда Лукинишна, и ты женщина! Ну, добро, увидим и мы. Прощай, пописушка! К счастью твоему, мне некогда, но я с тобою увижусь в двух шагах, с пистолетами в руках.
(Уходит к господину.)
Заправлялкин.
Разбойник! Он затевает поединок? Это беда! Надобно сказать Памфилу Сидоровичу о сем казусе, пусть-ка эти храбрецы убираются из нашего дома. Вчера была суматоха от запасных, а теперь душа дрожит от военных. Нет! выжить их отсель, выжить!
Надежка.
И, Клим Кузьмич! что горячиться! Мое правило: платили бы деньги, а то пусть себе делают, что хотят. Да и в приказах у вас так же: главное – деньги, а дела пусть идут, как идут.
Заправлялкин.
Оно в относительном случае – так, но в рассуждении покушения на жизнь – не так… Но вот и господа приехали.
Явление V
Те же, Староплутов, жена его и Тихина. За ними слуги несут ящики и связки. Надежка принимает.
Настасья Трофимовна.
Ну, Надежка! сколько мы накупили! да сколько всякой всячины в магазейнах! в одном, другом, третьем; да какие славности! Растеряешься!
(Мужу.)
И не скажу, Памфуша, чтобы и дорого было. Развяжи-ка, Надежка, вот это; вот смотри: это для Аннеты…
Развертывают и рассматривают. Тихина не вмешивается ни во что и в стороне чем-нибудь занимается.
Староплутов.
Это, маменька, по вашей части. Ну что, Кузьмич? пришел ли обоз с мундирами? Не будет ли остановки?
Заправлялкин.
Все готово, ваше высокородие. Бездельники обленились и опоздали приездом; но я приказал уже взбутетенить их по обычаю.
Староплутов.
Эх, Заправлялкин, поосторожнее бы. Здесь ведь губерния; не наведался бы к нам полицмейстер!
Заправлялкин.
Помилуйте, ваше высокородие. Да разве вы не властны обуздать непослушных?
Староплутов.
Ну, ну, ты в ответе, а я ничего не знаю. Теперь скажи мне, сколько счетом подвезено у нас запасных и сколько пойдет в дело?
Заправлялкин.
Счетом десять, и амуниции на всех достаточно. Десятый, одначе, больно прибит; пуще всего Ерофеич ему всю рожу исписал; срам в люди показать.
Староплутов.
А вот ты Ерофеича после выборов и проучи: что обещал и не дай, а теперь виду не покажи, что сердит. Пора обмундировывать; у меня будет собрание.
Заправлялкин.
Вот, позвольте доложить, произошел казус. На етой половине остановился г. Твердов, некто, следовательно, не из наших. Ожидаю на сие резолюции вашего высокородия.
Староплутов
(подумав).
М-м! хотел было своему квартирой услужить, да никто не явился. Пусть стоит, нам же шар прибавится. А за какую цену условился?
Заправлялкин.
О цене не спросил, но еще с озорничеством обошелся…
Настасья Трофимовна
(вслушавшись).
Что, что, что? У нас остановился Твердов? Сживи его, папенька!
Староплутов.
А почему бы ты так хотела, маменька?
Настасья Трофимовна.
Да так. Не условился о цене и ничего не заплатит, да еще и история выйдет. Да он же все на Анюту пристально глядел и в собраниях с нею танцевал. Не помешал бы он нам?
Староплутов.
Нет, Настюша; он мне еще и полезен будет. Ну, пусть пялит на нее глаза, да как и она взглянет ласковее, так он и пошел за нами. Военные известны: ради глазок и на стены лезут. Нет, это мне в это время находка, шар прибавился; а после выборов и знать его не станем.
Настасья Трофимовна.
А он тогда за квартиру не заплатит.
Староплутов.
У нас на озорников есть полиция. Ведь он самовольно взъехал?
Заправлялкин.
Самовольно и самоуправно.
Староплутов.
Заметь это, маменька; да при разладке и дери с него, что хочешь.
Заправлялкин.
Слуга его учинил в квартире вашего высокородия шум и чуть не учинил со мною драки с ведома о моем ранге.
Староплутов.
Тем лучше. Пожалуйста, Кузьмич, повздорь с слугою до того, чтобы он тебя приколотил.
Заправлялкин.
Помилуйте, ваше высокородие! Кому от того какая польза?
Староплутов.
Твоя же собственная и общая вместе. Коли тебя слуга побьет, да еще – к лучшему – и знаки поставит, так бы при мировой вот польза от барина его: шары клади, на кого я скажу; Анюте не мешай идти, за кого мы хотим; за квартиру заплати, что Настюша захочет; за побои твои и увечье заплати, что ты захочешь. Ан видишь, как все рассчитано? Пожалуйста же, Кузьмич, если случится связаться с слугою или еще лучше с самим барином, не пяться, лезь на драку; что удар, то целковый!
Заправлялкин.
Что делать! Ради интереса вашего высокородия готов на всякое бесчестье и поругание; авось, и мне что перепадет.
Староплутов.
Ну, теперь иди и приготовляй все к собранию. А ты, Настюша, займи племянницу, а я в речь вступлю; пора начинать дело. Унесите это отсюда.
Надежка с Заправлялкиным выносят товары.
Явление VI
Староплутов, жена его и Тихина.
Настасья Трофимовна
(подходя к Тихиной).
Ну что, Анюточка! Что так задумалась? Тебя пленили все эти славности? Это для тебя, друг мой, накуплено. А?
Тихина.
Покорно благодарю, тетенька, за беспокойство. Я их и не рассматривала, видя, что много вещей для меня ненужных.
Настасья Трофимовна.
Как, жизнь моя, ненужных? Ведь ты невеста, а на выборах женихов много; того и смотри, что явится с предложением.
Староплутов.
Мы для тебя, мой друг, ничего не жалеем и не пожалеем. Доставили тебе воспитание знатное. Шесть лет в институте, в столице – это легко сказать! Тебя содержим с прислугою, живем, можно сказать, открыто, для кого же? Мне с Настюшей к чему бы так жить? Все это для тебя, чтобы приманить женихов; вот и вещей накуплено. А все это – наши убытки и расходы из любви к тебе, надеясь и от тебя благодарности.
Тихина.
Я в полной мере сохраняю к вам благодарность за все ваши попечения и счастлива буду, если откроется случай показать вам ее на деле. Но к чему вам для меня убыточиться? Я полагаю, что доходы с моего имения достаточны были бы на мое воспитание и для теперешних моих издержек.
Староплутов.
Эх, молодость, молодость! Тебе кажется, от тысячи душонок так и нивись какие доходы? Конечно, хотя и есть кое-какие доходишки, но ведь нужно содержать заводы: овечий, скотский, лошадиный, которые, на беду, многочисленны; ужас сколько требуют издержек.
Тихина.
Зачем же вы, дяденька, всего этого не уничтожите, чтобы вместо издержек на овец употреблять доходы на мое содержание?
Староплутов.
Да… ну да… Ты, мой друг, так рассуждаешь от неопытности. Оставим это… не о том речь. Вот как пошлет тебе бог мужа, так я вам все чисто и сдам. Хозяйничайте и наживайте сами.
Настасья Трофимовна.
А уж и женишок у дверей; адресовался с предложением.
Тихина приходит в смущение.
Староплутов.
Да, ежели бы нам его не упустить. Послушай, Анюточка, друг мой! теперь к речи пришлось, поговорим с тобою обстоятельно. К тебе сыскивается жених. Он уже мне и тетке твоей делал предложение и просит руки твоей.
Настасья Трофимовна.
Ожидает только твоего решения.
Тихина в смущении молчит.
Староплутов.
Помещик достаточный…
Настасья Трофимовна.
Более пятисот душ и капиталец на проценте…
Староплутов.
Сосед нам по землям…
Настасья Трофимовна.
Дом дворянский, как чаша полон…
Староплутов.
Чиновен, уважаем…
Настасья Трофимовна.
Экипаж, лошади; собой не стар; тебя знает…
Староплутов.
Вот-вот и предводителем будет. Ну, отгадала ли? Чай, сердце сказало, кто? Вижу удовольствие на лице твоем, моя милая предводительша.
Настасья Трофимовна.
Кажется, от радости не смеет назвать. Ну скажи – Борис Самсонович Кожедралов.
Тихина
(вскрикивает).
Ах!
(В сторону.)
Как я ошиблась в своем ожидании!
Настасья Трофимовна.
Чего же тут пугаться?
Староплутов.
Что же ты, Анюточка, молчишь? Нравится ли он тебе?
Тихина.
Кто, дяденька?
Староплутов.
Жених твой, Кожедралов, приятель наш.
Тихина.
Позвольте мне сказать откровенно: нет.
Староплутов.
Как нет?
Настасья Трофимовна.
Почему?
Тихина.
По всему. Может быть, он имеет все то, чтобы нравиться вам, но я не могу быть с ним счастлива.
Староплутов
(с досадою).
Да, конечно. Он не шаркун, не модник, не танцует. Вот какое имеют понятие нынешние девицы о выборе себе женихов!
Тихина.
Самое благоразумное. Девица должна со всею осторожностию и беспристрастием рассматривать человека, делающего ей честь выбором себе в подруги. Мы обязаны рассматривать, сходны ли с моими его душа, сердце, правила, ум, образование и на это одно я должна обращать внимание.
Староплутов.
А на состояние?
Тихина.
Нет, ежели я имею что-нибудь. Но ежели я совершенно бедна, то необходимо, чтобы муж мой имел бы чем содержать и меня или, по крайней мере, имел бы способность снискивать нужное благородными трудами своими. Присовокупив к тому мною по силам моим приобретаемое, мы никогда не будем терпеть нужды. Вот правила, мне внушенные!
Настасья Трофимовна
(с насмешкою).
Прекрасные правила! Легкое средство умножать нищих. Но Кожедралов же имеет душу.
Тихина.
О! конечно; но какую? Позвольте мне говорить откровенно, и я надеюсь, что это между нами и останется. Каких от человека ждать правил, когда его крестьяне нищие!
Староплутов.
Сам богат…
Тихина.
На счет своих крестьян, которые брошены без всякого попечения.
Настасья Трофимовна.
Неужели ему заботиться об этих тварях?
Староплутов.
Небось, скажешь, что Кожедралов и ума не имеет?
Тихина.
Благородного ума я, точно, в нем не нахожу.
Староплутов.
Благородного? Хе-хе-хе-хе! Когда он и высокоблагородный! Сам по себе из приказных вышел в коллежские асессоры; хотя и без экзамента, в отставку получил, но все же без ума не долезешь до такой степени.
Тихина.
Он и без чувств и без правил. Сколько, по его же словам, он отнял земли у бедных соседей; сколько разорил взысканием должных ему денег!
Настасья Трофимовна.
Как? раздав свое, да еще и не взыскивать? А у соседей когда не правильно взял, ищи на него судом. Он готов тягаться, потому что везде выиграет. Достанет и ума и состояния.
Староплутов.
Без правил! В этом же городе был домишка его отца, а теперь пятьсот душ и денег бездна. Стало, есть у человека правила. Вот и предводителем будет; а этого без ума и правил из-за других искателей легко не произведешь.
Настасья Трофимовна.
За кого же ты думаешь выйти?
Тихина.
Увижу, кто представится сходно с моими правилами. Но за Кожедралова никогда не пойду.
Староплутов
(прикрикнув на нее).
Да я хочу, и ты должна во всем исполнять мою волю.
Явление VII
Те же и слуга с письмом.
Слуга.
Вот письмо к барышне…
Настасья Трофимовна.
От кого?
Слуга.
От какого-то лакея.
Староплутов.
Подай сюда
(Посмотрев надпись.)
По-французски.
(Отдает племяннице.)
От кого это?
Тихина
(взглянув, и с большою радостью).
Ali, Sophie!.. Это… это от моего друга… как бишь?.. Достойновой…
(Читает с большим удовольствием.)
Староплутов
(жене).
Это от предводительши…
Настасья Трофимовна.
Что же она к тебе пишет?
Тихина.
Несколько слов. Чрезвычайно обрадована!, узнав, что я здесь. Приглашает меня повидаться с ней. Тетенька! позвольте мне к ней поехать?
Настасья Трофимовна.
С удовольствием.
Тихина уходит.
Староплутов.
Мне встретилась одна мысль. Что, ежели бы и ты с нею поехала да, отведя предводительшу в сторонку, упросила бы ее, чтобы она убедила Анюту не отказывать Кожедралову? Я знаю, она для тебя не откажет, знав, как я при выборах силен в уезде. Ты же ей с своей стороны обещай всю протекцию и обнадеживай успехом, пожалуй, хоть в губернские набело. Обещевать все можно, а исполнять с рассуждением.
Настасья Трофимовна.
Очень хорошо, Памфуша; мысль твоя прекрасна, и я в душу к предводительше влезу. Как же у тебя будут гости все мужчины и мне делать будет нечего, так позволь побывать еще в магазинах… посмотреть, полюбоваться…
Староплутов.
Хорошо, хорошо!
Настасья Трофимовна
(ласкаясь к нему).
Чтобы уже недаром проездиться, позволь… и купить… чего-нибудь…
Староплутов
(вынимая деньги).
Пожалуй, и помотай себе, чтобы памятен был приезд. Вот пятьдесят рублей; покупай, что душе угодно. Только смастери это дельце. Теперь поди к Анюте и уговаривай ее. Не пугай, а так – ласкою; можно и подарочков посулить – ну, знаешь?
Настасья Трофимовна.
Знаю, Памфуша, знаю и все употреблю…
Староплутов
(один).
Эх-эх-эх! Вот награда за все заботы! Вот нынешнее воспитание! Не успела на ноги подняться, а уже рассуждает о уме и правилах и в чем счастье состоит. Нет! в наш век этого не бывывало! С ней, как я вижу, даже и мне сладить трудно будет. Надобно мастерить. Моя Настюша, хоть и секретарская дочь, хотя и дано было ей от родителя наставление удерживать свои права, хотя по природе и крутенька и любила верховодить, но я подвернулся мелким бесом, уладил, улестил, и именьице перешло ко мне, и она стала ниже травы, тише воды. Да! потому что старинного воспитания. В науки не углублена, тогда им еще не толковали математических истин и прочих пустяков, с которыми теперь вот и худо ладить. Дурак я, что послушал отдать ее в институт; в пенсионе бы дороже расход по отчетам показывал да и вышла бы на наш лад, как и все другие прочие. Ан вот теперь худо и очень худо! Ну, что мне придется делать с отчетами по имению, как зять не по мне?
Явление осьмое
Староплутов, слуга, а потом Моргушкин.
Слуга.
Кто-то к вам пришел.
Староплутов.
Кто же такой?
Слуга.
Не знаю.
Староплутов.
Скотина! Господин или кто?
Слуга.
Что господин, то господин, а только хто его знает, хто он!
Староплутов.
Проси же сюда скорее.
Слуга.
А сказать, что вы дома – или нет вас?
Староплутов.
Дома, дома, бездельник! Проси скорее.
Слуга уходит и, встретясь с Моргушкнным, не дав ему дороги, уходит.
Староплутов
(идя навстречу).
А! Матвей Степанович! Велел бог свидеться!
(Обнимаются.)
Все ли в добром здоровье?
Моргушкин.
Помаленьку, кое как, с бедой пополам крепимся, лишь бы от людей не отстать. Радуюсь душевно, что вижу вас в добром здоровье.
Староплутов.
Прошу покорно садиться. Эй, мальчик! Стулья! Никто нейдет. Вот я и сам.
(Подает стул.)
Моргушкин.
Что это вы, батенька, изволите беспокоиться? Я все сидел; люблю и постоять.
(Садится.)
Подлинно сказать, теперешний случай доставляет много удовольствий видеться с старыми знакомыми; а иначе где и когда бы нам съехаться!
Староплутов.
Ваша правда. Благодарен, что и меня вспомнили, навестили. Я не знал о приезде вашем.
Моргушкин.
И! батенька! Кто о нас будет проповедывать? Мы сами должны помнить долг свой. Я поспешил, чтобы отдать вам мое почтение, а при том и нуждишка есть попросить вас кое о чем. Скажите мне по дружбе и откровенно: кто у вас будет исправник и судья?
Староплутов
(с недоверчивостию).
Увидим, кого общество изберет.
Моргушкин.
Эх, Памфил Сидорович! Не так приятели говорят между собою! Ведь я знаю, что все вами производится и делается. Ну, будьте откровенны. Мне в том большая нуждица. Випокурнишка моя ведь в вашем уезде, а к ней подошли привилегированные уезды; ну так, знаете? и се, и то, и прочее-десятое случается. Вот исправник нам и нужен. Также и откупишки мои все-таки требуют с этими людьми частных сношений. Когда, по дружбе вашей, вы мне откроете, на кого метите, так я заранее с ним познакомлюсь да и обсылочки на первый случай кое-какие будто бы якобы спроста, без умысла сделаю, так он и наш, а потом и о деле смелее могу говорить. Так, пожалуйста, скажите мне прямо.
Староплутов.
Ну, коли правду сказать, ей! и сам не знаю. Все, что только называется дворянином, все лезет, и партии составляет, и пирушки заводит; а дело покажет. Правду вам сказать, и пусть это останется между нами; мы метим на Забойкина, если изволите его знать. Вот уж человек! Правду сказать: наш. Знает дело и мастер его повести. Из безделицы расплодит до бесконечности и кого надо опутает; а из важного так переведет, что в пыль и прах все рассеется. Отличный, сударь, следователь! Малый услужливый, благодарный, помнит одолжения; его вам и рекомендую. Поищите его, а он сам все смекнет.
Моргушкин.
А как ценен?
Староплутов.
Не из большого бьет. Имеет слабость; при себе заботится о товарищах. Ну, как хотите: он, заседатели да секретарь, так что-нибудь и станет. Правду сказать, зато уже и сделает все по желанию. Не удовлетворивши же прочих, ему сколько ни давайте, все ничего. Не знаю, наши называют это благородством; в наш век так не бывывало!
Моргушкин.
Умудряется свет, и все приводится в методу и правила. Что ж? Я вам скажу: кто берет кушами, для себя ли одного или с товарищами, тот для нас лучше. Берут малость и не помнят; повторяешь, повторяешь, а наконец малость превзойдет великое, а дело не сделается. Как же разом отсыпешь, так тогда он у меня в зависимости; и требовать, и настаивать да и пугать-то можно. Много дал, многого и требуй. Познакомьте же меня с вашим Забойкиным.
Староплутов.
Ужо разве в зале. После обеда у меня соберутся, так я должен настраивать гусли.
Моргушкин.
В предводители кого метите?
Староплутов.
Это дело слажено. Что нам пользы в этих благородных да великородных, кои до выборов и знать нас не хотят, а перед выборами спросит о здоровье всех по имени до седьмого колена и о давно умершей бабушке пожалеет. За ласки, за вежливость мы его катнем в предводители, а он тогда и знать нас не хочет и – признаться сказать – житья от них нет. Вот прошлый раз, по новости, неосмотрительно выбрали за глаза из отставных Отличина. Закуралесил было крепко: восстал против всего нашего. Рассыпался в нравоучениях, советах, убеждениях; и, видя, что нас уже не перевоспитаешь, взошел с требованиями. И, батюшки! Наши стеной против него! Пошли представления, доносы; губернское нас поддержало: три-четыре замечаньица с присолом – глядим, он и на попятный двор! – не дослужа курса. Правда, не много выиграли: остался Достойнов; умничанью конца нет. Но осторожен. До вечера, – тут ему и аминь. Гаркнем в один голос – или я не Староплутов!
Моргушкин.
Кого же хотите посадить?
Староплутов.
Да кого же? Со свечой лучшего не найдешь, как Кожедралов.
Моргушкин.
Вот это правда. Человек! У нас такого нет. И, правду сказать, у нас много умничанья: все молодежь, из военной нагрянувшая. Достойных, знающих форму и порядок, тотчас и ототрут.
Явление IX
Те же, слуга и потом Кожедралов.
Слуга.
Какой-то господин…
Староплутов.
Кто же?
Слуга.
Он часто бывает у нас, да я его не знаю.
Староплутов.
Проси. Верно, из наших.
Слуга уходит и в дверях сталкивается с Кожедраловым.
Староплутов
(навстречу к Кожедралову).
А! милости просим; добро пожаловать!
(К Моргушкину.)
Ведь вы знакомы, нечего вам рекомендовать…
Моргушкин.
Мы давно знакомы. Я таки Борисом Самсоновичем и много одолжен, когда вы служили в губернском. Винные дела были в вашем повытье. Да и во взысканиях по моим векселишкам оказывали мне часто руку помощи.
Кожедралов.
Э! что, любезнейший друг мой! Рука руку мыла. Разве мало и вы меня одолжали домашними продуктами?
Моргушкин.
По моим силишкам и усердию, что мог. Не взыщите. Нынче не те времена, не те люди: говорят, что обсылочкою мы их обижаем.
Кожедралов.
Гм! Нужно, любезнейший друг мой, переводу на эти слова. Не значит ли полно, что обижают меня малостью, когда курс на все возвысился, следовательно, и на доказательства благодарности также.
Староплутов.
Да, на все цены поднялись. Вот уже на что, да и запасные вдвое запросили.
Кожедралов.
А много ли их у вас, любезнейший друг мой, наберется?
Староплутов.
Десять голов счетом; больше не мог отыскать. Теперь Заправлялкин их мундирует.
Кожедралов.
Десять голов? Ну, любезнейший друг мой, наш верх будет. Знают ли они свое дело? Наставьте, пожалуйста, их, чтобы не испортили.
Староплутов.
Кузьмич нашколит их. Мы и его в число поставили, пусть берет шар; в мундире, фигура благородная, никто не посмеет оттирать.
Кожедралов.
Конечно, любезнейший друг мой, пусть катает направо и налево, хоть и без присяги. Не он первый.
Моргушкин.
Не можете ли вы, Памфил Сидорович, одолжить меня вашими запасными, ссудив напрокат, как водится? А?
Староплутов.
Как же мне без них обойтись? Противная сторона сильна.
Моргушкин.
Уж я смастерю. Так устрою, чтоб наша уездная баллотировка опаздывала после вашей. А вы, отделавшись с ними, и присылайте с путеводителем ко мне. Право, можно ли так? Ну, часть издержек на них я плачу.
Кожедралов.
Но, любезнейший друг мой Матвей Степанович, нынче времена не против прежних. Ну, спросят: помещики ли, де, они в вашем уезде?
Моргушкин.
Все придумано. Сейчас записываю у маклера бумагу, что я, нижеподписавшийся титулярный советник Матвей Степанов сын Моргушкин, в роде своем не последний, продал такого-то уезда помещику… Ну, как имя кого-нибудь из запасных?
Староплутов.
Кто их знает? Я их и в лицо не помню, не то чтобы по имени. Постой: один Никита Ерофеич Замарашкин.
Моргушкин.
Ну, вот и ладно. Итак, продал я Замарашкину с девятью его товарищами, коих он наименует, людишков… ну, десятка два да землишки десятин пятьдесят; а кого именно и урочища земли, о том будет поименовано в купчей, которую имею выдать чрез месяц после сего, сиречь, никогда. Ха-ха-ха-ха! Так вот дело и с концом. Как их не признать тогда помещиками?
Кожедралов.
Никто, любезнейший друг мой, не должен и поспорить. Уверточка ловкая.
Староплутов.
Коли так, так – так. Я согласен. Что же мне за это?
Моргушкин.
Да часть издержек плачу. За что ж еще больше?
Староплутов.
Как за что? За ссуду, за поставку материалов. Как хочешь, а уж дай записку с заводу принять бочку вина.
Моргушкин.
Изволь, изволь. А мазу – свести с новым исправником. Помогите и вы, Борис Самсоныч, с своей стороны, чтобы новый исправник был ко мне благорасположен.
Кожедралов.
Не премину, любезнейший друг мой, не премину сказать все в пользу вашу: лишь бы уважил.
Моргушкин.
Как не уважить? Будущий глава и командир.
Кожедралов.
Гм! Так ли то еще? Удастся ли? Есть люди и меня достойнее.
Моргушкин.
Унижение паче гордости. А мы знаем, что знаем.
Кожедралов.
Вы же, любезнейший друг мой, как с собой располагаете? Пущаетесь ли? А? И куда?
Моргушкин.
Чего? Хотелось бы исполнить долг дворянский, послужить бы обществу совестным судьею или хоть бы уж и предводителем; все было бы уважение. Так вот беда моя с нашим уездным. Не вносит в список. За известные делишки я по суду оставлен в подозрении за лихоимство; но уже тому десятилетняя давность миновалась. Так и хочет не допустить меня к выборам. Спорю с ним, что это только подозрение и на улику я не сознался; так ни по булату. Что делать? Хоть буду действовать и устраивать по-своему.
Кожедралов.
Ой эти умники!
Староплутов.
Кои на беду нашу и умножаются. Ой господа! – говорю вам. Надобно их разом оттереть, чтобы не мешали нам действовать на общую пользу.
Моргушкин.
Ожидать толку, когда будете на места сажать военных да гвардейцев; вот как и в губернские посадили. Берегитесь, у вас пока в руках вся сила, не допускайте беспорядков.
Кожедралов.
Да что прикажете, любезнейший друг мой, делать, когда теперь уж всякая мелкая пташка оперяется и так-то в собрании чирикает, что старым заслуженным членам и голосу нет. А все это просвещение!..
Моргушкин.
Да образование! Вот главные беды. Прощайте, до свидания в зале. Всего не переговоришь, а только грусть умножишь.
(Уходит.)
Явление X
Староплутов и Кожедралов.
Кожедралов.
Так я теперь как будто и надеюсь предводительствовать. Уж так, любезнейший друг мой! из залы да на вечер ко мне.
Староплутов.
Ваши гости. О том все мое попечение, чтоб вам власть и силу в руце дати; а остальными должностями распорядим.
Кожедралов.
Кстати бы уж у меня с добрыми приятелями и сговор запить. Что, любезнейший друг мой! Голубка идет ли на корм? Говорили вы ей? Что оттоле слышно?
Староплутов.
М-м-м. Как бы тебе сказать… Она не ясно… понимает свои выгоды…
Кожедралов.
Как вы себе, любезнейший друг мой, хотите. Я расчел, что мне выгодно на ней жениться, и готов приступить к делу. А не склеится свадьба, тогда, любезнейший друг мой, на меня не пеняйте. Уж как стану предводителем, я вам тогда себя покажу! За сироту мой долг вступиться. Я тогда взойду, как ее имение управляется: продают шерсть да покупают инструменты для снятия шерсти. Жеребенков продают да жеребцов покупают, кои после якобы дохнут; масло продают да покупают соль, чтоб солить масло, – и везде идет круговая порука, а в остатке ничего. Как это, любезнейший друг мой, тысяча душ с заведениями и не только не дают дохода, но год от году умножается долг? А у кого вы занимаете? А? У жены же своей? Все выведу наружу.
Староплутов.
По вашему же совету, батюшка Борис Самсоныч, концы хороню.
Кожедралов.
А примут это у вас в резон? Дал я вам совет на бумаге? То-то же! Отдайте ее за меня – и все дело, любезнейший друг мой, будет чисто и гладко. В моей воле будет и долги утвердить.
Староплутов.
Батюшка мои Борис Самсоныч! Кроме этих запутанных обстоятельств, кроме желания очистить все хлопоты, вы знаете, что я, лично вас любя, всею душою желаю окончания этого брака. Настюша моя и спит и видит, чтобы уладить все поскорее; и теперь все с нею занимается и наставляет ее на истинный путь. Потом повезет ее к нашей предводительнице; они между собою дружны еще с института. Не уладит ли еще та? Все это воспитание! Просветили девку да с нею и не сладим.
Кожедралов.
Поделом вам, любезнейший друг мой, за ваши глупости. Воспитал бы ее дома, чтобы из вашей воли не выходила! Добрый бы человек спасибо сказал, а вы остались бы с хлебом насущным на всю жизнь. Но, любезнейший друг мой! Все извороты по этому имению ужасные! Ведь ежели девка заартачится за меня выйти, я за вас примусь. Я предводитель! Мой долг за сироту вступаться.
Староплутов.
Правду сказать, пропал я тогда! Ежели мы не успеем с нею сладить, не присоветуете ли какого крючка ввернуть для обоюдной нашей пользы?
Кожедралов.
Ничего, любезнейший друг мой, нет невозможного. Жаль мне и вас; с вами я хлеб-соль вожу, и мы друг другу в нужде помогаем, и на будущее время [может] случиться нужда. Но выгод своих терять не надобно. Итак, если Анна Михайловна за меня не пойдет, так я тогда, любезнейший друг мой, теряю ведь тысячу душ! Правда?
Староплутов.
Ох! к сожалению, так.
Кожедралов.
То дабы вознаградить мою потерю, вы, любезнейший друг мой, представляете ко взысканию вексель покойного зятя вашего, а Анны Михайловны отца, суммою ровно на шестьсот тысяч рублей.
Староплутов.
Да его, почтеннейший, нет и не бывало.
Кожедралов.
Ах, любезнейший друг мой! разве нельзя его составить? И у вас, и у меня бумага старого образца на всякий случай есть, руку подпишем, маклера и номер – все можно подделать. Девять лет ни от кого спору не было, то опека и утвердит и велит уплачивать; но как в экономии денег нет, то мы велим продать Рощинское с осемьюстами душами; никто к торгам не явится, потому что и оглашать не будем, а вы его и купите. Племяннице же вашей останется еще двести душ, все невеста хоть куда, сыщутся тотчас женихи. Вы же мне, во удовлетворение моей потери, заплатите триста тысяч. Видите, любезнейший друг мой! Всякий получит поровну и один против другого обижаться не будет.
Староплутов.
Все это прекрасно обдумано с соблюдением выгод всех сторон, но многосложно: не ближе ли к концу, ежели явится вексель от вас? Я не поспорю и утвержу его присягою; а вексель на триста тысяч вы мне дадите.
Кожедралов.
Нет, нет, нет, любезнейшим друг мои! сироту обижать грех! Это не мое правило. Сиротское же мне впрок не пойдет. Иное дело с вами: вы с меня возьмете, я с нас – круговая порука: никто не обижен. А у сироты отнимать? О нет, нет!
Явление XI
Те же и Настасья Трофимовна.
Староплутов.
Ну что, Настюша? уладила ли ты с профессоршей?
Настасья Трофимовна.
Здравствуйте, батюшка Борис Самсоныч!
Кожедралов подходит к ней к руке.
Ничего, Памфуша! Девка на возрасте, девка имеет собственное состояние, да еще и воспитанная, так кто ее уладит? Сейчас еду к предводительше.
Кожедралов.
Нет, матушка Настасья Трофимовна, все это не так. Девица еще не указных лет, следовательно, своего голоса не имеет. Состояние вами же разорено, воспитание вы же ей доставили, а теперь и запираетесь, что не можете сладить с нею. Это очень ясно, что действия ваши слабы и не основательны. Так ли надобно действовать опекуну?
Староплутов.
Что же я могу сделать? Нашлите указ из опеки выдать ее, за кого я хочу, так вы увидите, как я поворочу!
Кожедралов
(подумав).
А что же за беда? И не едакие дела делали, и все сходило с рук. Подайте, любезнейший друг мой, рапорт в опеку, что вверенная вашему опекунству сирота достигла-де возраста к замужеству, сыскиваются-де женихи, но такой-то не пригоден потому и потому, а такой потому и проч. и проч. Чем больше, любезнейший друг мой, женихов напишете, тем дело будет глаже. А при том-де и сам г. предводитель делает ей честь исканием ее руки, который жених, сиречь г. предводитель, по вашему опекунскому мнению, есть выгоднее всех поименованных, то вы обстоятельство сие представляете опеке на благорассуждение и просите в резолюции указа. Известно, что опека согласится с мнением опекуна и предпишет исполнить. Тут поспешите только венцом, так и конец делу.
Староплутов.
А последствия?
Кожедралов.
Какие, любезнейший друг мой, последствия? Жалобу принесет? Так она еще не указных лет. Да и палата, и правление, и сам губернатор за нами потянут; не пожалейте издержек да угощений. Ну, да пусть и откроется натяжка; дойдет до сената, отрешат, распубликуют; но брака не расторгнут, и потому имение при нас. А она-то, моя голубушка, лет десяток поплачет, на другой привыкать станет, а далее и вовсе привыкнет.
Настасья Трофимовна.
Истинная правда, мой батюшка, истинная правда!
Староплутов.
Благодарю вас, почтеннейший Борис Самсонович, за преблагоразумный и преполезный совет. Подлинно: ум хорошо, а два лучше того. Так-таки и сделаем. Я женихов, что есть дрянь, всю в рапорте проименую, а вас, батюшка, как предводителя нашего, в заключение поставлю. Да тихомолком нужно и поспешить: не подвернулся бы какой недобрый жених, которого и забраковать нельзя будет.
Настасья Трофимовна.
Я все, Памфуша, боюсь соседа нашего, Твердова окаянного.
Кожедралов.
А что это за Твердов? Не увивается ли он также, матушка Настасья Трофимовна, за Анною Михайловною?
Настасья Трофимовна.
Нечего греха таить, батюшка Борис Самсонович! Все пялит на нее глаза; и прошедшую зиму, как он был еще служащим да в нашем городе рекрут набирал, так в собрании все с нею лакасезы вальцировал, да все: шупу-шупу, шупу-шупу! Так уж не без чего-нибудь дело стало. Вот и теперь стал на одной квартире с нами. Как бы тут, мои батюшки, чего не вышло?
Кожедралов.
Ничего, матушка Настасья Трофимовна! Что молодые люди вальцируют, тут бояться нечего, у них с вальцом все и оканчивается. А что тут стал, и то не беда. Будьте только осторожны. А что, любезнейший друг мой! не думает ли он пуститься в баллотирацию?
Староплутов.
Не думаю. Его состояние завидное, так чего ему служить? И после отставки же не осмотрелся. Однако же повидаюсь с ним и буду выведывать.
Кожедралов.
В случае каком, так его надобно будет обольщать. Прямо приглашать в губернские. Это камень преткновения, о который не один высонос спотыкался и совращался с пути.
Староплутов.
Да ведь надобно же прежде быть уездным? Ну, как он пожелает баллотироваться по уезду?
Кожедралов.
Ну и катай его под гору на вороных. Ха-ха-ха-ха! А запасные у вас, любезнейший друг мой, на что?
Староплутов.
Премудро, прекрасно и обстоятельно. На все у вас совет здравый. И я скажу, поддержи бог вашу голову, то наш уезд долго будет в одинаковом порядке.
Явление XII
Те же и Твердов, выходит из своей комнаты.
Твердов.
Позвольте мне, милостивый государь Памфил Сидорович, рекомендоваться вам: я подполковник Твердов сын…
Староплутов.
Честь имею, батюшка, себя рекомендовать. С покойным батюшкой вашим, помнится мне, что я был короткий приятель. А с вами, хотя и соседи по имению, но впервые видимся. Прошу нас полюбить. Вот жена моя: рекомендую вам…
Твердов.
Позвольте, сударыня, поручить себя благосклонному вашему вниманию. Я очень жалел, что в прошедшую зиму не имел чести быть вам представлену. Позвольте узнать о любезнейшей родственнице вашей Анне Михайловне: здорова ли она?
Настасья Трофимовна.
Здорова, мой батюшка, здорова.
Староплутов.
Куда же, Борис Самсонович?
Кожедралов.
Имею, любезнейший друг мой, свои надобности, а в собрание к вам буду.
(Отведя Староплутовых в сторону.)
Смотрите, любезнейшие друзья мои! Не дайте промаха. Вы, матушка Настасья Трофимовна, извольте ехать к предводительше, а я потом явлюсь к нему на готовый лад и покажу себя. Пусть и они нам помогают.
(К Твердову, обнимает его против воли.)
Здравствуйте и прощайте, любезнейший друг мой! имени и отчества вашего – извините – не знаю. Познакомимся после.
Твердов сухо отвечал на его ласки, и он уходит.
Твердов.
Мне очень приятно, что случай привел меня остановиться в одном доме и я…
Староплутов.
Чего в одном доме? Дом-то мы наняли весь, а половина осталась пустая: так вы наш постоялец.
Настасья Трофимовна.
А вы, мой батюшка, по-военному: взъехали на квартиру, не спрося о цене, да, может быть, и съедете, не заплатя ничего. А квартиры теперь ужасно как дороги.
Твердов.
Помилуйте, сударыня! Я никак не доведу себя до такого поступка и сей же час прикажу, что надобно…
Староплутов.
К чему это? Будет время, успеем все кончить. Что, батюшка, вы для выборов сюда приехали?
Твердов.
Совсем нет. Цель поездки моей по другому предмету. Не застав вас в деревне, я поехал прямо сюда. Позвольте мне, не упуская случая, вручить вам письмо от дяди моего Семена Ивановича.
Староплутов.
А! старый знакомый! Что же он сам не приехал? Он в старину любил в собраниях пошуметь. И теперь, чай, пишет прожекты? Да что сам не приехал интриганить?
Твердов.
Лета и здоровье его удержали. Это же письмо совсем о другой материи.
(Подавая письмо.)
Мое благополучие [зависит] от вас.
(Отходит в сторону и смотрит на Староплутовых с ожиданием.)
Староплутов
(читает внимательно и потом тихо).
Настюша! послушай-ка…
(Читает ей письмо тихо.)
Настасья Трофимовна
(вполголоса).
Видишь ли? Я недаром боялась. Отбоярь его.
Староплутов
(вслух).
Благодарю за честь, батюшка Василий Петрович! Конечно, предложение… очень… приятно. Обещание же дядюшки вашего отказать все имение вам очень похвальное и необходимое, ежели намерение ваше исполнится, потому что имение племянницы моей совершенно расстроено…
Твердов.
Ежели бы я был счастлив получить согласие ваше; а что касается до имения, то я о нем и не помышляю, имея…
Настасья Трофимовна.
Все женихи так, мой батюшка, говорят; а женясь, и пристанут требовать и доходы, и нажитое…
Твердов.
Узнайте меня, сударыня, короче, и вы увидите, что правила мои…
Староплутов
(обрадовавшись).
Конечно, с сим делом спешить не должно. Теперь у нас выборы. Возвратясь в деревню, я буду писать к вам. А вы, как молодой человек, примите участие в выборах.
Твердов.
При моих намерениях мне невозможно занять должность. В другое время…
Староплутов.
Конечно, конечно; к чему вам искать службы? Но быть на выборах, класть шар на достойных, поддерживать благомыслящих…
Твердов.
В таком случае извольте располагать мною, как вам угодно.
Староплутов.
Право? Очень рад. Извините же меня теперь: скоро соберется у меня дворянство, и вы тут узнаете все, относящееся к общему благу, ежели одолжите меня своим посещением. Пожалуйте, приходите.
Твердов.
Со всею готовностию. До свидания.
(Уходит к себе.)
Староплутов.
Экое счастье! Два жениха разом.
Настасья Трофимовна.
Но этот не наш.
Староплутов.
Избавь бог. Он меня не пощадит. Ласкать же его нужно для всего. Эй! Мальчик! Мальчик!
Настасья Трофимовна.
Что тебе, Памфуша, надобно?
Староплутов.
Пора распорядить напитки и прочее к собранию. Мальчик!
Настасья Трофимовна.
Где тебе их докликаться? Глазеют все на улице. Напитки все на руках у Надежки. Когда убрала Анюту, так я ее пошлю к тебе.
(Уходит.)
Явление XIII
Староплутов, потом Надежка и слуги.
Староплутов.
И Заправлялкин где-то запропастился! Целы ли его запасные?
Надежка входит.
Послушай, Надежка: вели носить напитки, да расставьте толком. Не забудь: которые с билетиками, так подавать только почетным, близ меня сидящим. Помнишь?
(Уходит, крича.)
Мальчик! мальчик!
Надежка.
Помню, не забуду. Уж сколько-то будет выпито! Куда это увезли мою барышню? Говорят, на какой-то совет. Ara! Видно, женихов столкнулось, так не знает, за кого идти? По-моему, кто ближе, тот и мой! Я дала было слово Митьке; но он не явился, а присватался Заправлялкин; ну, и прощай, старый друг! Он-то еще когда соберется, а я уж буду замужем, да еще и офицершей; а прочее – право! – все вздор и суета.
Слуги вбегают торопливо.
Слуга.
Лукинишна! Барин нас со двора тройчаткой пугнул. Что нам тут делать?
Надежка.
Уберите комнату, расставьте стулья и идите за мной носить бутылки для дворян.
(Уходит.)
Конец первого действия
Примітки
Митька.
Тебя ли я зрю, прекрасная Надежда Лукинишна? – В автографі: Надежда Лукинишка.
Mаза, маз (від франц. masse – ставка в грі) – ставка, прибавка до банкової гри (в карти).
Действие второе
Комната в доме Достойнова.
Явление I
Достойнов и жена его. Достойнов сидит у стола и рассматривает бумаги. Входит жена его.
София Дмитриевна.
Не помешала ли я тебе, друг мой?
Достойнов.
Нет. Я могу и оставить, чтобы заняться с тобой.
Софья Дмитриевна
(подходит к нему, кладет руку на плечо ему, а он целует).
Признаюсь, ничего не имею тебе сказать, а скучаю одна. Скоро ли ты кончишь свое писание?
Достойнов.
Писанья, друг мой, никакого. Поверяю список прибывшим дворянам. Его надобно представить губернскому предводителю, так рассматриваю, исправен ли. И почти уже кончил.
Софья Дмитриевна.
А прочие дела также все уже кончил?
Достойнов.
Все совершенно. С нетерпением ожидаю, чтобы эти немногие дни скорее прошли, и тогда, в тот же день, в деревню – и надолго.
Софья Дмитриевна.
С каким нетерпением и я этого ожидаю. Займемся хозяйством…
Достойнов.
Всякий своею честью. Признаюсь, в эти три года службы без меня многое расстроилось. Но не будешь ли ты скучать? Ты никогда не живала в деревне.
Софья Дмитриевна.
Отчего вы, мужчины, про нас заключаете, что мы скучаем деревнею? Как скоро есть занятие, так скука никогда мною не овладеет. Мы же наставлены всему, что нужно знать для управления женским хозяйством. Впрочем, ты в два года видел и можешь судить, имею ли я способности к хозяйству.
Достойнов.
Городское, маленькое хозяйство ничего не значит в сравнении с деревенским. Там нужна деятельность, беспрестанное наблюдение, всякая часть потребует твоего собственного надзора, поверки, распоряжений. О! тебе будет очень много дела!
Софья Дмитриевна.
Готова, готова всю себя употребить. И как это будет весело, когда я, предоставляя тебе, как главному хозяину, по своей части отчет, покажу сделанное мною приобретение, там сбереженное, там вновь устроенное и за это получу от тебя торжественную благодарность. Право, ты удивишься, до какой тонкости я знаю все по части нашего управления. Но верно ли, что ты будешь свободен?
Достойнов.
Ничего вернее быть не может. Я просил дворян и каждому объяснял невозможность служить более. Три года службы много меня расстроили; а ежели еще продолжать, то я совсем разорюсь. Меня все обнадежили, что увольнят от выборов.
Софья Дмитриевна.
Сдержат ли слово? Ты рассказывал много анекдотов о их обещаниях.
Достойнов.
Мое дело совсем другого рода. Подобные штучки выкидывает Староплутов с своею компаниею, а я разумею благомыслящее дворянство; до прочих же мне и дела нет. На мое место назначен нами отличный человек, ежели даже и не подъедет к выбору.
Слуга
(вошел).
Госпожа Староплутова.
Достойнов.
Он или она?
Слуга.
Барыни, сударь.
Достойнов.
Хорошо, что он не пожаловал.
Софья Дмитриевна.
Ах, это моя Аннета. Проси, проси скорее.
Достойнов.
С старухой не нужно сближаться, и потому можно ее здесь принять; а с другом своим увидишься после.
Явление II
Те же, Настасья Трофимовна и Тихина. Софья Дмитриевна, увидевТихину, бросается к ней в объятия. Обе вскрикивают: Annette! Sophie! Целуются несколько раз, смотрят с восхищением одна на другую и снова целуются. Потом.
Софья Дмитриевна
(обращаясь к Настасье Трофимовне).
Извините меня, сударыня, что после долгой разлуки с моим другом при первом свидании я забыла даже себя и не отрекомендовалась вам. Получаю себя вашему расположению. Не угодно ли садиться? Annette! рекомендую тебе моего мужа.
Достойнов кланяется. Все садятся. Софья Дмитриевна усаживает Тихину подле себя.
Настасья Трофимовна.
Первою обязанностью, матушка Софья… Дмитровна, поставила, приехав в город, отдать вам свое почтение. Как бы ни было, вы наша предводительша, наша начальница.
Софья Дмитриевна.
Помилуйте! Какие могут быть между нами счеты и чинопочитания? Благодарю вас за честь, что вы предупредили меня. Я располагала вечером непременно быть у вас.
Настасья Трофимовна.
Живя, матушка, два года в городе, уж, конечно, изволили сделать большие знакомства. Знакомы ли вы с Лукерьею Степановною?
Софья Дмитриевна.
Не имею чести знать. Кто это?
Настасья Трофимовна.
Нашего уездного лекаря жена. А с Пелагеею Осиповною, казначейшею?
Софья Дмитриевна.
Нет.
Настасья Трофимовна.
А с Маланьею Ивановною, протопопшею, тоже нет? С кем же вы здесь знакомы? Ха-ха-ха-ха! Я думаю, вы все в четырех стенах и сидите.
(Удерживается, чтобы не хохотать, крепится и наконец, не могши выдержать, громко хохочет.)
Софья Дмитриевна.
Извините меня; никого из них не имею чести знать. Небольшое число знакомых и муж мой не допустят меня сидеть в четырех стенах. Теперь я очень рада, что свиделась с моею Аннетою…
(К ней.)
Все ли ты еще любишь меня?
Тихина.
Отчего же бы я могла перемениться…
Говорят между собою тихо.
Настасья Трофимовна
(отворотилась от них скоро и к Достойнову).
Вот, мой батюшка Петр Иванович, и выборы начались. Пойдут перемены. Кто был наверху, сойдет вниз; а заброшенные всплывут наверх. Перемены, перемены! Точное колесо!
Достойнов.
Кажется, сударыня, не будет никакой перемены. Никто не упадет, никто не возвысится. Все будем, чем есть и были.
Настасья Трофимовна.
Вряд ли, батюшка, останемся, чем были. Ох! тяжело, кому придется со власти вступить в рядовые; так хощу или не хощу – спаси мя!
Достойнов.
Всем известно, что в нашей службе нет ни властей, ни рядовых. А всякому, прослужившему курс, очень нужно взять отдых и очень приятно передать место достойнейшему.
Настасья Трофимовна
(значительно).
Я то и говорю: хощу не хощу – спаси мя! Вы также не располагаете более служить?
Достойнов.
Располагаю просить у дворян снисхождения, чтобы дали мне время устроить и мои дела.
Настасья Трофимовна.
А местечко ваше очень изрядненькое. Я думаю, на него охотников и искателей много.
Достойнов.
Всякий из нас должен охотно служить в том месте, куда удостоен будет выбором, потому что в службе всякое место почетное; но искать его и просить, чтобы выбрали, это не свойственно дворянину.
Настасья Трофимовна.
Правда ваша, батюшка. И ежели сами не желаем служить, так должны стараться, чтобы люди отличные и достойные занимали бы места, которые попочетнее.
Достойнов
(сухо).
Да, конечно.
(Оставляет ее.)
Софья Дмитриевна
(к Настасье Трофимовне).
Чем изволили заниматься, приехав в город? Не покупали ли чего?
Настасья Трофимовна.
Как уж без того, моя матушка! Целое утро бегала по лавкам, магазинам, портнихам, модницам; покупала, выбирала, заказывала. У кого на руках дочь или племянница, так не успеешь возрастить, тотчас и собирай замуж.
Софья Дмитриевна.
Что? Нет ли женишка к моей милой Аннете?
Тихина смущается.
О! как я рада! Дай бог тебе доброго, почтенного человека! Я очень рада и сама буду свахой.
(Целует ее.)
В самом деле, когда есть жених, чтобы адресовался ко мне; я все дело устрою, и Аннета для дружбы нашей послушает меня.
Настасья Трофимовна
(с откровенностью).
Вот-то и причина приезда моего к вам, матушка Софья. Женишек отличный: с большим достатком, в хорошем чине, близкий сосед по имению, с головой, всеми уважаем…
Софья Дмитриевна.
Неужели же Аннета за него не хочет?
Настасья Трофимовна.
Вот то-то и есть, матушка, что ничем не уговоришь. А уж влюблен, так мертвецки влюблен. Нам от него покою нет; и спит и видит, чтобы на ней жениться. Все расспрашивает да разведывает. Все экономические книги, списки крестьянам, заведениям, межевые планы то и дело читает да перечитывает. А она – и слышать не хочет.
Тихина.
Mais demander qui est ce Monsieuz?
Настасья Трофимовна.
Нечего по-французски. Не оправдаешься, душа моя.
Софья Дмитриевна.
Позвольте узнать…
Настасья Трофимовна.
Коллежский ассесор Борис Самсонович Кожедралов.
Софья Дмитриевна
(спохватясь).
А!.. Я – слышала; но… не имею чести его знать.
Тихина.
О! так я очень желаю, чтобы ты его узнала и тогда сказала бы свое мнение.
Настасья Трофимовна.
К чему другим узнавать, когда и мы его хорошо знаем.
(Встает, кланяется и опять садится.)
Сделайте милость, матушка Софья Дмитриевна! Уговорите ее, неопытную девку. Она не видит своего счастья и отказывает человеку ни дай ни вынеси за что. Хозяин неутомимый; небось, не только не промотает, но и увеличит имение. На долгах много денег, все соберет.
(Вполголоса.)
Впрочем, матушка, на свой счет не беспокойтесь. Те две тысячи…
Софья Дмитриевна
(с удивлением).
Какие две тысячи?
Настасья Трофимовна.
Вот что братец вашего мужа занял. Их можно… будет уважить. Мой муж вашему мужу готов еще более… услужить за это дельце и за другое, о котором он переговорит.
Софья Дмитриевна.
Но брат мужа моего занял у вас…
Настасья Трофимовна.
Ах, матушка! какие у нас деньги? Мы их не имеем. А когда братец ваш адресовался, то мы, не хотев отказать, дали из Анютиных.
Софья Дмитриевна.
А вексель взяли на свое имя!
Настасья Трофимовна.
Да это все равно; между родными что за счеты. И вы так же можете в этом повести свои счеты; от братца получить, а с нами… сосчитаться, когда уговорите Анюту и при выборах нам не будете мешать.
Софья Дмитриевна.
Ах, боже мой! Что вы мне это говорите? Во-первых, я в дела мужа никогда не мешаюсь; а к тому же, мне так странно слышать от вас такие предложения! Боюсь сказать мужу… но сама не знаю, что делать? – только краснею за вас… Извините меня…
Явление III
Те же и Достойнов вводит Правдухина.
Достойнов.
Вот, Сонечка, друг мой, мы скучали, что Тимофей Андреевич не будет, а он как раз на срок явился.
Софья Дмитриевна.
Ах, как я рада приезду вашему!
Правдухин.
Все оставил, когда зовет служба. Приятно мне видеть вас здоровыми и мне обрадовавшимися.
(К Достойнову.)
Скажите мне, каково идут у вас дела?
В стороне тихо разговаривают.
Тихина
(продолжая разговор с Софьей Дмитриевной).
Какое для меня удовольствие слышать, что ты, друг мои, совершенно счастлива!
Софья Дмитриевна.
Так счастлива, как только можно в сем мире. Надеюсь, когда муж мой кончит службу, быть тогда и покойной. Переселюсь в деревню, стану хозяйничать. О! увидишь, ma chère, какая я буду хозяйка! Выходи только за своего – как бишь? Драл-дралов. Ха-ха-ха! Madame Драл-дралова? – фи! Впрочем, иди для того, чтобы быть близко от меня. Откуда ты это выкопала такого отличного обожателя? Что он такое?
Тихина.
Ah, ma chère! Я бы желала, чтобы ты его увидела. Одного этого бы довольно было, чтобы оправдать меня. Суди же: нам, имеющим понятие о правилах чести, благородстве и здравом суждении, вдруг навязывается этакой!.. И подлинно навязывается! Я ужасно страдаю от нападков его!..
Софья Дмитриевна.
Или не имеет ли ma chère Annette кого уже другого, избранного ее сердцем?
Тихина.
Нет… не то… ежели бы и не имела…
Софья Дмитриевна.
Ежели бы не имела? Браво! Стало, ты имеешь? Скажи же мне, откройся. Ты уверена, что найдешь во мне все ту же Sophie и с тем же расположением, как и в классе. Открой мне все!
Тихина.
Я – право… N’oubliez pas ma tante.
Софья Дмитриевна
(спохватясь).
Ах!
(К Настасье Трофимовне.)
Пробудете ли в городе во все время выборов?
Настасья Трофимовна
(быв оставлена, сидела молча и только вертела пальцами и наконец вздремнула. При сделанном ей вопросе вздрогнула).
Уф!
(Протирает глаза.)
Я было от скуки и вздремнула маленько.
(Зевает.)
Ка-как же, матушка! Как жена, не модная, а старого веку жена, я вхожу в дела своего мужа и не отлучаюсь от своего мужа. Хотя мы люди старые и любви уж между нами не спрашивай, но я не брошу своей главы. Кроме того, что нужно устроить счастье Аннеты, должна и по выборам помогать мужу, потому что я, матушка, не как некоторые, я исполняю долг супружества и вхожу во всё мужнины дела.
Правдухин.
Позвольте спросить вас, сударыня! В чем вы можете помогать вашему супругу при выборах?
Настасья Трофимовна.
Ах, батюшка! Как же? Во многом. Когда [надобно] наклонить дворянство в чью пользу, так муж слово, а я по своей части другое и все-таки не лишнее.
Правдухин.
А между тем, матушка, чтобы и запасные в квартире были всем удовольствованы. Супругу вашему не до того.
Настасья Трофимовна.
Я не знаю, батюшка, что это за запасные такие.
Правдухин.
Я вам, матушка, растолкую. Третьего дня чрез мою деревню везли на трех санях по три – по четыре человека, приодетые, как видно было, чужими шубенками. Провожатый остановился их покормить, и я, расспрашивая его, узнал, что это набрали бедных дворян, везут их на свой счет в город, тут выдадутся им мундиры и приведут их на выборы, где они должны класть шары, на кого куда скажут. А за то им условленная плата: деньги, хлеб и содержание в городе, но мундиры отбирают, пригодятся-де на будущие выборы для такой же штуки. В заключение везший их сказал, что они везутся на коште и для надобностей вашего супруга.
Настасья Трофимовна
(с досадою).
Так что же, батюшка, такое? Вспомоществовать бедному никто не запретит. А наставить неопытных в деле долг есть каждого. Да и что тут худого? Они выбирают, потому что имеют на то право; а выбирают людей для общей пользы. Когда же чего не смыслит, так его наставят.
Достойнов.
Верно, каждый из нас не запасным, а еще более не угощению обязан за свой выбор.
Настасья Трофимовна.
Как только вы говорите; а разобрать в тонкость, так тож на тож выходит.
Правдухин.
Я не удивляюсь, матушка, что вы так судите и тому верите. Всякий по себе судит о других. Думайте, действуйте как вам угодно. Доживайте последние часы в той мысли, что вам всегда все будет удаваться.
Настасья Трофимовна.
Точно не долго. Первые станут последними, а последние очутятся первыми. Достойному достойное воздается. Поневоле скажут: не хотим служить, когда угрожают черняки. Так-то, мой батюшка!
Правдухин.
А я вам скажу, моя матушка, что вам очень не пристало вмешиваться в дела, вам не свойственные. Судить и рядить об этом должно кому дано, а не вам.
Настасья Трофимовна
(с досадою встает).
Прощайте, матушка Софья Дмитриевна! Я приезжала к вам с визитою, а не филозофии слушать, которая всем нам известна, да – мы себе на уме. И женщины могут судить и рядить. Я хотела убедить вас стараться в пользу нашу, вы не так приняли дело; бог с вами! Мы и сами уладим. Насчет Анюты, мы в родстве старшие и никто нам не помешает; а по выборам, так, право, наша сторона сильнее, чем кто думает. Увидим. Прощайте, матушка Софья Дмитровна!
(Целуется с ней.)
Прощайте, батюшка!
(К Правдухину.)
Прощайте и вы, сударь! Не прогневайтесь за правду.
(Уходит.)
Тихина
(прощаясь с Софьей Дмитриевною).
Sauvez moi!
Софья Дмитриевна.
Да управит промысел с тобой к твоему счастью.
Явление IV
Достойнов и Правдухин.
Правдухин.
Как я вижу, так это матушка рассердилась на меня не шутя.
Достойнов.
Эти люди всегда сердятся, ежели уличают их в правде. Оттого они все упреки и насмешки наши насчет их действий при выборах, принимая за личную себе обиду, обращают, что мы ругаемся правами дворянскими.
Правдухин.
А по справке, они-то и чернят дворянское сословие своими низкими действиями. Жаль, что с нею была дочь ее и я не хотел огорчить милой девушки подробным рассказом деяний старого Староплутова с Староплутовкою.
Достойнов.
Это не дочь, а племянница их Тихина.
Правдухин.
Так это она, богатая наследница? Теперь очень жаль, что я удержался рассказать все, что я знаю о дяде ее: как он окрадывает и разоряет имение ее, соседей вовлекает в процессы, племяннициным капиталом выбранных его же интригами судей подкупливает и вершит везде и все по-своему. Это страшный человек!
Достойнов.
Что у тебя за охота умножать себе врагов, которых ты и так довольно имеешь за свою решимость говорить каждому в глаза правду?
Правдухин.
Это не охота, а, ежели хотите, страсть моя. Каждый человек обладает которою-либо из них: тот вдался в мотовство, в пьянство, в охоту; а я, видевши делаемую неправду, замышленный обман и подобное зло, никак не выдержу, чтобы в глаза не сказать всякому: ты делаешь дурно, вредно, бесчестно. Пусть злятся на меня, пусть бесятся за то, что открываю и вывожу наружу их умыслы, затеи и что кричу пред всеми, что они враги общего порядка, общего блага; пусть сплетают за то на меня небылицы, нелепицы, пусть клевещут на меня. Неправда их видна, а я, напротив, я надеюсь дойти до того, что Староплутовы и подобные им будут всеми осмеяны, презрены и, устыдясь выставки своих деяний, скроются навсегда и очистят от себя наше общество.
Достойнов.
Для этого мало, чтобы говорить, надобно действовать. Одно действие искореняет зло, а крик и улики более ожесточают производителей его.
Правдухин.
Всякому свое. У вас, должностных, в руках закон: силою его гоните, истребляйте, искореняйте зло и отнимите у него все способы когда-либо восстать и действовать. Мы же, обязанные содействовать всякому намерению правительства, мы должны, узнав корень и источник общего вреда, кричать, разглашать, выставлять напоказ и осмеяние и, открыв их пред законом, ожидать от него благотворного действия.
Достойнов.
Но пока закон поднимет оружие к истреблению зла, производители его хитростями своими, клеветою могут тебя одолеть, сокрушить…
Правдухин.
Волка бояться – в лес не ходить. Но пусть они меня и замучивают, а я все кричу. Умираю с утешеньем, что крик мой будет услышан и зло обратит на себя преследователей. Смерть моя доставила общее благо! Завидная участь! Теперь, при наших действиях, я уверен, что мы будем иметь успех, ты увидишь, что противники блага не будут иметь силы и смелости не только явно, но и втайне действовать, а станут издали шипеть на смех всем благомыслящим. Надобно только решиться и рука с рукой твердо идти против злоупотреблений.
Достойнов
(подавая ему руку).
Сегодня же и начнем.
Правдухин.
Сегодня же и победим.
Явление V
Те же и Кожедралов, кланяется, подходит к Достойнову и целуется с ним три раза. Достойнов неохотно отвечает на его ласки.
Кожедралов.
Мое усерднейшее почтение, любезнейший друг мой! Позвольте с вами поцеловаться.
(Идет к Правдухину, который было отступил, но, видя его навязчивость, стал как вкопанный и, вытянувишся, ни малейшим движением не отвечает на троекратные его поцелуи.)
Позвольте и вас, любезнейший друг мой! обнять и… засвидетельствовать мое… усерднейшее… почтение!
(К Достойнову)
Позвольте мне себя рекомендовать вам, как нашему предводителю. Я дворянин здешнего уезда коллежский асессор Борис Самсонов сын Кожедралов.
Правдухин
(в сторону).
А-а! Попался!
Достойнов.
Радуюсь… Что вам угодно?
Кожедралов.
А вот, любезнейший друг мой, честь имею явиться. Прибыл по обязанности на предлежащие выборы. Прошу включить меня в число наличных дворян.
Достойнов.
Позвольте узнать: имеете ли вы право на честь быть в числе избирателей?
Кожедралов.
Как? Что это, любезнейший друг мой?
Достойнов.
То есть: внесены ли вы в родословную здешнего дворянства книгу; имеете ли аттестат, что вы беспорочно проходили последнюю должность и не находитесь под судом? Равно, нет ли других законных препятствий к присутствию в нашем обществе?
Кожедралов.
Как же, любезнейший друг мой! Я коллежский асессор, следовательно, равняюсь с лучшим дворянством и состою внесенным с будущим потомством моим в 3-ю часть родословной книги. Отставлен честно с повышением нынешнего чина, следовательно, под судом не бывал. Что же относится до прочих препятствий, то никаких нет, любезнейший друг мой! Имение все в сем уезде: за мною 537 душ мужеска пола и все мною благоприобретенное.
Правдухин.
Зачем входить в подробности? Скажите только: приобретенное, а о начале слова мы догадаемся.
Кожедралов.
Конечно, любезнейший друг мой! но так велит форма.
Правдухин.
Не худо бы, любезнейший друг мой, коего вовсе не знаю, если бы постановлено было в форме отличать благо- и злоприобретенное. Для оправдания наших догадок.
Кожедралов.
Вы еще, любезнейший друг мой, новы в сих делах, что и военный мундир ваш доказывает. Благоприобретенное иначе не может быть, как купленное, подаренное, доставшееся по духовному завещанию и на оное акт совершен у крепостных дел. А злоприобретенного, то есть без акта, быть не может. Без акта никто ничем владеть не может, ибо и самая ревизия не есть крепость.
Правдухин.
Но ежели средство, коим я приобрел имение, употреблено мною не благое? Например: деньги награблены мною при бытии у должности, высосаны у просителей, стянуты с виновных за оправдание их по суду и тому подобное. То за такие деньги купленное имение также почитается благоприобретенным?
Кожедралов.
Еще не учреждена, любезнейший друг мой, наука, посредством коей можно бы сортировать деньги, правильно и неправильно приобретенные.
Правдухин.
Как? Вы еще этого, прелюбезнейший друг мой, и не знаете? Наука открыта; я в ней заслуженный профессор и безошибочно могу различать.
Кожедралов.
А как вы в том успеваете, любезнейший друг мой?
Правдухин.
Просто, разлюбезнейший друг мой. Человек, не получивший ничего в наследство, не имевший наград по службе, приобревший в оной значительное состояние, непременно подходит под вторую статью, то есть: неправедно приобретший и заслуживает всеобщее презрение.
Кожедралов
(утирая лицо).
Материя важная и филозофическая; а я приехал за делом к г. предводителю, потому позвольте кончить. Итак, надеюсь быть внесен в список?
Достойнов.
Списки уже мною окончены, и я, не имея честь вас знать, предложу на рассуждение дворянства в зале. Вы, конечно, располагаете служить?
Кожедралов.
Почему же и не так, любезнейший друг мой!
Правдухин.
Прибавьте, любезнейший друг наш, ежели дворянству будет угодно.
Кожедралов
(с улыбкою).
Кажется, что эта статья кончена. Дворянство просит меня занять должность…
Правдухин.
Какую? – позвольте узнать.
Кожедралов
(Достойнову).
Я очень рад, любезнейший друг мой, что материя к тому пришла. Скажите мне со всей откровенностью: правда ли, что вы не хотите занимать должности вашей?
Достойнов.
Правда, любезнейший друг мой!
(Идет к Правдухину и будто берет у него табак, говоря ему тихо.)
Пожалуйста же, помолчи. Он сам проговорится.
(Кожедралову.)
Вам для чего же это нужно?
Кожедралов.
Вот для чего, любезнейший друг мой! Дворянство просит меня быть предводителем. Но ежели вы хотите удержать за собою, так я отстану.
Достойнов.
Я что-то не могу понять: как это искать должности или удерживать ее за собою.
Кожедралов.
Это дело известное. Умей только составить партию, а свои не выдадут. Иногда опасны соперники…
Достойнов.
Я не из них, и ежели вы ищете быть предводителем, то час вам добрый!
Кожедралов.
Благодарю за желание, любезнейший друг мой! и прошу вас усерднейше, ради дружбы нашей, посодействуйте мне своей партиею!
Достойнов.
Кто же главнейшие в вашей партии?
Кожедралов.
Признаюсь вам, как любезнейшим друзьям моим, что у нас партия сильная и все у нас слажено. Памфил Сидорович Староплутов, имея надобность в предводителе, поддерживает меня со всем усердием; стало быть, все его потянет за мной. И запасных – признаюсь вам – транспортец порядочный; можем и с своей стороны кому услужить. Поддержите только меня, и вот вам моя рука, что кого вам угодно в судьи, в исправники, в заседатели – так единодушно и откатаем.
Правдухин.
Так вот же и кстати. Помогите мне, развсенаилюбезнейший друг наш, попасть в исправники. И как вы опытны в делах такого рода, то наставьте меня: как схитрить, чтоб схватить это местечко? Рука руку моет; вы нам пособите, а мы вас поддержим.
Кожедралов
(задумался и, потирая лоб, говорит в сторону).
Как тут быть? Своим не изменить и их не упустить. Ну, да!
(Вслух.)
Дело плоховато; а особливо, что все уже идет к развязке. Всякий сладил, и новому искателю трудно. Впрочем, любезнейший друг мой, спрос не беда; подействовавши хитренько, авось? Во-первых, уж не пожалейте расходцев и издержечек; вознаградите после. Задавайте пирушки и попойки; зовите всех, в ком дело и до кого нет дела. Угощайте, но не говорите, что вы решительно ищете должности исправника, а так… только бы, де, побаллотироваться… узнать мнение о себе. Впрочем, дескать, ежели бы против воли и чаяния моего удостоюсь сей чести, обязан принять должность и служить дворянству, сколько сил моих, защищая его во всех случаях от нарядов, поборов и тому подобного. Кое-кому, в ком, любезнейший друг мой, заметите силу, должны каждому поодиночке с сожалением сказать, что против вас составлен заговор и что собираются прокатать вас сквозь строй, то и просите, чтобы они каждый своим шаром вас поддержали, а что вы служить не намерены и мои-де обстоятельства такие и такие. Нам же, то есть Староплутову и мне, поручите себя смело. Уж когда мы за что возьмемся, так поставим на своем. Мигнем запасным, и шары падают по желанию, а чиновники занимают места по влиянию нашему и по мановению исполняют нам угодное.
Достойнов.
Скажите мне: почему бы не предоставить каждому действовать свободно и к чему партии? Ежели я способен, меня отличат и без моих происков. Дворянство избирало бы всегда достойных людей; правительство, приобретая благонадежных слуг, было бы покойно, отдав правосудие и полицию в руки людей…
Кожедралов.
Эх, любезнейший друг мой! Это все филозофия, пустое рассуждение. Правительству все равно: Фома или Ерема служит, лишь бы место не было пусто. И поверьте, любезнейший друг мой! с тонким чиновником нашего покроя правительству еще покойнее, нежели с правдорезами и истребителями злоупотреблений. Я, например, или судья, подобный мне, захватив дельце в руки, умеючи так его поведу, что ищущие у меня правосудия будут ожидать с крайним нетерпением решительного определения, чтобы отвязаться от судов. А чтобы апеллевать дело ваше, так об этом они и во сне увидеть будут страшиться, полагая, что когда уже нижние места в уезде так им солоны, то что должно постигнуть их в палате и далее. А из сего выходит общая польза: в уезде решается дело, просителев карман пуст, так и поневоле процесс прекращается, а высшие места избавляются от дел. Поверьте мне, любезнейший друг мой, что ежели бы везде в уездах судьи были с такою методою, то в палатских чернильницах завелась бы паутина. Но как нынче все умствуют, всякий почитает себя знающим силу законов и не ищут советоваться с людьми деловыми, а притом добровольным приношениям дано превратное значение, то и избаловали народ и уже на уездные суды никто и не смотрит, а всё тянутся по апелляциям да приносят жалобы на беспорядки, а от того озабочивают правительствующий [сенат] и утруждают господ сенаторов объездами по губерниям. Вот для отвращения таковых беспорядков мы и решились действовать для общей пользы и спокойствия.
Правдухин
(несколько раз хотел его прервать, но Достойнов его удерживал; наконец).
Нет! Сил моих недостает выдерживать! И вы с такими правилами, с таким образом мыслей смеете называться дворянином? И вы, язва общественная! пришли отыскивать права быть в собрании благороднейшего общества?
Кожедралов.
Что вы? Что вы, любезнейший друг мой? Всякий властен в мыслях и правилах своих. А лишать меня права, которое я приобрел службою и благородным происхождением, никто не посмеет!
Правдухин.
Службою? Происхождением? Знаете ли вы свою родословную? Вот она. Когда отцы наши, настоящие дворяне, по долгу своему проливали кровь за веру, царя и отечество, тогда отцы ваши, купаясь в чернилах, грабили наши имения, разоряли судами, пересудами, взысканиями и, приобретя себе такими неправдами имения, дерзнули другими неправдами вписаться в число дворян, вывели вас в чины и, не имея о истинном образовании понятия, не заботились доставить вам оное. Без наук и поведения вы недостойны вступить в военную службу. А благодаря милосердующему о роде человеческом правительству и исходящим от него указаниям, отсекающим у зловредных все средства вредить, вы отвержены от гражданской службы. В такой для вас крайности вы вздумали выборами приобретать себе места. Для чего? Как сами теперь доказали: безответно грабить с живого и мертвого. По крови – или по чернилам, текущим в жилах ваших, – вы думаете, что, употчевав избирателей, можно получать должности по желанию? Вы смеете думать, что истинный дворянин за жареную котлету променяет общее благо? Нет! Он никогда не забудет своего долга; он мерзит угощениями, на сей счет делаемыми; а вам подобные готовы на все. Погрузить вас в соус и облить вином, так вы и готовы класть шары куда и на кого угодно. Благородномыслящего, честного, не подобного вам ни душою, ни чувствами, вы стараетесь зачернить своими неизбирательными шарами, а употребляете все меры посадить к должности людей, выкроенных по вашему образцу, дабы из-за потворства их к вам никогда не огласились черные ваши дела и вы бы имели полную свободу разорять и грабить слабых и беспомощных. Но приходит ваш конец! Вопль наш достиг до правительства, и уже поднят меч на отсечение всех злоупотреблений при наших выборах.
Кожедралов.
Что… что это вы, любезнейший друг мой, так расшумелись? Уж это впрямь! Нельзя со всею откровенностью и поговорить! Вам, видно, не понравились трудности добывать исправничества?..
Правдухин.
Добывайте вы должностей, как хотите; а я вовлек вас в откровенность, чтобы узнать короче, как вы действуете. И после всего того, что я слышал, постыдно будет всему нашему обществу видеть вас в кругу своем!
Кожедралов.
Как вы себе хотите, а я ухожу, чтобы не вышла у нас история. Впишут ли меня в список или нет, но я в собрании буду, стану баллотироваться и покажу всем, кто я. Узнают некоторые люди, узнают силу мою! И кто посмеет меня не допустить?
Правдухин.
Закон, для благоденствия нашего карающий зловредных.
Кожедралов.
Увидим, увидим. Прощайте, любезнейшие друзья мои. До свидания, хе-хе-хе-хе! до свидания!
(Уходит смеясь.)
Правдухин.
Несмотря на высказанную мною ему правду, он таки будет так дерзок, что явится с партиею своею и будет предлагать себя в выбор.
Достойнов.
Благодаря решимости и распоряжениям нашего губернского предводителя, он придет для узнания отвержения своего. То же будет и с другими, подобными ему. Теперешние выборы примут совсем другой вид.
Правдухин.
Жаль, что только теперь, а не прежде.
Явление VI
Те же, Здравосудов и Твердов.
Здравосудов
(представляя Твердова Достойнову).
Рекомендую вам, Петр Иванович, доброго моего приятеля Василия Петровича подполковника Твердова.
Твердов.
Имею честь представить себя как дворянина вашего уезда и просить расположения вашего.
Достойнов.
Слыша о вас так много лестного, для меня очень приятно приобрести знакомство ваше. Вы сделали всему нашему сословию большое одолжение, решась участвовать в наших выборах.
Твердов.
Позвольте мне как дворянину чистосердечно сказать вам, что причина приезда моего сюда была совсем другая, нежели выборы. Но, ежели угодно и вы, как предводитель, прикажете…
Достойнов.
Помилуйте; между дворянством нет никакой службы и чинопочитание нетерпимо. Предводитель не только не смеет кому-либо приказать, но сам собою не должен ничем и распоряжать…
Твердов.
Но, я полагаю, что, будучи начальником…
Достойнов.
Отнюдь нет. Корпус дворян в уезде не эскадрон улан. Предводитель есть исполнитель воли и желаний того дворянства, которое удостоило его чести служить себе. Принимая распоряжения правительства, он сообщает их дворянству, выслушивает их мнения и на основании их исполняет и извещает начальство. Благий закон, даровав мудрые права благородному сословию, не нашел нужным волю их, всегда клонящуюся к общему благу, стеснять и ограждать чем-либо. Но возвышая звание сие пред ними же, вместе заградил все пути к властвованию над ними, предоставя право сие единой самодержавной власти. Извините, что я не вовремя пустился в подробности.
(С усмешкою.)
Придет время, вы все узнаете на опыте.
Правдухин.
И я, как дворянин вашего уезда, радуюсь, что вы прибыли к нам в сикурс. Рекомендую себя: мы товарищи по военному мундиру, а теперь по союзу действовать для общей пользы.
Твердов.
Руководствуйте мною. Оставив службу и явясь в круг почтенного дворянства в такое время и посреди занятий его таких, кои ни по чему мне не могли быть известны, я нахожу и боюсь, что без руководства могу потеряться.
Достойнов.
Действуйте по образу мыслей, свойственных всякому благородному, и вы будете действовать для общей пользы.
Твердов.
Немного уже я понял, что есть какая-то партия, вредная дворянству или общей пользе, под названием благоразумных. Меня приглашали действовать против нее и обещали руководствовать мною.
Правдухин.
Понимаю. Вас стараются завлечь на свою сторону какие-нибудь староплутовы, кожедраловы и им подобные.
Твердов.
Так точно; я стою на одной квартире с Староплутовым, и он просил меня держаться, как он говорит, справедливой стороны и действовать по его совету.
Правдухин.
Поздравляю вас! Вы попали в добрые руки. Как это вас не остерегли?
Здравосудов.
Некогда еще было. Василий Петрович случайно остановился у него и потом уже отыскал меня. Я ему ничего не открывал и предоставляю самому все обсудить; а показать вблизи все действия их я беру на себя, к чему имею возможность, пользуясь, не знаю почему, некоторою от них доверенностью.
Твердов.
Я бы просил вас сообщить мне план ваш и научить меня, как действовать для общей пользы?
Достойнов.
Вы напрасно будете полагать, что у нас составлен какой-либо план для противоборства партии, вредящей общей пользе. Одно зло с своими отростками никогда не действует прямо, а скрытыми путями силится достигнуть своей цели; вот почему так называемая противная партия строит планы, ведет интриги н занимается совещаниями. Но благородномыслящим, решившимся на искоренение зла, ничего не нужно более, как идти прямою дорогою: и для того, оставя всякий расчет, не уважая обстоятельствами, откинув в сторону личности, быть неупустительно на выборах. Там действовать своим шаром по присяге и разумению. Пусть кожедраловы с своими запасными кидают избирательные шары [туда], откуда более пуншем пахнет, но шары благомыслящих без всякого заговора и предварительных совещаний всегда падут вместе с вашим и укажут людей, достойных чести служить отечеству. При совещаниях в общем деле: что может обсудить и постановить толпа не понимающих общего блага? Пусть упоенные Староплутовым запасные во все горло по данному им знаку кричат; согласны или несогласны! – одним голосом, произнесенным на основании здравого рассудка, они будут оглушены и принуждены будут умолкнуть. Можно ли же будет в сем успеть, ежели бы каждый могущий судить о общей пользе и действовать к поддержанию ее станет уклоняться от собрания и предоставит все на волю злонамеренных?
Твердов.
Неужели не все дворяне собираются на священное служение: избрать судей и хранителен их спокойствия – и какая была бы причина такому их невниманию?
Достойнов.
Между нами говоря, рано еще даровано нам сие величайшее благо и отличнейшее преимущество. Пусть не гневаются на меня за правду, ежели скажу, что мы не готовы понятиями своими о сем великом и важном производстве. Дворянство наше можно разделить на три степени: помещиков богатых, имеющих посредственное состояние и – мелкопоместных; еще остается один разряд, но до него дойдем по очереди. Богатые помещики, с позволения их сказать, надеясь на свое богатство, почитают себя ни от кого не зависимыми. Познакомясь с губернатором и первыми, не по губернии, а в губернском городе живущими чиновниками, об уездных они и знать не хотят; с трудом знают, для чего в уезде предводитель, и редко помнят, кто он такой. Обширность имений требует иметь управителя и поверенного; эти люди, обирая их на каждом шагу, в число расходов вносят значительные суммы, выданные – якобы – в подарок судьям, заседателям и прочим уездным чиновникам, и сверх того внушают своему верителю самое невыгодное о них мнение, дабы он не искал с ними знакомства, чрез которое могли бы открыться их плутни. Ежели исправнику или заседателю встретится надобность объяснить что-либо по должности такому помещику, то он, быв уже предубежден, не допустит их видеть свои вельможеские очи и переговаривает с ними чрез служителей. Рассылыцик, заседатель, исправник в его понятии одно и то же; и как он по расходным книгам видит, что от его экономии платится земскому и уездному судам ежегодно значительная сумма на случай всякого рода надобностей, то у него и сделано решительное заключение, что люди, вступающие в сии должности, не имеют понятия о благородстве. А потому к чему ему заботиться, кого изберут? Кто ни будет, ему все равно; все он им обязан платить положенное. Ежели кому из сих богачей придет желание служить по выборам, то они, пренебрегая низшими местами, желают быть выбранными к высшим и тогда только удостоивают собрание своим присутствием. Вот тут-то забавно смотреть на их искательства и даже низости.
Твердов.
Могут ли же они быть высшими судьями без опыта и не научась порядку и обязанностям и не разумея долга своего?
Достойнов.
Они не заботятся и знать его. Не радя вовсе о вверенном им правосудии и не сохраняя звания своего, они во все три года службы своей обедают и пируют то у других, то с другими у себя. Весьма естественно, что при первых потом выборах они получают суд, достойный их службы. Быв пристыжены, осмеяны, им не остается ничего более, как в свое оправдание говорить и проповедывать, что выборы у нас идут по интриге. Вертясь в высшем кругу, разглашают эту клевету и отнимают у прочих своих собратий желание быть в собрании. Вот через что одно сословие – и по своему образованию значительнейшее пред прочими – удаляется от соучастия в действии на общую пользу.
Твердов.
Как это жаль! Конечно, люди, по состоянию своему получившие воспитание отличное, суждениями своими, советами, убеждениями могли бы доставлять пользу общую и вместе свою.
Достойнов.
Среднего состояния помещики, коих в уезде большее число, имеют более надобности в честных и деятельных чиновниках. Первоначально они были законодатели при выборах; и должно отдать справедливость: избираемы были люди с достоинствами и с должными во всякое место способностями. Правительство было покойно при их службе, и всякий был ограждаем законом и справедливостью. С ними действовало единодушно и третье отделение нашего сословия: так называемые малопоместные. Видя общую пользу, всеобщее спокойствие, порядок, правосудие и устройство в уезде, они следовали советам среднего состояния дворянства и потом благодарили их за руководство. Так все шло хорошо, по вдруг объявляются в наше сословие подкидыши. Люди, не службою, а долговременным сиденьем за канцелярскими столами дожившие до чинов, получают дворянство и, за накопленные от множества переходивших чрез их руки дел деньги купивши имения от разорительной жизни нашей молодежи…
Правдухин.
Другие хотя и не чернильного происхождения, но по делам своим потерявшие в военной службе доброе имя, являются к начинающим разоряться, обыгривают и, другими подобными средствами заграбив у них предковское имение, становятся наряду с честными помещиками…
Достойнов.
Все такого рода люди, настоящие подкидыши в наше сословие, желая умножить состояние свое, начинают теснить слабых соседей, отнимают у них не только части, но и целые имения, заводят по судам процессы и, дабы такого рода дела решались в их пользу, а следствия о их самовольстве закрывали истину, то и употребляют они все меры, чтобы в суды посадить членов, могущих против всякой справедливости исполнять их волю. Почитая для сего все позволительным, они употребляют все средства, о коих благородномыслящему и на мысль не может прийти. Например, каково вам это покажется, что дабы не пустить в собрание дворянина с здравым о вещах понятием и могущего решимостью преклонить замыслы их в противную сторону, они найдут средство опоить его чем-либо, расстраивающим желудок его, и тем заставляют его иногда посреди прений или выборов уйти из собрания и дать им способ действовать по воле своей. Между прочими средствами завелись и запасные, так названные сначала в насмешку, но наконец название сие осталось при них.
Твердов.
Что ж это за запасные?
Достойнов.
Потомки дворянских фамилий, но коих род чрез годы размножился до того, что мелкие родовые имения, от предков их идущие, не могли уже и раздроблены быть за множеством наследников. Часто несколько братьев с племянниками, всего человек пятнадцать, имеют одного крестьянина и две десятины земли, что и называют деревнею. Наследственное невежество причиною, что они, не получив никакого образования, не желают доставить его и детям своим, видя, что они и без учения могут содержать себя, упражняясь в самых низких занятиях и часто вдаваясь в преступления, нанимаясь в свидетели и в запасные по востребованию. Подкидыши наши пред выборами посылают по деревням отыскивать их, за условленную плату кучами привозят на выборы и держат их, хотя на всем своем избыточном по условию содержании, но под строгим присмотром, дабы соперник не сманил их на свою сторону. Не прежде, как при выходе в собрание, выдаются им давно для сего случая изготовленные мундиры, какой на кого попало, и, приведя их в собрание, руководитель их служит им телеграфом, и они, по манию его, делают там все ему угодное.
Правдухин.
В одни выборы вот со мною что случилось. Разговаривая с другими, я не услышал, кого провозгласили к баллотировке. Подходя к ящику, чтобы взять шар, спрашиваю у близстоявшего дворянина в весьма тесном мундире и длинном камзоле, кого это баллотируют? – А кто его знает? – закричал он. – Идите к ящику и глядите вон на того господина, справа или слева он почешет нос, в ту сторону и катайте шар.
Твердов.
Это ужасно!
Достойнов.
Таким-то образом действующие люди завладели не только всеми выборами, но и в совещаниях преклонили все к своему желанию. Привозя кучи запасных, ожидают только предводительского предложения и немедленно объявляют свое мнение. Обращаясь к запасным, подают им условленный знак, а те уже в один голос и ревут: согласны! – и дело с концом по их желанию, всегда против общей и частной пользы. И хотя бы громовым голосом возражали им, но они, имея число на своей стороне, отринут ваше здравое суждение. От таковых беспорядков, терпя безвинно нарекание и быв теснимы, среднего состояния и малопоместные помещики вооружились было и, сколько ни старались, сколько ни силились истребить это зло, ничто не помогало. Они решились, куда бы ни были избраны, служить неуклонно и честно, как должно благородному. Но староплутовы с товарищи употребляли все: восставляли на них губернское правление и другие власти, усердная служба чиновников была превратно принимаема, ограждаема, теснима, и, ежели в чиновнике замечаема была твердость и желание удержать свое право, такой предаваем был суду, в коем хотя и оправдывался, но нарекание оставалось на всю жизнь. Это было примером для всех прочих до того, что все благомыслящие решительно отказались приезжать на выборы и принимать по оным всякую должность. Вот тут-то они и начали действовать во всем по воле своей беспрепятственно. В таком-то положении Тимофей Андреевич представил многим из нас, вышедшим из военной службы, дела наши и, возбудив наше негодование, заставил действовать, приобретя себе общую от всех благородномыслящих благодарность.
Правдухин.
Не я, кто-нибудь другой начал бы; я, случайно выйдя прежде вас в отставку, конечно, тотчас увидев все зло, сказал вам, а действовать к истреблению зла должен всякий верный сын отечества.
Твердов.
Что же вы предпринимаете? Какой ваш план? Удостойте и меня чести участвовать в благородном вашем предприятии!
Достойнов.
В прошедшие выборы мы уже сделали большой перевес; но, быв неопытны, не могли совершенно искоренить зла; теперь полагаем сделать всему конец. Мы все заклялись быть до единого на выборах и занять все должности без исключения. Никакой разбор между должностями не должен быть терпим, потому что всякая должность почтенна и в той или в другой я удостоен содействовать благотворному правительству к общему благу. Почтенные старички, помещики, бывшие до сего в изгнании, безгласными и даже в презрении, слыша наши суждения, ожили и дали слово содействовать нам. Некоторые приехали, другие знаю, что будут, и таким образом, взявшись рука с рукой, мы пойдем противу запасных, мы прежде всего рассмотрим каждого из них и поставщиков их право на честь быть в собрании и иметь в нем голос. Таким образом отделив куколь от пшеницы, мы приступим к выбору, и, кого мы тогда ни изберем, всякий принесет ожидаемую пользу правительству и честь нашему сословию. Вашу руку.
Твердов
(подавая ему руку).
И вместе тысячи клятв содействовать вашему благородному предприятию, исключая собственной службы.
Правдухин.
Без оговорок, без оговорок. Не уклоняться никогда и ни для чего, куда бы вас не удостоили избрать.
Твердов.
Помилуйте! Чего вы хотите от меня неопытного и в такое смутное для уезда время? Что я могу при моей неопытности сделать? Я боюсь, чтобы незнанием своим не повредил бы вашим благим намерениям! Кроме названия должностей, я вовсе не знаю их обязанностей.
Достойнов.
Должность предводителя я вам изъяснил вкратце, а судья и исправник имеют свои законы; следовательно, где бы вам ни довелось служить, вы везде имеете руководителя….
Явление VII
Те же и Фалюшкнн.
Фалюшкин
(к Достойнову).
Честь имею явиться, Викентий Осипов сын Фалюшкин, прапорщик в отставке, помещик здешнего уезда, прибыл на выборы. Покорно прошу внести меня в список наличных.
Достойнов
(осматривая его).
С большим удовольствием. Не желаете ли занять и должности по выборам?
Фалюшкин.
Это-то и заставило меня приехать, чтобы поискать местечка. В исправники, говорят, трудно попасть, так уж хотя бы в заседатели.
Достойнов.
Молодой человек! Что вы хотите сказать чрез ваше «хотя бы»? Неужели вы думаете, что заседатель есть такая уже мизерная должность, что даже и вы берете из снисхождения? Заседатель служит тому же государю и для спокойствия в отечестве, как и первейший чиновник. Сколько надобно иметь способностей, чтобы быть заседателем таким, как должно! Знаете ли вы хорошо избираемую вами должность?
Фалюшкин.
Узнать дело не мудреное. Я распоряжаю, а секретари пусть пишут, что им угодно.
Достойнов.
Но пока вы научитесь, сколько вы свойственными вам распоряжениями наделаете бед, ничем не исправимых, от которых многие жестоко пострадают.
Фалюшкин.
Конечно, сначала пока обойдется, а там – туда же за людьми. Я берусь прослужить дворянству курсов несколько. Иначе – вам известно мое состояние? Чем жить? Нас три брата и двадцать одна душа крестьян. Не много на долю придется.
Здравосудов.
Неужели вы располагаете жить от должности?
Фалюшкин.
Все-таки в помощь что-нибудь будет. Конечно, я не говорю о жалованье, оно пустое и на него нечего надеяться; а по должности и соседние мужички сделают мне уважение: поработают, привезут леса, сена, хлеба, сего-того; оно для каждого безделица, а меня много поддержит. Притом же заседатель всегда на следствиях, издержек на себя никаких, там-сям, а накормлен всегда, о лошадях не думай, всегда готовы; откупщик помогает, с него живой и мертвый берет, так и неважно; при следствиях также различными изворотами кое-что перепадет, да в три года что-нибудь и как-нибудь и соберу; и в благодарность готов, куда прикажете, служить.
Правдухин.
Ах, молодой человек! Вы не знаете правил должности, в коей собираетесь служить, а как извлечь из нее свои пользы, вы твердо помните. Стыдитесь! Вы идете служить не для общей, а для своей выгоды.
Фалюшкин.
Из чего же мне жить? Партикулярною службою я не хочу унизить свое благородное происхождение. Я же не располагаю брать взятки, а только из благодарности…
Правдухин.
Вот вы твердите о своем благородстве, а служить располагаете не соответственно вашему званию. Все что ни возьмете, в благодарность ли, в подарок, ежели вы только и обедаете у мужика, который вас как начальника угощает, – все это есть взяток, неприличный дворянину.
Фалюшкин.
Могу ли же я от семи душ прилично себя содержать?
Твердов.
И от семи душ доход, употребленный с расчетливостью, достаточен для содержания. Трудитесь – и вы умножите свое состояние. А лучше всего, идите в военную службу: там вас будут прилично содержать и там вы узнаете, что значит благородный человек и как он должен вести себя.
Фалюшкин.
Будто легко и определиться?
Достойнов.
Подайте мне просьбу, и я очень скоро исходатайствую вам определение в любой полк.
Фалюшкин.
Да… да… при отставке… Полковник… мой кондуит…
Правдухин.
А-а!
Твердов.
Видите ли, что и в военной службе вы не умели себя сберечь.
Фалюшкин.
Напротив: за мною дурного никогда ничего не было; но я не позволял полковнику над собою умничать и при первом выговоре, как благородный человек, помня звание свое, вышел в отставку.
Правдухин.
Что же вы, сударь, чванитесь своим дворянством, не помня первейшей своей обязанности: служить всю жизнь свою, повинуясь старшим. Не бывши хорошим подчиненным, вы никогда не будете хорошим начальником.
Достойнов.
Дело кончено, молодой человек! Вы не будете избраны, и ежели бы не знающие вас и избирали, то я, знав намерения ваши, обязан остановить таковый выбор и не допустить вас ни к какой должности. Подите!
Фалюшкин.
Благодарю покорно!
(В сторону.)
Черт мне дал выболтать все!
(Уходит.)
Достойнов.
Не прогневайтесь за правду. Вот, к сожалению, как мыслят наши молодые люди. Самая военная служба не могла дать справедливых понятий о чести!
Правдухин.
Недостаток воспитания и домашние примеры делают это зло. Когда кто с малолетства насмотрелся и наслушался всего худого, тот разве после тридцатилетней службы переменит свои понятия?
Здравосудов.
Зло сие мудрыми действиями благодетельного правительства скоро истребится. С каким восхищением видим, что все дворянство, понимающее важность звания своего, стремится доставить детям своим приличное воспитание!
Правдухин.
Еще бы надобно, чтобы удерживались от роскоши. Главное, чтобы у отца, имеющего сто душ, четыре его сына приготовлялись бы жить, как имеющие каждый двадцать пять душ.
Достойнов.
Содействуйте намерениям правительства ревностным исполнением его постановлений, и все мы будем благоденствовать, и любезная наша Россия еще более будет тогда славна.
Правдухин.
О, дай бог слышанное видеть скорее!
Конец второго действия
Примітки
Настасья Трофимовна Вот что братец вашего мужа занял. – В автографі помилково: Настасья Дмитриевна.
Сикурс (від італ. soccorso) – підмога, підкріплення.
Действие третие
Та же комната, что и в первом действии. По углам столы с бутылками и рюмками; посредине комнаты полукругом стулья в несколько рядов.
Явление I
Надежка
(показывая слугам различные бутылки).
Наблюдайте же порядок. Примечайте: кого барин поласковее встречает да поближе к себе усаживает, так тому подносите вот бутылки с билетиками; а кого не так ласково примет и мало с ним говорит, так вот с этих бутылок, ординарного; а кого и садиться не попросит, так тем вот наливку подносите. Понимаете ли?
Слуги
(громко).
Понимаем, понимаем.
Надежка.
Помните же.
Слуги.
Помним, помним.
Надежка.
Присматривайте за запасными и, ежели что заметите, Климу Кузьмичу скажите. Слышите ли?
Слуги
(так же громко).
Слышим, слышим.
Явление II
Те же и Заправлялкин, за ним все запасные в губернских, совсем не по них сшитых мундирах, треугольные шляпы на головах разного разбора, шпаги также.
Заправлялкин
(устанавливая их).
Сюда, сюда, выродки благородного сословия! Становитесь в строй. Так (толкает некоторых), сюда… поворотитесь… стань здесь… ты так. Придет наш благодетель, вы поклонитесь, да не забудьте шляп снять; осмотрит – и пойдем на выборы.
(Надежке.)
А вы, моя кралечка! все в трудах и заботах? Жду не дождусь той минуты, чтобы возвести вас на приличную степень и избавить от унижения и рабства.
Надежка.
Ох, Клим Кузьмич! Верно ли ваше слово? Я так много раз была мужчинами обманута, что уже и самому верному не верю.
Заправлялкин.
Клянусь моею официею и сим благородным обществом…
Надежка
(в сторону).
Не надежная же порука!
(Ему.)
Но скоро ли исполнятся наши желания?
Заправлялкин.
Зависит от выборов. Сегодня изберут предводителя, завтра я при нем письмоводителем, а послезавтра я повергаю к стопам вашим и мои чин, и мое звание, и мое сердце, и мою особу – и мое состояние!
Надежка.
Скажите мне, Клим Кузьмич, откровенно, теперь к речи пришлось спросить, а прежде я стыдилась: будет ли нам чем жить? В состоянии ли вы будете удовлетворять мои благородные прихоти и содержать меня, как прилично жену коллежского регистратора?
Заправлялкин.
Матушка Надежда Лукинишна или лучше: жизнь моя! За кого вы меня почитаете? Ведь я лет двадцать все при должностях: служил в казенной по рекрутской части и в гражданской был надсмотрщиком. Ведь от обоих должностей был отрешаем, так изволите рассудить, что не без чего-нибудь дело стало. Да вот семь лет у опекуна, который разоряет тысячедушное имение. Неужели вы меня за дурака считаете, чтобы я только сидел, разиня рот, да мух ловил?
Надежка.
Вряд ли из-за нашего Памфила Сидоровича вам удастся пощечиться? И я боюсь, ежели вы верите его обещаниям да зеваете…
Заправлялкин.
О! не на таковского он напал! Хотя – про нас слово – он так разоряет свою племянницу, что и я не умудрился бы так действовать, и мне кажется, что и со грехом бы так делать, но и я стараюсь своего не упустить. Когда надобно что схимзить, то Памфил Сидорович вымыслит, а я произвожу, рассчитываю, уплачиваю и чужими руками расписываюсь, и как это сверх моей должности, то я тут же за свой труд делаю себе вознаграждение. Но уж теперь Памфил Сидорович доплутовался до крайности и ему приходит мат. Того-то для я и отстаю от него, а поступаю в письмоводители к предводителю; ко мне же попадут его отчеты, я все дыры там знаю и тут-то и нагрею его в вашу пользу для свадебных подарочков.
Надежка.
Все это хорошо, и благодарю вас, мой миленький! Но подарки подарками, а не худо было бы, если бы вы мне дали какую частичку денег, чтоб я могла себя устроить на случай вдовства! Ох, вдовье дело – дело горькое!.. Хорошо, ежели вскоре сыщется человек.
Явление III
Те же и Староплутов.
Заправлялкин.
Вот, ваше высокородие, благородное дворянство, вами благодетельствуемое; все в порядке, ожидают приказаний ваших.
Староплутов
(осматривает каждого запасного, оборачивает и поправляет).
Да что кафтаны на них не прибраны по корпусу? Вот этот широкий надеть было на этого толстяка. Вот длинный надел на карлу, а тому, видишь, слишком короток. Эх, Кузьмич! Не позаботился уладить!
Заправлялкин.
Ей-же-ей-ей! ваше высокородие, до поту лица трудился. Но такие все неуклюжие, несграбные! Не знаю, теперешний набор как-то плоховат; прошедшие выборы этой дряни получше мы было набрали. Да снимите же шляпы! Эка зазевались!
Староплутов.
Где же от прошедших выборов?
Заправлялкин.
Все в расходе. Три по уголовному сосланы на поселение, четвертый отдан вечно в солдаты, пятый впьяне умер, шестой на станции ямщиком. Один Ерофеич уцелел.
Ерофеич.
Я только, дядюшка, уцелел.
Староплутов.
Так еще все неучи? Чтобы не было с ними беды! И дворяне ли они, полно?
Заправлялкин.
Ей-же-ей-ей! Истинные, коренные, столбовые дворяне. Грамоты предков их все у меня. Смел ли бы я, мизерная тварь, своему благодетелю представить подлых людей! Они все из Коноводовки, нашего уезда; не за всяким, а есть за ними и крестьяне. Так ли? Ну, говорите, что ли?
Запасные.
Так, так, так.
Заправлялкин.
Изволите видеть? Так никто и не смей отнять у них право на выбор.
Староплутов.
А как ценны? Что по уговору?
Заправлялкин.
Не из большого бьют. По целковому на брата, по четверти ржи на семью, здесь все содержание, домой доставить на своих и сапоги при них оставить.
Староплутов.
Это бы еще и ничего. Но, кажись, они не знают никакого порядка?
Заправлялкин.
Ерофеич будет их учить, уж он бывалый.
Ерофеич.
Я их, дядюшка, буду учить, я уж бывалый.
Староплутов.
Знаете ли, где право, где лево?
Запасные.
Знаем, знаем, как не знать-ста!
Староплутов.
Ну, поднимите-ка правые руки вверх.
Запасные поднимают, кто правую, кто левую.
Староплутов
Ах вы бестолковые!
(Тянет их за руки.)
Вот правая, вот правая, вот правая…
Запасные.
Ой-ой-ой-ой! Помним, помним!
Староплутов.
Нет, еще не так. Надежка! дай им пo стакану в правую руку.
(Исполняется.)
Ну вот: в какой руке стакан, то правая рука. Понимаете ли?
Трифоныч громко захохотал.
Староплутов.
Ты чему хохочешь?
Трифоныч.
Барышня пустой стакан поднесла…
Запасные, также обманувшиеся в своем ожидании, громко и глупо хохочут. Староплутов и Заправлялкин их удерживают.
Староплутов
Да перестаньте же! Кто пискнет, того пешком без шубы и сапог домой прогоню. Слушайте же: когда приведут вас в залу, вы и садитесь, где Кузьмич вам укажет; не смейте ни с кем разговаривать и сидите чинно; за всеми и вы подходите к столу, возьмите шар…
Ерофеич.
Знаю, знаю; да и в ящик его. Я уж на свой пай десятков сколько выбалантировывал.
Староплутов.
Ну, взявши шар и кладите в ящик, а в том ящике две стороны, то и смотрите на меня: какое ухо я почешу, то вы в ту сторону и кидайте шары. Коли правое, так сюда направо, а коли левое, так налево.
Ерофеич.
Знаю, все знаю. Права – вот в которой стакан, а лева, ну, вот, что пристяжная.
Староплутов.
Так, так. Ну, попробуем.
(Чешет правое ухо, запасные поворачивают руки направо.)
Ну, ладно. А коли так?
(Чешет левое – и они так же поворачивают руки.)
Ерофеич наблюдает за ними и неисправных поправляет толчками.
Так, так, Ерофеич! будь над ними капралом и наблюдай. Да затверживай им, где которая рука. Смотри в оба, которое ухо стану чесать, в том все дело; не выкинь болтуна. Коли все удачно будет, так сверх обещанного дам тебе еще полтинник.
Ерофеич.
Благодарствуем, дядюшка! Будь уверен, знатно отхватаем.
Староплутов.
А если станут спрашивать: вы, господа дворяне, согласны ли на то-то и то! Так опять глядите на меня: коли я возьму себя за нос, то вы в один голос из-за всех кричите: согласны! А коли не трону носа, так кричите: не согласны! Ну, вот, дайте попробуем.
(Делает условленные знаки.)
Запасные
(сходно с оными кричат).
Согласны!
(Потом.)
Не согласны!
Ерофеич
(восхищается).
Ай ребята! Ай дворяне! Знатно гаркнули.
Староплутов.
Хорошо, хорошо. Ежели же я сам вас буду спрашивать: Господа дворяне! Увольняете ли вы такого-то? То вы кричите: увольняем! Нуте для примера
(Спрашивает их, а они сходно с вопросом кричат: «Увольняем!» – «Не увольняем.»)
Ерофеич
(восхищается).
Ай знатно! Согласное дворянство!
Староплутов.
Теперь садитесь здесь и сидите смирно. Если кто приедет, встаньте, кланяйтесь и отдавайте место, переходя в другой ряд; а коли тесно будет, то – не велики фигуры – и постоите. Зато вечером дам вам погулять, только к свету чтоб исправны были.
Запасные кланяются ему с шумом.
Ну, полно, полно; садитесь теперь.
Запасные с большим шумом садятся в передние ряды.
Тише, тише, не шумите; сидите смирно.
Заправлялкин.
Да не прикажите им драться. Вон Ерофеич Ангонычу всю рожу исписал, всилу мушками залепил.
Староплутов.
Ну, ничего, сошло с рук. Ты, Ерофеич, коли возьмет сердце, так дуй по бокам, а рожи не тронь, чтоб не стыдно было в люди показать.
(Заправлялкину тихо.)
А ты, Кузьмич, все это отмечай да при расплате и вычитай за наши хлопоты. Да просил меня Матвей Степанович Моргушкин ссудить запасными. У него все слажено; коли подаст тебе знак, так ты и вели к нему в уезд и сигналы наши расскажи, к коим они привыкли, а новых не поймут.
Заправлялкин.
Как же, ваше высокородие! А за прокат же что?
Староплутов.
Я с ним сошелся, а ты себя не забудь.
Заправлялкин кланяется.
Явление IV
Те же и Митька. При входе его запасные с шумом встают и кланяются.
Староплутов.
Постойте, постоите! Уймитесь!
Заправлялкин приводит их в порядок, выказывая между темМитьке свою шпагу.
Староплутов.
Что ты скажешь?
Митька.
Барин мой, Василий Петрович Твердов, приказал мне доложить вам, не обеспокоит ли он вас своим посещением?
Староплутов.
Милости просим, добро, дескать, пожаловать. Вот и дворянство собралось. Проси, проси…
Митька
(отходя).
Слушаю-с. Вот каково здесь дворянство. Ба! да и соперник мой – точно дворянин. Вона какая шпажища!
Староплутов
(к запасным).
Экие вы! Не распознали слуги от гостя. Кто в мундире да со шпагою, тешу кланяйтесь. Вот идет гость; нуте, вставайте!
Явление V
Те же и Кожедралов.
Кожедралов.
Вот и я, любезнейший друг мой! Не опоздал ли? Желаю и вам, любезнейшие друзья мои, здравствовать! Ба! да это никак запасные?
Староплутов.
А что? Видно птицу по полету? Видите, сколько я молодцов набрал?
Кожедралов.
О, да какие же они, любезнейший друг мой, курьезные! Ой-ой-ой-ой! не будет ли с вами беды?
Староплутов.
Никакой. Они все природные дворяне и хоть небольшие, да помещики; а что не служили нигде, так это по вольности дворянской. Нет, права их никто не отнимет.
Кожедралов.
Знают ли они, однако же, любезнейший друг мой, свое дело?
Староплутов.
А вот как знают! Ерофеич! Смотри в оба. Баллотируется в уездные предводители Борис Самсонович Кожедралов. Господа! Куда вы положите свои шары?
(Чешет правое ухо; запасные по Ерофеичу поворачивают руки направо.)
Ну, теперь на Петра Ивановича Достойнова куда положите шары?
(Чешет левое ухо – и запасные поворачивают руки налево.)
А? Каково? Кажется, бояться нечего?
Кожедралов.
Ладно, любезнейший друг мой, ладно. Честь вам и слава!
Староплутов.
То ли еще увидите! Господа дворяне! Скажите свое мнение, согласны ли вы на то, чтобы…
Ерофеич
(не дав выговорить ему, кричит с запасными).
Не согласны!
Староплутов.
Эх вы! не дали слова выговорить. Ну на что вы не согласны?
Ерофеич.
А что за нужда? Вишь ты, дядюшка, за нос-то не взялся, так уж мы ни на что не согласны.
Староплутов.
Выслушать было всю мою речь… Увольняетесь ли вы, господа…
Ерофеич
(запасным тихо).
Дружней отхватывай.
(Делает знак – и все кричат.)
Увольняем! Знатно!
Староплутов.
Знатно, да выжидайте, пока я все проговорю.
Кожедралов.
Ай да и молодцы же! Да какие горластые! Где вы, любезнейший друг мой, таких повыбрали?
Староплутов.
Вот Заправлялкин их навербовал.
Кожедралов.
Спасибо, любезнейший друг мой, спасибо! Ты будешь достойный мой письмоводитель. Прошу приготовляться: завтра же и в должность вступать.
Заправлялкин.
Готов исполнять приказания ваши, клонящиеся и к моему благополучию.
Кожедралов
(увидя бутылки).
Но что же это, любезнейший друг мой? К чему эти батареи?
Староплутов.
Для заключения союза, для крепчайшего утверждения договоров, для чистосердечнейшего объяснения своих мыслей и для плавного хода делу.
Кожедралов.
Но разве же вам, любезнейший друг мой, не известно, что говорено о нашей прошедшей пирушке и порицании за то?
Староплутов.
Неужели нам слушать, что про нас говорят? Они не знают, что без сих прибавлений нельзя приступить к делу и окончить его. Я семью выборами управляю, так знаю весь порядок. На сухих переговорят да сухо и окончат. Что тут разбирать: прилично ли благородному званию так пить? Прилично, не прилично, а мы чрез то все дела свои делаем. Так пусть говорят, что хотят. Подсмеивался же над нами один лубошный газетчик, зачем-де мы не красно говорим да еще и не на виршах, так его и слушать?
Кожедралов.
Хе-хе-хе-хе! Так и эдакие умники проявляются? Каково же было бы, если бы мы с вами, любезнейший друг мой, пустились бы разглагольствовать по риторике, а запасные наши стали врать на виршах. Был бы толк!
Староплутов.
А гоняясь за красивыми словами, мы бы не высказали того, что хотим сказать. Да и где нам за учеными? Мы говорим от сердца, от души; за живое задело…
Кожедралов.
Как жаль, любезнейший друг мой, что вы не были со мною вместе у нашего предводителя и не пособили мне отговариваться, как они напали со своею шайкою!
Староплутов.
Право? Что же они на вас нападали, и много ли их было?
Кожедралов.
Всего только двое, да с таким азартом говорят, что как будто у них в руках вся сила. Начало[сь] с того, что предводитель не хочет вносить меня в общий список.
Староплутов.
Ага! Трусит? Так вот и видно, что боится местечко потерять. Да не удастся ему. Запасные гаркнут, вот и в список внесем, а катнем шары – так его и долой, а вас на место. Что же еще?
Кожедралов.
Многое, не заслуживающее внимания. Явился было охотник в исправники, я, не рассчитавши, поддался было, чтобы и в них иметь свою партию, но как он окрысился на меня! Батюшки-светы! И происхождение мое, и занятия мои, все вычитывал; и кончилось тем, что меня не впишут.
Староплутов.
Увидим, увидим. Наших больше, перекричим.
Кожедралов.
И я бы их переговорил, да поскромничал, чтоб показать себя предводителю с хорошей стороны, чтобы он с женою замолвил словцо о мне у Анны Михайловны.
Староплутов.
Поехала к ним Настюша с племянницею, так и уладят все дело.
Явление VI
Те же и Твердов.
Твердов.
Почитаю себя счастливым быть и принадлежать к такому почтенному кругу.
(Раскланивается с запасными, кои шумят, а Заправлялкин приводит их в порядок. К Староплутову.)
Позвольте просить вас, милостивый государь, отрекомендовать меня господам, коих не имею чести знать…
Староплутов.
Это… это, батюшка Василий Петрович, не нужно. Здесь всё дворяне, все равны; собрались для общего блага, следовательно, не до этикета. А вот это друг мой, Борис Самсонович Кожедралов; а это г. подполковник Твердов. Полюбите друг друга.
(В сторону.)
Забавно, как соперники обнимаются.
Кожедралов.
(целуется с Твердовым три раза)
Вы, любезнейший друг мой, также намерены пуститься в баллотировку?
Твердов.
Хотя и знаю, что долг каждого дворянина служить отечеству, но обстоятельства мои никак не позволяют, и для того намерен убедительнейше просить, чтобы хотя три года уважили.
Кожедралов.
Ну что же? Мы с охотою вас и увольним. Да и какой долг? Охота при необходимости, вот что заставляет нас служить. А вам при охоте трудно бы сразу и попасть. Вас никто не знает, так как же безо всего и пускаться в сие море глубокое и пространное? Не спрося броду, нельзя соваться в воду. Тут, любезнейший друг мой, всякий Еремей про себя разумей, чтобы не сказали после: Ерема, Ерема! сидел бы ты дома!
Твердов.
Извините меня, ежели я скажу вам, что я многого в этом деле не понимаю, даже и выражения эти для меня новы и ничего мне не объясняют и для того прошу вас, Памфил Сидорович, руководствуйте мною, наставляйте, что мне должно делать.
Староплутов.
Со всею готовностью. Вы, первое, в уезде никого не знаете, следовательно, на кого я скажу, куда класть шар, вы туда его и катайте. Мы в теперешний раз хотим оттереть противную партию и не пустить их никуда. Вот и благородное дворянство собралося здесь, чтобы с общего совета расположить, кого куда выбрать.
Твердов.
Но я слышал, что прежде должно присягнуть и потом избирать достойнейшего пред прочими, несмотря на приязнь, дружбу, вражду…
Староплутов.
В законе так и писано, да все ли исполняется, что пишут? Ну вот и присягнули все, а кого мы здесь назначим, того и выберем, а присяжные далеко от нас отстанут. К чему нам присяга? Присягнуть-то присягнем, а выберем, кто нам нужен. И выберем уж, верно, не из их партии, которую у нас на смех называют благоразумными, потому что к ним ни с дружбою и ни с чем существенным; а наши знают свое дело: возьмут, потому что служат, но и сделают для вас все. Учитесь, примечайте и следуйте нам, ежели… Понимаете?
Явление VII
Те же, Выжималов, Забойкин, Драчугин, Подтрусов, Фалюшкин, Здравосудов и несколько дворян. Староплутов и Кожедралов приветствуют входящих: «Желаю здравствовать!», «Добро пожаловать!», «Все ли в добром здоровье?» – и тому подобн[ые] приветствия слышны от всех, с некоторыми хозяин целуется.
Здравосудов
(между тем, отведя Твердова, говорит с ним тихо).
Я нарочно пристал к куче, чтобы избегнуть от них подозрения. Слушайте все со вниманием, вы многое чрез то узнаете.
Твердов.
Я уже несколько успел слышать и видеть.
Староплутов
(продолжая усаживать гостей).
Покорно прошу садиться. Борис Самсоныч, Андрон Парамоныч, сюда, сюда. Амельян Панкратъич, без церемонии; сделайте одолжение, господа! Прохор Еремеич, Макар Макарыч…
(Говорящие лица усаживает около себя и, увидя, что Твердов с Здравосудовым уселись особо и в стороне, обращается к Твердову.)
Василий Петрович! Что вы так далеко от нас? Покорно прошу ко мне.
Твердов.
Благодарю вас. Давно не видавшись с другом, хочется с ним побеседовать.
Староплутов.
Как угодно. Эй, мальчик! Подайте же чего-нибудь гостей попотчевать. Хорошенького, хорошенького.
Когда все усадятся. слуги подносят гостям вина, суетятся, толкают друг друга. Надежка ими управляет, а Заправлялкин наблюдает за запасными, коим не достало места сидеть и они ходят. Им вина не подают, но они сами для себя отыскивают из-за присмотра Надежки.
Староплутов
(к Здравосудову).
Скажите, батюшка Дмитрий Иванович! Какими судьбами вы решились пристать к нашей стороне? Благодарим вас препокорно, и уверяю вас, что вы ничего не потеряете, лишь будете откровенны.
Здравосудов.
Я всегда на стороне благомыслящего дворянства и со всею откровенностью скажу вам, что никогда ничего не искал и не буду искать.
Староплутов.
Воля, батюшка, ваша.
(Подтрусову.)
Вас, батюшка Макар Макарыч, я и не поздравил в новом состоянии. Похоронили Веру Петровну? Опять женишок. Каково с родственниками покойницы кончили раздел?
Подтрусов.
Благодарю вас за участие. Признаюсь, понравилась семейная жизнь; расположен не долго вдовствовать. Пущусь снова. Раздел же кончил довольно удачно. Возвратив по рядной все тряпки, я за седьмую часть взял пятнадцать тысяч чистоганом да и распрощался с роденькою. Довольно, кажется, за год брачной жизни?
Староплутов
(Забойкину).
А ты, головорез Амельян Панкратьич, как снег на голову! Сказал: буду – и, несмотря ни на что, прикатил. Али уже похоронил батюшку?
Забойкин.
Нет еще, а только думаю, что уже отошел. Наше дело дворянское: давши слово, держать во что бы то пи стало. Гляжу, старик мой ни сюда ни туда; вот я и подумал: что ж? ведь не с кем спорить о наследстве, я один сын, все мое; а торча около умирающего, его не подыму, а себе испорчу. Итак, оставив старика успокаиваться как ему угодно, схватил обывательских и почал драть от волости до волости. Да уж как катал! То и дело кричу: «Еду на исправннчество, дам себя знать! Зарежу, бездельники! Пошел, пошел!» Так вот так и летят. И только двух наповал загнал.
Подтрусов.
Смотри, любезный, чтобы чего не вышло; разом огорошат.
Драчугин.
Кто посмеет жаловаться, особливо когда он погрозил, что будет исправником. Тут все приидите поклонимся. Не ровен час, может быть, и выскочит.
Забойкин.
Нечего, не ровен час. Сказал: буду – и буду. Кроме, что служил своим, да из благоразумных у меня по дороге трое ночевали: угостил и их, и лошадей, так вот три шара и из противной партии у меня есть. Где же будет их совесть, когда, забыв мой хлеб-соль, не положат на меня белых шаров? Нет, благодетель Памфил Сидорович, и вы, почтенные господа дворяне! помогите мне; вспомните, что мне стоили угощения в отъезжих? Памфил Сидорович! а дельце-то помнишь ли? а? Ну так помогай!
Староплутов.
Рады стараться всеми силами для общей пользы. И предмет, для чего я вас, милостивые государи, почтенные господа дворяне, пригласил, есть тот, чтобы, сообразя все обстоятельства, выгоды и нужды общие и в особенности каждого из нас, расположить на мере, кого в какую должность следует избрать. Начнем рассуждать с предводителя. Эй, мальчик! дай-ка нам чего выпить!
Драчугин.
С губернского, что ли?
Староплутов.
Что нам нужды заботиться о всей губернии. Будем думать о своих пользах.
Здравосудов.
Кажется, более всего бы должно заботиться о выборе сего чиновника. Он есть главнейший по выбору: он есть – точно можно здесь применить священные слова: «Он есть душа и ум дворянства губернии».
Выжималов.
Скажу разом: что нам до ума и до души? Был бы он богатый барин, чиновный, экипаж у него хватский, чтобы далеко губернского видно было; давай on балы, давай обеды – вот и вся недолга.
Староплутов.
Кажется, мы на такого и нападем. Фома Лукич Глупогордов каков обедец вчера нам задал? А-а?
Забойкин.
И я вас поддержу, потому что какова у него мадера, так на чудо.
Подтрусов.
Однако ж его зачернят, потому что когда мы шли от обеда, так многие говорили: обедать-то мы обедали, а выбирать – не выберем. Не подымай, дескать, носа против равных себе.
Драчугин.
И точно. Теперь он и ищет, и кланяется, и со всеми знаком; а выберите его, так дальше передней у него не пойдете; а коли и допустит пред себя, так и не посадит и вежливым словом не удостоит.
Выжималов.
Да кого же им еще надобно?
Драчугин.
Я вам скажу – и вы согласитесь, что человек.
Староплутов.
А кто?
Драчугин.
Петр Кондратьич Молододуров.
Несколько голосов.
Правда, правда. Вот человек!
Здравосудов.
Помилуйте, как это можно? Он молод и не служил по выбору.
Кожедралов.
Мы, любезнейший друг мой, избираем беспристрастно. Мы не разбираем ни лет, ни службы, а смотрим только на достоинства.
Здравосудов.
Желал бы я знать, какие достоинства вы находите в Молододурове?
Забойкин.
Все, какие нам нужны. Дом у него открытый; кто ни приди, обедай смело, хозяин о тебе и не спросит. И правду сказать, что стол у него и вина барские! Экипажи чьи? – все его. Лошади? что это? картины! Ах! какую видел я у него в санях пристяжную! Я вам скажу: бегал за ним следом по городу и то и дело вскрикиваю: матушка ты моя родная! отец ты мой! Куда! все дрянь против нее!
Твердов
(тихо Здравосудову).
Не мешайте им показать пред всеми, каков у них ум и душа.
Кожедралов.
О выборе губернского, любезнейшие друзья мои, не предоставить ли нам заботиться губернии, а нам бы поскорее к делу.
Подтрусов.
Но и мы часть сей же губернии…
Драчугин.
Четырнадцатая, Макар Макарыч, никак не более. Куда нам за толпою с своими идеями? Займемся общим делом, так не прозевать бы своего.
Выжималов.
Вот что дело, так дело. Мы здесь наметим своего, а толпа изберет другого, а мы потеряем только время на пустое рассуждение. В зале скажут, на кого катать. Да и к чему нам рассуждать о тех должностях, кои вместо выгод влекут одни издержки. Чести не оберешься, а жалованья ни копейки. Нет, это не наше дело!
Староплутов.
Ну-тка, батюшка Андрон Парамоныч! Благослови нас: кого нам в наши предводители посадить? А?
Выжималов
(прихлебывая стакан).
Да! Это дело важное! Предводитель – всему голова. Чтобы имел состояние – да чтобы была и голова! У! тут надобно голову!
(Разом допивает.)
Драчугин.
Чтобы был сметлив, пролаза, служака – и чтобы знал бумагу.
Здравосудов.
Ум и честь – главнейшие достоинства; благородство, как и свойственно каждому дворянину; поведение, ничем не зачерненное; суждение здравое; правду предпочитающий всему. Вот, по моему мнению, качества, необходимые предводителю благороднейшего сословия.
Забойкин.
Ха-ха-ха-ха! Да нам в речах пред выборами всегда так говорят, да где таковых людей взять? Будем избирать из промежду себя человеков, а не залетать высоко, чтобы хватать ангелов.
Здравосудов.
Ваша правда, сударь, будем избирать из промежду себя. И почему думать, чтобы качества, нужные предводителю, были нам чужды?
Староплутов
(в сторону).
А! поймался!
(Вслух, к нему.)
Исчислив достоинства, нужные в предводителе, вы указали нам, кого избрать в сию должность. Итак (встав и кланяясь), от лица всего дворянства нашего уезда мы просим вас не отказать нам принять на себя звание нашего предводителя. Господа! присоедините и ваши просьбы о том же.
Некоторые из вторых лиц, встав, кланяются: «Мы вас просим… все простім покорнейше…»
Кожедралов
(в смущении, тихо Староплутову.)
Что это, любезнейший друг мой, измена?
Староплутов
(пожимая ему руку).
Испытание.
Здравосудов
(откланивается равнодушно).
Благодарю за ваше внимание. Я сказал свое мнение, совсем не предполагая, чтобы вы дали моим словам совсем противный оборот. Впрочем, меня нельзя еще и выбирать, я не получил квитанции в препорученной мне начальством должности.
Староплутов.
Это другое дело, и мы очень жалеем.
(Кожедралову тихо.)
Видишь?
(Твердову.)
Жребий падает на вас, Василий Петрович! Вы в таком чине, с большим состоянием; ваши достоинства…
Твердов.
Я буду иметь честь в собрании принести дворянству мою покорнейшую просьбу, чтобы меня увольнили от всякой должности, по крайней мере, пока я устроюся…
Староплутов
(мигая Кожедралову).
Помилуйте! Кому же приличнее занять эту должность, как не вам?
Твердов.
Но я не могу и решительно буду отказываться…
Староплутов
(скоро).
Мы, уважив ваши причины, согласны. Итак, господа! Дмитрий Иванович и Василий Петрович не желают быть баллотированы, прошу помнить… Поищем теперь, кого бы в предводители?
Фалюшкин.
А позвольте узнать: сколько предводителю жалованья или других каких выгод?
Староплутов.
Не желаете ли вы занять этой должности?
Фалюшкин.
А почему бы и не так? Было бы из чего биться?
Твердов
(тихо Здравосудову).
Вот истинная душа и ум здешнего дворянства!
Забойкин.
Я вам скажу. Жалованья ни копейки, а издержек бездна! Канцелярия, разъезды, приемы…
Фалюшкин.
О! Так прошу уволить. Я не такой должности ищу.
Выжималов.
Ну, что долго думать и разбирать. Некому другому быть, как Борису Самсоновичу.
Кожедралов.
Почему бы эдак, любезнейший друг мой? Есть много достойнейших людей…
Выжималов.
Да оно так! Достойнейших много, но всех способнее будете вы. Всякого из нас делишки вам известны; не вы бумаги, а она вас боится.
Подтрусов.
А завязать из пустяков дело вы мастер. Пусть себе палата расписывает указы, а у вас все узел за узлом да и пошло в длинный ящик, а мы пока навладеемся…
Здравосудов.
Вы располагаете озаботить своего предводителя наблюдением за вашими делами?
Драчугин.
Как же иначе, Дмитрий Иванович? Назвался грибом, полезай в кузов. Он должен быть наш ходатай, наставник…
Здравосудов.
Да! на все общеполезное; и при том преследователь ябеды, крючкотворства, лихоимства, жестокостей и тому подобных зол.
Драчугин
(попивая из стакана).
Старые песни! Слыхали давно!
Забойкин
(кончив свой стакан).
А! Позвольте мне сказать: дело у меня с однодворцами; земля, не спорю, им принадлежит; они начали дело и – к обиде всего нашего благородного сословия – палата отсуживает – кому же? – мужикам! а нас, дворян, и в грош не ставит, несмотря что наши заседатели в палате сидят. Ведь спасибо Прохору Еремеичу; он, быв заседателем, послушал совета Бориса Самсоновича и такой крючок ввернули, что дойдет и до сената, а я навладеюсь. Такому-то и быть предводителем; он всем защита.
Драчугин.
А за Гнетухина, соседа моего, с коего было взыскание по заемному письму, пришлось было имения лишаться. Что ж? Присягнул, что Гнетухин взнес деньги в день смерти кредитора. Иск кончился, а сироты и без того не обедняют; а его спас от разорения. Кто же, кроме Бориса Самсоновича, это сделает?
Подтрусов.
И по другим делам он же нам пригодится. Кто у нас без греха? Верзи камень. А как Бориса Самсоновича изберем, так он всякому поможет и советом, и ходатайством.
Выжималов.
Конечно, кто без греха? Вот уездные смахлюют дельце, а пролазы с просьбою к начальству, губернатор велит следствие делать; кому же, как не предводителю? А дело и в шляпе, и члены наши защищены.
Забойкин.
У Бориса Самсоныча и мертвая рука пишет. Ха-ха-ха-ха! Как я вспомню, что был во свидетельстве по духовной Птичкина – в пользу Бездушина. Духовная написана после смерти Птичкина, а я подмахнул свидетелем. Тащат к присяге: с ума сходил, что мне показать? А он и научил; ты, дескать, дай показание, что сия духовная при тебе точно рукою Птичкина подписана. Так я и сделал. Ха-ха-ха-ха! Палата уж не добиралась, что мертвою рукою по духовной водили, да и отдала имение Бездушину. Кто же другой так смастерит?
Драчугин.
А помните ли, при рекрутской раскладке? Предводитель было расхорохорился, чтобы разложить по всей справедливости. Но наш Борис Самсоныч мигом и расписал на вдовьи, сиротские имения да на отсутствующих помещиков; а мы свободны, и всякий без обиды остался.
Староплутов.
И по опеке также много полезных советов, спасибо, подает. Опекун уж совсем пропадает, а как к нему за советом, то и выкупит из беды; смастерит покойникову записку, расписку, заемное – что хочешь. Или отчеты, якобы готовы, но вдруг где ни взялся пожар – и все сгорело. Такому-то и быть презусом в опеке и защищать опекунов.
Выжималов.
Такому, такому и быть нашим предводителем. Ну, дружище! Давай руку.
Кожедралов
(встает и кланяется).
Благодарю вас, любезнейшие друзья мои, за столь лестные отзывы. Все силы употреблю оправдать ваши надежды. Но, чтоб благоразумные не сыграли чего-нибудь, я для вида буду отказываться.
Драчугин.
Приятель! не мудри. Помнишь, как Лазин смертельно хотел быть исправником и для вида начал отказываться. Лишь предводитель заикнулся: Господа дворяне! увольняете ли?..
Запасные
(по руководству Ерофеича, разом и громко вскрикивают).
Увольняем!
Ерофеич восхищается, и все хохочут, а особливо Твердов и Здравосудов, с презрением слушавшие весь разговор.
Староплутов
(в замешательстве.)
Ох вы, молодые дворяне! не расслушали дела.
Здравосудов.
По виду, кажется, и не молоды, а только не опытны.
Староплутов.
Как же, батюшка! впервые на выборах.
Здравосудов
(с насмешкою).
Только лишь навербованы и обучиться не успели.
Староплутов
(Заправлялкину)
Кузьмич… То бишь, Клим Кузьмич! Толкуйте им дело.
(Тихо ему же.)
Присматривай за ними, чтобы калабалыку не вышло.
(Вслух.)
Итак, предводитель выбран. Эй, мальчик! Дай нам чего выпить за нового предводителя.
(Твердову и Здравосудову.)
Вы, мои батюшки, я заметил, ничего и не кушаете.
Здравосудов.
Покорно благодарим. Мы наслаждаемся удовольствием…
Староплутов
(Твердову).
Вы, батюшка Василий Петрович, человек военный, не прикажете ли пуншу?
Твердов.
Тем менее.
Староплутов.
Приучайтесь и применяйтесь к нашим обычаям. Подражайте нам.
Твepдов
(тихо).
Избави бог!
(Здравосудову.)
Ах, друг мой! куда мы это попали?
Здравосудов
(смеясь.)
Спроси у них, и они скажут: в дворянское собрание.
Твердов.
Сделай милость, уйдем.
Здравосудов.
Нет еще. Я очень рад, что ты свидетель этой сцены. Увидим, что будет далее. Ум и душа их нам известны, послушаем, кому они располагают вверить правосудие.
Забойкин.
Судьею кому быть?
Подтрусов.
Ну-те, Памфил Сидорович, объявляйте! Вы наш законодатель! Мы вашу хлеб-соль едим, вам и книги в руки. Хотя судья и для всех нас нужен, но вы более людей знаете. Рече – и быша; назовите, тотчас и шарнем.
Староплутов
(прихлебывая из стакана).
Да! дело важное. Судья – не последний человек!
Здравосудов.
Не только не последний, но и не первый ли в уезде?
Забойкин.
Извините. Исправник есть хозяин в уезде.
Здравосудов.
Я говорю насчет его обязанностей. Он кладет основание делу…
Староплутов.
Точно; он кладет всему основание, и с первого на просителя взгляда должен тотчас смекнуть, как повести дело: на курьерских ли в сутки спустить; на долгих ли или в передачу по справкам; а не то, за неимением документов, под спуд упрятать. Он первым отзывом о деле должен положить основание мнениям заседателей и прилежности секретаря, чтобы первые не смели пикнуть в противоречие, а секретарь или спешил, или, как рак, полз бы. Вот его главнейшая обязанность.
Здравосудов
(Твердову).
Вот как они понимают дело.
Твердов.
Оставь их; ты проповедуешь в пустыне.
Драчугин.
Каков секретарь и заседатели.
Староплутов.
Каков судья. Коли он секретаря приберет к рукам так, что он строчки без его ведома не напишет да из милости будет что ему, а также и заседателям перекидывать, так суд будет как суд. Тогда наш брат смело не только отвечай, да и вновь заводи дела. Такого мы судьею имеем в Андроне Парамоныче. Что, господа? Чем он не судья?
Несколько голосов.
Правда, правда; ему быть судьею.
Выжималов.
Благодарю за лестное мнение; но…
Староплутов.
Нечего но; быть делу так. Эй, мальчик! Дай выпить и за судью. Что, брат! не отделаешься!
(Взяв его за руку, тихо.)
Смотри же, будь благодарен. Помнишь Пристенских? Прижми их; мужики богатые, я с ними никак не слажу.
Выжималов
(также тихо).
Знаю все, и план готов. Только, господа! Заседателей ко мне выбирайте поплоше. Из таких – знаете? – чтобы не перечили, чего я захочу.
Кожедралов.
Об этом, любезнейший друг мой, не заботьтесь. Кого ни выберут, только осторожнее поступайте. Коли случится дельце, вас интересующее, то вы его приготовьте по желанию вашему да и распустите слухи, что у одного жена нездорова, а у другого гумно погорело. Натурально, захотят наведаться домой, а тут им и подсуньте дельце; не читав, поспешат подписать.
Выжималов.
Правда, правда. Знакома нам эта азбука.
Староплутов.
Прекрасно все обдумано! Подлинно, наш уезд может хвалиться единодушием и готовностью на общую пользу.
Забойкин.
Ну, так выпить же за уезд. Прикажи-ка подавать! Не скупись.
Староплутов.
Чего скупиться? Я рад душу свою отдать за такое согласие. Не все же и умничать. Гм!
(Мигает на Твердова и Здравосудова. Потом.)
Эй, мальчик! скорее чего выпить!
Выжималов.
Ну, теперь примемся за исправника. Кого?
Забойкин.
Ни туча, ни гром не отобьет у меня исправничества.
Драчугин
(встав).
А почему бы, Амельян Панкратьич, вы так думали? Есть люди, которые хотят с вами потягаться…
Забойкин.
Как есть? Да кто же такой?
Драчугин.
Да хоть бы и я. Почему мне не быть исправником?
Забойкин.
Уж коли ты исправник, так я фельдмаршал. Ты исправник? Ха-ха-ха-ха!
Драчугин.
Тут не смех, а дело. Ты смейся, а я буду. Вот ты-то уж никогда не будешь.
Забойкин.
Кто? я не буду? Твоей-то роже и не допустить.
Драчугин.
Рожа не рожа, а не допущу. Слушай, не тронь меня, не то всем в собрании объявлю… помнишь? Тройку рыжих…
Забойкин.
Знаю, на что ты метишь. Это люди мои свели, а не я.
Драчугин.
А помнишь, ты мне сам признавался?..
Забойкин.
Я тебе открывался как приятелю, а ты разболтал. Но по суду на меня ничего не доказано, и я только оставлен в подозрении. А ты так вот молчи; а не то всем расскажу, как на бале при выборах у губернского предводителя за ужином… помнишь, серебряный прибор где очутился?..
Драчугин.
О! это по ошибке заложил в карман да тут же и отдал.
Забойкин.
То-то и отдал, как вынули.
Драчугин.
Ну, что ж? Быль молодцу не укор. А ты помнишь ли, как Федосья Трофимовна…
Кожедралов.
Да перестаньте, любезнейшие друзья мои! Что это? На исповедь пришли, что ли? А? Кто старое вспомянет, глаз вон.
Забойкин.
Я замолчу, хотя и много кое-чего знаю; но пусть же он перестанет искать исправничества.
Драчугин.
Отстань ты добиваться на панство; не то все выведу наружу.
Выжималов.
Ну, да полноте, перестаньте! Вот я судья, и мы вас рассудим. Прикажите-ка, Памфил Сидорович, подать чего-нибудь пред трактациею дела.
Подают вина. Гости приметно опьянели.
Выжималов
(продолжает).
Слушайте; чур старого не вспоминать. Оба вы ребята теплые, на обухе рожь молачивали; оба вы можете быть лихими исправниками, а надобно одного. Кто из вас кому уступит?
Драчугин.
Ни за миллион не уступлю. Мне честь дороже всего!
Забойкин.
Готов до зарезу, а не откажусь.
Выжималов.
Ну, кто же будет полезнее для уезда? Кто нам какие пожертвования сделает?
Забойкин.
Господа! вспомните все сии три года! Я ли вас не поил и не кормил? Уж стоит мне это исправннчество! А Драчугин что сделал? Надобно и правду наблюдать!
Драчугин.
Я обещаюсь всякий вечер угощать весь уезд пока выборы кончатся.
Староплутов.
Это не пожертвование, это должное. Еще что?
Забойкин.
Предпишу по волостям давать обывательских, не отказывать в подводах для перевозки всего нужного вам, добрые мои приятели.
Драчугин.
Кроме снисхождений по следствиям, по взысканиям, кроме закрытия в передержательстве беглых, не буду преследовать корчемство.
Выжималов.
Браво, Драчугин! Ты, Забойкин, что прибавляешь?
Забойкин.
Семь бед, один ответ. Кроме всего, что приятель обещал, даю честное, благородное слово: во все три года действовать слабо, спустя рукава, во взыскании недоимки, хоть губернатор распишись.
Подтрусов.
А под суд отдадут?
Забойкин.
Что же под суд? Ведь кнутом не высекут. Я дворянин, грамота меня защищает. А прочее все готов терпеть за вас и для пользы общей. Как удовлетворю губернаторского секретаря, так он потянет за мною и выдумает, как его превосходительству доложить, вот меня и не отрешат. Под суд? Не я первый, не я последний. Знаем, как в уголовную входят, да знаем, как чрез секретарскую и выходят. Авось-либо и милостивый манифест случится, так и все покрыто. Бейте по рукам, готов за вас терпеть!
Кожедралов
(Драчугину).
Любезнейший друг мой Прохор Еремеич! прибавляй. Что? Призадумался? Видно, плохо, брат Прохор!
(Смеется.)
Драчугин
(в замешательстве).
М-м-м-м!
Все
(хохочут и кричат).
Победил Амельян Панкратьич! Победил Забойкин! Дайте выпить за исправника! Выпить!
Драчугин.
Не то, что победил, а боюсь правления. Там у меня есть злодеи, ни больше ни меньше, как по первой вине отрешат, а это для меня хуже всякого суда. Ну, брат Забойкин! прибавь триста бумажками да и управляйся себе на исправничестве чрез три года.
Забойкин.
Нет, брат, не на таковского напал. Что мое, то мое, и пяти рублей не прибавлю.
Драчугин.
Послушайте: дайте же мне тепленькое местечко, чтобы я не оставался без службы.
Кожедралов.
Куда же тебя, любезнейший друг мой, упрятать?
Драчугин.
Куда хотите, лишь бы что-нибудь перепалывало. Куда знаете, только не в депутаты.
Несколько голосов
(хохочут).
А почему же? Почему?
Драчугин.
Пропадай их голова! Забудешь и людей, и люди тебя забудут. Дежурь в губернии, жалованья ни копейки, а о доходах и не спрашивай; я люблю и дельцем позаняться и пообработать его, а тут в три года только и достанется писать: «С подлинным верно». Вот жаль, что в казенной палате места не от выбора! Откупная и рекрутские части для меня нравились бы! Правда, что там и все отличное: и контрольная, и лесная, и казначейская! Достается же людям счастье! Уж по выборам таких теплых местечек не спрашивай.
Выжималов.
Послушай, Драчугин! Иди в земские заседатели.
Драчугин.
Чтобы я дал себя унизить? Я служил уже в уездном, так из попов в дьяконы? Мне честь дорога! Да что заседателю? Вот как злодей исправник, не хуже Забойкина, так он мне в три года порядочного следствия не даст, а все будет квасить меня в недоимке да в препровождении команды; так еще вместо выгод своими докладывай.
Выжималов.
Сметливый парень изо всего пользу извлечет. И какова команда. За мою службу я поссорился с гусарским ротмистром, шедшим с эскадроном. При выходе их я и поджег конюшню, и часть селения сгорела. По следствию вывел, что от гусарских трубок произошел пожар; да как схимзил с ротмистра пять сот и пустил его свободно, а чрез день уже донес начальству о происшествии, якобы от молнии.
Староплутов задумался и держит себя за нос.
Жителям выкинул полтораста рублев и спросил их: согласны ли вы…
Запасные
(по руководству Ерофеича кричат).
Согласны!
Ерофеич восхищается, все хохочут, а Заправлялкин взыскивает на Ерофеиче.
Ерофеич.
Ну как же? Уж когда дядюшка взялся за нос, так хоть ты убей, а мы при своем: согласны да и согласны.
Кожедралов.
Ай ребята! Славно, славно, любезнейшие друзья мои!
Староплутов
(Заправлялкину).
Скажи, пожалуй, что ты зеваешь? Уйми их.
Заправлялкин.
Никак не слажу. Как ни берег, а они, знать, пришли в такое же положение, как ваше высокородие и вся честная компания.
Драчугин.
Нет, воля ваша! В земских заседателях служи, кто хочет, мне давайте, что погустее.
Фалюшкин.
Уж когда же никто в земские не хочет, так катайте меня. Ей! жить нечем от маленького именьишка.
Староплутов.
Да будете ли вы нам усердно служить и содействовать пользам нашим? Знаете ли, чего от вас требуем?
Фалюшкин.
Знаю, все знаю и готов вам служить, как только потребуете. Но меня напугал предводитель, сказав, что меня и в список нельзя внести.
Староплутов.
Предводитель? Во исходе Израилеве, а еще и умничает. Так вот же ему: не только, что вы будете в собрании, но и вот рука, что вы – наш заседатель.
Фалюшкин.
Покорнейше, чувствительнейше благодарен,
Выжималов.
Ну, Драчугин, я тебе нашел место. Иди в гражданскую заседателем.
Драчугин.
Покорный слуга! Вот там-то заседателю по усу течет, да в рот не попадает. Там одна станция; от секретаря до председателя и обратно, а заседатель лови мух. Иногда, иногда уже при каком дельце дадут косточку доглодать, а не то, так от дела, в правлении смастерят, чтоб на пустячное следствие услали.
Кожедралов.
А надсмотрщичья часть? То уж, любезнейший друг мой, не безделица.
Драчугин.
Не безделица, да и не находка. Там кружка, а делит кто? Все-таки председатель с советником по докладу секретаря. Так что там перепадет? Их три голоса, а дворянских два.
Подтрусов.
Уж ежели милость ваша будет, так нельзя ли в гражданскую посадить меня; а не то, так в прокуроры.
Все
(хохочут).
В прокуроры, в прокуроры!
Выжималов.
Прямой ты Макар, да еще и Макарыч! Ведь прокурор от короны.
Подтрусов.
Ну, я этого не знал. А местечко важное! И гражданское, и уголовное, и даже казенное – все переходит чрез его руки, так на мастера не без чего-нибудь. Недаром названо око: где пяль во всю Ивановскую, а где и прищурить знай; а коли не жмурится, так и завесить можно. В три года я далеко бы ушел. Итак, коли нельзя в прокуроры, так посадите пока в гражданскую.
Забойкин.
Что тебе туда захотелось?
Подтрусов.
Делишко-то у меня еще от отца. Несколько семейств казенных покойник при воеводстве записал за собою; а теперь скоты, внуки их, вздумали отыскивать свободы. Спасибо, уездный суд с грязью смешал их доказательства, так прокурор в палату перенес. Вот мне и хочется пообработать это дельце. Кабы выбрали в прокуроры, так бы я все утушил и отступился бы ото всего, а заседателем все же не потеряю ничего: своего сочлена уважит председатель и прочие.
Выжималов.
Нет, брат Подтрусов, не надейся, все-таки возьмут. Набивши руку, так и отцу родному не дадут пощады, чтобы не избаловаться.
Подтрусов.
Ну, хоть и возьмут, да все меньше, чем с чужого.
Кожедралов.
А присяга, любезнейший друг мой, где? Мы должны в ней принимать, что ни для дружбы, ни для родства не изменять своих правил; что с чужого, то же и с своего. Впрочем, на все есть способ: коли дело пойдет плохо, так когда повытчик будет занят именинными хлопотами или в другой какой отлучке, ты, любезнейший друг мой, подберись к его столу да в дельце-то руку и запусти. Какой нужно документец, так ты его вырежь или, чтоб глаже, на интересном месте только подчистку самую пустую учини да, выждав времени, подай сомнение о той подчистке, из чего-де я заключаю, что и весь акт фальшивый. Вот тогда хоть до семи мудрецов, а дело твое право, как желал, да и дешево обошлось.
Подтрусов.
Благодарю вас, Борис Самсонович, за благой и преполезный совет. Извольте, иду в палату, помогите только.
Выжималов.
Ладно, ладно, вот рука. Дайте же теперь выпить. Итак, Макара Макарыча в гражданскую, а тебя, Прохор Еремеич, в уголовную.
Драчугин.
Помилуй, Выжималов! Ты меня на смех подымаешь, что ли? Там и повытчики питаются едва от низшего класса людей, а нашему брату что дойдет? И что с них взять? Когда-то когда путное что попадется по смертоубийству или тому подобное? В три года одно дело. А чиновников подсудимых хотя и довольно сталкивается, так никто из них не заботится, чтобы порядком выкупить честь, а все хотят нахрапом взять: решай, дескать, как законы гласят, а я ничего не дам.
Выжималов.
Ну, иди в совестный суд.
Драчугин.
Вот так, еще бы куда?
Забойкин.
Не надеешься, брат, на свою совесть, али ее и не бывало?
Драчугин.
Да и у тебя ее не попрошу. А в совестном суде можно с голоду умереть. Одно вам скажу: как ожидали ревизора да вымыли полы, так и до сих пор чистехонько, некому было и затоптать. Да и о квартирах членов никто не знает, и вряд ли имена их знают. Так видимое дело, что там плохо для нас.
Кожедралов.
И так-то плохо, любезнейший друг мой, что я и не знаю, где хуже. Этот суд я уподобляю пустыне безводной. Сиди-сиди, сиди-сиди, и у жаждущего пересохнет горло, пока кто завернется, и то либо малолетний, либо безумный, с которых не то чтобы уже получить, а придется по нужде давать и от себя.
Выжималов.
Какая. грустная материя! Прикажите-ка, Памфил Сидорович, подать чего. Ведь уже и на выборы пора.
Драчугин.
Устройте же меня, а не то я наделаю шуму. Ну, так и быть. Выбирайте заседателем в совестный суд, а оттуда уж я сработаю, что меня назначат в приказ.
Подтрусов.
Что же ты путного нашел в приказе?
Драчугин.
В приказе? Уж я ли не найду. Дело мастера боится. А суммы? А выдача капиталов? А получение процентов? В расчетах своя рука владыка. Кто станет из просителей поверять? Всякий согласится на все, лишь бы скорее отпустили или квитанцию выдали. Там одна выдача сумм сделает счет.
Подтрусов.
А губернатор?
Драчугин.
Ну, что губернатор? Его дело барское, ему только подписывать, а в прочие мелочи ему и входить не следует. Ящик же в моем распоряжении, да и сумму считают не в один день с казначейством, а рука руку моет. Разве не нуждается и губернатор в деньгах? Вот я ему и услужу да завтра и признаюсь, что и как учинено, так тогда воля на все четыре стороны, да через год и с капитальцем. Губернскому правлению не подвластен, так у меня и нет больших расходов. А то те высасывают у подчиненных порядочно! А содержание и подряды по заведениям приказа?
Кожедралов.
То часть непременного члена, любезнейший друг мой!
Драчугин.
Знаю все; ему, как главному, смотреть за порядком да за верною уплатою, а расчет с подрядчиками, с поставщиками, с смотрителями – все лежит на мне. Ладно же! Выбирайте в совестный суд.
Кожедралов.
Вот тебе рука, любезнейший друг мой, что посадим.
Выжималов.
Ну, теперь все дело с концом. Дайте выпить да и на службу.
Все встают.
Кожедралов.
Не много ли будет, любезнейший друг мой? Не стали бы нас осуждать?
Забойкин.
Пускай их осуждают, а мы должны поддерживать старинный обычай. Без того какой и толк будет? И будто много мы выпили? Эх, предводитель! Посмотрел бы ты, как мы пьем в отъезжих!
Выжималов.
Ну, скорее же по последней. Соловья баснями не корррр…
Твердов
(тихо Здравосудову).
Неужели они в таком положении будут на выборах?
Здравосудов
Это не новое явление.
Подают вина. Чокаются. Слышно в суматохе: «Здравствуй, предводитель!», «Здравствуй, судья!», заседатель и проч.
Кожедралов
(давно надевший шляпу).
Пойдем же, пойдем, люб-безнейшие дррузья мои! Где моя шляпа?
Староплутов.
Ну, господа дворяне! к кому же на вечер?
Кожедралов.
Ко мне, ко мне, к вашему пррредводи-телю. Да прикажи сыскать мою шляпу.
Староплутов.
Да шляпа у тебя на голове. Эк задумался! А завтра к кому?
Выжималов.
Н-н-ну, к судье что ли по по-по-поряд-кууу.
Староплутов.
Нет, паки ко мне прошу. Сговорил племянницу…
Здравосудов
(Твердову).
Слышишь?
Твердов
(ему же).
Как громом поражен.
Староплутов
(Кожедралову).
Так, что ли? Завтра сговор, завтра и отчеты подпиши будущим числом.
Кожедралов.
Завтррра, любезнейший друг мой!
(Затягивает песню).
Утро вечера мудреней…
(Уходит.)
Забойкин
(уходя).
Э! да славно же погуляли! Куддда бишь теперрррь…
Подтрусов
(уходя).
В гррражжжданскую пойду служжжж…
Драчугин
(уходя).
Что-то-то-то не по-по-по себе…
Выжималов
(уходя).
Не поздай же, Борррр…
Прочие все также уходят.
Староплутов.
Кузьмич! Поспешай с запасными.
(Уходя.)
Заложили ли сани в карету?
Слуга
(хохочет).
Все готово.
Заправлялкин
(запасным).
Эй! Команда! По два в ряд! Али и вы в таком порядке?
Ерофеич.
Чего, дядюшка: мы только глазели на добрых людей, а в рот ничего не попадало.
Заправлялкин.
Тем лучше, будете в порядке. Ввечеру все вознаградим. Выходите же.
Запасные выходят, а Заправлялкин к Надежке.
Ручку, моя королева! пожалуйте ручку на счастье, ваше благородие!
(Целует ее руку и уходит.)
Надежка с слугами в стороне прибирает.
Здравосудов.
Нам надобно всеми средствами помешать Староплутову погубить свою племянницу. Что ты хочешь предпринять?
Твердов.
Мое положение отчаянное! Судьба Тихиной в руках ее дяди, и очень ясно, что для закрытия своих деяний он отдаст ее против воли за подобного себе изверга и помешает мне устроить ее счастье…
Разговаривая уходят.
Надежка
(одна).
Вам-то, Василий Петрович, и устроить наше счастье? Простой помещик – и больше ничего. То ли дело, как моя барышня будет предводительшею! Мой Клим Кузьмич говорит, что она будет тогда первая барыня. А там и я. Коллежская регистраторша! Тьфу ты, пропасть! Мигом выскочу в знать. Приеду к своей же барышне с визитом, по крайней мере в коляске; слуга меня вынимает, вхожу, кланяюсь, сажусь: «Какова ты, милая Анна Михайловна, в своем здоровье?» Славно, славно! Умею быть барынею. Да вот еще что: приехав куда-нибудь в гости, прохожу чрез лакейскую: «Митька, ах, Митя, мой старый друг! – Мне что-то жаль его! – но нужды нет: он вскакивает, отворяет дверь, я хочу приласкать его; – Здорово, дружок, каково поживаешь?»
Митька
(вошедший на последние слова).
Худо! И очень худо!
Надежка.
Ах, я тебя и не видала! Что ты скажешь?
Митька
(печально).
Пришел – вашему будущему благородию свидетельствовать наше холопское почтение.
Надежка.
Что же так печален?
Митька.
Все уныло, все постыло и надежда изменила! Ах, Надежда Лукинишна! Что ты со мной делаешь?
Надежка.
Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше.
Митька.
Вот чувства! О неверная!..
Надежка.
Не сердись, Митенька. В нынешнее время, когда все разными средствами стараются попасть в дворяне, весьма простительно бедной девке, круглой сироте, пожертвовать безделицею – милым другом, чтобы стать – не безделицей – коллежскою регистраторшей.
Митька.
Дворянство и чины – все суета; одна любовь дает счастье.
Надежка.
Мы, благородные, иначе об этом думаем.
Митька.
Взгляни беспристрастно, каков регистратор против меня? Как грош против червонца.
Надежка.
По мне, кто поп, тот и батька; лишь бы скорее к цели. Прощай, Митя! Еще жених увидит, так приревнует. Приходи на свадьбу.
(Уходит.)
Митька
(один, с сердцем).
Женщины! Женщины, подобные моей Надежде Лукинишне! Чего бы я не сделал в отмщение вам? Истребил бы всех вас! Мало! Истребил бы всех мужчин, кроме себя; был бы к вам суров, утешался бы вашим терзанием и все-таки был бы непреклонен. Нет пощады! Мучьтесь! – и поделом вам!
Конец третьего действия
Примітки
Рядная – письмовий договір, зобов’язання.
А то те высасывают у подчиненных порядочно! – В автографі: А то те порядочно высасывают у подчиненных порядочно!
Ах, Надежда Лукинишна! Что ты со мной делаешь? – В автографі помилково: Надежка Васильевна.
Действие четвертое
Та же комната в доме Староплутова.
Явление I
Тихина работает, Настасья Трофимовна входит.
Настасья Трофимовна.
Скажи, мой друг Анюточка, на что это похоже? Слыханное ли дело сидеть за работой? И кому же? Тебе!
Тихина.
Почему же, тетенька, мне в особенности неприлично работать?
Настасья Трофимовна.
Как? Девке с таким состоянием? Да еще и в губернском городе? Приедет кто-нибудь, подумает, что ты бедная девушка и на себя работаешь. Тотчас осудят.
Тихина.
Неужели только бедные девушки должны работать? Мне внушили, что для девицы первый порок – праздность, и для того советовали мне всегда чем-нибудь заниматься.
Настасья Трофимовна.
Можно похвалиться таким воспитанием! Всех перепортили! Глядишь – девушки, на вашу руку ученые, съезжаются, и только у них и речей: я это сшила, я вышиваю вот то-то. Да скажите же, пожалуйста, па что у вас будут рабы?
Тихина.
Те, коих судьба привела служить мне, также будут всегда заняты, и я им буду служить примером.
Настасья Трофимовна.
Нет, Анюточка! Увидишь на своем хозяйстве, что им лучший пример – плетка да пощечина.
Тихина.
Боже сохрани, чтобы я с ними так обращалась!
Настасья Трофимовна.
Поневоле, друг мой, должна будешь приняться за умные средства. Кружевницы мало навязывают, швеи мало нашивают, коровница мало собирает, кухарка ворует, ключница ни за чем не смотрит…
Тихина.
У меня этого не будет. Я выберу верных и способных к делу, а сверх того, буду сама везде обходить, все осматривать и не допускать до беспорядков.
Настасья Трофимовна.
Как? И на кухню, и на скотский двор сама будешь ходить? Ну, после этого я скажу, что в тебе нет нисколько благородства. Как? Благородной барышне, дворянке и заниматься такими подлыми предметами?
Тихина.
Я горжусь, что чрез отличное воспитание, которое вы мне сверх своего чаяния доставили, имею понятие о человечестве, знаю все нужды и слабости подчиненных мне. Чрез него я знаю, каким образом могу доставить все выгоды подвластным мне, войти в их положение и сделать их усердными, довольными. Исполнив это, скажу, что я вела себя прилично званию моему и внушенные мне правила исполнила на самом деле.
Настасья Трофимовна.
А я благодарю самую себя. Не вела себя подло и не отставала от других, но девки у меня духа моего трепещут и знай работают, а я знай погоняю. И коли у меня девка выдержит пять лет, так уж похвалится своим холопским здоровьем. Да как же иначе с ними и управляться? Уж не посадить ли их в большой угол да кланяться им, и пусть едят и спят, сколько хотят? Стало, не мы их господа, а они будут, и не они рабы, а кы у них будем?
Тихина.
Напротив, долг господ есть заботиться о доставлении выгод тем, кого судьба привела им в подчиненность и, дабы они от праздности не вдались в пороки, занимать их работами без изнурения. Получая от работ их пользу, употреблять не на прихоти и роскошь, но недостаточным из них вспомоществовать, в болезни призирать и лечить, в нужде…
Настасья Трофимовна.
Помилуй, Анюточка! Себе же что останется?
Тихина.
При благоразумном употреблении останется довольно и для меня. Сверх того, удовольствие, что я исполнила свой долг, была благодетельницею подвластных мне, будет так велико, что подобного ему не доставит мне ни новая шляпка, ни модная карета, ни все подобные глупости.
Настасья Трофимовна.
Ну, правду сказать, воспитали тебя! Если же муж твой будет иначе мыслить? Я чаю, тебя же учили, что жена должна повиноваться мужу? Что ты тогда скажешь, когда он потребует оставить эту блажь, а примется управлять по-своему? А?
Тихина.
Я не пойду за такого, коего правила и понятия различны от моих.
Настасья Трофимовна.
Вот же Борис Самсонович Кожедралов, предостойный человек. Когда выйдешь за него, тогда…
Тихина.
За вашего Кожедралова я никогда не выйду.
Настасья Трофимовна.
Других женихов что-то не слыхать. Не чванься.
Тихина.
Лучше вовсе не выйти замуж, нежели быть женою Кожедралова.
Настасья Трофимовна.
Как? Вовсе не идти замуж? Избавь бог от этакого стыда!
Тихина.
Почему вы полагаете это стыдом? Имея свои правила, свои понятия, я весьма буду равнодушна, если не выйду.
Настасья Трофимовна.
Да старой девке нельзя в люди показаться.
Тихина.
Ложное понятие, которое благодаря чистому суждению начинает искореняться. Постоянно ведущая себя девица почтенна везде и во всех летах. Такая девица, без сомнения, имела женихов, но не захотела замуж идти, так точно как и с отличными достоинствами мужчина состарился, не желая быть женатым.
Настасья Трофимовна.
Свет, душенька, не спрашивает нашего мнения, а судит по-своему.
Тихина.
Кто составляет свет? Толпа ветреных шумит, кричит: это предосудительно! Тихо излагаемое мнение здравомыслящих, что это ничего не значит, заглушает шум и крик первых.
Настасья Трофимовна.
Но за Твердова ты бы пошла? А? Что же не отвечаешь?
Тихина
(с замешательством, не скоро).
За… Твердова?
Настасья Трофимовна.
Да! Пошла бы ты за него?
Тихина.
Я… Но он меня не ищет.
Настасья Трофимовна
(спохватясь).
Да… Но ежели бы…
Тихина.
Кажется… пошла бы. Он благородных правил, судит здраво, и я имела случай узнать его сердце.
Настасья Трофимовна.
Вот как же ты в нем ошиблась. По выходе твоем из института он первый в наших местах тебе показался; к тому же военный и начал строить тебе куры, вот чем и понравился. Где тебе, в четырех стенах живши, распознавать людей.
Тихина.
Напрасно вы так заключаете. Мы воспитываемся для того, чтобы жить в свете, следовательно, получаем верные правила, как судить о людях не по мундиру, не по наружности, не по состоянию…
Настасья Трофимовна.
Хорошо вы умеете судить о людях, вот хоть бы и наша отставная предводительша! Как она меня, статскую советницу, приняла? Господи прости! Как последнюю прапорщицу. Но уже до сих пор мой Памфуша всем им отмстил. Я просила его с грязью их смешать…
Явление II
Те же и Староплутов в большом замешательстве.
Староплутов
(кидая шляпу в сторону).
Пропал… пропал я… пропало все!..
(Бросается в кресла.)
Настасья Трофимовна.
Что, что, Памфуша? ты вне себя…
Староплутов.
Ох, беда, Настюша! Вот теперь-то уж беда!
Настасья Трофимовна.
Да что такое?
Староплутов.
Выборы… ох, выборы худо пошли!
Настасья Трофимовна.
Как? Говори, папенька, скорее говори, что случилось?
Староплутов.
Ох, беда и более ничего. Ох, маменька! Этакой беды еще и не бывало! Не знаю, как теперь и из-ворочусь.
Настасья Трофимовна.
Да что такое?
Староплутов.
Губернский наш предводитель… Ведь сколько я всегда настаивал, чтобы не выбирали из гвардейских! Они все люди придворные, любят порядок, вот теперь и пляши…
Настасья Трофимовна.
Да что губернский сделал? Говори скорее.
Староплутов.
Ох! Заумничал крепко, на нашу беду! Прежде нежели приступить к баллотировке, предложил разобрать, кто имеет право класть шар, а кто нет…
Настасья Трофимовна
(с большим нетерпением).
Ну, ну, ну, ну!
Староплутов.
Тут-то все и пошло вверх дном! Благоразумные, коих, на беду, нелегкая нанесла кучу, все, коих мы было загнали в норы, все иригрянули и хватились за это предложение; а наши, на беду, от давишнего угощения как рыбы онемели и не могли голосу подать; тут и принялись за первого Кожедралова; нашли, что за взятки отрешен и еще под судом, вот его первого и вон…
Настасья Трофимовна.
Кожедралова?
Тихина
(в сторону).
Я что-то отдыхаю.
Староплутов.
Потом и начали, и начали: Драчугина, Выжималова, одним словом, всех наших от выборов прочь.
Настасья Трофимовна.
Ну, а запасные?
Староплутов.
Тех уж как метлой помели. Нашли, что не служили и поместьев не имеют – ужасная революция!
Настасья Трофимовна.
Да какая кому нужда в такие тонкости входить? Сколько выборов все шло своим порядком, все было покойно и все были довольны, а теперь явились умники и хотят переделать. Ну, что ж далее?
Староплутов.
Чем далее, тем хуже. Прежнее допущение подсудимых и привоз запасных вздумали почесть злоупотреблением…
Настасья Трофимовна.
Злоупотреблением? А где же его нет? Разве хотят, чтоб его и по дворянству не было? Ну!
Староплутов.
Нашли и доказали, что это все мои деяния, а тут наш постоялец – вот змею в пазухе согрел! – да Здравосудов, который здесь шпионичал, и расскажи все наши речи, что мы здесь в дружеской беседе говорили, и как пили, что и доказали немотствующими моими приятелями – и одним словом, подвели статью, чтобы меня из собрания удалить…
Настасья Трофимовна.
А ты и вышел?
Староплутов.
Какое вышел? Спросили согласия общества, и после единодушного желания меня чиннехонько секретарь и протоколист по приказу губернского под руки вывели. Тут – знаешь, завистников и врагов у меня много – приняли в хохот и насмешки…
Настасья Трофимовна.
Вот благодарность за долговременные твои старания и заботы! Как в таком собрании и быть? Ты и сам теперь не желай.
Староплутов.
Нога моя во веки веков не будет. Решился и поклялся. Ну, вывели – вывели, то бы еще не беда. Но просьб подано на меня что-то немало, – все, с кем по землям у меня процессы; и судей, что мне помогали, всех выставили. Губернский так и ревет: представлю-де вышнему начальству…
Настасья Трофимовна.
А там разве нельзя уже и поправить?
Староплутов.
И не говори! Сенат – не наш уездный суд; там Кожедралова и со свечою не найдешь.
Настасья Трофимовна.
Кто же у них без Кожедралова предводитель?
Староплутов.
Пока мои дела выписывали, так я еще в уезде хлопотал, но как ни бился, как ни метался, не мог никого отклонить. Тут, спасибо, Кузьмич хотел прислужиться, принялся было ящики переменять, но Достойнов, заметив, отправил его на обвахту, и среди всего этого и выбрали – ох!
Настасья Трофимовна.
Кого?
Староплутов.
Ох! Язык не шевелится. Выбрали доносчика на меня, змею мною пригретую, выбрали Твердова и повезли к губернатору на утверждение.
Настасья Трофимовна.
Твердова? Ну, быть же добру! Ох!
(Ломает руки.)
Тихина
(в сторону).
Как я рада! Это был мой выбор.
Староплутов.
Кругом беда! И что делать теперь? Усилит искание… а отчеты?..
Явление III
Те же и Кожедралов, входит медленно и печально смотрит на Староплутова.
Кожедралов
(помолчав).
Что, любезнейший друг мой?
Староплутов.
Что, Борис Самсонович?
Оба молчат, смотря печально друг на друга.
Кожедралов.
Нашла коса на камень, любезнейший друг мой!
Настасья Трофимовна.
Что это у вас за порядки, что за новые уставы? Почему бы не оставить всего, как было прежде? Как вы это, батюшка Борис Самсонович, допустили?
Кожедралов.
Не сила, матушка Настасья Трофимовна! Мы думали, как за нами стена запасных, так и все наше, однако ж нас перекричали. Пришло же в голову добираться, что это за дворяне? Не посмотрели, что это принято обычаем, не уважили, что это еще от отцов наших началось, а нами только усовершенствовано, и что освящено давностью времени, еще от самого открытия наместничеств.
Настасья Трофимовна.
В прочих же уездах что? Или только на вас напали?
Кожедралов.
Чего, матушка Настасья Трофимовна! Везде одни песни, как сговорились. Приятели наши, Матвей Степанович Моргушкин, Евграф Яковлевич Гнетухин и все, все подобные мне и почтенному вашему супругу, пьют одну чашу. Они удалены из своих уездов с привезенными запасными, кои теперь бродят по улицам без крова.
Настасья Трофимовна.
А сколько и мы положили на них кошту, и все вышло понапрасну!
Кожедралов.
Они же, матушка Настасья Трофимовна, много и подправили. Их спрашивают: где вы служили? А они, не понимая дела, и горланят: нигде. Поместья есть? – Нет. – Зачем вы здесь? – Привез-де нас вот этот дядюшка на свой счет и велел шары класть в ту сторону, какое ухо он почешет. Уж было же хохоту! А как спросили у дворян: согласны ли вывести Памфила Сидоровича? Так они громче всех заревели: согласны!
Настасья Трофимовна.
Искариотские души!
Кожедралов.
Нечего греха таить. Сам, любезнейший друг мой, учил их кричать.
Староплутов.
Да тогда кричать, когда их спрошу. Ведь я полагал, что по-прежнему буду в уезде властвовать.
Кожедралов.
Растолковать им было, любезнейший друг мой, дело-то.
Староплутов.
Разве ты не видал, что им ничего растолковать нельзя. Ну, что же слышно о просьбах, на нас поданных?
Кожедралов.
Что просьбы? Худо кончатся. Все твои, любезнейший друг мой, не прогневайся, иначе назвать нельзя, мошенничества вот как на ладони с самыми чистейшими доказательствами выставили. О! да и меня же не пощадили! Худо, любезнейший друг мой, очень худо!
Староплутов.
Выдумай, как изворотиться. Ты на все мастер.
Кожедралов.
Бывал, любезнейший друг мой, а тут что-то и ума не приберу.
Староплутов
(все это между собою говорят вполголоса).
И по опеке мне худо. Есть одно обстоятельство, по коему Твердов из мщения тотчас меня отрешит и примется за отчеты. Вот тут уж не только беда, но и последнее разорение.
Кожедралов.
Эта беда, любезнейший друг мой, еще не беда.
Староплутов.
Как так? Помоги, что делать?
Настасья Трофимовна.
Посоветуйте, батюшка Борис Самсонович, как бы нам что-нибудь удержать.
Кожедралов
(взяв их за руки и еще тише говорит).
А вот как: если вы, любезнейший друг мой Памфил Сидорович, и вы, матушка Настасья Трофимовна, не переменили своего слова, чтобы принять меня в родство…
Староплутов.
Ни на что в свете не переменю.
Настасья Трофимовна.
Одна ты, батюшка, наша отрада! Не откажись-только от нас, а мы за тебя обеими руками хватаемся. Помоги только! Низменно кланяюсь и слезно прошу.
Тихина
(в сторону).
Что это у них за совещания и с такими поклонами? Боюсь, не обо мне ли что располагают?
Кожедралов.
Ну! так вот слушайте же, любезнейшие друзья мои! Надобно немедленно ехать в деревню; уж теперь нам не до выборов. Там поскорее нас обвенчать и, взяв от Анны Михайловны доверенность, скакать мне в столицу; заложа души, и работать деньгами, так увидите, что оправдаемся без всякого убытка.
Староплутов.
И еще при вашем старании выйдем с честью.
Кожедралов.
Лишь бы выдраться, любезнейший друг мой, из беды да избегнуть разорения имения, а что нам в чести?
Настасья Трофимовна.
Анюта-то наша слышать не хочет.
Кожедралов.
Ну, матушка Настасья Трофимовна! Это уж ваше родственное старание. Сначала просьбою, там погрозите, а коли нечего делать, так и насильно обвенчайте. В деревне все можно: кто узнает?
Настасья Трофимовна.
Так-таки, батюшка Борис Самсонович, так; я то же думаю. А слюбится после.
Староплутов.
Вот я с ней начну, а ты, Настюша, подхватывай. Подойди сюда, мой друг Анюточка!
Тихина оставляет работу и подходит к ним.
Ты видишь, в каком мы все горе, а особливо я с твоей теткой?
Тихина.
Очень сожалею.
Староплутов.
Желала ли бы ты, друг мой, нам пособить, чтобы видеть нас избавившимися от всех этих неприятностей?
Тихина.
Я думаю, что это не в моей воле?
Староплутов.
В твоей, мой друг, в твоей.
(Целует против ее воли руку.)
Анюточка, друг мой! дитя сестры моей! Избавь меня от стыда и убытков! Выйди за Бориса Самсоновича – и все дело поправлено.
Тихина.
Помилуйте, дяденька! Это невозможно.
Настасья Трофимовна.
Почему же, мой друг? Победи свое отвращение. Лекарство и самое противное принимают, чтобы избавиться от болезни; так и тут.
Тихина.
Помилуйте! что за сравнение? Лекарство возвращает меня к жизни, а это замужество убьет меня.
Кожедралов.
Ну, теперь, любезнейшие друзья мои, пустите меня. Резать – так всю правду отрежу. Матушка Анна Михайловна! Вы, как цветочек, прелестны, но нет вам тени, под которою бы успокоиться. Я хочу быть вам тенью, защитой и подпорой. Каков я – вы видите. Состояние мое изрядное, а, соединив с вашим, и сами во благе поживем, и деток своих устроим. Нечто противен я вам? Поживете со мной подолее, авось, привыкнете. И коли не я, так дети наши сделают жизнь вам радостною. Итак, следуя моему желанию, победите отвращение и скажите, что вы согласны.
Тихина.
Право, не могу! Да вы что-то о моем состоянии говорили? Так я вам должна открыть, что оно разорено и все в долгах.
Кожедралов.
Все знаю, матушка Анна Михайловна! но для меня это все пустяки. Я беру вас с имением, какое оно есть. Вы мне дадите круглую доверенность, я буду заботиться об улучшении его и без всякого вознаграждения все устрою.
Староплутов.
Вот примерное бескорыстие!
Настасья Трофимовна.
Истинно, редкость в нынешнее время!
Староплутов.
Анюточка, друг мой! Я твой опекун, дядя по матери, отец по чувствам и расположению…
Настасья Трофимовна.
Я тетка по мужу и мать крестная.
Староплутов.
Послушай нас. Ты меня спасешь от большой беды.
Тихина.
Скажите мне прежде, почему мое несчастье будет вам полезно?
Староплутов.
После свадьбы все тебе растолкуем.
Тихина.
Когда погибну безвозвратно. Нет, дядюшка и тетенька! Я уже сказала и сдержу слово: ни за что в свете и никогда не выйду за него.
Кожедралов
(отведя в сторону Староплутова).
Ну, и не приставайте, любезнейший друг мой! Теперь перемените на строгость и спешите выехать, буде можно, сейчас. Я иду приготовиться, чтобы вслед за вами выехать. Дорогою мы сведем знакомство, я ей подпущу куры и влюблю в себя, а там помаленьку и поладим.
(Вслух.)
Прощайте, матушка Настасья Трофимовна! Прощайте, матушка Анна Михайловна! Эй, передумайте, чтобы после не раскаиваться. Прощайте, любезнейший друг мой Памфил Сидорович! Я сейчас уезжаю. А вы как?
Староплутов.
И мы сейчас.
Кожедралов.
Ну, так я к вам заеду да вместе и отправимся. До свидания, любезнейшие друзья мои!
(Уходит.)
Настасья Трофимовна.
Что я слышу, Памфуша? Отчего мы сейчас едем? Мы еще и дел своих не кончили, да и квартира…
Староплутов.
Надобно ехать. Приеду после уладить все.
(Тихо жене.)
Я тебе после скажу. Эй, мальчик!
Слуга входит.
Скорее дорожную карету. Сейчас уезжаем.
Тихина
(в сторону, боязливо).
У них какие-то умыслы. Что мне делать?
Староплутов.
Итак, вот благодарность за все мои труды, заботы, попечения и издержки! Вот как воспитанные по-новому готовы помогать родным в несчастье! Сущею безделицею не хотят пожертвовать, чтобы спасти…
Тихина.
Счастье мое и спокойствие для меня не безделица, и я не вижу причины, для чего я должна собою жертвовать.
Староплутов
(сердито).
Говорят тебе, для моего спокойствия. Тебе уж не один раз твердили, что как бы ни была несчастлива замужеством, но после привыкнешь. Ты еще не была замужем, так этого и не понимаешь.
Настасья Трофимовна.
Помилуй, папенька! К чему тут представлять резоны? Ведь ты дядя, опекун, тот же отец. Вместо того чтобы уговаривать, прикажи, настой и действуй решительно.
Староплутов.
И точно. Я уже потерял всякое терпениє. Обстоятельства круты, время дорого, изволь-ка сейчас собираться. В деревне я положу конец твоему упрямству.
Тихина.
Боже мой! Что это? В такой крайности я должна буду обратиться к предводителю; он защитник сирот…
Староплутов.
Вот будет кстати! Твердов холостой человек, к тому же и сватается за тебя. Прилично очень к нему…
Тихина.
Как? Твердов ищет руки моей, и вы еще ни слова мне не сказали?
Староплутов.
Дурак я, что и проговорился. С ним дело кончено, я уж ему начисто отказал.
Тихина.
Как? и не спросив меня? Наконец я вам должна решительно сказать: видя ясно, что вы хотите меня притеснить, я должна прибегнуть к покровительству законов…
Настасья Трофимовна.
Ах ты дерзкая!
Староплутов
(в большом гневе.)
Знаешь ли… знаешь ли, что ты малолетняя и что твой голос не принимается?
Тихина.
Я надеюсь, что закон меня так же защитит, как и дитя, которое растерзывают…
Староплутов.
О! да ты слишком уже разумничалась! Кончено. Едем. В карету. Настюша, друг мой! Едем сейчас, жених нас нагонит. Я и до деревни тебя не довезу, в первой церкви обвенчаю. Слышишь ли? В карету!
Тихина.
Извините, сударь, ни с места не сойду. Буду искать всех средств к своему спасению…
Староплутов.
Так я с тобой иначе справлюсь. Эй, люди! мальчики!
Тихина
(с ужасом).
Что вы хотите со мною делать?
Староплутов.
Эй, люди!
Слуги прибегают.
Тащите ее!
(Тихина не допускает к себе слуг.)
Тащите, не слушайте ее! Нуте же, мошенники! Берите смелее, иначе всех перекатаю!
Староплутов им помогает.
Тихина
(кричит).
Помогите, помогите!
Настасья Трофимовна зажимает ей рот
Явление IV
Те же и Твердов.
Твердов.
Что здесь делается? Остановитесь!
Тихина.
Спасите меня!
Твердов.
Остановитесь – или я силою вас принужу…
Староплутов.
Не мешайтесь, сударь, в семейные дела. Ведите ее в карету!
Тихина.
Именем всего святого, умоляю вас, спасите меня! Меня хотят погубить!
Твердов
(расталкивая слуг).
Вон, бездельники!
(Староплутову.)
Оставьте ее, я требую настоятельно!
(Подводит Тихину к креслу и сажает ее.)
Успокойтесь, сударыня! При мне вам никто ничего не сделает.
Настасья Трофимовна.
Да какое вам дело, сударь, вмешиваться?
Староплутов.
Василий Петрович! Оставьте мои комнаты. Худо вам будет, вы не разочли дела.
Твердов.
Я вижу насилие и обязан вступиться. Теперь, сударыня, извольте объяснить: что здесь происходило?
Тихина.
Ужаснейшее вероломство! Меня хотели насильно увезти, чтобы против воли выдать за противного Кожедралова – для каких-то своих расчетов, гибельных для меня.
Твердов.
Как вы это могли? По какому праву?
Староплутов.
Как по какому праву? Я ее опекун и властен располагать ею для… для ее же благополучия; она несовершеннолетняя и не видит своих польз.
Твердов.
После суда, произнесенного над вами дворянством, вы уже не опекун. Только дворянину принадлежит сие почтенное звание, а вы исключены из сего благородного сословия.
Настасья Трофимовна.
Да что это такое? В нашем доме да еще и ругаться нами?
Твердов.
Уважая только пол ваш, сударыня, я оставляю вас без внимания. А о ваших, сударь, поступках я доведу немедленно до сведения правительства.
(Тихиной.)
Успокойтесь, сударыня! Вы свободны теперь совершенно. Позвольте мне надеяться, что вы не запретите мне действовать к защите прав ваших.
Тихина.
Не преследуйте их только, они мои родные.
Твердов.
Они враги ваши, но я с ними поступлю по воле вашей. От вас зависит подарить меня благополучием, иметь законное право защищать вас и удалить от сих гонителей.
Староплутов.
Нет, Василий Петрович! Это уж прямо семейное дело; прошу не вмешиваться. В собственном деле нельзя быть судьею.
Твердов.
Это дело относится собственно к Анне Михайловне. Она должна решить мою участь без вашего участия. Вы же по обращению с нею совершенно чужие.
Тихина.
Что это значит? Я ничего не понимаю.
Твердов.
Поступки их доказывают, что они скрыли от вас мое предложение удостоиться получить руку вашу…
Староплутов.
Никогда, никогда не соглашусь!
Настасья Трофимовна.
Ни за миллион и ни за что в свете не соглашусь. Покойная мать ее, умирая, поручила мне ее как дочь и предоставила мне на волю, за кого хочу, отдать.
Твердов.
Покойница надеялась, что вы устроите счастье ее, а не погибель, соединив с Кожедраловым. От вас одних, Липа Михайловна, зависит судьба моя; вы должны решить…
Тихина.
Они мои родные… без их согласия… я…
Твердов.
Боже мой! Неужели от этих… зависит мое благополучие? Вы, вы ободрите, вы решите меня; а они уже после…
Староплутовы
(оба вместе).
Ни за что, ни за что в свете не согласимся!
Твердов.
С вами после.
(Тихиной.)
Вы имели случай узнать меня. Ободренный вашим предпочтением, я смел надеяться на счастье, оставив службу. Вспомните ваше рассуждение о выборе вашем и, ежели надежда меня не обманула…
Тихина.
Я девица и сирота без всякой подпоры… В теперешних обстоятельствах… нужно все приличие… Не слыша их согласия, я не могу ни на что решиться.
Твердов.
Ну, дяденька и тетенька! Нечего делать; должен вымаливать у вас согласие… Соглашайтесь же, иначе я не посмотрю ни на что. Я человек военный…
Тихина.
Впрочем, прошу вас сохранить все приличие, чтобы ничего не навлекло последствий…
Настасья Трофимовна.
Сказано и отрезано: не бывать!
Староплутов.
Как можно согласиться? Чрез это расстроятся все мои планы, да и я погиб безвозвратно.
Твердов.
Согласитесь только, а я найду средство, с дозволения Анны Михайловны, сделать вам по теперешней должности моей некоторое снисхождение.
Тихина.
Я вас об этом убедительно прошу и даже объявляю вам, что бы со мною не последовало, все оставляю…
Твердов.
Но я уполномоченный законом, я должен действовать. Слышите ли вы, нежнейший дядюшка?
Староплутов
(подумав).
Я вам что-то объявлю. Оставь нас, маменька, и ты, Анюта, одного с Василием Петровичем.
Настасья Трофимовна
(отходя, мужу тихо).
Не поддавайся, папенька; будь, как камень. Вспомни отчеты – и не соглашайся.
Тихина
(также отходя, Твердову тихо).
Теперь мне откроется случай узнать вас.
Явление V
Староплутов и Твердов.
Староплутов
Я должен вас предуведомить. Вам, я думаю, насказано, что племянница моя имеет большое состояние?
Твердов.
Полгода, как ее знаю, и в течение этого времени я старался узнавать только ее, а о состоянии мимоходом слышал, что она его имеет и что оно все разорено вами, как опекуном.
Староплутов.
Какая клевета! Я разорился на устроение этого имения, и все еще лежат на нем большие неоплатные долги, гак что вы вместо выгод найдете себе одно огорчение и заботы. Вы же новы и неопытны в хозяйстве, то лучше прежде подумайте, чтобы после не тужить.
Твердов.
Все, что бы я стал вам говорить о моих правилах и как я мыслю о богатстве, все это будет вам непонятно. А скажу вам одним словом: соглашайтесь на брак наш – или я, как предводитель, начну действовать. Насчет же имения, как вы по описи принимали, так я по описи и приму.
Староплутов.
Гм! По описи… как принял… ох!
Твердов.
Да, по описи, и при суде, и при благородных свидетелях.
Староплутов.
Нельзя ли без сих лишних церемоний и не беспокоя никого? Тогда бы я… может быть…
Твердов.
Я же должен вас очистить и дать квитанцию.
Староплутов
(в размышлении).
И муж – беда, и предводитель – вдвое. Кругом беда!
(Бросаясь пред ним на колени.)
Благодетель мой, не погуби! Будь отцом родным!
Твердов.
Помилуйте! Что вы это? Встаньте, пожалуйста, встаньте!
Староплутов.
Не встану. Облагодетельствуй на весь век. Избавь от стыда и поношения, а пуще всего, избавь от разорения…
Твердов.
Как? Что такое? Да, пожалуйста, встаньте!
Староплутов.
Сказал, не встану – и не встану, пока не услышу от вас милости.
Твердов.
Какой? Говорите скорее.
Староплутов.
Грех меня попутал! Многое по хозяйству, например лошади, овцы и все, как не шло в руку, так я перевел – и божусь, что это для пользы же племянницы…
Твердов.
А перевели к себе в деревню? Изрядно! Но капитал, доходы – это в каком положении?
Староплутов.
Не знав, каков будет у ней муж, и боясь мота, я на ее деньги купил имение…
Твердов.
На чье имя?
Староплутов.
На имя доброй жены моей. Ведь у нее ни отца, ни матери: круглая сирота! В случае вдовства чтобы не осталась без куска хлеба…
Твердов
(хохочет).
Прекрасно вы ее устроили! Но ведь это чужие деньги?
Староплутов.
Отсчитал вперед, в число следующих мне процентов.
Твердов.
Которые слишком перебрали. Но чтобы кончить все скорее, извольте – но только встаньте теперь. Согласитесь на брак мой, и я подпишу, что принял от вас имение в, каком вы покажете, положении. Вы же для света и для поддержания своей чести делайте вид, что желали нашего союза и что очень довольны…
Староплутов.
Хотя и против воли, но будем радоваться, а особливо… когда еще… согласитесь признать отчеты. Уж, так и быть: признайте!
Твердов.
Но что же в отчетах? Скажите мне лучше прямо.
Староплутов.
Ох! яко человек… в издержках много погрешил! Пропустите!
Твердов.
Все подпишу, только вы сами поезжайте по городу и объявите о нашем сговоре. Пойдем.
Староплутов.
Все сделаю, только еще одно слово: о долгах как?
Твердов.
Еще и долги? А сколько их и кому?
Староплутов.
Так тысяч… до ста, не полные еще сто… и в разные сроки – тоже бедной моей жене, круглой сироте…
Твердов.
Скажите, долго ли этого будет?
Староплутов.
Последнее, благодетель мой, последнее. Решайте же. Принимайте и их, чтобы кончить все гладко и бесспорно. При вашем состоянии это безделица…
Твердов.
Нет, воля ваша; долгов я ни за что не приму, ежели бы и Анна Михайловна того требовала. И отчего все вашей жене? Слишком кругло для круглой сироты.
Староплутов.
Для ради моей к ней любви решился было на такую спекуляцию. Признайте же хоть половинку.
(Ловит его руку, чтоб поцеловать.)
Твердов
(вырывая ее).
Фуй! стыдитесь!
Староплутов.
Уж тут, батюшка, не до стыда, коли в виду прибыток. Итак, хоть один векселек признайте, в виде свадебного подарочка…
Твердов.
Кончено. Истощилось мое терпение, и я иду…
Староплутов.
Постойте, постойте. Подпишете все безоговорочно?
Твердов.
Все, выключая долгов.
Староплутов.
Давайте руку.
Твердов.
Дворянское вам слово, что я вас успокою.
Староплутов.
Так и быть! Ох! Согласен. Настюша! Анюта! Идите сюда.
(В сторону.)
Что-то скажет Кожедралов, любезнейший друг мой?
Явление VI
Те же, Настасья Трофимовна и Тихина.
Староплутов.
Идите ко мне. Анюточка, друг мой! Вот Василий Петрович делает тебе честь, просит руки твоей. Я с моею женой, а с твоею теткой, заменяя тебе отца и мать, любя тебя и заботясь о твоем благополучии не менее их, по зрелом рассуждении и сообразив обоюдные выгоды, не находим ничего против сего предложения сказать. Ты всегда на этот предмет имела от нас полную волю, так и теперь сама решай свою участь.
Твердов
(Тихиной).
Это вас может уверить, что я исполнил с ними волю вашу и с нетерпением жду решения…
Тихина
(с стыдливостью, подавая ему руку).
Je suis toute à vous!
Твердов
(целуя ее руку).
Благополучие мое совершенно! Вся жизнь моя будет посвящена на доставление вам спокойствия.
Тихина.
Благодарю вас за все ваши пожертвования, которые, конечно, вы для меня сделали родным моим. Вы не будете раскаиваться.
Твердов.
Вы жертвуете гораздо большим – собою.
Тихина.
Не полагаете ли вы, что крайность избавиться от Кожедралова заставила меня решиться?..
Твердов.
Я надеюсь узнать все в подробности и для этого возьму с вас допрос и под пристрастием.
Отходят в глубь сцены и говорят тихо. Он иногда целует ей руки.
Настасья Трофимовна.
Скажи, пожалуйста, Памфуша, как это ты согласился?
Староплутов.
Предводитель, Настюша, предводитель. Хоть бы и за Кожедралова выдали, а отчеты все от него зависели бы. Но я его так приструнил, так напугал, что он мне обещал все, и я согласился. Ох! не так-то я думал устроить ее и нас!
Явление VII
Те же и Кожедралов.
Кожедралов
(не видит Тихиной и Твердова)
Ну, любезнейший друг мой! Дела-то наши идут все плоше и плоше.
Староплутов.
Что еще? Дорезывай убитого.
Кожедралов.
Сейчас был у меня частный, по повелению губернатора обязал подпискою не выезжать из города, пока его превосходительство не рассмотрит всех просьб, на нас поданных, и не нарядит чиновника произвести следствие. От меня поехал прочую братию отыскивать и заедет к тебе, любезнейший друг мой!
Староплутов.
Все не легче. К чему бы его превосходительству так много о таких пустяках беспокоиться? Не мы первые и не будем в последних.
Настасья Трофимовна.
Как можно входить в это губернатору? Ведь ему запрещено вмешиваться в дворянские дела.
Кожедралов.
Оно, матушка Настасья Трофимовна, так и оно и не так. Теперь, любезнейшие друзья мои, подумаем о нашем деле. Уехать уже нельзя, так не сделать ли сей вечер сговор? Невесту, чтобы не испортила дела, заприте, а гостям можно объявить, что она больна, а там ее уверим, что когда уже в публику о сговоре пущено, то переменить нельзя.
Староплутов.
Ох! Все кончено!
Твердов
(подходя к Кожедралову).
Не беспокойтесь, любезнейший друг не мой! Имени и отчества знать не хочу. Все уже кончено. Анна Михайловна сговорена и забывает все причиненные вами огорчения.
Кожедралов.
Что, что… что такое?
(Стоит в изумлении, выпуча глаза.)
Твердов.
Больше я и говорить ничего не хочу.
(Идет к Тихиной.)
Кожедралов.
Что я слышу? Правда ли это, любезнейший друг мой?
Настасья Трофимовна.
За грехи наши, правда, батюшка Борис Самсонович!
Кожедралов.
Как же это случилось, матушка Настасья Трофимовна?
Староплутов.
Очень натурально. Всему злу причиною переворот на выборах.
Кожедралов.
Ох, беда, любезнейшие друзья мои! Жалею и о вас. Но надобно из худого извлекать что можно и хорошее. Просите нового вашего родственника, чтобы он ходатайствовал за нас у губернатора. Уж коли нельзя ничего отменить, так пусть бы выпросил, чтобы следствие поручено было произвести советнику Ветошкину.
Староплутов.
Так что тогда?
Кожедралов.
А то, любезнейший друг мой, что он все возьмет, как и всякий из них, но как дела-то не разумеет, так нас спросит, как его повести. Просите-ка родственника…
Твердов.
Напрасен будет труд ваш. Ни слова не скажу губернатору. Да и ходатайствовать о делах ваших, дядюшка, не было в наших условиях.
(Смеется.)
Явление осьмое и последнее
Те же и запасные входят кучею и кричат: «Поздравляем, ваше высокородие! Поздравляем с счастливою удачею!»
Староплутов.
Цыц! Шшшш! Да замолчите! Оглушили всех! Ну, с чем вы поздравляете?
Ерофеич.
Мы не знаем, с чем, только, дядюшка, Кузьмич как вел нас на баллотировку, так наказывал: вы, дескать, неучи, как кончится баллотировка, придите поздравить его высокородие, и сказал – истинно право-слово! – что вечером нам попойка будет.
Староплутов.
Вон, вон, сейчас вон из моего дома! Вон, вон! Вы мне уже более не нужны.
Ерофеич.
А уговор, дядюшка, какой был? Чтобы нас на своих подводах отвезти и хлебца в домы дать, да по целковому за службу. Мне за порядок полтинник оприч того. А погляди-ка, как дружно кричали: согласны! – как тебя под ручки повели. Ха-ха-ха-ха!
Все запасные громко смеются.
Староплутов.
Ах они негодные! Они еще пришли надо мною смеяться? Вон все из дому; ступайте домой на всю ночь…
Ерофеич.
Нет, брат, далеко – не дойдем, и холодно – поколеем. Не вон, а подай прежде наше уговорное. Как подговаривал в запасные, так все обещал; а как гриб съел и самого из собрания вывели, а Кузьмича под калаур посадили, так и на попятный двор? Где Кузьмич? Он нас рядил, подавай его сюда; а я вот ни с места. Ребята, садись!
Все запасные садятся без разбору.
Твердов.
Послушайте сюда, запасные!
Все около него собираются.
(Твердов зовет.)
Митька!
Он входит.
Возьми этих молодцов и сведи во флигель. Прикажи их угостить хорошенько и, наняв подводы, завтра отправить по домам. Дай им каждому по уговору деньги, а хлеба пришлю вам из деревни. Ну, довольны ли вы?
Запасные
(кричат).
Довольны, довольны! Вот так-то ладно. Благодарим!
Твердов.
Теперь подите. А чрез месяц готовьтесь: чтобы избавить вас от праздности и неминуемых от нее бед вам и обществу, определю вас всех в военную службу.
Ерофеич.
Под турку? Мы и там себя покажем. Пойдем, ребята! Авось-либо и мы будем людьми.
Запасные уходят, а Митька, проводив их, возвращается.
Митька.
Василий Петрович! При вашей радости позвольте мне у вас милости просить.
Твердов.
Говори, что такое?
Митька.
Вам теперь нужен письмоводитель. Окажите мне милость, определив меня.
Твердов.
Даты вовсе безграмотен! Какой же ты письмоводитель?
Митька.
Пусть у вас против других господ будет наоборот. А от моего определения зависит мое счастье.
Твердов.
Почему и как? Говори яснее.
Митька.
Служанка Анны Михайловны, вашей невесты, давно моя невеста. В отсутствие мое помешалась на знатности и иначе не хочет ни за кого идти, как за письмоводителя. Один из выбранных ею сидит на гобвахте, и она пожелала бы опять выйти за меня, так плачет горько, что я не чиновный…
Твердов.
Вот, наконец, к чему это все. Позволит ли еще Анна Михайловна?
Тихина.
С охотою. Я должна ее наградить за ее усердие.
Твердов.
Дело кончено. Определяю тебя моим письмоводителем никак не далее, как до твоей свадьбы, которая завтра же и совершится. Теперь вступай в должность и с своею невестой уберите комнату и приготовьте здесь все к угощению – но не по-давешнему.
(Староплутовым.)
Ко мне на вечер обещали быть мои знакомые. Так и не позволите ли в ваших комнатах, чтоб вместе и сговор отпраздновать?
Настасья Трофимовна.
Батюшка мой! Ведь мы здесь заезжие. Ваша радость, так бы и убытки…
Твердов.
Все мое, все мое. Не беспокойтесь.
Настасья Трофимовна.
Ну, коли так, так мы очень рады!
Староплутов.
Рады, очень рады.
(В сторону.)
О-ох!
Кожедралов.
Ваши гости, любезнейший друг мой, ваши гости!
Твердов.
Нет, вы не в числе моих гостей, любезнейший друг не мой, да и вперед прошу нас избавить от своего посещения.
(Уходит с невестой и Староплутовыми.)
Кожедралов
(один).
Ну, так до свидания, любезнейшие друзья мои! Вот тебе и предводитель! Вот тебе и женился на богатой! Как-то снесу всю эту тучу? Но ежели, сверх чаяния, вывернусь, уеду из этой умствующей губернии и поселюсь там, где нам подобные водятся еще. Не только света, что в окне. Точно, точно так! А вам всем скажу: прощайте, любезнейшие друзья мои!
Конец
Примітки
Hемотствующий – безмовний, німуючий (застаріле книжне).
Кожедралов (отведя в сторону Староплутова) – в автографі помилково: отведя в сторону Кожедралова.
